Что вечностью была ты под луной

Ничто не вечно под луной.

*****
(Из цикла «МОИ маленькие открытия»)

Написав однажды вот это (особо не размышляя над смыслом и не мучаясь над рифмами, – как у меня частенько бывает!):

«Ничто не вечно под луной»,
И мы с тобой – не вечны.
Но был ли счастлив ты со мной?
Ведь счастье быстротечно.
………………………………………

Вопрос я этот задаю
Себе не первый раз.
И от тебя печаль таю,
Своих не пряча глаз…

я потом всё-таки задумалась. Над первой строчкой: «Ничто не вечно под луной».

Это выражение столь хорошо всем нам знакомо, что уже не заморачиваешься и не углубляешься в поиски автора, считая его обычным афоризмом, каких тысячи.

Но я его (автора) всё-таки нашла!

Оказывается, это выражение из стихотворения русского историка, писателя и поэта Карамзина Николая Михайловича (1766-1826) «Опытная Соломонова мудрость, или Выбранные мысли из Экклезиаста» (1797 г.):

«Ничто не ново под луною:
Что есть, то было, будет ввек. »

Николай Михайлович применил это выражение в варианте «Ничто не ново под луною», которое со временем изменилось до известного нам «Ничто не вечно под луной».

Вполне вероятно, что сам Карамзин позвимствовал эту мысль из книги Екклезиаста, гл.1, ст.9—10 (одна из книг, входящих в состав Библии) в варианте «Нет ничего нового под солнцем».

Иногда (совершенно ошибочно!) эти слова приписывают знаменитому В.Шекспиру: якобы они из его 11-ого сонета.

Но в тексте оригинала (на англ. языке) про луну ничего нет:

«As fast as thou shalt wane,
so fast thou grow’st.»

Известный советский писатель и переводчик Самуил Яковлевич Маршак перевёл эту строку так:

«Мы вянем быстро –
так же, как растём»,

что соответствует буквальному значению этих строк у В.Шекспира.

Вот такие маленькие открытия я иногда совершаю, погуглив-погуляв. по Интернету!

Не зря же говорится-поётся в известной песне*:

«. Кто ищет – тот всегда найдёт!»

*Строчка из песни в к/ф «Дети капитана Гранта».

Афоризм «Ничто не вечно под луной» занял второе место в рейтинге 10 самых лучших фраз 2016 года!

Фото – из Интернета.
Спасибо автору!

Источник

Что вечностью была ты под луной

Ли Бо (Первые пять стихотворений в переводе В. М. Алексеева, до стихотворения «Песня о восходе и заходе солнца» в переводе А. Гитовича, далее — Анны Ахматовой)

( Ли Бо (701-762) — великий поэт, с удивительной полнотой выразивший в своем творчестве дух китайского народа. Жизнь его стала легендой, его называли «бессмертным, низвергнутым с небес». Независимый и гордый, он не захотел стать придворным поэтом и провел жизнь в скитаниях. Уже при жизни поэта его стихи были необычайно популярны, их читали и во дворцах, и в деревенских харчевнях. Переводы А. Гитовича печатаются по книге: Ли Бо. Избранная лирика. М., 1959; переводы А. А. Ахматовой — по книге: «Китайская классическая поэзия (эпоха Тан)». М., 1956.)

ДУМЫ В ТИХУЮ НОЧЬ

ИЗ ЦИКЛА «ОСЕННЯЯ ЗАВОДЬ»

* ( Яньчжи — гора в нынешней Ганьсу. Яшма-Застава — Юйгу-ань — там же; через эту заставу вел путь на запад. Шанъюй.- Так назывались вожди сюнну.)

ОДИНОКО СИЖУ В ГОРАХ ЦЗИНТИНШАНЬ

РАНО УТРОМ ВЫЕЗЖАЮ ИЗ ГОРОДА БОДИ

* ( Боди — город на берегу реки Янцзы, в нынешней Сычуани.)

