Отзыв о повести Михаила Анчарова Сода-Солнце
Возвращение к себе.
Всё началось с задания выполнить творческую работу по мотивам произведений Михаила Анчарова. Умом я понимала, что это поможет мне подняться в литературном творчестве на ступеньку выше, поэтому, без особого энтузиазма правда, прочла сборник Михаила Анчарова. Он включал повести: «Этот синий апрель», «Теория невероятности», «Золотой дождь», «Сода-солнце».
Повесть «Сода-Солнце», жанр которой Михаил Анчаров определил как фантастическая, изначально не впечатлила меня. Более того, мне был совершенно не понятен финал произведения. Удивительно, но со временем я почувствовала желание перечитать книгу внимательнее, с карандашом в руке. При повторном прочтении появились некие смутные догадки, возникло желание поделиться своими мыслями. А совсем недавно прочла в одной статье высказывание о том, что если кому-то сложно читать настоящую фантастику, то виноват не автор, а интеллект читателя и порадовалась тому, что нахожусь на правильном пути.
В широком смысле фантастика – это целое отдельное направление в искусстве, главным отличием которого является нереальное допущение, лежащее в основе сюжета. Сам термин фантастика имеет древнегреческое происхождение и переводится как «искусство воображать». В литературе им принято называть направление, основывающееся на фантастическом допущении в описании художественного мира и героев. Этот жанр рассказывает о созданиях и событиях, которые в реальности не существуют. Образы часто заимствуются из фольклора и мифологии.
Общеизвестно, что любая мифология представляет собой некий набор мифов и символов, которые в форме метафор, аллегорий, иносказаний играют огромную роль в художественной литературе. Без понимания их языка невозможно понимание литературы и искусства. Ведь что такое символ? «Символ — намёк, отправляясь от которого сознание читателя должно самостоятельно прийти к тем же „неизречённым” идеям, от которых отправлялся автор». Думается, что именно по этой причине символизм характерен для творчества Михаила Анчарова.
В повести «Сода-солнце» автор остаётся верен себе, он использует в повествовании символы, таким образом уходя от реальности или завуалировав её. Один из них – «солнце» присутствует в самом названии. В большинстве культур — это основной символ созидательной энергии. Кроме того, я была поражена, что Анчаров, будучи атеистом (ведь в одном своём стихотворении он писал: «. мы по жизни брели безбожники, мушкетёры и сорванцы …» обратился к библейскому сюжету, причём очень тщательно замаскировав его в тексте: «По моим предположениям, письмо будет вскрыто несколько раньше…. Говорят, то же самое случилось с Евой…».
В дополнение к явным элементам фантастики в повести у меня родилась собственная версия того, почему Михаил Анчаров отнёс повесть к этому жанру. В своих рассуждениях я отталкивалась от утверждения автора: «…в каждом человеке живёт как бы два человека…». Я считаю, что это ключ к пониманию повести, которым я не смогла воспользоваться при первом прочтении.
Для воплощения своего замысла Анчаров делает центральными фигурами повествования сразу двух героев. Это Владимир Андреевич — учёный с именем в археологии и его давний сослуживец, в прошлом лётчик по прозвищу «Сода-Солнце»- дилетант в археологии. Существуют достаточно правдоподобные, на мой взгляд, версии, что прообразом героя Сода-солнце стал закадычный школьный друг Михаила Анчарова Юрий Ракино, который впоследствии пропал без вести на войне. Ведь Михаил Анчаров в интервью делился своими воспоминаниями: «Мы вместе с Ракино писали заявление на имя Ворошилова, мы были из разных военкоматов. Мы очень с ним дружили. еще по школе. Он на год позднее меня кончал, хотя был старше на год. Поэтому я год учился в архитектурном. А когда началась война, он попадал под призыв сразу, а я ушел из архитектурного. Мы написали письмо с просьбой объединить нас в одном военкомате. И мы проходили вместе комиссию. Летчиками хотели стать. Ну вот, он подошел, а я — нет. А когда я получил из своего военкомата повестку, а он из своего, то оказалось, что нас разнесло. «.
Помимо этого у меня возникло собственное предположение, что герой Сода–Солнце — воплощённая мечта двадцатилетнего Владимира Андреевича, «скромного технаря, помогавшего заносить хвост серебряной птички». И скорее всего, судя по портрету Сода–Солнце: «Худощавый, с близко посаженными карими глазами, удачливый в начинаниях и ласковый с девушками» — это воплощённая мечта самого Михаила Анчарова.
