Будет ласковый дождь. Из Сары Тисдейл
There will come soft rains and the smell of the ground,
And swallows circling with their shimmering sound;
And frogs in the pool singing at night,
And wild plum trees in tremulous white;
Robins will wear their feathery fire,
Whistling their whims on a low fence-wire;
And not one will know of the war, not one
Will care at last when it is done.
Not one would mind, neither bird nor tree,
If mankind perished utterly;
And Spring herself when she woke at dawn
Would scarcely know that we were gone.
Хотя и считается, что стих Сары Тисдейл «замылен» переводами, но с этим стихотворением у меня связаны личные ассоциации, и оно одно из моих любимых из ангоязычных стихотворений и русских переводов их, несмотря на мрачный сюжет. Как ни странно, но мрачность постапокалиптического сюжета и просто сюжета о бренности бытия в этом стихотворении побеждается ликующим торжеством Жизни.
До сих пор многие, особенно, любители научной фантастики, пребывают в убежденности, что оно принадлежит перу Рея Бредбери.
Однако его написала в 1920 году американская поэтесса Сара Тисдейл.Входит в сборник стихов «Flame and Shadow» («Пламя и тень», раздел VIII, стих 1).Ныне Сара Тисдейл признана классиком американской поэзии 20 века.
А началось все с того, что Бредбери использовал эти строки, взятыми из забытого поэтического сборника этой также полузабытой поэтессы в своих »Марсианских хрониках», в поразительном рассказе с тем же названием-»Будет ласковый дождь».
По мотивам стихотворения Сары Тисдэйл была написана глава с тем же названием в постапокалиптическом жанре в сборнике «Марсианские хроники». Есть советский мультфильм Киевнаучфильма «Будет ласковый дождь».
это стихотворение и этот рассказ нельзя отделять друг от друга, они существуют уже давно как единое целое двух авторов, разделенных во времени, но создавших единый образ постапокалиптической планеты.
Будет ласковый дождь, будут звоны земли
Гомон звонких стрижей от зари до зари,
Серенады ночные лягушек в прудах.
Лепестки осыпаясь в белоснежных садах;
Сизо-алые птицы взлетят на забор,
И малиновки трели виртуозный узор.
И никто никогда не узнает войну
Пережито не нами, ворошить ни к чему
И ни птица, ни ива-никто не всплакнет,
Если даже исчезнет человеческий род
А весна. ах, весна! Снова встретит рассвет
А людей на планете уже больше нет.
Вот известная версия перевода, можете сравнить.
Перевод на русский (цитируется по переводу Льва Жданова из рассказа Рэя Бредбери «Будет ласковый дождь»). Считалось, что этот перевод принадлежит перу Юрия Вронского, что оказалось неверным. Евгений Витковский в своём предисловии к книге избранного Сары Тисдейл «Реки текущие к морю» доказывает это.
Будет ласковый дождь, будет запах земли.
Щебет юрких стрижей от зари до зари,
И ночные рулады лягушек в прудах.
И цветение слив в белопенных садах;
Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор.
И никто, и никто не вспомянет войну
Пережито-забыто, ворошить ни к чему
И ни птица, ни ива слезы не прольёт,
Если сгинет с Земли человеческий род
И весна… и Весна встретит новый рассвет
Не заметив, что нас уже нет.
Я сочла нужным сохранить первую строчку, как узнаваемый русскоязычным читателем код стихотворения.
Повторяющиеся образы: малиновки, птицы, ивы и т.д. Но ведь это перевод оригинального стихотворения, многое должно повторяться, но я поставила иные смысловые и выразительные акценты. Конечно, можно сделать и еще более яркие и отдаленные от известной переводной версии-варианты. Если только это не приведет к размытию оригинального первоисточника, что часто с сожалением наблюдаем, читая переводы, в которых переводчик больше стремится к оригинальности своей версии, чем к сохранению содержания и колорита оригинала.
Можно привести еще вариант перевода:
В книгу избранного Сары Тисдейл включён другой перевод этого стихотворения (автор — Михаил Рахунов).
Будут сладкими ливни, будет запах полей,
И полёт с гордым свистом беспечных стрижей;
И лягушки в пруду будут славить ночлег,
И деревья в цветы окунутся, как в снег;
Свой малиновка красный наденет убор,
Запоёт, опустившись на низкий забор;
И никто, ни один, знать не будет о том,
Что случилась война, и что было потом.
Не заметят деревья и птицы вокруг,
Если станет золой человечество вдруг,
И весна, встав под утро на горло зимы,
Вряд ли сможет понять, что исчезли все мы.
Источник
Что будет, если Солнце вдруг исчезнет?
Все мы привыкли, что каждый день восходит солнце. Даже если вы живете за полярным кругом, вы все равно знаете, что рано или поздно светило появится на небосводе. А что, если солнце вдруг исчезнет? Спойлер: ничего хорошего.
8 минут, полет нормальный
В первую очередь Земля погрузится во тьму. Даже Луна не поможет, потому что она светит отраженным светом Солнца, а когда звезда пропадет, ей просто нечего будет отражать. Произойдет это примерно через 8,5 минут после того, как Солнце исчезнет: за это время до Земли дойдут его последние лучи.
