Иерусалим. Золотые ворота и Гефсиманский сад. Несколько фото с.
—Метки
—Рубрики
МУЗЕИ МИРА (668)
НАПИТКИ (44)
ПАМЯТНЫЕ ДАТЫ (156)
ПОЛЕЗНОЕ (16)
РЕТРО (1878)
Каталоги, альбомы (381)
СПОРТ (28)
CCCP (435)
АКТЕРЫ ТЕАТРА И КИНО (588)
ДЕТСКОЕ (958)
ДЛЯ МЕНЯ (67)
ЖИВОПИСЬ, РИСУНОК (2806)
ЖИВОТНЫЙ МИР (342)
ИСТОРИЯ (1240)
ИСТОРИЯ РОССИИ (1982)
КУЛЬТУРА, ИСКУССТВО (953)
МОДА (226)
МОСКВА (476)
ОДЕЖДА, ОБУВЬ и пр., и пр. (215)
ОФОРМЛЕНИЕ ДНЕВНИКА (23)
ПЕРСОНЫ (1618)
ПИСАТЕЛИ и ЛИТЕРАТУРА (993)
ПОЗИТИВ (98)
ПРО ЕДУ (137)
РАЗНОЕ (1071)
РЕЛИГИЯ (459)
РОМАНОВЫ (396)
СКАЗКИ О ХУДОЖНИКАХ (48)
СКАЗКИ, ЛЕГЕНДЫ ПРИТЧИ (391)
ТЕХНИКА (32)
ФОТОГРАФИЯ (2720)
«LiFE» — фотоархив (180)
Библиотека Конгресса США (194)
Редкие фото известных людей. (139)
ФОТОХУДОЖНИКИ (311)
ШЛЯПОМАНИЯ (147)
Звезды в шляпах (53)
ЭКСКУРСИИ ВИРТУАЛЬНЫЕ (2)
ЮНЕСКО (11)
—Поиск по дневнику
—Друзья
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Статистика
Микалоюс Чюрлёнис в прозе, стихах, музыке и картинах
Вторник, 10 Октября 2017 г. 05:44 + в цитатник
Кажется, при появлении на свет Микалоюса Чюрлёниса у Создателя дрогнула рука, и младенцу досталась целая горсть талантов. Сложно сказать, на каком из поприщ он больше преуспел: в наследии Чюрлениса — завораживающие симфонические произведения, фантастические картины, трогательные стихотворения, сказки, притчи, псалмы… Он смотрел на мир глазами ребенка и видел вокруг красоту, чистоту и волшебство. Так и остался вечно молодым, уйдя в 35 лет.
Человек, живя среди людей, всегда должен вершить добро, и его жизнь никогда не будет прожита зря, даже если в глазах других он — ничто. Согласитесь, что порою доброе, благосклонное слово значит больше, чем воз золота, а теплый искренний взгляд — больше, нежели тома механики.
Постоянно хочу творить добро, но не знаю, что есть добро. Хочу идти, но не знаю куда. Я слаб, потому что чувствую, что ошибаюсь. Только покажи мне, в какой стране есть эта жизнь, и ты увидишь, сколько во мне найдется энергии.
Ведь я представлял себе счастье таким близким и возможным. Однако решил: счастлив не буду, это столь же верно, как и то, что «умру». Сие меня как бы утешило несколько… Так и есть, счастлив не буду, иначе и быть не может. Слишком легко ранимый, слишком близко все принимаю к сердцу… Деньги меня не привлекают, ожидает меня нужда. Сомневаюсь в своем призвании и таланте и ничего не достигну… Перестану мечтать, но запомню мечты своей юности.
Человеку одинокому бывает душно, тесно и темно. Человеческая душа не имеет крыльев, чтобы подавить собственное «я». Трудно ей тогда, но чем шире раскроет крылья, чем более широкий круг очертит, тем будет легче, тем счастливее будет человек.
Рай Микалоюс Константинас Чюрлёнис 1909
Господи! Молю тебя: озари путь мой, ибо сокрыт он от меня.
Возглавил я шествие наше, и знаю, что другие тоже пойдут за мной – лишь бы не путями окольными.
