Должно быть солнце скрылось за горизонтом потому что вдруг стало темно

По Уссурийскому краю/Полный текст/Глава 23. ДЕРСУ УЗАЛА

ДЕРСУ УЗАЛА

После полудня погода стала заметно портиться. На небе появились тучи. Они низко бежали над землею и задевали за вершины гор. Картина сразу переменилась: долина приняла хмурый вид. Скалы, которые были так красивы при солнечном освещении, теперь казались угрюмыми; вода в реке потемнела. Я знал, что это значит, велел ставить палатки и готовить побольше дров на ночь.

Когда все бивачные работы были закончены, стрелки стали проситься на охоту. Я посоветовал им не уходить далеко и пораньше возвращаться на бивак. Загурский пошел по долине реки Динзахе, Туртыгин — вверх по Тадушу, а я с остальными людьми остался на биваке.

Должно быть, солнце скрылось за горизонтом, потому что вдруг стало темно. Дневной свет некоторое время еще спорил с сумерками, но видно было, что ночь скоро возьмет верх и завладеет сперва землею, а потом и небесами.

Через час Туртыгин возвратился и доложил мне, что верстах в двух от нашего табора, у подножья скалистой сопки, он нашел бивак какого-то охотника. Этот человек расспрашивал его, кто мы такие, куда идем, давно ли мы в дороге, и когда узнал мою фамилию, то стал спешно собирать свою котомку. Это известие меня взволновало.

Кто бы это мог быть?

Солдатик говорил, что ходить туда не стоит, так как незнакомец сам обещал к нам прийти. Странное чувство овладело мною. Что-то неудержимо влекло меня туда, навстречу этому незнакомцу. Я взял свое ружье, крикнул собаку и быстро пошел по тропинке.

Сразу от огня вечерний мрак мне показался темнее, чем он был на самом деле, но через минуту глаза мои привыкли, и я стал различать тропинку. Луна только что нарождалась. Тяжелые тучи быстро неслись по небу и поминутно закрывали ее собою. Казалось, луна бежала им навстречу и точно проходила сквозь них. Все живое кругом притихло; в траве чуть слышно стрекотали кузнечики…

Обернувшись назад, я уже не видел огней на биваке. Постояв с минуту, я пошел дальше.

Вдруг собака моя бросилась вперед и яростно залаяла. Я поднял голову и невдалеке от себя увидел какую-то фигуру.

— Кто здесь? — окликнул я.

И в ответ на мой оклик я услышал голос, который заставил меня вздрогнуть:

— Какой люди ходи?

— Дерсу! Дерсу! — закричал я радостно и бросился к нему навстречу.

Если бы в это время был посторонний наблюдатель, то он увидел бы, как два человека схватили друг друга в объятья, словно хотели бороться. Не понимая, в чем дело, моя Альпа яростно бросилась на Дерсу, но тотчас узнала его, и злобный лай ее сменился ласковым визжанием.

— Здравствуй, капитан! — сказал гольд, оправляясь.

— Откуда ты? Как ты сюда попал? Где был? Куда идешь? — засыпал я его своими вопросами.

Он не успевал мне отвечать. Наконец мы оба успокоились и стали говорить как следует.

— Моя недавно Тадушу пришел, — говорил он. — Моя слыхал, четыре капитана и двенадцать солдаты в Шимыне (пост Св. Ольги) есть. Моя думай, надо гуда ходи. Сегодня один люди посмотри, тогда все понимай.

Поговорив еще немного, мы повернули назад к нашему биваку. Я шел радостный и веселый. И как было не радоваться: Дерсу был особенно мне близок.

Через несколько минут мы подошли к биваку. Стрелки расступились и с любопытством стали рассматривать гольда.

Дерсу нисколько не изменился и не постарел. Одет он был по-прежнему в кожаную куртку и штаны из выделанной оленьей кожи. На голове его была повязка и в руках — та же самая берданка, только сошки как будто новее.

С первого же раза стрелки и казаки поняли, что мы с Дерсу старые знакомые. Он повесил свое ружье на дерево и тоже принялся меня рассматривать. По выражению его глаз, по улыбке, которая играла на его губах, я видел, что и он доволен нашей встречей.

Я велел подбросить дров в костер и согреть чай, а сам принялся его расспрашивать, где он был и что делал за эти три года. Дерсу мне рассказал, что, расставшись со мною около озера Ханка, он пробрался на реку Ното, где ловил соболей всю зиму, весной перешел в верховья реки Улахе, где охотился за пантами, а летом отправился на Фудзин, к горам Сяен-Лаза. Пришедшие сюда из поста Св. Ольги китайцы сообщили ему, что наш отряд направляется к северу по побережью моря. Тогда он пошел на Тадушу.

