«Блистательный как солнце Булгаков…»
Не напиши Михаил Афанасьевич Булгаков ни строчки, кроме «Белой гвардии» и «Мастера и Маргариты», одни только эти два романа обеспечили бы ему место среди литературных небожителей в мировой литературе ХХ века.
«Мастер и Маргарита»
Этот закатный роман, впервые опубликованный четверть века спустя после смерти автора, буквально потряс весь читающий мир.
Булгаков представил нам настоящее Царство тьмы, Ад, материализовавшийся в Москве двадцатых-тридцатых годов. В качестве «духов злобы поднебесной» предстали перед нами «законодатели» московской, литературной среды тех лет. В сравнении с ними сам булгаковский сатана — Воланд с его свитой — покажутся нам очаровательными озорниками. И неоткуда было Мастеру ждать защиты, кроме как от самого князя тьмы, от Воланда (от Сталина?)…
Оглушительный эффект, произведенный в мире публикацией «Мастера и Маргариты», сегодня мягко, но неуклонно сводят на нет. Самое серьезное, но легко опровержимое обвинение, исходит от некоторых клириков: Булгакова обвиняют в «сатанизме».
Он де слишком привлекательным изобразил Воланда.
— Сталина? — повторю я свой вопрос.
Тот факт, что после «Мастера и Маргариты» началось массовое обращение нашей атеистической интеллигенции к православной церкви, в расчет не берут.
Но вот мнение выдающегося православного богослова ХХ века — отца Иоанна Шаховского (из предисловия к парижскому изданию романа в1967г.):
«…эта вершина прозы Булгакова, вызывающая (…) восхищение, является, в сущности, явлением не Понтия Пилата, а Христа Иисуса… Здесь именно «революционность» этого произведения. Впервые в условиях Советского Союза русская литература серьезно заговорила о Христе как о реальности, стоящей в глубине мира.
…на московских Патриарших прудах увидели реальность Его существования, одновременно с явлением злой силы.
Метафизической этой проблеме, обычно скрываемой в обществе, Булгаков дал, в условиях Советского Союза, удобную сатирическую форму, которую можно назвать метафизическим реализмом».
Но гораздо опасней для репутации и романа, и писателя общий негативистский фон высказываний типа: «Мастер и Маргарита» уже «девальвировал в область подростковой литературы», или «Мне просто не нравится изображение литературной Москвы 30-х годов».
Не нравится и не нравится. С этим не поспоришь, но можно предположить, что именно не нравится и коробит в белогвардейце Булгакове нашу «рожденную революцией» либеральную интеллигенцию. Сегодня они этого впрямую уже не скажут. Но вчера их духовные родители высказывались вполне определенно.
По масштабности замысла и художественному уровню, по уровню осмысления проблем и судеб, да и просто — по мужеству автора «Белая гвардия» стоит в паре с другим великим романом об Октябре — с «Тихим Доном».
Великий роман об Октябрьской катастрофе Булгаков написал уже в 1923-24 годах. И его стали травить насмерть.
«Офицеру должна быть офицерья и смерть. (Это о смерти Алексея Турбина в «Белой гвардии» — Г.Н.)
Ему (Булгакову — Г.Н.) нравятся сомнительные остроты, которыми обмениваются собутыльники, атмосфера собачьей свадьбы вокруг какой-нибудь рыжей жены приятеля. …»
Критик Орлинский: «Белая гвардия» — это политическая демонстрация, в которой Булгаков перемигивается с остатками белогвардейщины».
Пролетарский поэт Безыменский: «Булгаков чем был, тем и останется: новобуржуазным отродьем, брызжущим отравленной, но бессильной слюной…»
Всего 301 (!) рецензия только на «Белую гвардию». Из них всего три доброжелательных.
Вдова Булгакова, Елена Сергеевна, в 1967 году передала Солженицыну список гонителей Булгакова и просила список этот обязательно когда-нибудь огласить. Всех их по алфавиту: от Авербаха и Алперса до Эллина и Якубовского…
Их, если и вспомнят теперь, то только в связи с именем Булгакова. Но о двоих все же упомянем, поскольку их имена не забыты.