Не менее суровым испытанием станет жестокий холод. В течение недели температура планеты упадет примерно до -17,8°С. Это, конечно, холодно, но недостаточно, чтобы заморозить человечество и другие формы жизни на планете. Не сразу, по крайней мере. На то, чтобы планета охладилась до -100 градусов по Фаренгейту (около -73,3 по Цельсию), понадобится целый год.
Антигравитация
Однако Земля без Солнца также означает отсутствие фотосинтеза — процесса, с помощью которого растения превращают солнечный свет в энергию. Без этого они начнут засыхать и умирать, а вслед за ними и травоядные животные останутся без пропитания, а значит, и хищники. Кроме того, через год мороз будет таким сильным, что станет проблемой не только для растений, но и для фауны, которая не сможет выжить без источника энергии и тепла.
Наконец, Солнце удерживает Землю на своей орбите — недаром ее диаметр в 100 раз больше, чем у нашей планеты. Без гравитационного «поводка» Земля может улететь куда угодно и столкнуться с другим космическим телом — метеоритом, кометой или даже другой планетой.
Поэтому в следующий раз, когда увидите Солнце, скажите ему спасибо!
Источник
Текст песни The Baseballs — Umbrella
Оригинальный текст и слова песни Umbrella:
You have my heart
And we’ll never be worlds apart
Maybe in magazines
But you’ll still be my star
Baby cause in the dark
You can see shiny cars
And that’s when you need me there
With you I’ll always share
Because
When the sun shines, we’ll shine together
Told you I’ll be here forever
That I’ll always be your friend
Took an oath I’m a stick it out till the end
Now that it’s raining more than ever
Know that we still have each other
You can stand under my umbrella
You can stand under my umbrella
These fancy things, will never come in between
You’re part of my entity, here for Infinity
When the war has took it’s part
When the world has dealt it’s cards
If the hand is hard, together we’ll mend your heart
Because
When the sun shines, we’ll shine together
Told you I’ll be here forever
That I’ll always be your friend
Took an oath I’m a stick it out till the end
Now that it’s raining more than ever
Know that we still have each other
You can stand under my umbrella
You can stand under my umbrella
You can stand under my umbrella
Hey hey hey hey hey
You can run into my Arms
It’s okay don’t be alarmed
Come into Me
There’s no distance in between our love
Gonna let the rain pour
I’ll be all you need and more
You can stand, you can stand, you can stand, you can stand, you can can, stand stand
When the sun shines, we’ll shine together
Told you I’ll be here forever
That I’ll always be your friend
Took an oath I’m a stick it out till the end
Now that it’s raining more than ever
Know that we still have each other
You can stand under my umbrella
You can stand under my umbrella
You can stand under my umbrella
Hey hey hey hey hey
When the sun shines, we’ll shine together
Told you I’ll be here forever
That I’ll always be your friend
Took an oath I’m a stick it out till the end
Now that it’s raining more than ever
Know that we still have each other
You can stand under my umbrella
You can stand under my umbrella
You can stand, you can stand, you can stand…
Oh you can stand
You can stand, you can stand, you can stand…
Моё сердце принадлежит тебе,
Поэтому мы никогда не будем далеко друг от друга.
Может, я смогу видеть тебя только на фото в журналах,
Но ты всё равно будешь моей звездой, малыш.
В темноте
Даже блестящих машин не видно –
Тогда я и буду тебе нужна.
Для тебя мне ничего не жалко,
Потому что
Когда светит солнце,
Мы вдвоём светимся от счастья.
Я уже говорила тебе, что всегда буду рядом с тобой,
Говорила, что всегда буду твоим другом.
Я поклялась, что так будет до конца.
Сейчас идёт дождь, сильный, как никогда,
Но я знаю, что мы по-прежнему вместе,
Иди ко мне под зонтик.
Иди ко мне под зонтик.
Ко мне под зонтик.
Ко мне под зонтик.
Ко мне под зонтик.
Все эти выдумки
Никогда не встанут между нами.
Ты стал частью меня
На целую вечность.
Если тебе досталось от этой жизни.
Если ты держишь в руках карты
И боишься сделать ход,
Я помогу тебе, я вылечу твоё сердце,
Потому что
Когда светит солнце,
Мы вдвоём светимся от счастья.
Я уже говорила тебе, что всегда буду рядом с тобой,
Говорила, что всегда буду твоим другом.
Я поклялась, что так будет до конца.
Сейчас идёт дождь, сильный, как никогда,
Но я знаю, что мы по-прежнему вместе,
Иди ко мне под зонтик.
Иди ко мне под зонтик.
Ко мне под зонтик.
Ко мне под зонтик.