Солдаты недолго сидели у огня. Они рано легли спать, а мы остались вдвоем с Дерсу и просидели всю ночь. Я живо вспомнил реку Лефу, когда он впервые пришел к нам на бивак, и теперь опять, как и в тот раз, я смотрел на него и слушал его рассказы.

Сумрачная ночь близилась к концу. Воздух начал синеть. Уже можно было разглядеть серое небо, туман в горах, сонные деревья и потемневшую от росы тропинку. Свет костра потускнел; красные уголья стали блекнуть. В природе чувствовалось какое-то напряжение; туман подымался все выше и выше, и наконец пошел частый и мелкий дождь.

Тогда мы легли спать.

Теперь я ничего не боялся. Мне не страшны были ни хунхузы, ни дикие звери, ни глубокий снег, ни наводнения. Со мной был Дерсу. С этими мыслями я крепко уснул.

Проснулся я в 9 часов утра. Дождь перестал, но небо по-прежнему было сумрачное. В такую погоду скверно идти, но еще хуже сидеть на одном месте. Поэтому приказание вьючить лошадей было встречено всеми с удовольствием. Через полчаса мы были уже в дороге. У нас с Дерсу произошло молчаливое соглашение. Я знал, что он пойдет со мною. Это было вполне естественно. Другого решения у него и не могло явиться. По пути мы зашли к скалистой сопке и там захватили имущество Дерсу, которое по-прежнему все помещалось в одной котомке.

Теперь с левой стороны у нас была река, а с правой — речные террасы в 12 футов высотою. Они особенно выдвигаются в долину Тадушу после реки Динзахе. Террасы эти состоят из весьма плотных известняков с плитняковой отдельностью.

Последним притоком Тадушу будет река Вангоу [1] . По ней можно выйти через хребет Сихотэ-Алинь на реку Ното. Немного не доходя до ее устья, в долину выдвигаются две скалы. Одна с левой стороны, у подножия террасы, — низкая и очень живописная, с углублением вроде ниши, в котором китайцы устроили кумирню, а другая — с правой, как раз против устья реки Вангоу, носящая название Ян-тун-лаза [2] . Около нее есть маленький ключик Чин-гоу-за [3] .

Скала Ян-тун-лаза высотою 110 метров. В ней много углублений, в которых гнездятся дикие голуби. На самой вершине из плитняковых камней китайцы сложили подобие кумирни. Манзы питают особую любовь к высоким местам; они думают, что, подымаясь на гору, становятся ближе к Богу.

Тропа привела нас к фанзе Лудевой, расположенной как раз на перекрестке путей, идущих на Ното и на Ли-Фудзин. Раньше обитатели этой фанзы занимались ловлей оленей ямами, отчего фанза и получила такое название. Тогда она представляла собою постоялый двор. Здесь всегда можно было встретить прохожих китайцев, идущих от моря на Уссури или обратно. Хозяин фанзы снабжал их продовольствием за плату и таким образом зарабатывал значительную сумму денег. Фанза была расположена у подножья большой террасы, которая сильно выдвигается в долину и прижимает Тадушу к горам с правой стороны. Поверхность террасы заболочена и покрыта группами тощей березы (Betula latifolia Tausch).

Мы прошли мимо Лудевой фанзы и направились к Сихотэ-Алиню. Хмурившаяся с утра погода стала понемногу разъясняться. Туман, окутавший горы, начал клубиться и подыматься кверху; тяжелая завеса туч разорвалась; выглянуло солнышко и улыбнулась природа. Сразу все оживилось: со стороны фанзы донеслось пение петухов, засуетились птицы в лесу, на цветах снова появились насекомые.

В верхней части река Тадушу течет с северо-запада на юго-восток. Истоки ее состоят из мелких горных ключей, которые располагаются так: с левой стороны — Царл-гоуза [4] , Люденза-Янгоу [5] и Сатен-гоу [6] , а с правой — Безымянный и Салингоу [7] . Здесь находится самый низкий перевал через Сихотэ-Алинь. Небольшие холмы со сглаженными контурами и сильно размытые ложа ручьев свидетельствуют о больших денудационных процессах.

С реки Тадушу через Сихотэ-Алинь идут три пути: два — на Ното и один — на Ли-Фудзин. Первый начинается от известной уже нам Лудевой фанзы и идет по реке Вангоу. Этой дорогой пользуются только те китайцы, которые имеют целью верховья реки Дананцы (приток Ното). Второй путь начинается около устья реки Людензы. Тропа долгое время идет по хребту Сихотэ-Алиню, затем спускается в долину реки Дун-Бэй-ца (северо-восточный приток Ли-Фудзина) и направляется по ней до истоков. По пути она пересекает еще три перевала и только тогда выходит на реку Дананцу. Этой дорогой идут те пешеходы, которым надо выйти в нижнюю часть Ното. Третий путь, который мы избрали, идет прямо по ручью Салингоу на Ли-Фудзин.

