Никита Михалков раскрыл тайны фильма «Утомленные солнцем 2»
Никита Михалков заканчивает работу над фильмом «Утомленные солнцем 2». Это продолжение его первой картины, награжденной «Оскаром» в номинации «Лучший иностранный фильм». Время действия новой ленты – 1941–1943 годы. Никита Сергеевич практически закончил снимать два больших фильма и надеется выпустить первую картину 9 мая 2010 года, к юбилею великой Победы.
– Это очень личная история на фоне огромной страшной войны. Я отсмотрел 60 часов материала хроник и начитал огромное количество литературы, особенно мемуарной, неофициальной. Чем больше я смотрел и читал, тем больше приходил к абсолютному изумлению, каким образом можно было выиграть эту войну. Есть такой замечательный военный историк Раш, который написал, что советские историки отняли победу у русского солдата, показывая немцев дураками, пьяницами, идиотами и кретинами – это неправда. Это была великая армия, которая покоряла за считанные дни европейские страны. Она была рассчитана потрясающе. С немецкой педантичностью. Немецкую форму конструировал знаменитый дизайнер Хьюго Босс, и эта форма, как считают психологи, на тридцать процентов помогала психологически раздавливать население стран, куда они входили. До сих пор Германия не отказалась от этой формы.
Силуэт немецкой офицерской формы вы увидите за километр. Монокль у офицера это не очки – это часть формы. Хлыст – это часть формы. Сапоги-бутылки – это часть формы. Кожа – это часть формы. Недаром в 43-м, в феврале, в Советской армии была введена форма, которая практически повторяла форму Белой армии – золотые погоны, кожа, лампасы, пуговицы. Но когда я смотрел хроники 41-го года – это страшно! Тысячи людей, сдающихся в плен, – и как они одеты! Я психологически понимал отношение к этому солдату немецкого солдата, который в полном порядке.
В нашей картине мы пытаемся дать это понять. Что победа была одержана не над слабым, глупым, пьяным врагом, а над лучшей армией в мире. И вот тогда заслуга русского солдата имеет действительно огромное значение.
– Не отразится ли финансовый кризис на завершении вашего фильма? И что будет происходить с кинопроизводством во время кризиса?
– Нам осталось, к счастью, снять еще процентов 10. А в принципе производство кино будет сокращено. Но это и очистит площадку. Мне думается, что благодаря кризису случайное кино должно будет уйти, потому что на него не будут давать деньги. Слишком много этого случайного кино. Все-таки наша профессия – серьезная, тяжелая. И то, что в кино пришло именно из-за денег немереное количество дилетантов, людей, которые не имеют права снимать кино, – это ужасно. Притом, что кризис – вещь тяжелейшая, в нем должны выжить только те, кто имеет право снимать кино, а те, кто не имеет права снимать кино, его снимать не будут. И это справедливо. Да, бывают самородки, но это исключение, а не правило. Поэтому при всей тяжести кризиса, он еще поможет очистить площадку от мусора. Мусора! Говорю это совершенно ответственно. Я отвечаю за свои слова.
– Почему в вашем фильме не снимается Ингеборга Дапкунайте?
– Ингеборга в это время занималась программой «Большой брат 2», и я считал это не очень совместимым со съемками в фильме «Утомленные солнцем 2». Она могла бы выбрать. Я понимаю, что это хорошо оплачивается, но сколько можно выбирать? Невозможно быть всеядной. Хотелось бы, чтобы такие программы, как «Дом 2», «Большой брат 2», кризис вычистил. Я вот не знаю, доставляет ли ребятам наслаждение сниматься в 70 лет в сериале «Менты»? Они уже состарились, уже на пенсии, а все еще «менты». А, с другой стороны, как кормить семью? Ну, тогда опять в «менты».
Трагичная ситуация бывает у актеров. Не буду называть фамилий. Ведет человек передачу на телевидении про кулинарию. Он популярен, его узнают на улице, каждую неделю он выходит на экран, он в славе и в порядке. А вот я его снимать не буду, потому что он для зрителя уже бренд. На него нужно потратить огромные усилия, чтобы вырвать у зрителя оскомину знания, что он ведет эту программу. Поэтому нужно выбирать – или ты хочешь быть при деньгах и популярным, но заниматься только этим и быть к этому приговоренным, или серьезно работать в профессии. А то и другое редко получается. Мне везло – я всегда делал то, что мне нравится, и мне за это неплохо платили.