Ко мне под зонтик
Перевод на русский или английский язык текста песни — Umbrella исполнителя The Baseballs:
У вас есть мое сердце
И мы никогда не будем миры
Может быть, в журналах
Но вы все еще будете моя звезда
Детские причиной в темно-
Вы можете увидеть блестящие автомобили
И вот, когда вы нуждаетесь во мне есть
С тобой я всегда буду делиться
Потому что
Когда светит солнце, мы будем сиять вместе
Я же тебе говорил, я буду здесь навсегда
То, что я всегда буду твоим другом
Принимал присягу я придерживаться его до конца
Теперь, когда идет дождь более чем когда-либо
Знайте, что мы до сих пор друг друга
Вы можете стоять под моим зонтом
Вы можете стоять под моим зонтом
Эти модные вещи, никогда не придет в между
Ты часть моей сущности, здесь Бесконечности
Когда война взял его часть
Когда мир рассматривается это карты
Если рука тяжело, мы вместе исправить свое сердце
Потому что
Когда светит солнце, мы будем сиять вместе
Я же тебе говорил, я буду здесь навсегда
То, что я всегда буду твоим другом
Принимал присягу я придерживаться его до конца
Теперь, когда идет дождь более чем когда-либо
Знайте, что мы до сих пор друг друга
Вы можете стоять под моим зонтом
Вы можете стоять под моим зонтом
Вы можете стоять под моим зонтом
Вы можете запустить в мои объятия
Это хорошо не пугайтесь
Войди в меня
Там нет никакого расстояния между нашей любви
Собираюсь пусть дождь влить
Я буду все, что вам нужно, и больше
Вы можете стоять, вы можете стоять, вы можете стоять, вы можете стоять, вы можете можете, стенд стенд
Когда светит солнце, мы будем сиять вместе
Я же тебе говорил, я буду здесь навсегда
То, что я всегда буду твоим другом
Принимал присягу я придерживаться его до конца
Теперь, когда идет дождь более чем когда-либо
Знайте, что мы до сих пор друг друга
Вы можете стоять под моим зонтом
Вы можете стоять под моим зонтом
Вы можете стоять под моим зонтом
Когда светит солнце, мы будем сиять вместе
Я же тебе говорил, я буду здесь навсегда
То, что я всегда буду твоим другом
Принимал присягу я придерживаться его до конца
Теперь, когда идет дождь более чем когда-либо
Знайте, что мы до сих пор друг друга
Вы можете стоять под моим зонтом
Вы можете стоять под моим зонтом
Вы можете стоять, вы можете стоять, вы можете стоять …
О вы можете стоять
Вы можете стоять, вы можете стоять, вы можете стоять …
Моё сердце принадлежит тебе,
Поэтому мы никогда не будем далеко друг от друга.
Может, я смогу видеть тебя только на фото в журналах,
Но ты всё равно будешь моей звездой, малыш.
В темноте
Даже блестящих машин не видно —
Тогда я и буду тебе нужна.
Для тебя мне ничего не жалко,
Потому что
Когда светит солнце,
Мы вдвоём светимся от счастья.
Я уже говорила тебе, что всегда буду рядом с тобой,
Говорила, что всегда буду твоим другом.
Я поклялась, что так будет до конца.
Сейчас идёт дождь, сильный, как никогда,
Но я знаю, что мы по-прежнему вместе,
Иди ко мне под зонтик.
Иди ко мне под зонтик.
Ко мне под зонтик.
Ко мне под зонтик.
Ко мне под зонтик.
Все эти выдумки
Никогда не встанут между нами.
Ты стал частью меня
На целую вечность.
Если тебе досталось от этой жизни.
Если ты держишь в руках карты
И боишься сделать ход,
Я помогу тебе, я вылечу твоё сердце,
Потому что
Когда светит солнце,
Мы вдвоём светимся от счастья.
Я уже говорила тебе, что всегда буду рядом с тобой,
Говорила, что всегда буду твоим другом.
Я поклялась, что так будет до конца.
Сейчас идёт дождь, сильный, как никогда,
Но я знаю, что мы по-прежнему вместе,
Иди ко мне под зонтик.
Иди ко мне под зонтик.
Ко мне под зонтик.
Ко мне под зонтик.
Ко мне под зонтик
Если нашли опечатку в тексте или переводе песни Umbrella, просим сообщить об этом в комментариях.
Источник
Новая публикация в Золотом Руне
Из цикла «Когда-нибудь, не на этом свете…»
***
Когда-нибудь, не на этом свете,
а может быть, не на этой планете,
но всё будет так, как хочу.
В каком-нибудь древнем плюсквамперфекте,
иль новом ещё небывалом проекте —
прижмусь к твоему я плечу.
Сквозь дождь и туман, сквозь пространство и время,
в угольное смерти ушко
проникну, приникну, всем телом согрею,
всю жизнь прошепча на ушко.
Я стрелки часов обломаю и выброшу,
сожгу все календари,
но я тебя выношу, выгрызу, выпрошу
у розовой этой зари.
А солнце горит, как рана,
и мне говорит, что рано.
А звёзды только затем и нужны,
чтоб там отыскать свою.
Руки, что их зажигают, нежны,
но держат нас на краю.
О скольких уже поглотила пасть,
заоблачный ров бездонн,
но наша звезда нам не даст упасть,
сама упав на ладонь.