Как же происходит первая встреча героев? Вполне реальная история. Однажды поздно ночью одинокий путник вышел к костру археологической экспедиции да так и остался работать в ней. Новичок интересовался проблемой дьявола, причём не сказочного, а вполне реального. Конечно, ночные беседы, блики от костра способствовали разговорам о мистическом, неизведанном, в том числе и о происхождении, страшно сказать – дьявола. Ведь проблема борьбы Добра и Зла интересовала человека всегда.
Владимир Андреевич, погрузившись в невесёлые мысли, также размышляет об этом, наверняка зная, что дьявол спешит человеку на выручку в пору меланхолии. Недаром уныние считается смертным грехом человека. В такие минуты людские души распахнуты перед Сатаной, дьяволом или Люцефиром– по имени первой утренней звезды. Так как, по библейскому сюжету, во время пребывания в раю это был самый светлый и яркий ангел. В тоже время как учёный-приверженец логики, пытается прогнать свои мысли, бросив фразу, думается мне, самому себе: «Оставьте нас всех в покое и идите своей дорогой…».
Я понимаю этот эпизод так — учёный запрещает себе думать о сущности дьявола. Прогоняет себя другого от себя же сегодняшнего. Здесь Анчаров создаёт два потока — действительного и ирреального бытия.
А что происходит далее? Вернувшись из экспедиции, археологи не без изумления обнаруживают ночного незнакомца в роли нового научного сотрудника.
Да не было никакого новичка! Я думаю, на самом деле это означает, что возвращение к своей ставшей привычной и не радующей больше работе, всколыхнуло у маститого учёного протест против повседневной рутины и желание чего-то необычайно дерзкого, новых идей, подобно предположению Сода-Солнце об ученике Леонардо де Винчи.
Осмелюсь предположить, что ещё одно свидетельством моей правоты является экспедиция в Тургай, которая состоялась с целью проверки гипотезы Сода-Солнце. Туда, где учёный с именем проводил свои первые в жизни археологические раскопки, то есть здесь налицо возвращение к истоку, началу профессионального пути героя. В то время, когда он не страшился научных сенсаций.
Михаил Анчаров, избегая прямого назидания, создаёт образы, которые будят воображение, подвигают к размышлениям, что собственно случилось и со мной! К примеру, та странная находка учителя и ученика! Почему зеркало? Автор вновь вводит в повествование очередной символ. Зеркало как символ имеет те же характерные черты, что и реальное зеркало. Оно является символом воображения, а также сознания и его способности отражать реальность видимого мира. Философы ассоциируют зеркало с мышлением, поскольку оно является инструментом самопознания и отражением универсума.
В кульминации повести, следуя классике фантастического жанра, Михаил Анчаров прибегает к аллегории. Автор рисует картину ада как антипода рая. В этом, на мой взгляд, вновь просматривается едва уловимое возвращение к библейскому сюжету. Так кто же на самом деле змей-искуситель, пробравшийся в райский сад, как ни сама Ева- прообраз человека? Михаил Анчаров, прибегнув к фантастическому приёму утверждает, что самый страшный враг себе – сам человек, его помыслы и деяния.
В повести часто звучат минорные ноты:
«Выпусти соловья из клетки — он взлетит и упадет мертвый, сделав глоток неба.»
«… он ушёл, оставив лёгкое ошаление и непонятную тоску;
«Я его теряю, на этот раз навсегда».
Владимир Андреевич пытается переосмыслить свою длинную творческую жизнь и понимает, что в ущерб истине совершено много ошибок в погоне за ложными сенсациями. И причина тому кроется в нём самом.
А как же надежда, которая всегда свойственна творчеству М. Анчарова, ведь она, как известно, «умирает последней»? Это произведение также не стало исключением в этом смысле.Рядом с реальным героем – учёным с пятидесятилетним научным стажем в самый драматический момент находится его любимый двадцатилетний ученик, у которого все научные открытия ещё впереди. И важно, что наставник как эстафету передаёт ему своё самое главное знание о том, что так легко и заманчиво сбиться с верного пути, чтобы впоследствии прослыть научной знаменитостью.
С сожалением закрываю ставшую настольной для меня последнее время книгу Михаила Анчарова. Не исключено, что при следующем прочтении я открою в ней ещё что-то новое для себя, ведь я потихонечку росту.