ХРАМ НА ВЕРШИНЕ ГОРЫ

* ( «Храм на вершине горы».- Стихи были написаны Ли Бо на стене горного храма в нынешней провинции Хубэй.)

ШУТЯ ПРЕПОДНОШУ МОЕМУ ДРУГУ ДУ ФУ

ВЕСЕННЕЙ НОЧЬЮ В ЛОЯНЕ СЛЫШУ ФЛЕЙТУ

* ( «Сломанные ивы» — название популярной в эпоху Тан мелодии.)

ВСПОМИНАЮ ГОРЫ ВОСТОКА

ТОСКА У ЯШМОВЫХ СТУПЕНЕЙ

ВЕСЕННИМ ДНЕМ БРОЖУ У РУЧЬЯ ЛОФУТАНЬ

* ( Лофутань — ручей, названный по имени красавицы Ло Фу. В ханьской песне юэфу «Туты на меже» рассказывается, что за Ло Фу пытался ухаживать приезжий знатный вельможа, но был решительно отвергнут женщиной, оставшейся верной мужу (см. том «Поэзия и проза Древнего Востока», с. 307).)

НАВЕЩАЮ ОТШЕЛЬНИКА НА ГОРЕ ДАЙТЯНЬ, НО НЕ ЗАСТАЮ ЕГО

* ( Гора Дайтянь находится на территории нынешней Сычуани.)

* ( Великая терраса — терраса на горе Гусу для торжественных приемов правителями царства У после победы над царством Юэ.)

ПРОВОЖУ НОЧЬ С ДРУГОМ

ПОД ЛУНОЮ ОДИНОКО ПЬЮ

С ВИНОМ В РУКЕ ВОПРОШАЮ ЛУНУ

* ( Белый заяц.- По древней легенде, Чан-э, жена легендарного стрелка из лука Хоу-и, похитила у мужа снадобье бессмертия, вкусив которого улетела на луну, где живет белый заяц, толкущий в ступе снадобье бессмертия.)

ПРОВОЖАЮ ДРУГА, ОТПРАВЛЯЮЩЕГОСЯ ПУТЕШЕСТВОВАТЬ В УЩЕЛЬЯ

* ( Ущелья — три знаменитых своей живописностью ущелья в верхнем течении реки Янцзы. Сосна — символ вечности в китайской поэзии. Чжэн Янь — друг поэта. Тао — начальник уезда. — То есть поэт Тао Юань-мин, занимавший до своего ухода со службы пост начальника уезда Пэнцзэ.)

ПОСВЯЩАЮ МЭН ХАО-ЖАНЮ

ШУТЯ ПОСВЯЩАЮ ЧЖЭН ЯНЮ, НАЧАЛЬНИКУ УЕЗДА ЛИЯН

ПО ТУ СТОРОНУ ГРАНИЦЫ

* ( «По ту сторону границы».- Цикл стихов, посвященных походам танских полководцев Гэ Шу-лина и Ань Лушаня против тибетских и тюркских племен в 713-741 гг. и в 742-755 гг.)

* ( Будет мертв // лоуланьский князь.- То есть кочевники будут разбиты. В эпоху Хань князь страны Лоулань был убит за то, что помогал кочевникам в их борьбе против Китая.)

* ( «Небесные гордецы» — кочевники. Павильон — так называемый Павильон единорога-цилиня, где по повелению ханьского императора Сюань-ди (правил 74-49 гг. до н. э.) были изображены одиннадцать прославленных полководцев и сановников. Хо Великолепный — известный полководец, но в Павильоне висел не его портрет, а портрет его брата, полководца Хо Гуана.)

Читайте также: Как сменяются фазы луны

* ( «Тигровые знаки» — особые бронзовые или бамбуковые пластинки с гравированными изображениями тигров. Знаки разделялись на две части и служили как бы паролем и отзывом.)

* ( Крылатый генерал — полководец Ли Гуан, победитель племен сюнну (II в. до н. э.). Не сумев однажды захватить в плен их вождя, Ли Гуан покончил жизнь самоубийством.)