И, божьей коровкой на ней светясь,
легко улетит назад,
но я буду знать: это наша связь
зовёт меня в звёздный сад.
И если солнце — одно на всех,
для камня и для песка,
то эта звезда — и мой плач, и смех
узнает издалека.
Она чуть слева, наискосок,
со мною в ночи любой,
светит оттуда прямо в висок,
транслируя мне любовь.
Ты любил меня светлой, воздушной,
золотой, завитой, молодой.
Полюби меня старой, ненужной,
неказистой, больной и седой.
Отражась в зеркалах, обижаюсь
на безжалостный времени след.
Я всё больше к тебе приближаюсь
по обшарпанной лестнице лет.
С каждым днём мы всё ближе и ближе.
Но любовь — не источник утех.
Полюби меня чёрненькой, слышишь?
Белоснежка завидна для всех.
Что ты скажешь, увидев морщины
и поблёкшие пряди волос.
Мы пред старостью все беззащитны,
если б встретиться нам довелось.
Но я знаю — осушишь мне щёки
поцелуями жарче весны,
и их будет без счёта, без счёта,
и объятия будут тесны.
Ты полюбишь как прежде — любую,
пусть я буду один лишь скелет.
И иду я наощупь, вслепую,
в твои руки по лестнице лет.
***
Устав из каждого болота
себя за волосы таскать,
ушла в себя, в свои тенёта,
тебе меня не отыскать.
Прости мне это вольнодумство
и дерзость слова моего,
нездешним воздухом подуло —
и я присвоила его.
Несбывшееся может сбыться,
сведя все пазлы и края,
а после улететь как птица
в необозримые края.
Теперь мне часто только снится,
как мы вдвоём с тобой живём.
Привыкла к счастью как к синице,
что обернулась журавлём.
А им, меня к себе влекущим,
окликнуть издали б: «Лети!».
Но на пути к небесным кущам
как пламя адово пройти?
А мир безумен и бездарен,
бездушен и опустошён.
Ему не слышен запах гари —
он обоняния лишён.
Хоть щели затыкаю ватой —
ежегодичная возня —
но прорывается как фатум
метафизический сквозняк.
И задувает нашу свечку —
ту, что горела на столе.
Моё продрогшее сердечко
в твоём нуждается тепле.
В нём щели не закроешь ватой,
и Бог, увы, не Айболит.
У счастья вкус солоноватый,
а горе сладостно болит.
Открыты клапаны и шлюзы,
живу, на изморозь дыша.
Моя прожорливая муза,
ненасытимая душа.
Порой сама себе не рада,
но выше блага и стыда —
моя острожная отрада,
моя жестокая страда.
И я в спасительное масло
взбиваю сливки облаков,
чтоб после всем святошам назло
взойти в небесный твой альков.
И как мне в это не поверить,
когда такая благодать,
как будто щели — это двери,
и до тебя рукой подать.
***
Мне память стала верною опорой —
вернёт мне всё, куда судьба ни день.
Всё это тень, благодаря которой
сильнее свет и ярче новый день.
Мой новый день в линеечку косую,
в котором что-то напишу шутя,
о том, что заблудилась как в лесу я,
и вот кружу под музыку дождя.
Дождь — от сердечной засухи таблетка,
бездождье — как невыплаканность слёз,
но ждёт его всегда земли жилетка,
пусть это будет как бы невсерьёз.
И памяти моей свежо преданье.
Писать стихи, пока встаёт заря,
чтоб оправдаться перед мирозданьем,
что день сегодня прожит был не зря.
А ты пока, нарушив все границы,
для нашей встречи комнату готовь.
И пусть тебе моя любовь приснится,
а мне твоя привидится любовь.
О если бы навеки так совпало,
чтоб мы слились, в одном костре горя,
чтоб яблоко меж нас бы не упало,
не просочился отблеск фонаря.
Ты мной у Бога выкраден, утаен,
и спишь пока лишь под летальным льдом.
А дождь стучится в окна, как хозяин,
что наконец пришёл в родимый дом.
Из цикла «Призраки»
***
Дома, где я жила, все умерли давно,
их призраки во сне слабее писка…
Но там, где нам дано души двойное дно —
теперь они свою нашли прописку.
Там старый особняк, веранда и гамак,
там во дворе играет радиола.
Порой они встают из вороха бумаг
подобием сердечного укола.
Знакомое крыльцо… похожий силуэт.
пары конфорок коммунальной кухни…
О как мне явствен след давно умерших лет.
Гори, гори же ясно, не потухни!
Дворовые друзья, весёлые снежки,
с балкона на верёвочке записка.
Когда порой ни зги, ты память разожги
и мёртвых не вычеркивай из списка.
Я прислонюсь к стене среди родных теней,
в тумане проявившегося снимка…
И будет всё ясней, где ночи дней длинней,
где мертвецы с воскресшими в обнимку.
Глядишь на меня лучом исподлобья,
прячась за тучи, словно играешь…
Ну как тебе в этом твоём загробье?
Скажи, про рай нам всегда не врали ж?
