9. «Повесть непогашенной луны» в контексте творчества Б. Пильняка
Надо думать, в 1926 году «Повесть…» вызвала категорическое неприятие не только своими политическими аллюзиями (что для современников было очевидно), но и концепцией природно-исторического развития. Конечно, эта концепция была воспринята официальной критикой как шаг назад в сравнении с предыдущими романами «Голый год» (1920) и «Машины и волки» (1925). В первом писатель был охвачен исторической метелью революции, считая ее проявлением действия природных сил. В «Голом годе» «природа ищет и находит для себя наилучшую форму выражения. Наилучшую, то есть позволяющую ей продолжать себя. От ее имени действуют новые люди» 1 .
В названии же другого романа метафорически выражено ядро конфликта — столкновение машинного, исторического прогресса и природного, вечного, естественного жизненного начала («волки»). В романе автор колеблется и, мучительно добавляя аргументы то на одну, то на другую чашу весов, в финале отдает предпочтение «машинам». Не безоговорочно. И тем не менее: «…в вихревую эту метель, в корявую, в кровяную, полыхающими заревами, удалую, разбойничью, безгосударственную, — вмешалась, впилась черная чья-то рука 2 , жесткая, стальная, как машина, государственная… это она захотела строить, — строить, — слышишь, — строить!» Чья же эта рука, государственная и строительная? «Пролетария, — говорит Пильняк, — машинной России» (см. об этом подробней у И. О. Шайтанова) 3 .
Новый поворот темы — в «Повести непогашенной луны», где метафорически представлены издержки исторического машинного «мчания». Колебание Б. Пильняка выразилось в различии концепций романа и повести, написанных с годовым интервалом. Но в том же 1925 году Пильняк пишет рассказ «Жених во полуночи» — о безличностном деспотическом государстве термитов, машинизированном и враждебном личности, в конце концов потерпевшем крушение. Обратим внимание на семантико-стилистическую близость в описании деспотического государства термитов в «Женихе во полуночи» и угнетенного машинизированного города в «Повести непогашенной луны». Ср. в рассказе: «в со вершенном мраке», «слепость», «прокислый»; в «Повести…»: «серая муть туманов, ночи и измороси», «зеленоватая муть дня», «город заплакал», «во мгле». Согласимся с утверждением Д. Кассек, предложившей оригинальный анализ рассказа «Жених во полуночи», что «антитоталитарная концепция “Повести непогашенной луны” выросла… из разработки материала — существования безличностного социума — в написанном на полгода раньше рассказе “Жених во полуночи”» 4 .
Спустя несколько лет, в 1929 году, Б. Пильняк вновь почти одновременно создает произведения различной концептуальной направленности: повесть «Красное дерево» и роман «Волга впадает в Каспийское море».
В повести также отдается приоритет природному, биологическому, устойчивому в противовес колеблющейся современности. Однако, будучи затем включенной в роман, повесть растворяется, нивелируется, берется в другие идеологические рамки, и вновь торжествует оптимизм вздыбленной современности. Причем Б. Пильняк, вынужденный оправдываться в период его травли из-за повести «Красное дерево», подчеркивал, что эту работу — написание романа — он выполнил до начала его травли и в романе «Волга впадает в Каспийское море» руководствовался отнюдь не конъюнктурными соображениями. Видимо, И. Шайтанов прав: «Если Пильняк нет-нет и бросит взгляд в метельный голый год, то все-таки с ним расстался давно. Теперь он хочет верить в правоту, добытую им во втором романе — «Машины и волки» 5 .
► Читайте также другие статьи по творчеству Б.А. Пильняка и анализу «Повести непогашенной луны»:
Источник
Символический смысл в развитии повестей Б. Пильняка (Повесть непогашенной луны)
* Б. Пильняк изображал человека, связанного с революцией идеями и поступками, своей и чужой кровью. В 1926 году в «Новом мире» была опубликована и сразу же запрещена «Повесть непогашенной луны». Олицетворяющий тоталитарную власть негорбящийся человек посылал на смерть командарма. Гаврилов, погибающий на операционном столе, тоже нес вину за пролитую кровь людей. Ледяной свет луны освещал город.
А ночью выплывет луна. Ее не слопали собаки: Она была лишь не видна Из-за людской кровавой драки.