В заключение вновь хочется вернуться к запомнившейся цитате повести » Сода-Солнце»:«…в каждом человеке живёт как бы два человека…».Фантастика Михаила Анчарова — это игра воображения; тончайший, как лезвие скальпеля, интеллектуальный инструмент; неординарный для своего времени авторский ход; способ соединить прошлое, настоящее с будущим в рамках небольшой, но удивительно ёмкой по содержанию повести. Считаю, что использование этого жанра позволило автору рассмотреть проблему Добра и Зла с высоты полёта (ведь недаром главный герой повести – лётчик)и в тоже время — изобразить её с точки зрения микрокосмоса внутреннего мира человека.В этом своеобразие данного произведения и загадка его. Поэтому читатель, который любит сложное чтение, неизбежно будет возвращаться к Анчарову снова и снова.
Источник
Отзыв на повесть Михаила Анчарова Сода-солнце
Михаил Анчаров «Сода-солнце» http://lit.lib.ru/a/ancharow_m_l/text_0010.shtml
Повесть Михаила Анчарова «Сода-солнце» обычно относят к жанру фантастики. Написанная в 1968 году, она до сих пор выглядит весьма современно. Повествование ведётся от лица семидесятилетнего учёного археолога, который рассказывает нам о своём знакомом человеке по прозвищу Сода-солнце.
Повествование ведётся не линейно, мы как бы ухватываем фрагменты реальности, сразу же сменяемые воспоминаниями рассказчика. По этим фрагментам мы узнаём о главном герое произведения — клоуне, боевом лётчике, учёном, изобретателе и просто неугомонном человеке — Соде-солнце.
Помимо отрывочного модернистского повествования, внимание читателя сразу привлекают названия глав повести. Названия глав похожи на случайно выбранные фрагменты текста, некоторые из них даже невозможно представить в роли названия, например «Что-о. — Спросил я».
Автор как будто пытается спровоцировать читателя, привыкшего к «правильной» литературе. Помимо пренебрежения линейным повествованием, автор пренебрегает логикой развития сюжета. Мы сперва узнаём результаты каких-то событий, а спустя главу или две автор показывает нам предысторию, иногда вперемешку со следствиями.
Также хочу отметить необычайно художественный слог автора. Тонкие поэтические аналогии и сравнения показывают в необычайном свете казалось бы обыденные вещи. «Выпусти соловья из клетки — он взлетит и упадет мертвый, сделав глоток неба.» Автор с помощью таких ярких фраз погружает нас в глубину переживаний главного героя и рассказчика. Мы лучше понимаем, что творится в душах этих людей. Ведь большую часть повести составляют не сюжетные ходы, а размышления и рассуждения автора передаваемые через персонажей произведения.
Провокация — это слово вполне подошло бы в качестве короткого описания смысла происходящего в книге действия. Сода-солнце прирождённый провокатор. Он постоянно заставляет интеллектуальную элиту общества, известных и заслуженных учёных, чувствовать себя не в своей тарелке, если не сказать хуже. То он приносит в отдел кадров свою фотографию в клоунском гриме в личное дело. То он подделывает старинную деревянную скульптуру, от которой директор института на время теряет рассудок. В другой раз он даёт научным сотрудникам «таблетки гениальности» изготовленные им из муки и сахара. И те, кто поверил в волшебную силу плацебо, в течении суток совершают пусть маленькие, но открытия.
И сейчас уместно задаться вопросом, а зачем ему всё это нужно делать? Дело в том, что Сода-солнце изобрёл способ постоянно делать изобретения. Это наверно единственная фантастическая деталь во всей повести. Вся книга выглядит пронзительно реально, почти документально. И в этой нереально реальной атмосфере удивительно правдоподобными выглядят слова главного героя надиктованные на магнитофон: «Давайте установим новую логику, чтобы предсказывать невероятное».
Сода-солнце смог воплотить в жизнь самые смелые идеи человека. У барона Мюнхаузена в распорядке дня в 10 часов значился подвиг, у Соды-солнца по расписанию происходили изобретения и открытия. С этим чудом он пришел в научно исследовательский институт и не был понят там, как пророк в своём отечестве. С первых же строк повести мы знаем что его оттуда уволили. Причин много, объяснений этих причин ещё больше. Но нам достаточно одной — его идеал человека, изобретателя, творца, давно покрылся пылью в душах профессоров и академиков. Сам рассказчик сравнивает себя в двадцатилетнем возрасте с неугомонным и въедливым Содой-солнцем. Где же растерял свою юношескую энергию и веру в чудеса старый учёный? Но ещё важнее вопрос, почему Сода-солнце эту энергию не растерял?