Спасибо за письма с любимой ветки,
в форме сердечек — их было столько.
А знаки твои так бывали метки,
что боль моя вмиг становилась болькой.
Летите, листья, письмом к любимым,
читай их невооружённым взглядом.
Как важно знать, что нужны всё им мы,
пусть даже нет их отныне рядом.
***
Как ёлки ты любил и сосны.
И кажется порою мне,
что с ними мы — родные сёстры,
а мир вокруг — безлюдный остров,
и я иду к ним как к родне.
У нашего ДК «Кристалла»,
где нынче оперный театр,
сажусь на лавочку устало
под хвойных веток опахала,
и это лучше всяких мантр.
Я вижу профиль твой и ухо
на чёткой облачной кайме,
и кажется, что легче пуха,
вне поля зрения и слуха,
ты обращаешься ко мне.
А жизнь легко проходит мимо,
и мне всё ближе старина.
Любовь к тебе невосполнима,
невышибаемая клином,
она во всём растворена.
На балкон прилетает птица.
Не успели с тобой проститься.
Не успела сказать прости.
Нас уже с тобой не спасти.
Если бог закрывает двери —
он окно открывает вере,
но не видела я окно
сквозь завешенное сукно.
И коктейль из любви и боли
я мешала в неравных долях,
чтоб до дна его пить одной
ночью лунной и ледяной.
А небесное и лесное
будут радовать вновь весною.
Птице высыплю горсть пшена.
Передай, его ждёт жена.
Просыпаясь, угадать пытаюсь:
что там за окном? Какое небо?,
постепенно обрывая завязь
с тем, что в снах нащупывала слепо.
Я как та царица Прозерпина,
что в подземном царстве колдовала,
жизнь свою прошедшую лепила,
а потом наутро забывала.
Чудеса случаются на свете.
Ты случился некогда со мною.
Хорошо, что ты не видишь, светел,
мировую эту паранойю.
Во вселенской пустыне голой
громко голос тебе подам.
Я люблю тебя во весь голос,
не на шутку, не по летам.
Если есть ты — пусть обернётся
тот прохожий, что с парой лыж,
пусть в коляске мне улыбнётся
тот кудрявый смешной малыш.
Если есть ты — из тучи выглянь,
проведи лучом по щеке.
Мои плечи к тебе привыкли,
не умеют быть вдалеке.
И сбываются все приметы,
улыбаются малыши,
только где же ты, где ты, где ты,
ни души в мировой глуши…
Если есть ты — то как ты можешь
без меня обходиться Там.
На твоё снеговое ложе
я приду по твоим следам.
Из прошлого не вытащить и волоком,
хоть жизнь идёт нахрапом, напролом,
но я живу под распростёртым облаком,
как под твоим невидимым крылом.
И кажется порою мне до обморока,
что Бог тебя не отнял, не сгубил,
что ты однажды выглянешь из облака
и выйдешь из неведомых глубин.
И сколько бы мне ни было даруемо,
на главное Всевышний вечно скуп.
Летят с небес снежинки поцелуями,
замёрзшими без наших тёплых губ.
Но только отступлю от нас на толику
или захочет вдруг попутать бес —
то облако единственного облика
другой любви идёт наперерез.
Из цикла «Что-то ещё»
Чувство волшебности, колдовства,
преображенье ущербных буден,
то, что придёт на правах родства
и от унылого сна пробудит.
Что-то такое… что-то ещё…
что-то просвечивающее сквозь внешность,
не принимаемое в расчёт
и воспаряющее в нездешность.
Что-то стоящее за и над,
прячущееся в иные формы,
сон или чудо, виденье, знак,
как отклоненье от скучной нормы.
О, мы неравны самим себе.
Тайный наш голос — цветущий лотос,
произрастая в мутной воде,
обогащает вселенский логос.
Жить в нарушение всех клише,
чтобы почувствовала: лечу ведь!
Как же важно всё это душе
вычленить, расшифровать, почуять…
«Никто» помножить на «ни с кем»
и вычесть жизнь, добавив тайны –
мой новый адрес на песке,
витальный или виртуальный.
Там разговаривают сны
и память делится бесценным,
там письма с индексом весны
и фотографии по стенам.
Не на костях, не на крови,
мой домик карточный невинный.
Он склеен из моей любви,
и в нём твоей есть половина.
Мой домик из папье-маше
на самом деле очень прочный.
Шалаш мой с милым на душе,
воздушный замок мой песочный…
***
Снег всё тот же. и лужи те же.
И поёт мне «Tombe la neige»
обольстительный Адамо.
Всё как было и всё как прежде,
так легко поверить надежде,
что мы вместе идём домой…
Я изнежена облаками
как когда-то твоими руками,
и плыву я на верхнем до
лёгче пёрышка синей птицы,
тоньше сна, что не смог присниться,
от смущенья растаяв до…
Из цикла «Ещё не вечер»
Я мысленно проигрываю жизнь,
привычную, как утреннюю гамму…
Ведь прошлому не скажешь: отвяжись,
не отряхнёшься просто, как от хлама.