Тёмными лесами блуждали мы, миновали долины и поля возделанные, и было шествие наше длиною в вечность.
На берег речной вышли мы, а конец шествия только показался из тёмного бора.
— Река! – воскликнули мы. И те, кто рядом был, вторили нам: Река! Река!
А кто в поле был, кричали: поле, поле, поле!
В конце же идущие говорили: в лесу мы, и удивительно нам, что передние кричат: «поле, поле!», «река, река!».
— Лесом мы идём, – так говорили они, ибо не знали, что находятся конце шествия.
Предо мной – высочайшие вершины, голые скалы и бездны. Это красиво. Это – бесконечно красиво. Но не знаю дороги, и боязно мне. О нет, не за себя – ведь иду я, а вслед за мной уже идут другие. Господи, они за мной идут, все шествие – длинное, длинное! Один за другим – через долину и долгим речным берегом, и через поле большое, возделанное, тихое, а конец этого шествия в лесу скрывается, и шествию конца нет. Где истина, Господи? Иду, иду.
Ты явил передо мной чудеса свои – на розоватых вершинах гор, на зеленовато-серых скалах, прекрасных, как замки очарованных королевичей.
Те, кто ближе, видят ясно, те же, кто у реки или в поле – они-то когда узрят эти чудеса Твои? Или те, кто из лесу ещё не вышли? Жаль мне их, Господи! Нескоро узрят они чудеса Твои, что Ты так щедро рассыпаешь вокруг.
Долог ли будет ещё наш путь, Господи? Или Ты велишь не вопрошать об этом?
Но куда идём мы, Господи? Где конец этому пути? М. К. Чюрлёнис. ПСАЛОМ Перевод М. Рашковского
Микалоюс Чюрлёнис вместе с музой и женой Софией Кимантайте.
Золотко мое, ничего не бойся. Видишь два камня — по ним можно смело пройти, дай только руку. Источник шутит, прикидываясь грозным. Смотри, даже эти ромашки не боятся: наклонили головки и смотрят на цветные камушки на дне шутника источника. Как он красив, правда? Чистый такой, смеется, журчит, шепчет, извивается и снова смеется, пускаясь в бег. Не бойся, маленькая, дай руку. Ну, не говорил ли я тебе, что это не так уж и страшно?
Помнишь ли ты море, черный закат? …Слышишь, как шумят волны? И играют, и поют. Помнишь? А большие волны помнишь. Помнишь, какой шар света ты принесла мне тогда, когда я еще не знал тебя? Говори со мной, говори много, часто, как говорила еще до нашей встречи. И всегда держи в своих ладонях этот великий огонь…
Когда мы сидели на горе, я потихоньку спустился вниз… Ты вся была на солнце, а солнце — в тебе. Ты очень сильно светилась, а моя большая тень падала почти через всю гору. И стало мне тоскливо. Пустился я долинами в даль дальнюю, а когда вернулся, ты излучала еще более сильный свет. Моей тени уже не было…
Любовь — это восход солнца, Полдень долгий и жаркий, вечер тихий и чудный. А родина его тоска.
Любовь — это старая песенка. Любовь — это качели радуги, подвешенные на белых облаках. Любовь — это мгновение блеска всех солнц и всех звезд.
Любовь — это мост из чистого золота через реку жизни, разделяющую берега «добра и зла».
Любовь — это крепкие белые крылья. Любовь — это старый сосновый лес в жаркий полдень, это отдых в лесу под убаюкивающий шум сосен.
Любовь — это дорога к солнцу, вымощенная острыми жемчужными раковинами, по которым ты должен идти босиком.
Нет человека, который углубившись в себя, пришел бы к оптимистическим заключениям. Человек, занятый исключительно собой, анализом своей «голой души», несчастен… Все же не надо удивляться, что такой самоанализ притягателен для людей. Нет интеллигента, который не испытал бы дозу удовольствия, углубляясь в себя. И каков же результат этих путешествий? Могут ли они исчерпывающе охарактеризовать наше «я»? Мне кажется, что подлинное самопознание находится за пределами нашего разума, так же, как и познание вселенной, начало начал. Обидно тратить на это время. Ну, а раз уж человек, если не спит, то думает, то пусть мысль его не опускается в мрачное подземелье, а парит в бескрайних просторах.