Эти стихи С. Есенина написаны в 1924 году. Луна фигурировала во многих произведениях техлет, без нее не обходилась ни одна научно-фантастическая книга. Непогашенная луна Б. Пильняка как бы давала дополнительный свет реальному миру — свет тревожный, настораживающий.
Историк и наблюдатель революции, Б. Пильняк не восторгался размахом разрушений, но давал почувствовать угрозу для всего живого, прежде всего для личности, от новой государственной машины: «Она взяла под микитки и Россию, и русскую метелицу, и мужика,— сжала до хрипоты,— это она захотела строить,— строить,— слышишь,— строить. » («Машины и волки»). Однако, по оценке Сталина, Б. Пильняк умел созерцать и изображать лишь «заднюю» часть нашей революции.*
Повесть непогашенной луны – сочинение дерзкое. Здесь автор решился представить свою версию гибели видного военачальника Красной армии М.Фрунзе, согласно которой тот был отправлен на смерть под видом проведения операции по удалению язвы желудка. Прототипы главных героев не названы по именам, однако современники легко разглядели знакомые черты. Здесь Пильняк попытался изобразить одну из сторон в механизме большевистского режима – свойственную революционным организмам жесточайшую дисциплину. Ее железный закон превозмогает всякие проявления здравого смысла: главный герой отправляется на ненужную с медицинской точки зрения операцию ради того, чтобы выполнить поступивший приказ. Бывший нарком по военным делам склоняется перед волей руководства и бессмысленно жертвует собственной жизнью.
Однако художественные достоинства повести отнюдь не исчерпываются злободневным социально-политическим подтекстом. Пильняк выходит здесь и на более высокий уровень обобщения, пытается вскрыть глубинные, бытийные смыслы изображаемого. Гаврилов (М.Фрунзе) – персонаж во многом символический. В центре внимания автора – постижение внутренней трагедии одиночества и обреченности «патриарха» революционной тирании, одного из «творцов истории». Проникая в психологию подобной трагедии, Пильняк отчасти предвосхищает открытия западной литературы второй половины 20 столетия (Осень патриарха Габриэля Гарсия Маркеса). По логике повествования вся жизнь командарма была направлена к тому, чтобы воцарилась воля обрекающего на смерть «негнущегося человека», которая замещает в сотворенном «новом» мире неумолимый Рок античной трагедии. И как всякое восстание трагического героя против велений Рока, любые попытки спастись от неизбежного абсурдны в своей бессмысленности. Этот новый мир, сотворенный «гераклами» и «прометеями» 20 века, – вообще тотально абсурден, но и, как ни парадоксально, сверхрационалистичен. Подобный сюжет перерастает рамки национальной литературы и затрагивает реалии не только Советской России.
В 30-е годы художник вынужден был под бременем внешних обстоятельств многое изменить в своем творческом методе, он уже не мог с прежней абсолютностью следовать тем принципам, которые с гордостью декларировал еще несколько лет назад. Время, в которое жил писатель, не давало возможности быть честным до конца, приходилось сильно ограничивать правду, прибегать к тайнописи, зачастую публично отрекаться от написанного, отказываться от социальной тематики. Но когда эта тема прорывалась, а художник, чувствующий долг перед своим народом, не мог избежать ее, судьба произведения зависела от степени его правдивости. Поэтому не случайно два наиболее смелых произведения Пильняка “Повесть непогашенной луны” и “Красное дерево” постигла печальная участь длительного забвения.
Эти произведения впервые были опубликованы в России в конце 80-х годов XX века. Повести отличаются постановкой острых социальных вопросов, обнаруживают политическую прозорливость писателя, взявшего на себя смелость показать механизм зарождения тоталитарного режима. Пильняк критически относился к издержкам революционного бытия, с горечью наблюдал процесс догматизации сознания. Иных последствий ожидал художник от революции. Его всегда волновал вопрос о ее целесообразности для жизни народа. В самом начале ее осуществления писатель понимал революцию как путь к природо-социальной гармонии.
Гуманистическая концепция писателя нашла точное выражение в сюжете одного из самых совершенных его произведений — “Повести непогашенной луны”.
Эта повесть не дошла до читателей в 20-е годы, будучи конфискованной сразу после публикации. Критика тут же гневно обрушилась на писателя. Пильняк вынужден был послать в редакцию письмо, в котором признавал свои ошибки.