Владислав Ходасевич. Статья «Смысл и судьба «Белой гвардии».
Вот опорные тезисы этой статьи:
«… нет не только ни малейшего сочувствия белому делу (чего и ждать от советского автора было бы полнейшей наивностью), но нет и сочувствия людям, посвятившим себя этому делу или с ним связанным. (…) Лубок и грубость он оставляет другим авторам, сам же предпочитает снисходительное, почти любовное отношение к своим персонажам. (…) Он почти их не осуждает — да такое осуждение ему и не нужно. Напротив, оно даже ослабило бы его позицию, и тот удар, который он наносит белой гвардии с другой, более принципиальной, а потому и более чувствительной стороны. Литературный расчет тут, во всяком случае, налицо, и он сделан правильно».
Обличения Ходсевича — пример крайней интеллектуальной нечистоплотности.
Именно Булгаков воевал в Белой армии у Деникина. Ходасевич в это время «принял Октябрь» и вел занятия в литстудии Пролеткульта, получая советский спецпаек.
Булгаков был членом антибольшевистского Союза возрождения России, ликвидированного ЧК в 1920 году. Ходасевич в том же году без всякой опасности быть ликвидированным ЧК заведовал отделом во «Всемирной литературе» Горького, опять же получая спецпаек.
Булгаков, сидя в голодной и крайне опасной для него Москве, писал «Белую гвардию» о событиях, участником которых был сам и близкие ему «люди, посвятившие себя этому делу». Ходасевич уехал «для поправки здоровья» и проживал у Горького в Германии и в Сорренто. Потом решил вписаться в белую эмиграцию. Но белая эмиграция сближаться с ним не стала — в связи с вышеизложенными обстоятельствами.
В тридцатые годы Ходасевич примкнул к травле Булгакова. Но, в условиях эмиграции, сделал это, что называется, методом «от противного». Вслед за Ходасевичем повторим: «Литературный расчет тут, во всяком случае, налицо, и он сделан правильно». Хоть, впрочем, и безрезультатно.
Что подвигло Ходасевича на такое нечистоплотное и опасное для его писательской и человеческой репутации дело?
Прежде всего, его органическое родство с комиссарами: таков неизбывный «генезис» Ходасевича с этим его «приятием Октября» и Пролеткультом.
Кроме того, Булгаков снискал себе восхищение белоэмигрантской среды, чего Ходасевич так горячо, но безуспешно добивался.
Ну, и, конечно, — зависть. Зависть трудолюбивого литератора средних дарований к таланту первой величины. Дебютный роман «Белая гвардия» сразу обеспечил молодому деникинскому офицеру место на литературном Олимпе в составе золотой русской классики. Высота, недостижимая для Ходасевича.
«Пробочка над крепким йодом!
Как ты скоро перетлела!
Так вот и душа незримо
Жжет и разъедает тело»
Виктор Борисович Шкловский (1893-1984) — «штабной генерал» советской идеологии присоединился к травле — статья «Закрытие сезона. Михаил Булгаков».
Прототипом самого, пожалуй, отталкивающего персонажа «Белой гвардии», Михаила Семеновича Шполянского, послужил для Булгакова именно Шкловский:
«…Михаил Семенович прославился как превосходный чтец в клубе «Прах» своих собственных стихов «Капли Сатурна» и как отличнейший организатор поэтов и председатель городского поэтического ордена «Магнитный Триолет».
Кроме того, Михаил Семенович не имел себе равных как оратор, кроме того, управлял машинами как военными, так и типа гражданского, кроме того, содержал балерину оперного театра Мусю Форд и еще одну даму, имени которой Михаил Семенович, как джентльмен, никому не открывал, имел очень много денег и щедро раздавал их взаймы членам «Магнитного Триолета»;
играл в железку,
купил картину «Купающаяся венецианка»,
ночью жил на Крещатике,
утром в кафе «Бильбоке»,
днем — в своем уютном номере лучшей гостиницы «Континенталь», вечером – в «Прахе»,
на рассвете писал научный труд «Интуитивное у Гоголя».