– Почему все больше людей становится недобрыми? После войны люди были намного добрее?
– Мы ничему не учимся. Война, несчастье, беда, горе сплачивают людей больше, чем счастье. Меня учила мама, и, слава Богу, я научил этому своих детей – суди о своей жизни, сравнивая ее с жизнью тех, кто живет хуже тебя. Их намного больше. Когда ты сравниваешь свою жизнь с жизнью тех, кто живет лучше, тебе всегда ничего не будет хватать. У тебя возникнет такое количество лишних проблем!
Я бы хотел, чтобы эффектом нашего фильма было именно это. Чтобы человек после фильма вышел, сел в машину, в метро, в автобус, пришел домой, сунул ключ в замок своей двери и сказал: «Господи, какое счастье, я открываю дверь своей квартиры! Я захожу на кухню и пью чай!» Мы об этом не думаем, а это так важно. Когда я говорю своим детям: «Посмотрите на людей, которые живут хуже, сколько проблем отвалится от вас, какими бессмысленными покажутся желания, которые были вашим вожделением».
Меня многому эта картина научила. Рано или поздно все равно отвечаешь на самые простые вопросы. Они не имеют отношения ни к акциям, ни к нефти, ни к вилле в Швейцарии, ни к девочке с Рублевки, которой подарили «Бентли» розовый, а не голубой. Я понимаю Чехова, который написал: «У каждого счастливого человека должен быть кто-то за дверью, кто будет стучать ему в эту дверь молоточком о другом несчастье». Надо просто встать на место другого человека.
Когда мы снимали зимой в той одежде, в которой воевали штрафники, – теплое белье, а остальное, в чем были. Минус 23 градуса в окопах с ветром. Снимали с 11 утра до 4 часов дня. Всего-навсего! Да еще там чай дают, а потом ты едешь домой, а там сауна, можно отогреться, поесть, лечь спать. Но когда ты на секунду представляешь себя в этом окопе, что 50–60 лет назад, никакой сауны. И не два дня и не пять, и не десять, а месяцами в окопе – и это и есть твоя жизнь! И пули у тебя не пиротехнические, а настоящие. Когда ты на секунду попытаешься залезть в эту шкуру, совсем иначе смотришь на проблемы, которые казались тебе такими важными. Ребята, оглянитесь! Вы потрясающе живете! Вы с ума сошли.
– Что вас особенно потрясло?
– Я понял одну вещь – если воевало 30 миллионов человек – это было тридцать миллионов войн. У каждого была своя война. У него была своя память, свои запахи, свои страхи, свои победы. Пока снимаешь, чувствуешь себя, как в подводной лодке, – выход только через торпедный аппарат. А когда заканчиваешь – начинается страшная ломка. Оказываешься лишенным того, к чему привык за три года, а это ежедневная работа по восемнадцать часов.
Источник
Ингеборга Дапкунайте
27 ноября в прокат вышел новый, удивительный фильм екатеринбургского режиссера Алексея Балабанова «Морфий». Помните, когда-то царствовала триада Машков-Миронов-Меньшиков? В «Морфии» мы вновь сталкиваемся с подобным талантливым трио. Представьте себе: Булгаков-Балабанов-Бодров (младший). Если пространнее, то маэстро режиссуры Алексей Балабанов поставил фильм по сценарию Сергея Бодрова младшего, написанному по «Запискам молодого врача» Булгакова. Согласитесь, впечатляет.
Фильм поражает своей достоверностью — многочисленные баночки-скляночки, операционные, помещичьи залы, уборные, платья дам и простолюдинок и даже постоянная свойственная тому времени полутемень — все способствует эффекту полного погружения в Российскую глубинку образца 1917 года. И уже за одно это создателям фильма — почет и уважение. Ощущение, что воспользовалась машиной времени… Актеры — отдельная песня. Молодой, знакомый зрителю по балабановскому же «Грузу-200» Леонид Бичевин, непревзойденный, ироничный как всегда Андрей Панин, Сергей Гармаш и, конечно, загадочно-отстраненная Ингеборга Дапкунайте. Куда там загадочной русской душе, душа литовская точно даст ей фору! И вот эта загадочная литовская душа (вместе со стройным худеньким телом, разумеется.) прилетела в Екатеринбург представлять новое творение Балабанова и Ко.