* ( «Ветка ивы».- См. прим. к с. 254. Лунтин — военная ставка предводителя племен сюнну.)

* ( «Чанганьские мотивы».- Ли Бо использовал мотивы народных песен юэфу (см. с. 230). Чангань — название деревни. Делить. и пепел и прах. — То есть все трудности и тяготы жизни. Да буду я вечно хранить завет // обнимающего устой. — То есть завет верности и в смерти. В древности некто Бэй Шэн назначил свидание своей возлюбленной у моста. Женщина все не приходила, а вода в реке внезапно стала прибывать. Бэй Шэн, верный данному слову, не ушел и погиб, обхватив руками устой моста. И да не допустит меня судьба // На башне стоять одной! — В древности женщина в ожидании мужа, уехавшего в дальние края, взошла на башню. Не дождавшись его возвращения, она окаменела. Ущелье Цюйтан — в верхнем течении реки Янцзы, где весной бывает особенно стремительное течение, плыть против которого невозможно. Чанъфэнса (или Чанфэнша) — в современной Аньхоэй, на берегу реки Янцзы.)

НОЧНОЙ КРИК ВОРОНА

ВОСПЕВАЮ ГРАНАТОВОЕ ДЕРЕВО, РАСТУЩЕЕ ПОД ВОСТОЧНЫМ ОКНОМ МОЕЙ СОСЕДКИ

ПЕСНЯ О ВОСХОДЕ И ЗАХОДЕ СОЛНЦА

* ( Луян (Луян-гун) — герой древности. По преданию, когда он воевал с царством Хань, битва еще продолжалась, а солнце стало заходить, он взмахнул копьем, и солнце вернулось обратно на сто ли. Юймынь. См. Юйгуань. У и Юэ.- Имеются в виду земли древних царств на юго-востоке страны.)

ЛУНА НАД ПОГРАНИЧНЫМИ ГОРАМИ

НА ЗАПАДНОЙ БАШНЕ В ГОРОДЕ ЦЗИНЬЛИН ЧИТАЮ СТИХИ ПОД ЛУНОЙ

ПРОВОЖАЯ ДО БАЛИНА ДРУГА, ДАРЮ ЕМУ ЭТИ СТИХИ НА ПРОЩАНЬЕ

* ( «На юге» некогда Ван Цань всходил». — В одном из стихотворений Ван Цань (см. выше), спасавшийся от мятежа, писал: «На юге поднимаюсь на Балинскую гору, оборачиваюсь, смотрю на Чанъань». «Иволга» — прощальная песня.)

Источник

Чудесной ночью под луной

Чудесной ночью под луной
Стоишь ты снова у прибоя
Пред гладью тихою, морской —
Момент блаженства и покоя…

Пришёл тот долгожданный миг,
Вновь повстречал тебя я здесь
В лучах луны твой дивный лик
Узреть — душе благая весть!

Счастливый миг сей для меня
Что для творца — миг озаренья,
В торжественности бытия,
Преисполнен сил и вдохновенья!

Под робкий, тихий шёпот волн
С тобой бредём мы по песку
Твой взгляд загадочен, безмолвн;
Но вот узрел я в нём тоску.

С улыбкой грустной на лице
Ты прошептала в такт волнам —
«Мой час настал, пора уже
Прощаться вновь с тобою нам.»

И одинокий твой челнок
От брега нехотя отчалил,
В порыве грусти и печали
Пал на колени я в песок,
За бригом скрылась ты едва ли.

Из созиданья в разрушенье,
Из бытности в небытие,
Из счастья взлётов в грусть паденья,
Подобно той морской волне,
Что величаво ввысь вздымаясь
Шатром над берегом скалистым,
Едва лишь облаков касаясь
Высоким гребнем серебристым,
На миг застынет в вышине
И распрощавшись с небосводом
Тот час же бросится к земле.