“Злостная клевета”, которая так возмутила ревнителей партийной чистоты, была связана с фигурами Фрунзе и Сталина, послужившими прототипами главных героев повести. Прототипы были сразу узнаны.
Современные исследователи единодушно относят повесть к литературе “ранней социальной диагностики советского общества”, видя ценность ее в том, что “автор приоткрывает завесу над загадкой политической устойчивости системы, в рамках которой приглашение на казнь отклонить психологически невозможно”, считая, что Пильняк написал повесть “о политическом убийстве, о человеке, бессильном противостоять приказу. ”.
В повести исследуются социально-психологические предпосылки одного из этапов исторического развития страны, которое совершается, по мысли Пильняка, по законам насилия над органикой жизни и имеет истоки еще в Петровской эпохе. Пренебрежение природными законами грозит уничтожением как отдельному человеку, так и всему обществу в целом. Не случайно структура повести включает в себя мотив возмездия. Автор подчеркивает закономерность гибели главного героя, понесшего кару за совершенное им насилие над человеческими жизнями, за нарушение природного органического процесса. Писатель напоминает: тот, кто убивает и, более того, делает убийство системой, не уйдет от возмездия.
Главные герои “Повести непогашенной луны” Гаврилов и Первый в равной мере несут ответственность перед судом природы. “Не мне и тебе говорить о смерти и крови”,— напоминает Первый Гаврилову об одном из эпизодов гражданской войны, когда последний послал на верную смерть четыре тысячи человек. В тексте есть и прямое указание на то, что имя Гаври-лова обросло легендами о тысячах, десятках и сотнях тысяч смертей.
Тема смерти является главной в повести и поддержана в основном мотивом крови. Смерть и кровь — опорные слова в тексте, в равной мере относящиеся и к образу Первого, и к образу Гаврилова. В повести не случайно подчеркнуто, что последними словами Гаврилова перед смертью, которые слышал от него друг, были слова, связанные с воспоминаниями о толстовском персонаже, который хорошо “кровь чувствовал”.
Основные эпитеты, которые использует автор,— красный и белый. Нагнетание красного цвета особенно заметно в начале второй главы, где текст интенсивно окрашен различными оттенками этого цвета: и пейзаж (кровавый закат), и предметный мир (упоминаемый автором несколько раз красный карандаш в руках у Первого), и описание отдельных эпизодов (“Краском, с двумя орденами Красного Знамени, гибкий, как лозина,— с двумя красноармейцами,— вошел в подъезд”). Таким образом, и поэтический уровень текста устанавливает идентификацию персонажей, наделенных общей виной перед народом и заслуживающих возмездия. Об этом свидетельствует и очень важный для понимания смысла повести символический эпизод гонки автомобиля сначала Гавриловым, затем, после его смерти, Первым, повторившим предыдущую ситуацию. Безумная гонка в неизвестном направлении, движение ради движения — метафорическое осмысление писателем исторического пути страны, в основе общественной структуры которой лежит насилие над человеком. Как справедливо отметила критика, “в доводах Первого революция оказывается отделенной, а если говорить до конца, то противопоставленной человеку”.
По мысли Пильняка, в самом понятии “государственная система” заключено нечто чуждое, противоположное природной сущности человека, тем более в тоталитарном государстве, которое держится исключительно силой власти, насилием над личностью. Гаврилов — строитель страшной машины истребления личностного сознания и сам становится ее жертвой. Государство, власть являются в повести метафорой смерти. Герой не хочет умирать, но покорно соглашается на смерть не только в силу своей принадлежности “к ордену или секте”, но главным образом потому, что видит в этом акт возмездия за содеянное. Скорее всего, именно осознание неотвратимости кары заставило Гаврилова почувствовать свою обреченность и не сопротивляться приказу Первого. Таким образом, философский смысл повести делает ее содержание не менее актуальным в современную эпоху, чем ее политический смысл.
Источник
1. История создания и история публикации
У него какой-то особенно четкий рисунок
и тонкая мысль подлинного модерниста.
Д. Лутохин о Б. Пильняке 1
В облаках торопилась, суматошилась луна,
и, как хлыст, стлался по улицам автомобиль.
Б. Пильняк. Повесть непогашенной луны
«Повесть непогашенной луны» была написана в 1926 году 2 , спустя всего несколько месяцев после загадочной смерти героя гражданской войны, легендарного командарма М.В. Фрунзе (1885–1925). Однако весь тираж пятого номера журнала «Новый мир» за 1926 год, где была опубликована «Повесть…», был конфискован, в том числе и экземпляры, уже полученные подписчиками.