Фуга. Из диптиха «Прелюд. Фуга» Микалоюс Константинас Чюрлёнис 1908, 62 × 73 см
Музыка любого народа, развиваясь и вырастая, не теряет своих характерных особенностей, ибо дальше ее развивают композиторы, которые, являясь сынами своей родины, получают от родителей вместе с кровью любовь к своим песням и часто, сами этого не сознавая, любят их особенности и характер. Такие композиторы, развивая музыку, из песенки создают песнь, из песни — композицию симфонии и воспитывают подлинно культурную музыку.
Культурная музыка не теряет национальных особенностей, которые так ясно различаются в народной музыке. Возьмем немецкую музыку, живущую в произведениях гениальных немецких композиторов, таких, как Бах, Бетховен, Моцарт, Шуберт, Шуман, Вагнер и Рихард Штраус. Отличительные особенности немецкой музыки — это глубина, совершенная форма и какая-то специфическая, нигде в других песнях не встречаемая сентиментальность. Русская музыка наполнена болью, ожиданием, тем, что сами русские называют словом «заунывность», которое не переводится, — наполнена широко разливающейся печалью, поистине славянской, как говорят, порой она звучит словно элегия, порой внезапно загремит звонким, непрекращающимся ликованием. Все это впитал Петр Чайковский и излил в своей музыке, особенно в своих шести симфониях. Итальянская музыка — это поистине музыка, рожденная «под светлым небом» — является, как говорится, сладкой, легкой, мелодийной. Верди, Россини, Беллини, Доницетти, из более новых Масканьи, Пуччини полностью дают нам ее в своих произведениях.
Могуче ты, море. Велико, беспредельно, неохватно. Целое небо покрывает своей лазурью твои волны, а ты, полное величие, дышишь тихо и спокойно, потому что знаешь: нет предела твоей мощи, твоему величию, твое бытие бесконечно. Великое, могучее, прекрасное море! Ночью на тебя смотрит полмира, далекие солнца погружают в твои бездны свой мерцающий, таинственный, сонный взгляд, а ты, вечный король великанов, дышишь спокойно и тихо, знаешь, что ты одно такое, и нет над тобой властителя.
Я рисовал или целыми часами сидел у моря, в особенности на закате я всегда приходил к нему. И было мне всегда хорошо, и с каждым разом становилось все лучше.
Соната моря. Аллегро, 1908
Соната моря. Анданте, 1908
Я шел один. Ночь светлая. Настроение тоже просветленное. Небо окутано зеленоватым туманом. Кое-где звезда, будто заблудившаяся, попавшая в сети мушка, трепещет золотыми крылышками, а в самом центре луна-паук смотрит значительным, мигающим большим глазом. И все происходит в какой-то священной тишине. Дальнейший путь был еще прекраснее. Луна закатилась и ярко засверкали звезды, чудеснейшая часть небосвода: Орион, Плеяды, Сириус… В подобные мгновения хорошо забыть, откуда ты и куда идешь, как тебя зовут, и смотреть на все глазами ребенка. А когда это кончается и приходишь в себя, становится жаль, что так давно уже живешь, так много пережил… Если бы можно было жить так, с постоянно раскрытыми глазами на все, что прекрасно.
Рекс Микалоюс Константинас Чюрлёнис 1909
Последний цикл «Сотворение Мира» не окончен; я думаю работать над ним всю жизнь… Это сотворение мира, но не нашего, библейского, а какого-то другого — фантастического. Мне хочется создать цикл, по меньшей мере из ста картин, не знаю, сделаю ли…
Сотворение мира IX Микалоюс Константинас Чюрлёнис 1906, 35.5 × 30.5 см
Рубрики:
ПЕРСОНЫ ЖИВОПИСЬ, РИСУНОК
Метки: микалоюс константинас чюрлёнис проза стихи видео музыка живопись
Процитировано 11 раз Понравилось: 25 пользователям
Источник
Картины -сонаты Чюрлёниса
Картина Чюрлёниса: Соната моря.