— Здравствуйте, очень рада быть в этом городе, мне он очень нравится, — скороговоркой начала Дапкунайте. — Дружу с некоторыми писателями, живущими здесь, с братьями Пресняковыми, например. Очень ценю школу вашего драматического искусства.
— Как вам работалось с Балабановым?
— Прекрасно! Я очень люблю Лешу, очень ценю как режиссера. Думаю, что он один из лучших мастеров своего дела. В прошлом году я даже вручала ему за это приз. Он всегда четко знает, что делает, у него четкий сценарий. В результате ты всегда знаешь, что и когда говорить, главное — выучить текст вплоть до знаков препинания. Если это вопрос, ты спрашиваешь, если многоточие, то…, точка так точка. Балабанов предоставляет актеру отличную возможность: ничего не надо менять, просто выучите буквы. А в остальном все будет зависеть от меры твоего собственного таланта, самоотдачи и веры в то, что делает режиссер.
— Ингеборга, в фильме полно натуралистических сцен — операции с отрезанием конечностей, роды… Вам страшно не было?
— Вы знаете, я чувствовала себя как в игре. Мне повезло, я до сих пор играю. Помните, в детстве мы все играли в докторов. Брали палочку и говорили, что это шприц. А нам тут все дали настоящее, вплоть до ноги — нате, режьте. Или силиконового ребенка. Только предупредили: «Ингеборга, не выроните, он безумно дорогой!» Этих дистанционно управляемых ребенков было два. Неподалеку стояли люди и управляли ими — примерно как на соревнованиях управляют летающими самолетиками… Такого ребенка берешь на руки и кажется, что он настоящий. Страшно в руки брать! Плюс он еще был обмазан слизью и кровью. Но я его держала, все было замечательно и совсем не страшно. Ведь все это происходит и в жизни. Кровь в жизни существует? Смерть существует? В реальной-то больнице будет пострашнее. Это тебе не силиконовые ноги отрезать. У нас были два консультанта, которые нам помогали. Основная трудность состояла в том, чтобы во время съемок простоять подряд часов двенадцать. Нужно доснять все разом, потому что потом уже возникают трудности. И вот, постояв 12 часов около пациента, ты понимаешь, что у актера, конечно, профессия нелегкая, но у врача будет потяжелей.
— Известно, что на съемках были проблемы с настоящим снегом, значит в фильме он искусственный?
— Нет, там настоящий снег, которого мы наконец-то, после месяца ожидания, дождались. Но сложность была не в том. Массовку мы снимали в городе Кашине. Нужно было стереть электрические столбы, да и день киношный очень короток зимой. Света мало. И есть такой фокус — если вы начали снимать без снега и солнца, так надо и снять всю сцену без снега и солнца. Сцена на экране длится минут пять, а снимается целый день. А снег то падает, то не падает. В эти промежутки надо вписаться и быстро все снять. Техника техникой, а погода, когда снимаешь на натуре, задает свои условия. Отлично, когда у актера есть талант. Но особый талант — использовать талант в данных условиях. Когда жарко, холодно, мокро — пожалуйста, играй. Быстро! У нас был прекрасный ансамбль.
— Ваше любимое высказывание Джона Малковича — «Ты настолько хороша, насколько хорош твой партнер». Насколько хороши ваши нынешние партнеры и — применимо ли это высказывание к обычной жизни?
— Наверное, и к жизни применимо. Партнеры замечательные. У Лени Бичевина это одна из первых больших ролей, он сыграл отлично. Андрей Панин — великолепный партнер, уже очень опытный, просто мастер. И в жизни у меня партнеры неплохие.
— Ингеборга, насколько актуален сейчас Булгаков, как вы к нему относитесь?