Проигрываю в мыслях и стихах
то, что давно я жизни проиграла.
Звучит в ушах, торжественно тиха,
мелодия небесного хорала.
Ещё не вечер, да, но скоро ночь.
Зачем брести по замкнутому кругу,
ведь ничему уже нельзя помочь,
и не вернуть единственного друга.
Я бисер слов бессмысленно мечу.
Мне небо льёт серебряные пули.
Мой спор с судьбой закончился вничью.
Мы, кажется, друг друга обманули.
Я жизнь свою, изжитую, как ять,
вновь прогоню по всем её длиннотам,
но ничего не стану удалять
и проиграю снова как по нотам.
Проигранную насмерть, в пух и прах,
я проиграю на сердечной флейте,
и страсть, и страх, и жизненный свой крах —
всё повторяя снова, хоть убейте.
Проигранная жизнь моя на бис.
За свой базар я небесам отвечу.
И выйду к вам из темноты кулис.
Да, скоро ночь… Но всё ещё не вечер.
Улыбкою голубоглазой
встречает небо поутру.
А ночью, как и встарь, в алмазах,
горит о том, что не умру.
Хотя проходит жизнь в мученье,
её печенья нам не впрок,
но это тайное свеченье,
но эта радость между строк.
Летит воздушным поцелуем
к земле осенняя листва,
чтобы зимой в минуту злую
согреть непомнящих родства.
***
Каждый день со своим выраженьем лица —
то с улыбкой, то с горькой гримасой.
Солнце ластится, льётся, пьёт воду с лица,
отмывает от ночи чумазой.
Или дождь вдруг ушатом холодным обдаст,
возвращая из неба на землю.
Ничего, слёзы высохнут, всё, что бог даст,
благодарно и жадно приемлю.
Добрый день мой, будь ласка, давай пятерню,
задари меня всю с потрохами.
Будет вечер — тебе всё сторицей верну, —
добрым делом, улыбкой, стихами.
О бедная покинутая роза,
за ширмочкой от летних сквозняков!
Не знала ты, что пострашней мороза
прощание на сквозняке веков.
Припомнишь ты заботливого принца,
который захотел себя убить,
и все свои уловки и капризы,
а нужно было просто полюбить.
Он поливал тебя с утра из лейки
и укрывал стеклянным колпаком.
А сам нашёл спасение у змейки —
известен этот выход испокон…
Кто любит — так беспомощны и слабы,
они глядят сквозь розы как очки.
Планетой завладеют баобабы
и разорвут им сердце на клочки.
Ах, роза у разбитого корытца.
Одна любовь могла бы удержать.
Не нужно слушать, что нам скажут принцы,
а просто ароматом их дышать.
Уж начал расцветать цветок,
и вдруг застыл, как передумал.
Как что-то увидал не то
и радовать не стал, — не ту, мол,
хозяйкой видеть он хотел…
А я стояла безутешно,
секрет цветочных душ и тел
постичь пытаясь безуспешно.
Что он увидел, заглянув,
мне в сердце, как на дно колодца,
вмиг лепестки свои свернув,
как будто в страхе уколоться?
Поила тёплою водой,
цвети, просила, как вначале.
Ты просто слишком молодой,
а я погрязла в тьме печалей.
На что обиделся цветок?
В душе увидевши смятенье,
какой-то тёмный закуток,
он мне ответил нецветеньем…
Цветы по праздникам и на похоронах…
цветы в границах, в рамках дисциплины.
Но это было точно не про нас.
Спасением от плена или сплина,
они цвели на кухне, на столе
и в нашей жизни были вне контекста,
они хранили жизнь мою в тепле
и не было на нежность лучше теста.
Ты покупал мне розы по утрам
и выбирал всегда на длинных стеблях.
Я ахала, едва глаза продрав,
как будто огонёк в душе затеплив.
Так были розы огненно красны —
цвет страстности, пылающих признаний,
и жили мы всегда среди весны,
не важно, за окном — зима, весна ли.
А на ночь ты их в ванну опускал,
так бережно их лепестки расправив,
как будто не цветы — меня ласкал,
и это было вне границ и правил.
Теперь же, приходя в твой новый кров,
такие же я покупаю розы,
чтобы «люблю» сказать тебе без слов
и отогреть от твоего мороза.
Помнишь, собирали ландыши в лесу —
до него рукой подать нам было.
Каждый чем-то был похожим на слезу.
До сих пор в душе я ландыши несу.
Как я эти цветики любила!
Запах нашей юной свежести лесной,
жаль, не передать его словами.
Каждый год я покупаю их весной.
Ландыши прохладой дышат даже в зной,
а зимой летят над головами.
Кажется, я слышу их хрустальный звон,
вижу подвенечные их рюши.
На лесной поляне — ландышевый сон…
Маленький букетик нежен, невесом…
До сих пор он греет наши души.
Из цикла «Как долго я тебя хранила в тайне. »
Нашёлся случайно трамвайный билет —
тот самый, счастливый. Помнишь?
Пусть счастья как не было так и нет,
но главное разве в том лишь?