Я не считаю, что автор написал фантастическую повесть. Эта повесть глубоко реалистична. Пара придуманных фрагментов, сцена в шахте-преисподней, не перевешивают практически документальной реалистичности героев. Сода-солнце, неисправимый дилетант, нашёл тропинку к гениальности, за что и был наказан. Интеллектуальная элита общества с трудом переносит дилетантов, а гениев не переносит вообще.
Автор задал нам очень важный вопрос. Считаем ли мы достойным Человека обыденную скучную жизнь без сенсаций, изобретений, открытий. Хотим ли мы «ждать, пока жизнь помаленьку вытекает из бурдюка с дырочкой»? Или мы готовы рискнуть всё потерять, и открыть для себя весь мир, всю вселенную получить в подарок как коробку с конструктором. Сода-солнце показал нам, насколько это здорово, когда мир ждёт под кончиками пальцев касания Творца, готовый откликнуться на честность и открытость гения.
Источник
Анчаров сода солнце краткое содержание
«Как известно, при формулировании гипотезы автор сам допускает ее возможную ошибочность, чтобы в дальнейшем путем строгих опытов либо отвергнуть ее, либо подтвердить, может быть, видоизменив».
«Богаче всего самое конкретное и самое субъективное».
«Индивидуальное содержит в себе как бы в зародыше бесконечное».
1. А ДЛЯ ЧЕГО, СОБСТВЕННО?
Про него говорили: несерьезен, любит сенсации. А когда я с ним прощался, я смотрел на него и думал — все наоборот, он очень серьезен, он серьезно любит сенсации. Вот его позиция:
— Подумайте сами, что такое сенсация? Сенсус — чувство, сенсация — это потрясение чувств. Ну и что плохого в том, что человек любит потрясения? Идет трезвая жизнь, люди заняты повседневностью. Потом однажды человек оглядывается и видит — идет трезвая жизнь, люди заняты повседневностью. Ну, а дальше что? Из-за чего хлопотать? Еда? Одежда? Интересные поездки? А куда поездки? Дальше старости не уедешь, и все, что положено увидеть тебе на твоем отрезке дороги, ты увидишь из окна вагона или из окна космолета. Господи, но ведь космолеты будут только тогда, когда их построят. А это будет когда? А до этого ждать, ждать, а жизнь помаленьку вытекает из бурдюка с дырочкой.
Когда ему предложили уйти, он меня спросил:
— А уверены ли вы в том, что археология имеет значение только для истории материальной культуры? А зачем ее изучать, эту культуру?
— Вот потому вас и увольняют, — сказал я, — что если копнуть поглубже, то оказывается, вы не знаете, зачем занимаетесь археологией.
— Нет, дорогой учитель, — сказал он. — Не потому меня увольняют. А потому меня увольняют, что я хочу копнуть поглубже. И именно в этом вижу задачу археологии.
— Нет, — сказал он. — Не каламбурю. Просто вы все притворяетесь.
Поскольку археология требует денег, вы притворяетесь, что изучаете прошлую культуру, чтобы помочь нынешней. А как ей поможешь? Ну, еще найдете два-три украшения, еще один черепок, на который в музее со скукой будут смотреть отличники из девятого класса, а те, кто поумней, будут перемигиваться с девочками из соседней экскурсии.
— Правильно вас увольняют.
— Конечно, правильно. Стараются убрать свидетеля преступления.
— Какого преступления? Думайте, что говорите.
— Я и говорю, что думаю. А это не нравится. Лучше вы подумайте о том, что я сказал. Почему вы начали заниматься археологией? Потому, что хотели копнуть поглубже и найти нечто сенсационное. Не так ли? Но вы тогда были ребенком, кладоискателем, так сказать, романтиком. А потом взрослые дяди и тети, которым не повезло и которые за всю жизнь не откопали ни одной завалященькой гробницы Тутанхамона, объяснили вам, что археология — это тяжелый труд, а не погоня за сенсациями. А разве это так уж несомненно? А вдруг археология — это именно погоня за сенсациями, вдруг это ее существо? Главные находки — это такие, которые помогают человеку познать самого себя. Разве не так? А разве это не сенсация? А потом вы подросли, и обезьяний инстинкт подражания заставил вас отказаться от самого себя. Археология — тяжелый труд! А зачем этот труд, если он не приводит к сенсациям, то есть к находкам, потрясающим наши чувства тем, что у человека открываются глаза на самого себя?
