Антропологический путь единственный путь познания вселенной
Опыт оправдания человека
«Ich weiss, das ohne mich Gott nicht ein Nu kann leben,
Werd ich zu nicht, er muss von Noth den Geistaufgeben».
Дух человеческий — в плену. Плен этот я называю «миром», мировой данностью, необходимостью. «Мир сей» не есть космос, он есть некосмическое состояние разобщенности и вражды, атомизация и распад живых монад космической иерархии. И истинный путь есть путь духовного освобождения от «мира», освобождения духа человеческого из плена у необходимости. Истинный путь не есть движение вправо или влево по плоскости «мира», но движение вверх или вглубь по линии внемирной, движение в духе, а не в «мире». Свобода от реакций на «мир» и от оппортунистических приспособлений к «миру» есть великое завоевание духа. Это путь высших духовных созерцаний, духовной собранности и сосредоточенности. Космос есть истинно сущее, подлинное бытие, но «мир» — призрачен, призрачна мировая данность и мировая необходимость. Этот призрачный «мир» есть порождение нашего греха. Учителя церкви отождествляли «мир» с злыми страстями. Плененность духа человеческого «миром» есть вина его, грех его, падение его. Освобождение от «мира» и есть освобождение от греха, искупление вины, восхождение падшего духа. Мы не от «мира» и не должны любить «мира» и того, что в «мире». Но само учение о грехе выродилось в рабство у призрачной необходимости. Говорят: ты грешное, падшее существо и потому не дерзай вступать на путь освобождения духа от «мира», на путь творческой жизни духа, неси бремя послушания последствиям греха. И остается дух человеческий скованным в безвыходном кругу. Ибо изначальный грех и есть рабство, несвобода духа, подчинение диавольской необходимости, бессилие определить себя свободным творцом, утеря себя через утверждение себя в необходимости «мира», а не в свободе Бога. Путь освобождения от «мира» для творчества новой жизни и есть путь освобождения от греха, преодоление зла, собирание сил духа для жизни божественной. Рабство у «мира», у необходимости и данности есть не только несвобода, но и узаконение и закрепление нелюбовного, разодранного, некосмического состояния мира. Свобода — любовь. Рабство — вражда. Выход из рабства в свободу, из вражды «мира» в космическую любовь есть путь победы над грехом, над низшей природой. И нельзя не допускать до этого пути на том основании, что греховна человеческая природа и погружена в низшие сферы. Великая ложь и страшная ошибка религиозного и нравственного суждения — оставлять человека в низинах этого «мира» во имя послушания последствиям греха. На почве этого сознания растет постыдное равнодушие к добру и злу, отказ от мужественного противления злу. Подавленная погруженность в собственную греховность рождает двойные мысли — вечные опасения смешения Бога с диаволом, Христа с антихристом. Эта упадочность души, к добру и злу постыдно равнодушной2, ныне доходит до мистического упоения пассивностью и покорностью, до игры в двойные мысли. Упадочная душа любит кокетничать с Люцифером, любит не знать, какому Богу она служит, любит испытывать страх, всюду чувствовать опасность. Эта упадочность, расслабленность, раздвоенность духа есть косвенное порождение христианского учения о смирении и послушании — вырождение этого учения. Упадочному двоению мыслей и расслабленному равнодушию к добру и злу нужно решительно противопоставить мужественное освобождение духа и творческий почин. Но это требует сосредоточенной решимости освободиться от ложных, призрачных наслоений культуры и ее накипи — этого утонченного плена у «мира».
Творческий акт всегда есть освобождение и преодоление. В нем есть переживание силы. Обнаружение своего творческого акта не есть крик боли, пассивного страдания, не есть лирическое излияние. Ужас, боль, расслабленность, гибель должны быть побеждены творчеством. Творчество по существу есть выход, исход, победа. Жертвенность творчества не есть гибель и ужас. Сама жертвенность — активна, а не пассивна. Личная трагедия, кризис, судьба переживаются как трагедия, кризис, судьба мировые. В этом — путь. Исключительная забота о личном спасении и страх личной гибели — безобразно эгоистичны. Исключительная погруженность в кризис личного творчества и страх собственного бессилия — безобразно самолюбивы. Эгоистическое и самолюбивое погружение в себя означает болезненную разорванность человека и мира. Человек создан Творцом гениальным (не непременно гением) и гениальность должен раскрыть в себе творческой активностью, победить все лично-эгоистическое и лично-самолюбивое, всякий страх собственной гибели, всякую оглядку на других. Человеческая природа в первооснове своей через Абсолютного Человека — Христа уже стала природой Нового Адама и воссоединилась с природой Божественной — она не смеет уже чувствовать себя оторванной и уединенной. Отъединенная подавленность сама по себе есть уже