В подкладку сумки в тот день завалясь,
он в ней пролежал три года,
держа между нами незримую связь,
даривший фору и льготу.
Бумажное счастье истёрлось до дыр,
не хочет со мною знаться.
Но как заклинанье, заветный шифр:
шестнадцать и вновь шестнадцать.
Обычно счастье наперерез
бежит, кивая трамваю,
но он, заблудившись, то сходит с рельс,
то масло пред ним разливают.
Ах, счастье, счастье… обман и дым.
Шестнадцать и вновь шестнадцать.
Прошло три года и мне за ним
теперь уже не угнаться.
Ах, как любить бы разучиться,
как занести всё это в спам.
Не по летам летать как птица,
калашный ряд не по зубам.
И шапка сенькина, и сани
давно уж больше не мои.
Убрать бы всё в одно касанье —
аи, бои и соловьи.
И пусть покой мне только снится
и сонных вереницы дней,
капец, а не твои ресницы,
каких не видела длинней.
Вселенским холодом согрета,
всё не усвою я урок.
О сколько я твоих портретов
нарисовала между строк!
Я не художница, учусь лишь,
ты там похож и непохож,
но в них навеки заночуешь,
поскольку в будущее вхож.
И если выпадет проститься —
то строчки не дадут уйти,
и будут в небе словно птицы
кружиться на твоём пути.
Всё в этой жизни вперемешку,
но побеждает пред концом –
любви лукавая усмешка
над постным ханжества лицом.
Я долго так тебя хранила в тайне,
как в тайнике, в запрятанной шкатулке.
Моё полуреальное созданье,
ютившееся в сердца закоулке.
Не требовало света и питанья
оно, и обходилось без прогулки.
Мои стихи служили колыбельной,
баюкая, чтоб спало крепко-крепко
то, что хранило крестиком нательным,
но радовало исподволь и редко.
Боли во мне недугом несмертельным,
расти во мне невытянутой репкой.
Живи во мне, от жизни отдыхая,
как в коконе, взлелеян и обласкан,
дыши во сне младенческим дыханьем,
нас не найдёт опасность и огласка.
Цвети во мне любовью и стихами,
как на болоте замершая ряска.
Хранимым будь мелодией метельной,
моим смятеньем, облаком из рая,
наивною мечтою самодельной,
реликвией в заброшенном сарае,
судьбой нерасторжимой и отдельной,
усни во мне, вовек не умирая.
***
Пусть всё пройдёт, развеется как дым,
забвением покроется седым,
пусть обглодает жизнь меня как липку,
а я иду по нашему мосту,
где ожидала, чуя за версту
твои шаги и слабую улыбку.
Я из неясных линий и штрихов,
из слов и недописанных стихов,
твоей судьбе и жизни не помеха.
Порежу душу всю на лоскутки,
на носовые для тебя платки,
но не для плача только, а для смеха.
Мне всё равно, что скажет мир честной,
я истине не верю прописной,
забыты все законы и приличья,
остался только этот лес лесной,
осталось лишь осеннее весной,
осталось только солнечье и птичье.
***
Как ты вышел тогда на звонок из подъезда,
словно ты уже Там.
Исхудавший, родной, беззащитный, болезный,
я тебя не отдам!
Я люблю тебя сквозь, вопреки, курам на смех,
всё равно, всё равно!
Твои впадины щёк, кашель твой или насморк —
всё мне озарено.
Хоть душа каждый год тренировками в смерти
закалялась как сталь,
но болит как и встарь, и завидует тверди,
и молит: не ударь!
Пусть тебя сохранят мои вздохи и охи,
и стихи, и звонки,
пусть тебя защитят всемогущие боги
их щиты и клинки.
Пусть тебя оградят эти чёртовы маски,
и молитвы без слов,
и в перчатках слова, и неловкие ласки
из несбыточных снов.
Все раскручены гайки, развинчены скрепы,
жилы отворены.
Я тебя защищаю грешно и свирепо,
до последней стрелы.
До последнего хрипа в туннельных потёмках,
не пущу на убой.
Как птенца, как ребёнка, слепого котёнка
я укрою собой.
Сохрани его сила, лесная, земная,
в потаённом тепле.
Над тобою кружу, ворожу, заклинаю, —
уцелей на земле!
***
Засохший между серых скал
цветочек, что я приласкала.
Пусть не меня он там искал,
и я его там не искала.
Он как-то по-иному цвёл,
не зная, от кого вёл род свой.
Счастливый случай ли нас свёл,
иль породнило нас сиротство.
Как страшно, если не помочь,
когда не божья — волчья воля,
на пятки наступает ночь
и дышит в спину неживое.
Мне больно, если ты — не ты,
от нелюбви я леденею,
и лишь под взглядом теплоты
сильнее в поединке с нею.
Прости слова любви немой,
ведь сердце же не из металла,
солдатик оловянный мой,
что я из пламени достала.
И что с того, что ты другой,
и что не мне был адресован,
но доброй сказочной рукой
в моём был сердце нарисован.