Образец покровительствуемого Шполянским творчества:
Булгаковский Шполянский служил, между делом, и армейским прапорщиком. И в этом качестве занимался ночами странными делами – сыпал сахар в бензобаки боевых машин во вверенной ему военной части.
Читатель, возможно, помнит, один из самых щемящих душу эпизодов «Белой гвардии»: гибель юнкерской цепи, защищавшей город от Петлюры, и состоявшей из необстрелянных мальчиков.
Мальчики погибли именно потому, что так и не дождались подкрепления военной техникой. Машины были выведены из строя именно этим самым Шполянским.
Мариэтта Чудакова, автор книги «Жизнеописание Михаила Булгакова», провела скрупулезное исследование взаимоотношений Булгакова со Шкловским:
«… и не раз впоследствии нам приходилось говорить со Шкловским о «Белой гвардии». Он не отрицал связи своей биографии с фигурой Шполянского. (…) В 1923 году, в январе В. Шкловский выпустил биографическую книгу «Сентиментальное путешествие». Среди прочего в ней описывается Киев 1918/19 года, куда в это время судьба забросила и автора книги (Шкловского – Г.Н.)».
«От нас брали броневики и посылали на фронт, сперва далеко в Коростень, а потом прямо под город и даже в город (Киев – Г.Н.) на Подол.
Я засахаривал гетмановские машины. (…) Офицерство и студенчество было мобилизовано. Добровольцев (уже после въезда Петлюры – М.Ч.) посадили в Педагогический музей; потом кто-то бросил бомбу, а там оказался динамит, был страшный взрыв, много людей убило. »
«В последние месяцы его (Шкловского – Г.Н.)жизни мы еще не раз возвращались к их (с Булгаковым – Г.Н.) киевскому знакомству. (…) С некоторой неохотой, отвечая на вопрос, повторяемый несколькими людьми, Шкловский сказал — уже незадолго до смерти:
— … в кафе «Кривой Джимми» вокруг него группировался Союз возрождения России…
— В связи с литературными делами?
— В связи с Союзом.
— Да. Он был членом Союза, но довольно незначительным».
Выписка из БЭС, М., «Советская энциклопедия», 1991:
«СОЮЗ ВОЗРОЖДЕНИЯ РОССИИ» — антисоветская организация нар. социалистов, эсеров и кадетов (Москва, март 1918 – апр. 1919). Вошел в «Тактический центр». «ТАКТИЧЕСКИЙ ЦЕНТР» — подпольное объединение партий и организаций (от монархистов до меньшевиков), выступивших против Сов. власти. Ликвидирован ВЧК».
Легко себе вообразить, как разъедало душу Шкловского, тайком посылавшего мальчиков на гибель, — как его разъедало под старость одно только воспоминание о Михаиле Афанасьевиче Булгакове, «довольно незначительном» члене Союза возрождения России, вокруг которого группировались прочие члены этого Союза, о русском дворянине из прославленного семейства, не предавшим ни родины, ни своих товарищей, к тому же красавце и любимце женщин…
Но, что, по-видимому, самое для Шкловского болезненное – Булгакову за его короткую жизнь удалось то, что Шкловскому не удалось за его длинную: Булгаков — великий русский писатель. Шкловский тоже что-то такое писал, но в культурный обиход оно так и не вошло.
Сказал о Булгакове то, что знает каждый, умеющий читать, но не желает или не смеет признать:
«Блистательный как солнце Булгаков, из ярчайших во всей русской литературе…»
Тем, что мы прочли сегодня Булгакова, мы обязаны Константину Симонову. Именно он, опираясь на свой авторитет, добился в шестидесятые годы публикации «Мастера и Маргариты. Так была пробита стена молчания о Булгакове. Потом увидел свет и полный вариант «Белой гвардии» и другие произведения мастера.
Но полного академического издания Михаила Булгакова мы все еще ждем.