Маньчжурское слово Сихотэ-Алинь местные китайцы переделали по-своему: Си-хо-та Линь, то есть Перевал западных больших рек. И действительно, к западу от водораздела текут большие реки: Ваку, Иман, Бикин, Хор и т. д. Гольды называют его Дзуб-Гын, а удэхейцы — Ада-Сололи, причем западный его склон они называют Ада-Цазани, а восточный — Ада-Намузани, от слова «Наму», что значит — море.

У подножья хребта мы сделали привал. Сухая рыба с солью, пара сухарей и кружка горячего кофе составили обед, который в тайге считается очень хорошим.

Подъем на Сихотэ-Алинь около гребня крутой. Самый перевал представляет собой широкую седловину, заболоченную и покрытую выгоревшим лесом. Абсолютная высота его равняется 1340 футам . Его следовало бы назвать именем М. Венюкова. Он прошел здесь в 1857 году, а следом за ним, как по проторенной дорожке, пошли и другие. Вечная память и вечная слава первому исследователю Уссурийского Края.

На самом перевале около тропы с правой стороны стоит небольшая кумирня, сложенная из накатника. Внутри ее была помещена лубочная картина, изображающая китайских богов, а перед ней поставлены два деревянных ящика с огарками от бумажных свечей. С другой стороны лежало несколько листочков табаку и два куска сахару. Это жертва богу лесов. На соседнем дереве была повешена красная тряпица с надписью: «Шань мэн чжэн вэй Си-жи Ци-го вэй да суай Цзин цзан да-цин чжэнь шань-лин», то есть: «Господину истинному духу гор (тигру). В древности в государстве Ци он был главнокомандующим Да-циньской династии, а ныне охраняет леса и горы».

От перевала Венюкова Сихотэ-Алинь имеет вид гряды, медленно повышающейся на север ( 2170-2380 футов ). Этот подъем так незаметен для глаза, что во время пути совершенно забываешь, что идешь по хребту, и только склоны по сторонам напоминают о том, что находишься на водоразделе. Места эти покрыты березняком, которому можно дать не более сорока лет. Он, вероятно, появился здесь после пожаров.

Спуск с хребта длинный и пологий. Идя по траве, то и дело натыкаешься на обгорелые, поваленные деревья. Сейчас же за перевалом начинается болото, покрытое замшистым хвойным лесом.

Часам к трем пополудни мы дошли до того места, где Ли-Фудзин сливается с рекой Дун-Бей-цой, и стали биваком на галечни-ковой отмели.

Река Дун-Бей-ца [8] длиною верст сорок. Она все время течет вдоль Сихотэ-Алиня и в верховьях слагается из трех горных ручьев. Следы эрозии видны на каждом шагу. Местами горы так сильно размыты, что за лесом их совсем не видно. Является впечатление, что идешь по слабо всхолмленной низине, покрытой хвойным лесом, состоящим из пихты, ели, кедра, березы, тиса, клена, лиственницы и ольхи. Недавно этот лес выгорел. Теперь вся долина представляет из себя сплошную гарь. Здесь проходит та самая тропа, которой местное манзовское население пользуется для сообщения с рекой Ното. По пути на расстоянии перехода друг от друга были расположены четыре зверовых фанзы, обитатели которых занимаются охотой и соболеванием.

Первое, что мы сделали, — развели дымокуры, а затем уже принялись таскать дрова из лесу. Стрелки хотели было ночевать в комарниках, но Дерсу посоветовал ставить односкатную палатку.

К вечеру погода начала хмуриться; туман поднялся вверх и превратился в тучи. Дерсу помогал стрелкам во всех работах, и они сразу его оценили. Он хотел было ставить свою палатку отдельно, но я уговорил его ночевать вместе. Тогда Дерсу схватил топор и побежал в тайгу за кедровым корьем. Сперва он надрубил у дерева кору сверху и снизу зубцами, затем прорубил ее вдоль и стал снимать заостренной палкой. Таких пластов было снято шесть. Два пласта он положил на землю, два пошли на крышу, а остальные поставил с боков для защиты от ветра.

В сумерки пошел крупный дождь. Комары и мошки сразу куда-то исчезли. После ужина стрелки легли спать, а мы с Дерсу долго еще сидели у огня и разговаривали. Он рассказывал мне о жизни китайцев на Ното, рассказывал о том, как они его обидели: отобрали меха и ничего не заплатили.

Источник

Должно быть солнце скрылось за горизонтом потому что вдруг стало темно

По Уссурийскому краю

(В дебрях Уссурийского края-1)

Предисловие к первому изданию

Настоящий труд, предлагаемый мной читателям, есть популярный обзор путешествия, предпринятого мной в горную область Сихотэ-Алинь в 1906 году. Он заключает в себе географическое описание пройденных маршрутов и путевой дневник.