В запретительном постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 13 мая 1926 года «О ? 5 “Нового мира”» говорилось: «…а) Признавая, что “Повесть о непогашенной луне” (так!) Пильняка является злостным, контрреволюционным и клеветническим выпадом против ЦК и партии, подтвердить изъятие пятой книги “Нового мира”… в) Предложить тов. Воронскому письмом в редакцию “Нового мира” отказаться от посвящения Пильняка с соответствующей мотивировкой, которая должна быть согласована с Секретариатом ЦК… Запретить какую-либо перепечатку или переиздание рассказа Пильняка “Повесть о непогашенной луне”…» 3
Возвращение произведения к читателю состоялось лишь в 1987 году 4 . Дело в том, что сюжет повести — рассказ о трагической гибели командарма Гаврилова — проецировался современниками на реальный исторический факт, реальные исторические прототипы: Фрунзе и Сталина 5 . Тем более что повести было предпослано посвящение: «Воронскому, скорбно и дружески» (в современном издании — «Воронскому, дружески»), так как А.К. Воронский был близким другом Фрунзе. Б.Б. Андроникашвили-Пильняк свидетельствует: осенью 1925 года «в Баку приехал М.В. Фрунзе. Его сопровождал А.К. Воронский, его иваново-вознесенский земляк и революционный соратник, личный друг. В “По вести непогашенной луны” Пильняка они оба описаны в качестве командарма Гаврилова и его друга Попова… Фрунзе умер в том же году после неудачной операции, что послужило Пильняку темой для его нашумевшей повести… Что касается Воронского, то повесть была посвящена ему, ему пришлось оправдываться, что он сообщил Пильняку некоторые подробности [смерти Фрунзе. — В.К.]» 6 .
Тексту произведения предшествует «Предисловие», в котором автор отклоняет исторический код прочтения повести: «Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его и материалом послужила смерть М.В. Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, видел его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю, — и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рассказа никак не являлся репортаж о смерти наркомвоена. — Все это я нахожу необходимым сообщить читателю, чтобы читатель не искал в нем подлинных фактов и живых лиц. Москва. 28 янв. 1926 г. Бор. Пильняк» 7 .
Но само упоминание в «Предисловии» имен Фрунзе и Сталина уже было для читателя многозначительным, было своего рода «подсказкой», тем более что автор не отрицает своего знакомства с Фрунзе. В «Повести…» отразились многие реальные факты, в том числе и две автомобильные катастрофы, которые предшествовали смерти М.В. Фрунзе (см. дважды повторяющийся эпизод безумной автомобильной гонки в повести 8 ). Симптоматична также номинация «негорбящийся человек из дома номер первый» в повести: она побуждает вспомнить метафорический характер псевдонима Сталин (стальной, несгибаемый), который к тому же был в реальной действительности невысокого роста, сутулым. Какой был бы смысл актуализировать антонимический признак горбящийся/негорбящийся, если бы носитель этого признака не выбивался из общего ряда обычных, негорбящихся людей? О прямом участии И. Сталина в этой загадочной истории свидетельствуют и воспоминания одного из мемуаристов (И.К. Гамбурга): «Я убеждал Михаила Васильевича [Фрунзе. — В.К.] отказаться от операции, поскольку мысль о ней его угнетает. Но он отрицательно покачал головой — Сталин настаивает на операции, говорит, что надо раз и навсегда освободиться от язвы желудка. “Я решил лечь под нож”» 9 . Очень важно, что Фрунзе (как затем и командарм Гаврилов, — Б. Пильняк очень точно это почувствовал) не выглядит марионеткой в руках «первого человека», он обладает волей самостоятельно и осознанно принимать решения: «я решил лечь под нож» — в этом и заключается выбор. У такого решения должен быть психологический подтекст, который и попытался (и очень убедительно) разгадать автор «Повести непогашенной луны».