Пусть мы не ровня, не родня,
но я спасу твоё сердечко.
Не денег пачку из огня —
любовь сгоревшую из печки.
И не понять, свои беды итожа,
как мог чужой стать ближайших дороже?
Нас разделяет как пропасть лишь шаг.
Но моего ты не просишь участья.
Как ты обходишься в жизни без счастья?
Без моей жизни обходишься как?
Я из окошка гляжу на дорогу.
Вдруг ты пришёл и уже у порога?
Кроме тебя мне не нужно гостей.
Всё, что вещают — хотела б забыть я,
кроме твоих драгоценных событий
я не хочу никаких новостей.
Разные судьбы и разные будни…
Я у себя буду спать до полудня,
ну а тебе собираться к восьми.
Жду тебя вечно как с фронта солдата.
Помнишь, у Чехова: если когда-то
жизнь моя будет… приди и возьми.
Прости, твою нарушила я тишь,
твой бедный мир безлюдный, нелюдимый,
где ты как жемчуг в раковине спишь,
безрадостный, безлюбый, но любимый.
Реснички знаю все наперечёт
на сделанном когда-то фотоснимке,
где ты тогда зажмурился — не в счёт,
но как мне эти дороги заминки.
Сражалась я с избыточной мечтой,
но силы были всё-таки неравны.
Как ни сильны слова любви ночной,
не быть уже Ассолью Ярославне.
Но всё, что на душе я утаю —
вдруг выдаст неба слабое свеченье.
На остановке нашей постою,
как в точке двух путей пересеченья.
Не родственник, не спутник и не брат,
в своей твою не чувствовала руку,
но я люблю тебя сильней стократ,
как если бы мы были кем другу другу.
Хвала судьбе, что не попутал бес
и жизни не поджаривал на гриле,
но венский вальс насвистывал нам лес
и на мосту мы над землёй парили…
Скажу я по секрету, что финал
переписала Андерсена сказки.
Солдатик оловянный не узнал
трагической убийственной развязки.
И, выхватив героя из огня,
я спрятала в укромное местечко.
Осталось невредимым для меня
нетронутое твёрдое сердечко.
Когда-нибудь я всё это пойму —
мучительное счастье одиночек.
Не сделает погоды никому
запрятанная нежность между строчек.
Твои границы я не перейду,
не потревожу словом или взглядом,
но всё-таки имей меня в виду,
ты далеко, но я всё время рядом.
Мы связаны незримой бичевой.
Я алхимичка всё-таки большая:
любовь творю из полу-ничего
и сказку из тоски сооружаю.
А ты живи и в печке не гори,
солдатик стойкий, хоть и оловянный,
из Андерсена и Экзюпери,
на улице — пока что — Безымянной.
Вот и дожили мы до осеннего плача,
будем путаться снова в ногах ноября,
хоть и правды в них нет, а тепла и тем паче,
но остались запасы в крови янтаря.
О печальный художник весёлого жанра,
юмор чёрного цвета тебе не к лицу.
К твоей осени строгой бы летнего жара
подмешать в самый раз — мудрецу и юнцу.
В твоём мире так чисто, опрятно и голо,
твои пальцы дворянски нежны и длинны.
Горький солод судьбы, одинокое соло,
ты как солнце с лицом крутолобой луны.
Пусть тебя расколдует весенняя фея,
всё ненужное сбросив как зимний балласт,
все печали тогда тебе станут до фени,
потонув среди солнечных лучиков глаз.
Дотемна далеко, а ночами так звёздно,
и надежда встречает ни свет ни заря…
Только жаль, что порою, увы, слишком поздно
мы приходим к холодным ногам ноября.
Как ты сумел стать ближе и нужнее,
чем те, кому по праву это сметь.
И если б взгляд хоть чуточку нежнее —
он смог бы заговаривать и смерть.
Всё это вздор, турусы на колёсах,
как дождь косой, что стороной прошёл.
Не обращай внимания на слёзы —
я плачу, оттого что хорошо.
Так Лис ответил Маленькому принцу,
зависимости радуясь своей,
когда уже от боли не укрыться,
когда они уже одних кровей.
Но вспомню я тебя в минуту злую,
когда господь на радость будет скуп.
Летят снежинки, словно поцелуи,
замёрзшие от неслиянья губ.
И кажется, царевна Несмеяна
и Мёртвая царевна, что в гробу,
была такой, поскольку неслиянна
с тем, кто бы смог согреть её судьбу.
А я смеюсь, как будто всё не вечер.
Кораблик провожаю твой: плыви
в большую жизнь, любимый человечек,
под парусом улыбки и любви.
Как будто нет ни горести, ни смерти,
и жизнь опять обманами мила.
Бреду куда-то в снежной круговерти,
что поглощает медленная мгла.
Рассыпана небесная солонка.
Твой пир, зима, чаруй же и балуй!
Растаял день. Я шлю ему вдогонку
по воздуху летящий поцелуй.
Прощаю все потери и напасти.
Прощаю этот сумрак голубой.
И, кажется, я сотворяю счастье
из тьмы всего, что составляет боль.
Источник