грех против Божественного призвания человека, против зова Божьего, Божьей потребности в человеке. Только переживающий в себе все мировое и все мировым, только победивший в себе эгоистическое стремление к самоспасению и самолюбивое рефлектирование над своими силами, только освободившийся от себя отдельного и оторванного силен быть творцом и лицом. Только освобождение человека от себя приводит человека в себя. Путь творческий — жертвенный и страдательный, но он всегда есть освобождение от всякой подавленности. Ибо жертвенное страдание творчества никогда не есть подавленность. Всякая подавленность есть оторванность человека от подлинного мира, утеря микрокосмичности, плен у «мира», рабство у данности и необходимости. Природа всякого пессимизма и скептицизма — эгоистическая и самолюбивая. Сомнение в творческой силе человека всегда есть самолюбивая рефлексия и болезненное ячество. Смирение и сомневающаяся скромность там, где нужна дерзновенная уверенность и решимость, всегда есть замаскированное метафизическое самолюбие, рефлектирующая оглядка и эгоистическая отъединенность, порождение страха и ужаса. Наступают времена в жизни человечества, когда оно должно помочь само себе, сознав, что отсутствие трансцендентной помощи не есть беспомощность, ибо бесконечную имманентную помощь найдет человек в себе самом, если дерзнет раскрыть в себе творческим актом все силы Бога и мира, мира подлинного в свободе от «мира» призрачного. Теперь слишком распространено недостойное и расслабляющее самооплевание — обратная сторона столь же недостойного и расслабляющего самовозвеличения. Мы не настоящие люди, любят говорить, — в прежние времена были настоящие. Прежние люди смели говорить о религии. Мы не смеем говорить. Это — призрачное самосознание людей, распыленных «миром», утерявших ядро личности. Их рабство у «мира» есть погруженность в себя. Их погруженность в себя есть утеря себя. Свобода от «мира» есть соединение с подлинным миром — космосом. Выход из себя есть обретение себя, своего ядра. И мы можем и должны почувствовать себя настоящими людьми, с ядром личности, с существенной, а не призрачной религиозной волей.
Не во тьме мы поднимаемся по лестнице познания. Научное познание поднимается по темной лестнице и освещает постепенно каждую ступень. Оно не знает, к чему придет на вершине лестницы, в нем нет солнечного света, смысла, Логоса, освещающего путь сверху. Но в подлинном высшем гнозисе есть изначальное откровение смысла, солнечный свет, падающий сверху на лестницу познания. Гнозис есть изначальное осмысливание, в нем есть мужественная активность Логоса. Современная душа все еще страдает светобоязнью. Темными коридорами шла душа через бессветную науку и пришла к бессветной мистике. К солнечному сознанию не пришла еще душа. Мистическое возрождение чувствует себя вхождением в ночную эпоху. Ночная эпоха — женственная, а не мужественная, в ней нет солнечности. Но в более глубоком смысле вся новая история с ее рационализмом, позитивизмом, научностью была ночной, а не дневной эпохой — в ней померкло солнце мира, погас высший свет, все освещение было искусственным и посредственным. И мы стоим перед новым рассветом, перед солнечным восходом. Вновь признана должна быть самоценность мысли (в Логосе) как светоносной человеческой активности, как творческого акта в бытии. Реакция против рационализма приняла форму вражды к мысли и слову. Но должно освободиться от реакции и в свободе духа, во вневременном утверждении мысли и слова, узреть смысл. Сознание наше по существу переходное и пограничное. Но на грани нового мира рождается свет, осмысливается мир отходящий. Только теперь мы в силах осознать вполне то, что было, в свете того, что будет. И мы знаем, что прошлое по-настоящему будет лишь в будущем.
Источник
ARTiSHOCK
Портфолио копирайтера — статьи, обзоры, конспекты, очерки, эссе и др.
среда, 18 мая 2011 г.
Н. Бердяев. «Человек. Микрокосм и макрокосм» (конспект)
Только антропологический путь есть единственный путь познания вселенной, и путь этот предполагает исключительное человеческое самосознание. Философы, в сущности, всегда понимали, сознательно или бессознательно, что разгадать тайну о человеке — значит разгадать тайну бытия. «Познай самого себя и ты познаешь мир». Бердяев говорит, что человек и космос равны, потому, что человек — это не часть вселенной, а цельная малая вселенная. Человек и космос меряются своими силами на равных. Исключительное самосознание человека не есть одна из истин, добытых в результате философствования, это и есть сама истина, предваряющая всякий творческий акт философского познания. Человек себя знает прежде и больше, чем мир, и потому мир он познает после себя и через себя. Философия — это внутреннее познание мира через человека, в то время как наука — это внешнее познание мира вне человека. В человеке присутствует абсолютное бытие, вне человека — лишь относительное.