Да, конечно, повесть прочно укоренена в своем истоическом времени 10 . Однако художественное произведение не исторический репортаж, и его содержание намного шире содержания реального исторического события. В свое время скандал, вызванный публикацией «Повести…», закончился попыткой Б. Пильняка оправдаться, объясниться. В первом номере «Нового мира» за 1927 год писатель поместил покаянное письмо, в котором были следующие строки: «… присоединяю мое мнение к мнению редакции и считаю большой ошибкой как написание, так и напечатание “По-вести непогашенной луны”». Но, независимо от дальнейших объяснений Б. Пильняка, повесть, как оригинальное художественное произведение, стала фактом литературы, у нее сложилась своя, теперь уже независимая от автора, судьба, которую определили и определяют время, читатели, критики…
В первых литературно-критических журнальных откликах после публикации в 1987 году «Повесть непогашенной луны» была прочитана, что вполне понятно (и текст повести дает тому основание 11 ), по идеологическому коду, социально-психологическому, коду «социальной прогностики» (А. Латынина). Критики обращались прежде всего к произведению «о политическом убийстве, о человеке, бессильном противостоять приказу» 12 , к «повести о смерти великого командарма Гаврилова», хотя и сознавали, что «ради каких-то “неведомых” художественных и духовных целей он [Пильняк. — В.К.] столь демонстративно, явно, четко и нарочито подчеркивает не бытовые, а символические, общие и “глобальные” черты фигур» 13 . Было отмечено, что «автор приоткрывает завесу над загадкой политической устойчивости системы, в рамках которой приглашение на казнь отклонить психологически невозможно» 14 . Соответствующим образом было определено и ядро конфликта повести: «Два человека, отношения которых завязали и развязали сюжет этой повести, сошлись в ней лицом к лицу. И один из них послал на смерть другого “властным взглядом”. Вот, собственно, ядро конфликта [здесь и далее выделено мной. — В.К.]» 15 . Утверждения, конечно, справедливые: Б. Пильняк и сам признавался, что его привлекла в этом сюжете (противостоянии Фрунзе и Пильняка) «коллизия коллектива и индивидуума» 16 . И все-таки эта повесть не только историко-психологический репортаж — есть в ней подтекст, тайна, связанная прежде всего с образом луны, — глубоко авторским, не связанным на поверхности с политическим содержанием произведения: «Но самому-то мне тема “Луны” в 1926 году звучала, — признавался писатель, — и в этом я повинен» 17 . В этой загадке, художественной значительности повести отказывали многие 18 …
Несколько позже критика и литературоведение (И. Шайтанов, Е. Яблоков, Н. Грякалова, А. Ауэр, Л. Григорьева, В. Скобелев и другие) выходят за пределы идеологической трактовки повести, стремятся прочитать ее в контексте общей философской, историософской концепции писателя, связанной с идеей природожизни, с чрезвычайной значимостью биологического начала в ней. В связи с этим перспективным представляется утверждение, что «в повести исследуются социально-психологические предпосылки одного из этапов исторического развития страны, которое совершается, по мысли Пильняка, по законам насилия над органикой жизни и имеет истоки еще в петровской эпохе» 19 .
По справедливому замечанию Вольфганга Казака, «Повесть непогашенной луны» отличается более энергичным развитием действия и обнаруживает большую закрытость формы [выделено мной. — В.К.]» 20 . Понимание этой особенности произведения Пильняка обязывает к необходимости понять его прежде всего «изнутри», его внутреннюю логику, т.е. логику монтирования, сцепления различных эпизодов, образов и мотивов, перекличку и контекстный смысл ключевых фраз, отдельных слов и т.д. Пильняк создал в по вести особый художественный мир, в котором господствуют свои взаимосвязи и взаимозависимости, причины и следствия, и повесть напоминает сложную шахматную партию, которую трудно, но интересно разгадывать. Примем на вооружение точку зрения, согласно которой «произведение — это не только предмет, но и почва истолкования. Произведение объясняется с помощью самого произведения. Иначе говоря, путем установления внутренних связей» 21 (герменевтический подход).
Исторический код прочтения — один из возможных, и он открывает только одну грань содержания «Повести…» — ее укорененность в реальных исторических обстоятельствах, пореволюционной действительности. Для более адекватного прочтения этого произведения Б. Пильняка именно как художественного (а не исторического репортажа) необходим эстетический код прочтения, максимально учитывающий внутреннюю образную структуру произведения, поэтику заглавия, перекличку (повторы и сцепления) мотивов и образов, символику цвета, особенности хронотопа (времени и пространства произведения) и т.д.
► Читайте также другие статьи по творчеству Б.А. Пильняка и анализу «Повести непогашенной луны»:
Источник