— Сценарий просто захватывает. Что для меня Булгаков? Дело в том, что нечасто в кино сталкиваешься с хорошей литературой. А тут есть такая возможность. У каждого будет свое мнение. Как всегда у Балабанова, публика разделяется — часть любит, часть — ненавидит. Среднее встречается редко. Сейчас все однозначно отдают дань его мастерству. В фильме композиция кадра, картинка — все безупречно. К нему приходят молодые режиссеры, тихо сидят на площадке и учатся. Когда сам он рассказывает про свой фильм, раз скажет, что это про любовь, в другой раз — про то, как гений погибает от саморазрушения. Картина очень многослойная. И очень красивая, несмотря на натурализм — пейзажи, характеры, лица. Каждый характер, лицо подобраны филигранно. Вот, например, пожарник из Шереметьево или девочка, у которой нога попала в мялку, и доктор ей эту ногу отрезает. Это, наверное, самая страшная сцена в фильме. Но смысл ее в том, что благодаря этой страшной ампутации, вопреки обстоятельствам, девушка выживает. И приезжает потом к доктору сказать «Спасибо». Мы думали, прерывая съемки на два дня: «Ну почему мы два дня ждем какую-то актрису?!» Но когда я увидела эту девочку, я поняла, почему мы так долго ее ждали. Лицо абсолютно такое, какое и должно быть. Вот так она должна была смотреть.
— Вы неоднократно говорили, что вам безразлично, узнают ли вас на улице или нет. Вы действительно равнодушны к славе? Насколько спокойно ездите в метро, не донимают вас?
— Я себе отдаю отчет в том, что не могу это контролировать. не могу сказать — вот пусть сейчас меня узнают, а сейчас пусть — нет. Но вчера я пошла в аптеку купить салфетки, и аптекарша меня узнала. И сказала кучу каких-то приятных слов. Конечно же, это очень здорово! Но для меня важно соблюдать какую-то внутреннюю дисциплину и здравый смысл, чтобы не поверить в это до конца. Потому что все это замечательно, но есть нормальная жизнь. Есть семьи, реальные условия, в которых надо существовать. Жизнь в кино это игра. Она нереальна, словно нам дают игрушки, в которые мы играем. Мы не делаем настоящих операций, мы ненастоящие врачи. Я стараюсь соблюдать грань между жизнью и игрой, иначе проблем не оберешься.
— Ингеборга, фильм фактически о возникающей зависимости. От чего зависите вы сама?
— Я завишу от таланта тех людей, с которыми я работаю. Это меня вдохновляет, привлекает. Мне всегда везло на партнеров. Это именно то, что держит на поверхности.
— Недавно в Екатеринбурге был Илья Авербух, который сказал, что готовит уже четвертый «Звездный лед». И собирается созвать туда лучших участников предыдущих проектов. Вы не собираетесь вновь надеть коньки?
— То, что я не буду участвовать, это наверняка. Я уже свое откатала. Это прекрасный период моей жизни, но хватит кататься, надо играть.
— Вас никогда не приглашали участвовать в проекты типа Последнего героя?
— Отношусь к ним хорошо. Не могу сказать, что мне предлагали, а я отказалась, это было бы неэтично. Если бы я согласилась, вы бы это видели. Пока не было возможности участвовать. Это телевидение, развлечение, и если люди смотрят, значит, кому-нибудь нужно. Есть более, есть менее успешные проекты. «Звезды на льду» это то же самое реалити шоу, только покрасивше. Или песни поют, или танцуют. Интересно.
— Почему вы отказались сниматься в «Утомленных солнцем-2»?
— На то есть свои причины, не всегда совпадают обстоятельства. И шоу «Большой брат», которое я, якобы, предпочла, здесь ни при чем.
— Ревнуют ли у вас на родине к вашей славе в России?
— На родине не ревнуют, радуются, что у меня успехи. И ледовое шоу смотрели все.
— Вас обижает то, что иногда пишут о вас в газетах?
— Я бы сошла с ума, если бы обижалась. И потом я не все вижу, у меня не хватает времени. Я даю интервью, потом мне его присылают, я исправляю ошибки…
Перед прилетом сюда мне позвонили. Говорят: «Ингеборга, платим вам огромные деньги, если расскажете нам о своей личной жизни». Я сказала: «Да у вас нет таких денег!»