Далее, Николай Бердяев указывает на то, что человеческое самосознание имеет двойственную природу, человек как бы является точкой пересечения двух миров. Он сознает свое величие и мощь и, в то же время, свое ничтожество и слабость, свою царственную свободу и, одновременно, свою рабскую зависимость, сознает себя образом и подобием Божьим и, вместе с тем, каплей в стихийном море бытия. Бердяев признает, что все глубокие мыслители это чувствовали. Паскаль, у которого было гениальное чувство антиномичности религиозной жизни, понимал, что все христианство связано с этой двойственностью человеческой природы. Человек — это странное существо, двойственное и двусмысленное. Существо свободное и закованное, сильное и слабое, соединившее в себе величие с ничтожеством, вечное с тленным, облик царственный и облик раба. Почти непостижимо, как при такой дробности человеческой природы, во всем зависящей от неотвратимого круговорота, человек осмелился восстать против природы и предъявить свои права на иное происхождение и иное назначение. Двойственность человеческой природы так разительна, что и натуралисты, и мистики с одинаковым правом изучают эту его природу и это его исключительное положение во вселенной. Однако, именно эта его двойственная природа доказывает, что человек не только от мира сего, но и от мира иного. Тот факт, что человек происходит не только от природы, но и от Бога, уже сам по себе опровергает утверждение, что природный мир — единственный и окончательный. Человек, по существу своему, есть уже разрыв в природном мире, он не вмещается в нем.
Самосознание человека трансцедентно природному миру и не может быть объяснимо только лишь природным миром. Наука познает человека лишь как часть природного мира и упирается в двойственность человеческого самосознания как в свой предел. Высшее самосознание человека есть абсолютный предел для всякого научного познания. Философия высшего самосознания человека возможна лишь тогда, когда она сознательно опирается на факт религиозного откровения о человеке. Есть глубокая и многозначительная аналогия между самосознанием Христа и самосознанием человека. Философская антропология ни в каком смысле и ни в какой степени не зависит от антропологии научной, ибо человек для нее не природный объект, а сверх-природный субъект.
Николай Бердяев подчеркивает, что философам-рационалистам и философам-натуралистам никогда не удавалось познать и объяснить природу человека вне мистического контекста, вне оккультной философии. Только мистики хорошо понимали, что все происходящее в человеке имеет мировое значение, что природа его космична и принадлежит высшим стихиям космоса. Оккультные и мистические учения всегда учили о многосоставности, многосложности человека, включающего в себе все планы космоса, вмещающего в себе всю вселенную. Познание природы человека, его происхождения и его предназначения невозможно без религиозного учения о божественном происхождении человека, о его богоподобии.
Раскрывая смысл божественной, космической природы человека, Бердяев говорит: «Что в человеке скрыты тайные, оккультные космические силы, неведомые официальной науке и будничному, дневному сознанию человека, в этом почти невозможно уже сомневаться. Это сознание растет, а не убывает, оно теснит сознание официально-научное и официально-здравомыслящее. Вечная правда мистики скоро должна стать правдой открытой и обязательной, от которой спрятаться можно будет лишь в небытие». Рассматривая эту сторону человеческого бытия, Бердяев подчеркивает огромное влияние различных философско-религиозных учений на положение человека в мире, на его самосознание и самоощущение, на отношение человека к себе подобным и к миру, к космосу, к Богу. Бердяев анализирует сущность и содержание оккультных и религиозных учений различных философов, их недостатки и достоинства, их способность постичь и объяснить смысл богоданной свободы человека.
В этой работе Николай Бердяев также уделяет особое внимание и придает исключительное значение проблеме «падшего» человека, грехопадение которого в корне изменило и природный мир, с тех пор ставший враждебным человеку, чуждым ему и непокорным. Только восстановив свое первоначальное положение в мире и вернув себе прежний статус Перво-Адама, человек вновь займет подобающее ему царственное положение, обретет ту богоподобную власть и силу, которая сможет «одухотворить» природу, обновить ее, сделать достойной средой обитания. «Судьба микрокосма и макрокосма нераздельны, вместе они падают и подымаются. Человек не может просто уйти от космоса, он может лишь изменить и преобразить его. Космос разделяет судьбу человека, и потому человек разделяет судьбу космоса. И только человек, занявший место в космосе, уготовленное ему Творцом, в силах преобразить космос в новое небо и новую землю.»
«Восстановление человека в его достоинстве могло совершиться лишь через явление в мир абсолютного человека — Сына Божьего, через боговоплощение. Человек не только выше всех иерархических ступеней природы — он выше ангелов. Ибо ангелы — лишь оправа Божьей славы. Природа ангелов — статическая. Человек же — динамичен. Человеком, а не ангелом стал Сын Божий, и человек призван к царственной и творческой роли в мире, к продолжению творения.» — пишет Бердяев. Он напоминает нам о том, что человечеству всегда угрожает поворот от Христа к антихристу. Человек поставлен перед дилеммой: или признать Абсолютного Человека в Христе, или признать его в антихристе. Антихрист и есть окончательное истребление человека как образа и подобия божественного бытия, как микрокосма, как причастного к тайне Троицы через Абсолютного Человека — Сына Божьего. Человек, обоготворяющий себя и теряющий свое сыновство Богу, делается бессильным рабом природной необходимости, в которую он был уже ввергнут своим начальным падением. Только вернув себе первоначальное «сыновство» и осознав свое божественное предназначение, человек обретет себя и свои, положенные ему от начала, права в этом мире. «Адам, возрожденный через Христа в нового духовного человека, уже не пассивный и подавленный слепец, а зрячий творец, Сын Божий, продолжающий дело Отца».
Источник