Вот это я тебе, взамен могильных роз,
Взамен кадильного куренья;
Ты так сурово жил и до конца донес
Ты пил вино, ты как никто шутил
И в душных стенах задыхался,
И гостью страшную ты сам к себе впустил
И с ней наедине остался.
И нет тебя, и все вокруг молчит
О скорбной и высокой жизни,
Лишь голос мой, как флейта, прозвучит
И на твоей безмолвной тризне.
О, кто поверить смел, что полоумной мне,
Мне, плакальщице дней погибших,
Мне, тлеющей на медленном огне,
Все потерявшей, всех забывшей, —
Придется поминать того, кто, полный сил,
И светлых замыслов, и воли,
Как будто бы вчера со мною говорил,
Скрывая дрожь предсмертной боли.
1940. Фонтанный дом
Комментарии
Анализ романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита».
. Можно угадать при этом возражения поклонников романа: главной целью автора было художественное истолкование характера Пилата как психологического и социального типа, эстетическое его исследование. Несомненно, Пилат привлекает романиста в той давней истории. Пилат вообще одна из центральных фигур романа. Он крупнее, значительнее как личность, нежели Иешуа. Образ его отличается большей цельностью и художественной завершенностью. Все так. Но зачем ради того было кощунственно перекореживать Евангелие? Был же ведь тут какой-то смысл.
Но то большинством нашей читающей публики и вовсе как несущественное воспринимается. Литературные достоинства романа как бы искупают любое кощунство, делают его даже незаметным – тем более что публика настроена обычно если и не строго атеистически, то в духе религиозного либерализма, при котором за всякой точкой зрения на что угодно признается законное право существовать и числиться по разряду истины. Иешуа же, возводивший в ранг Истины головную боль пятого прокуратора Иудеи, давал тем самым своего рода идеологическое обоснование возможности сколь угодно многого числа идей-истин подобного уровня. Кроме того, булгаковский Иешуа предоставляет всякому, кто лишь пожелает, щекочущую возможность отчасти свысока взглянуть на Того, перед Кем Церковь склоняется как перед Сыном Божиим. Легкость вольного обращения с Самим Спасителем, которую обеспечивает роман «Мастер и Маргарита» (утонченное духовное извращение эстетически пресыщенных снобов), согласимся, тоже чего-то стоит! Для релятивистски настроенного сознания тут и кощунства никакого нет.
Прекрасныи автор Алексеи Варламов продолжает, «то, что написал Ходасевич, при всем уважении к его имени, его замечательным стихам, прозе, мемуарам, на подобный анализ не тянуло хотя бы потому, что автор статьи, берущей под защиту подлинную Белую армию/гвардию от создателя романа/пьесы, им посвященных, никакого отношения к Белому делу не имел (до 1922 года Ходасевич находился в СССР и в Гражданскую войну жил в «Доме искусств» в Петрограде), войны не знал, белых солдат и офицеров в пору их боев с красными тем более, и по большому счету не имел морального права выносить те суждения и предъявлять те обвинения, коими переполнен его фельетон, человеку, в Белой армии служившему и знавшему предмет разговора и цену вопроса.
Булгакову должны были отвечать другие люди и на другом уровне, потому что дело было не только в литературе. И роман, и пьеса Булгакова стали своего рода обвинением, брошенным в адрес пусть не всей эмиграции, но по меньшей мере ее верхушки – генералов, командующих, политиков, интеллектуалов, проигравших Россию большевикам и несших за это поражение ответственность перед русской историей. Это было, если угодно, прямое оскорбление, вызов, но его не заметили или… или сделали вид, что не заметили. Стыдно было. И потому не интересно. А в глазах эмиграции Булгаков затерялся среди более колоритных советских фигур – Маяковского, Есенина, Олеши, Бабеля, Леонова, Замятина, Пильняка, Алексея Толстого. «
Совсем иначе «отомстил» Булгакову Ходасевич. Он представил его этаким манипулятором. Он пишет,
«В эмиграции удивлялись, как это . советская критика там травила автора, а публика валом валила в Художественный театр.