Чюрлёнис — уникальное явление в мировом искусстве, его творчество до сих пор вызывает восхищение и споры.
С самого раннего детства Чюрлёнис освоил игру на органе и мог даже замещать своего отца во время воскресной службы. Его творческий путь начинался именно с музыки. После проявления ярких способностей, он был зачислен в школу князя Михаила Огинского — внука известного композитора, подарившего в 1794 году миру прекрасный Полонез «Прощание с Родиной».
В этой школе и оркестре князя и развивалась профессиональная деятельность Чюрлёниса, как музыканта. Чуть позже он закончил Варшавский музыкальный институт и отправился в Лейпциг в консерваторию. Но, лишившись после смерти князя его стипендии, Чюрлёнис был вынужден вернуться в Варшаву.
С этого момента в его жизнь навсегда входит живопись, к которой он и раньше имел большую тягу. Работы Чюрлёниса после завершения им художественного училища получили одобрение, и ему была предоставлена «свобода в реализации своих замыслов». Для композитора-живописца, так часто меняющего разлинованную нотную бумагу на гладкие листы для рисования, синтез музыки и живописи стал частью жизни, выражением его миропонимания.
И, скорее всего, к вагнеровской идее синтетического искусства литовский художник и композитор приблизился самостоятельно и чисто интуитивно. Таким образом, объединив две отдельные ветви искусства, Чюрлёнис поистине создал музыку на мольберте. В 1907-1909 годах в созданных им сонатах, прелюдиях, фугах, живописец показал уникальную способность в живописи использовать визуальный аналог формы музыкального произведения.
Одной из наиболее живописных работ Чюрлёниса по праву считается СОНАТА МОРЯ. Это произведение состоит из трёх картин — Аллегро, Анданте, Финал. В музыке сонатами называют пьесы, в которых идёт противопоставление друг другу нескольких разнохарактерных тем. Выбрав вечно влекущее к себе море объектом для работы, Чюрлёнис верил в возможность создания сонаты, но иными средствами — кистью и красками. Его живописный триптих, написанный по всем канонам музыкальных форм, наполнен звуками и понятен без слов.
Allegro — переводится как бурно, радостно, весело. Именно такими словами можно охарактеризовать первую картину сонаты с её бурлящими волнами и стремительным потоком. Одна за другой волны напористо наступают на берег, искрясь и переливаясь на солнце. Из морских пучин поднялись и рассыпались в кружеве янтарь и жемчуг. Очертания холмистого берега легко потерять — так незаметно он сливается с гребнями дальних волн. На переднем плане органично прорисовывается силуэт чайки. Здесь нет борьбы — только жизнь — яркая, бурная, подвижная.
Следующая картина сонаты — Анданте. Взятый за основу горизонтальный ритм, даёт ощущение тишины, покоя, умиротворённости. Только два ярких луча освещают горизонт. Следуя взглядом по светящимся дорожкам, видно, как на дне спящего моря притаился целый город, где нашли приют затонувшие корабли. Добрая заботливая рука поднимает один из них и бережно опускает на водную гладь, даруя ему новую жизнь.
Грозная и величественная волна поднимается ввысь в Финале. Море выплёскивается мощным потоком, накрывая волной крошечные кораблики и затопляя своей прозрачной зеленью города. Но, какой бы страшной не казалась эта волна, корабли обязательно спасутся — творчество Чюрлёниса удивительно миролюбиво и созидательно.
Годом раньше, в 1907, художником была написана и другая соната — СОНАТА СОЛНЦА — произведение из 4 картин — Аллегро, Анданте, Скерцо, Финал.
Отправной точкой живописи Чюрлёниса служит, как это удостоверяет изучение его картин, зримая реальность. От неё он устремляется к тому, что ей внеположено, что прозревает он за её пределами… Живописная обработка элементов зрительного созерцания по принципу, заимствованному из музыки… вот его метод…
Его творчество… есть опыт синтеза живописи, предполагающей изображение вещей в трёх измерениях. В противоположность этому музыка знает лишь одно пространство — время… Творчество Чурлёниса есть попытка, без сомнения, непреднамеренная, наивная и всё же проведённая с тою бессознательной закономерностью, которая составляет постоянство истинного дарования.