А мне сказали, мол, Интернет полон информации, что вы развелись с мужем. Так вот с мужем я, конечно же, не развелась.
— Расскажите о новом фильме Farewell, в котором вы играете жену Эмира Кустурицы?
— В переводе можно назвать его «Прощай». Это фильм режиссера Кристиана Кореона. В русском прокате он был бы вами замечен картиной «Счастливое рождество». Кристиан снимает про то, как полковник КГБ в 81 году решил отдать секретную информацию французам. За счет этого Миттеран, избранный в то время, и не пользовавшийся доверием у Рейгана, который считал его коммунистом, сдал (или слил) эту информацию. И мир начал потихонечку меняться. В нашем фильме две главные роли — инженера, который получает информацию, играет звезда французского экрана Гийом Канне, а русского полковника КГБ играет сербский режиссер Эмир Кустурица. У обоих героев есть семьи. Прекрасную молодую жену Гийома Канне играет Александра Мария Лара. А жену Эмира Кустурицы играю я. Весной картина должна выйти. В сентябре премьера в Париже.
— Как вы расслабляетесь?
— Иногда меня спрашивают, мол, что вы будете делать, как приедете? Организаторы не дадут соврать — я буду спать. А расслабляюсь обязательно, иначе перегорю и взорвусь. Думаю, вот, у меня ведь была трудная неделя, вернее, месяц, вернее, год. Несколько трудных лет! А с другой стороны, мне нетрудно. Потому что я обожаю то, что делаю. И несколько фильмов, которые мы сняли недавно, доставляют мне большое творческое удовольствие. Но силы, конечно, ограничены, и их надо уметь распределять. Расслабляюсь по-разному: иногда активно — гуляю, иногда просто сажусь и смотрю какой-нибудь фильм. Очень люблю смотреть кино или читать хорошую книжку.
— А что сейчас читаете?
— Если вы пороетесь сейчас в моей книжке, там валяются последний детектив Ле Карре и Далай Лама. Открываю когда могу, параллельно. Мне нравится Йен Эмбэнк, шотландский писатель, пишущий научную фантастику. «Записки молодого врача» мне понравились. Я читаю много. Всегда любила японского писателя Кавабато. Возьмешь рассказ, почитаешь. Одного любимого писателя нет. Очень люблю детективы, романы. Читаю запоем. Бывает, что ночью не могу бросить книжку. В отпуск беру чемодан книг, пусть будут. Я жадная до книг.
— А что касается фильмов?
— Из последнего — братья Коэны, очень смеялась. Русские фильмы «Дикое поле» и «Домовой» мне очень понравились. Сейчас я посмотрела сериал, который купила в Париже, называется Damagies («Повреждения»). Люблю английские сериалы типа «Доктор Ху». Мне все нравится! Заглатываю все, как пылесос, фильмососатель, фильмоскоп.
— Ваша мама метеоролог как-то повлияла на ваше отношение к прогнозам погоды?
— Есть разные города. В Женеве, где она очень долго жила, погоду можно предсказать легко. В Вильнюсе предсказать ее невозможно. Почему — не знаю. Города очень разные. Вот мама дает прогноз, что пойдет дождь. А у людей на носу праздник песни и пляски, они звонят узнать, какая будет погода. И вот она прикидывается, что она это не она. Или дает прогноз, а потом стоит у окна и просит: «Боже, Боже, дай чуть-чуть дождя!». Я смотрю погоду в инете.
— Ингеборга, как собираетесь встречать Новый год?
— А про новый год пока не знаю. Надо что-то организовывать, а времени пока нет. Не знаю даже, в какой буду стране. Традиционно наша семья, как и большинство европейцев, празднует Рождество. Новый год у нас всеобщий праздник, его необязательно встречать семьей. А на Рождество, 24-го вечером все собираются за традиционной рождественской трапезой.
— Вы верите, что как встретишь Новый год, так его и проведешь?
— Нет, не верю в эту примету. Потому что в позапрошлом году я отравилась, и всю ночь провела в обнимку с унитазом. А год был прекрасный!
Выражаем благодарность за интервью мультиплексу «Салют».
Источник