. мне было трудно поверить зараз и в отчаянную смелость Булгакова, и в наивность большевиков, и в слепоту их цензуры. это – пьеса с совершенно отчетливой тенденцией, столь же отчетливо выраженной. В ней нет не только ни малейшего сочувствия белому делу (чего и ждать от советского автора было бы полнейшей наивностью), но нет и сочувствия людям, посвятившим себя этому делу или с ним связанным. Теза Булгакова в конечном итоге совпадает с большевистскою, и только в ее мотивировку, действительно, внесены им некоторые приемы, не совсем обычные в советской литературе. Булгаков относится к белой гвардии вполне отрицательно, хотя он и не испытывает острой вражды к людям ее составляющим. Он почти их не осуждает – да такое осуждение ему и не нужно. Напротив, оно даже ослабило бы и его позицию, и от удара, который он наносит белой гвардии с другой, более принципиальной, а потому и более чувствительной стороны. Лубок и грубость он оставляет другим авторам, сам же предпочитает снисходительность, почти любовное отношение к своим персонажам. Чем подсказано это отношение – чувством и литературным расчетом – этот вопрос я оставляю в стороне, он для нас несуществен. Литературный расчет тут во всяком случае налицо, и он сделан правильно. …личный моральный уровень людей, составляющих в пьесе белую гвардию, довольно высок. Но вот тут-то, установив это обстоятельство, автор и наносит белой гвардии свой хорошо рассчитанный удар, вполне согласованный с тем, что полагается о ней думать и говорить в СССР. Булгаков лишает ее того самого главного, без чего она не только обречена на гибель, но и с самого начала уже мертва. Ни единого слова о смысле и цели ее существования, о пафосе ее борьбы не произносит никто из участников. И это отнюдь не случайно. Именно в этом и заключен весь яд, пронизывающий пьесу от первого явления до последнего; об идеологии белой гвардии у булгаковских белогвардейцев нет речи потому, что самой этой идеологии не существует. Белая гвардия гибнет не оттого, что она состоит из дурных людей с дурными целями, но оттого, что никакой настоящей цели и никакого смысла существования у нее нет. …духовная бессодержательность белой гвардии показана у Булгакова в образах много раз и варьирована на все лады. Леность мысли, привычка к насиженным местам, к изжитым и омертвелым традициям, к обывательскому укладу с его легкими романами, с картишками, с водочкой, – вот что движет средними персонажами пьесы. …герои сами не видят смысла своего дела и не верят в его успех Булгаков последователен. Он показывает не только армию, но и то общество, которое стоит за ней, с которым она связана. Это милая, но пустая, охочая до романов барынька (надо заметить, что ее роман с Шервинским начинается до того, как она узнает о подлости своего мужа), и такой же милый, но глупенький, наивный, неуклюжий, набитый плохими стихами и избитыми цитатами студент Лариосик; он олицетворяет собой вечную неудачницу, оторванную от жизни интеллигенцию.
Все события показаны автором как последняя судорога тонущего, обреченного мира, не имеющего во имя чего жить и не верящего в свое спасение. В этом и заключается подлинный смысл „Белой гвардии“»
Не верьте Читателю, он Сочинитель! :)) О Булгакове писали те, кто лично знал его. И писали совсем в другом тоне. А вот интересно привести ряд цитат: «Булгаков, Нестеров и Корин – три великих русских художника ощутили, в чем пафос современных им событий; минуя национальные, сословно-социальные проблемы и всякие иные, они увидели самую суть, корень вещей, духовный смысл происходящего, определяющий все строение новой жизни, строение общества, – писал в дневниковых записях Георгий Свиридов. – Дьявольское овладело людьми настолько, что сам дьявол удивлен этим и благодарит людей за исповедание веры в него» Это горько признавать, но вот цена советскому периоду нашей истории, который теперь так стараются порой обелить. Точнее не скажешь.
Уильям Буллит, один из прототипов Воланда: «Я дразнил русских. Я делал всё возможное, чтобы им насолить»
Источник