— И еще разговариваете вы чересчур много, — сказал я.
— Ладно, подписывайте обходной, — сказал он. — Вы прогоняете единственного поэта из вашей лавки старьевщиков.
Его уволили. Он всегда был мастером нелепых сенсаций. Может быть, самая нелепая из них та, что мы уволили его, а сами готовим экспедицию по его материалам.
Пусть это будет последняя сенсация, хватит с нас. Археология — это наука, которая нужна для того, чтобы… А для чего, собственно?
2. ВОТ ЕГО ЛОГИКА
Это был странный парень. На лице его вечно блуждала неопределенная улыбка. Никто толком не мог понять, что, собственно, ему нужно в археологию и вообще, что, собственно, ему нужно от жизни.
Однажды ночью он вышел к костру экспедиции и сказал:
И никто не догадался тогда, что это не дешевая острота, а формула его личности — причудливая смесь старых и новых приветствий, с которыми он обращался к окружающему миру.
В каждом человеке живут как бы два человека. Мы все это знаем. Но они в общем-то мирно уживаются друг с другом и к внешнему миру обычно повернуты одной стороной. По ней и судят о человеке. Другая притаилась и ждет удобного случая, чтобы проявиться в исключительных обстоятельствах. Тогда говорят — герой или, наоборот, — подлец. А о чем это говорит? Ровно ни о чем. Просто вторая сторона личности более приспособлена или, наоборот, не приспособлена к этим исключительным обстоятельствам. И если бы эти обстоятельства были не исключительными, а повседневными, мы бы знали этого человека с другой стороны, а не с той, с какой сталкиваемся в условиях, которые принято считать нормальными. А так ли уж нормальны эти условия?
Вот я хожу на работу, которая мне приелась, и я знаю, какой я на работе. А если дать мне работу по душе — как бы я себя повел? Неизвестно. Это только считается так — дай человеку дело по душе, и все будет хорошо. На самом деле тут-то и начинается самое сложное. Один с радостью ей отдается весь, и ничего ему на свете не надо, кроме милого дела, другой увидит в ней только средство, которое поможет ему возвыситься над людьми, а третий вообще испугается свободы и душевного простора и не решится вылезть из скучной, но обжитой скорлупы и всю жизнь будет тайно ненавидеть осмелившихся, и будет радоваться неудачам смельчаков, и будет бескорыстно и бесстрашно ставить им подножки и палки в колеса.
Но может быть, самый сложный случай — это когда человек долго ждал момента встречи со счастливым делом и, наконец, вырвался на простор и простор ослепил его. Выпусти соловья из клетки — он взлетит и упадет мертвый, сделав глоток неба. А если бы сначала полетал по комнате, все бы обошлось. Может быть.
В общем из всех наших, пожалуй, я один догадывался, что с ним происходит. Я понял, что это как раз четвертый, последний случай. И потому в нем не уживались эти два человека и все время были в борьбе. Это выражалось во всем. Вот он рассказывает дикие, смешные байки. Хохот вокруг, у глаз его веселые морщинки, а длинная морда печальна. А однажды утречком, когда только слышен стук движка вдали, а за глиняным дувалом мерно вздыхают волы и весь мир улыбается, и смотрю, он идет мне навстречу и тоже улыбается. А подошел поближе — в сощуренных глазах плещутся слезы.
Он интересовался проблемой дьявола. Удивляетесь? Да нет, конечно, не того мистического, религиозного и так далее дьявола, а вполне реального. То есть он был убежден, что на самом деле там что-то такое было. Что-то такое, что послужило толчком ко всем басням, сказкам, описаниям, бесчисленным изображениям. Конечно, как человек современный, он понимал, что дьявол — это олицетворение сил зла. Всяких сил — и природных и общественных, — в которых не под силу разобраться и которые легче всего отнести к придуманному дьяволу. Ну, это все так, конечно, но почему тогда дьявола изображают страшилищем, а бога человекоподобным? Видимо, потому, что бог — это идеальный человек, то есть человек, приносящий окружающему миру только благо, а дьявол — это нечто вредное и потому его надо изображать и представлять себе в виде чудовищно безобразного существа. Но если это так, если за понятием «бог» стоит представление об идеальном человеке, то есть существе реальном, то ведь следует допустить существование чего-то чудовищно реального, что пакостило и вредило и чему были приписаны все человеческие несчастья. Вот его логика.
Источник