Шли дни неспешной чередой
И вечностью казалась мне
Забыта ночь когда с тобой
Вдоль моря мы брели к луне.

Так ночь за ночью здесь, у моря
Я ждал тот бриг взирая вдаль
И вот на горизонте вскоре
Сквозь мглы туманную вуаль,

Морскую рассекая гладь,
Лучом привета долгожданным
Мелькнула кротко брига стать.
И наступил тот миг желанный!

Из разрушенья к созиданью,
Печаль сменяет счастя миг,
Из мглы к истокам мирозданья,
Минуя одинокий бриг

Вновь к облакам взлетит волна,
Едва коснувшись эмпирея,
В лучах луны блестнёт она
Под нежный звон струны Орфея.

И раз уж суждено о брег
Ей брызгами разбиться снова,
Да будет так из века в век —
Волна есть бытия основа.

Но вновь я буду ждать готов,
Творцу подобно, — озаренья,
С тобою встречи на мгновенье
Сквозь бытия длину веков.

Источник

Anivar, Adamyan — Руку держи

Когда ты рядом знай
Это мой рай
Держи мою руку и не отпускай

Руку держи
Не отпускай, ты вечность моя
Всем расскажи
Что я теперь принцесса твоя
Руку держи
Мы улетаем в небо с тобой
Расправим крылья наши под луной

Руку держи
Не отпускай, ты вечность моя
Всем расскажи
Что я теперь принцесса твоя
Руку держи
Мы улетаем в небо с тобой
Расправим крылья наши под луной
Руку держи

Где-то на планете подружились дети
Их любовь была чиста
Такую больше не встретить
Крепко за руку держась
Среди семи миллиардов они вместе
И этот милый мой рассказ про нас
Я тебе дарю эту песню

Читайте также: Пока луна не заалела

Родная, иди ко мне, обними
Нам есть, что отметить
Память делает нас едиными
На этом белом свете
Я духовный человек
Я не верю в совпадения
В другой жизни, в другой век
Найду тебя я без сомнения

Я за тобою как за стеной, ты зажег огонь
Я за тобою так, будто мир помещу в ладонь
Рассеется туман

Источник

Двадцать пятый час

Есть, есть он, двадцать пятый час,
Не в круглых сутках есть, а в нас,
Есть в нашей памяти о тех,
Кто под траву ушёл, под снег.
Ушёл за свой последний след
Туда, где даже тени нет.

И всё ж, я уверяю вас,
Он в междучасье есть, тот час,
Есть в промежутке том, куда —
Что сутки! — целые года
Вмещаются, как смысл в слова,
И где особенно жива,
И где особенно одна
Земля от высших сфер до дна,
Одна с утра и до утра.
От общей массы до ядра
Мельчайших атомов-частиц,
От скорбных до весёлых лиц
Одна на миллиарды нас…

И вот как раз
В тот самый час,
Не знаю, явь ли это, сон,
Но с пьедестала сходит он,
Той вечной памяти солдат,
Из бронзы с головы до пят,
И, верность подвигу храня,
Девчонку ту, что из огня
Он вынес много лет назад,
Баюкая, несёт в детсад
Сквозь Трептов-парк… И там в саду,
Укладывает спать в ряду
Других ребят — о том и речь, —
А рядом с ней кладёт свой меч,
Тот самый, коим искромсал
Громаду свастики, а сам
Тем часом — всё по форме чтоб —
Пилотку уголком на лоб
Хотел подправить, да забыл,
Пилотку ту осколок сбил
Ещё тогда, тогда, тогда…

Года — как за грядой гряда.

Уж скоро вечность будет, как
Сюда пришёл он, в Трептов-парк,
Из тех обугленных равнин,
В одном лице — отец и сын,
В одном лице — жених и муж,
В одном родстве на весь Союз,
Оплакан всюду и любим,
Пришёл и встал, неколебим,
На самый высший в мире пост,
Лицом и подвигом — до звёзд.

И вдруг… В горах ли что стряслось!
Земная ль отклонилась ось!
Подвижку ль сделал континент!
А то и просто: в тот момент
Он сам — что тоже может быть —
Такой телесной жаждой жить
Проникся с головы до ног,
Что, хоть и бронзовый, не мог
Он не пойти домой к себе,
Чтоб там размяться на косьбе,
Чтоб там во сне, как наяву,
Обнять жену свою — вдову,
Детей, внучат своих обнять,
А если мать жива, и мать
Обнять и далее идти,
Чтоб службу памяти нести, —
Везде — мосты ли, не мосты —
Узнать: на месте ль все посты
И каково стоится им,
Друзьям-товарищам своим.
В граните, в бронзе, здесь и там,
По деревням, по городам.

И не забыть зайти притом
И в дальний тот, и в ближний дом,
Зайти на боль от старых ран
И — с ветераном ветеран —
Побыть, горюючи, любя,
И взять отчасти на себя,
На свой на бронзовый магнит
Ту боль, что столько лет болит.
Взять, как берёт громоотвод.

Что ж, и такой вот поворот
Возможен здесь.

Но в этот раз
Он от берлинских новых штрасс,
Стараясь больше по прямой,
Не на восход идёт, домой,
А на заход — в ту сторону,
Откуда ох как он в войну,
На том пожаре мировом,
Подмоги ждал в сорок втором,
Ждал: да когда ж он, второй фронт?!
Ждал год… И два… И третий год…
А если кровью мерить — век.

Зато, когда второй Дюнкерк
Назрел в Арденнах, — он не ждал
И миру мир принёс не в дар,
А в память, чтоб его беречь.
Об этом, собственно, и речь
И в этом смысл всего того,
Что так встревожило его
Теперь.

И он к Па-де-Кале
Идёт не как скала к скале,
А к человеку — человек.
Всё тем же курсом — на Дюнкерк,
Всё с тем же чувством, как тогда…
Года — как за грядой гряда.
Шаги — как за волной волна.
Поводырём ему — луна
И голос всех отважных тех,
Кто под траву ушёл, под снег.
Там, на второй передовой.

И вот уж голос их травой
Восходит у его сапог:

«Спасибо, что тогда помог
И что пришёл сюда сейчас.
Остановись, послушай нас,
У наших надмогильных плит.
Не всем же — бронза и гранит,
Не всем же — память во весь рост,
Лицом на зюйд, на вест, на ост…
Не всем. Поскольку знаем: всем
В пределах даже двух систем
Не хватит камня и литья,
Чтоб всех поднять из забытья.
А хватит — тесно будет им
От нас, от каменных, живым —
Так много здесь погибших нас,
Парней, шагнувших за Ла-Манш.
Но трижды больше ваших там —
По всем дорогам на Потсдам,
Да что там трижды — во сто крат.
Спасибо вам за Сталинград.
За Курск, за Днепр, за встречный тот
Удар с привисленских высот.
Когда б не вы — нам всем каюк!

Вот почему ты вправе, друг,
Стоять, как ты сейчас стоишь,
Чтоб Лондон видел и Париж,
Чтоб запад знал и знал восток,
Какой ты памятью высок,
И что тебе ещё расти.

Пусть будет так. Но ты учти,
Нам тоже не одни холмы.
Мы — прах не просто, почва — мы.
Ты — у вершин, мы — у корней.
Тебе — видней. А нам — больней.
И тяжелей день ото дня.

Кто там сказал: «В тени огня!»
Кто там сказал: «В тени ракет!»
Да будь он трижды президент,
Безумец он. Иди к нему
И подскажи его уму:
В такой тени, в огне таком,
Чуть что, всё небо — кувырком.
И вся земля — как головня.

В предчувствии того огня
Болят все кладбища — скажи, —
Окопы все и рубежи
Болят на весь двадцатый век,
Как перед бурей у калек
Болят обрубки ног и рук…
Нельзя — скажи — на третий круг
За крайний край, за Рубикон
Нельзя! И это — как закон,
Как просьба всех корней и губ…

Квадрат огня, теперь он — куб,
Теперь он больше, чем сама
Земля, и больше, чем с ума
Сойти — сойти за ту черту,
Где бездна ловит пустоту,
Где шар земной — как не земной,
Не шар — а череп под луной
Летит — безбров, безглаз, безнос —
И — ни червя… Такой прогноз
Прими как «SOS»,
как наш набат,
Опереди крылатый ад
И упреди как наш посол.

А явь ли это или сон? —
Не так уж важно. Важен мир
Как первый твой ориентир,
Держись его по ходу звёзд.
Тебе опорой — лунный мост
С материка на материк.
Ты по нему иди, старик.
И твёрдо знай: не подведёт…»

И — представляете — идёт
Всем исполинам исполин.
В одном лице — отец и сын,
В одном лице — жених и муж,
В одном родстве на весь Союз.
Идёт над бездной, под луной.
Четыре ветра за спиной
В порыве парусных веков, —
И поступь легче облаков.
И ход стремительней луча
Рассветного. А у плеча
На удаленье небольшом
Звезда Полярная с ковшом
По ходу вечности на вест
Перстом указывает: есть,
Есть, есть он, двадцать пятый час!

Уже давно фонарь погас
На башне Эйфеля. Давно
Биг-Бен дозорное окно
Не поднимал из-за спины
И сам давно сошёл с волны…
И вот уж, вот — левей, правей —
Под своды бронзовых бровей
Всплывает мощно берег тот…

Солдат честь флагу отдаёт
По форме всей и лишь потом
Спокойным шагом входит в дом,
Опередив на шаг рассвет.

«Прошу прощенья, президент,
Что рано потревожил вас.
Такой уж — извините — час,
Час памяти. А кто я есть?
Как видите, из бронзы весь,
И никаких таких камней
Вот здесь, за пазухой моей.
Я — чрезвычайней всех послов
И с вами говорю со слов
Не только наших — ваших всех,
Кто под траву ушёл, под снег.
Ушёл за всех живущих вас.

Я двадцать миллионов раз
Там, в полосе военных лет,
Убит. А это, президент,
Не просто цифра в семь нулей.
Представьте в памяти своей —
За миллионом миллион —
Всех тех, кто был испепелён,
Расстрелян, кто ушёл ко дну…
Представьте всех по одному,
Не в общем свете бытия,
А как своё в момент бритья
Лицо и где-то за лицом
Себя представьте мертвецом
Все двадцать миллионов раз.

Представьте: землю рвёт фугас
Не чью-то там, а вашу, здесь,
И кровь течёт фронтально, взресь,
Не где-то там, не где-то там,
А тут, по вашим же цветам,
Течёт и вдоль, и поперёк…

Представьте: Хьюстон и Нью-Йорк
Лежат в руинах, как тогда
Лежали наши города,
Не два — а сотни городов…
Представьте миллионы вдов,
Как муж, как детям их — отец…
И перестаньте ж наконец
Перед лицом моей страны
Махать во имя сатаны
Ракетно-ядерным крестом…

Я не один прошу о том,
То — просьба всех корней и губ:
Квадрат огня, теперь он — куб,
Теперь он больше, чем сама
Земля. И больше, чем с ума
Сойти — сойти за ту черту,
Где бездна ловит пустоту,
Где шар земной — как не земной,
Не шар — а череп под луной,
Как с плеч, летит сквозь чёрный ад.
То — просьба ваших же солдат,
Тех, что в Европе полегли
От родины своей вдали.
Внемлите им как президент.
А сон ли это или нет? —
Судите сами. Мне пора».

Играет в парке детвора,
Шумит листвой зелёный вал…
А он стоит, как и стоял,
Тот славной памяти солдат,
Из бронзы с головы до пят.
Девчонка та же — у плеча,
В деснице — молния меча,
И небо вечности у глаз…

Источник