В моей книге читатель найдёт картины из природы страны и её населения. Многое из этого уже в прошлом и приобрело интерес исторический. За последние двадцать лет Уссурийский край сильно изменился.

Первобытные девственные леса в большей части страны выгорели, и на смену им появились леса, состоящие из лиственницы, берёзы и осины. Там, где раньше ревел тигр, ныне свистит паровоз, где были редкие жилища одиноких звероловов, появились большие русские селения, туземцы отошли на север, и количество зверя в тайге сильно уменьшилось.

Край начал утрачивать свою оригинальность и претерпевать то превращение, которое неизбежно несёт за собой цивилизация. Изменения произошли главным образом в южной части страны и в низовьях правых притоков реки Уссури, горная же область Сихотэ-Алинь к северу от 450 широты и поныне осталась такой же лесной пустыней, как и во времена Будищева и Венюкова (1857 — 1869).

Вначале я считаю своим долгом принести благодарность тем лицам, которые так или иначе способствовали моим начинаниям в деле исследования Уссурийского края.

Три мои экспедиции в Сихотэ-Алинь были снаряжены на средства Приамурского отдела Русского географического общества и на особые ассигнования из сумм военного ведомства.

На Дальнем Востоке среди моряков я нашёл доброжелателей и друзей. В 1906 году они устроили для меня на берегу моря питательные базы и на каждый пункт, кроме моих ящиков, добавили от себя ещё по ящику с красным вином, консервами, галетами, бисквитами и т. д.

Если во время путешествия я и достиг хороших результатов, то этим я в значительной степени обязан своим спутникам.

Большую часть своего успеха я отношу к примерной самоотверженности и честной службе сибирских стрелков и уссурийских казаков, бывших со мной в путешествиях.

Мне не только не приходилось их подбадривать, а, наоборот, приходилось останавливать из опасения, что они надорвут своё здоровье. Несмотря на лишения, эти скромные труженики терпеливо несли тяготы походной жизни, и я ни разу не слышал от них ни единой жалобы. Многие из них погибли в войну 1914 — 1917 годов, с остальными же я и по сие время нахожусь в переписке.

Во время путешествия капитаны пароходов, учителя, врачи и многие частные лица нередко оказывали мне различные услуги и советами и делом, неоднократно содействовали и облегчали мои предприятия. Шлю им дружеский привет и благодарю за радушие и гостеприимство.

Каждый раз, когда я оглядываюсь назад и вспоминаю прошлое, передо мной встаёт фигура верхнеуссурийского гольда Дерсу Узала, ныне покойного. Сердце моё надрывается от тоски, как только я вспоминаю его и нашу совместную странническую жизнь.

Если мы взглянем на этнографическую карту Уссурийского края и отыщем на ней гольдов, то увидим, что туземцы эти распределились узкой полосой по долине реки Уссури до устья Даубихе. Часть гольдов обитала ранее по реке Улахе и её притокам. Нас интересуют именно эти последние.

Было бы ошибочно относить этих людей к какой-либо особой народности и отделять их от прочих гольдов. В антропологическом отношении они нисколько не отличались от своих соседей — рыболовов, расселившихся по Уссури. Отличительной особенностью их была страсть к охоте.

Живя в таких местах, где рыбы было мало, а тайга изобиловала зверем, они на охоту обратили все своё внимание. В погоне за соболем, на охоте за дорогими пантами и в поисках за целебным могущественным женьшенем гольды эти далеко проникали на север и не раз заходили в самые отдалённые уголки Сихотэ-Алиня. Это были отличные охотники и удивительнейшие следопыты. Путешествуя с Дерсу и приглядываясь к его приёмам, я неоднократно поражался, до какой степени были развиты в нём эти способности. Гольд положительно читал следы, как шипу, и в строгой последовательности восстанавливал все события.

Трудно перечислить все те услуги, которые этот человек оказал мне и моим спутникам. Не раз, рискуя своей жизнью, он смело бросался на выручку погибающему, и многие обязаны ему жизнью, в том числе и я лично.

Ввиду той выдающейся роли, которую играл Дерсу в моих путешествиях, я опишу сначала маршрут 1902 года по рекам Цимухе и Лефу, когда произошла моя первая с ним встреча, а затем уже перейду к экспедиции 1906 года.

Первые свои три путешествия я закончил в 1910 году. Следующие три года мной были посвящены обработке собранных материалов при любезном содействии известных специалистов Л. С. Берга, И. В. Полибина, С. А. Бутурлина и Я. С. Эдельштейна.

К 1917 году рукописи были готовы. Ещё в черновом виде они ходили по рукам моих друзей и знакомых, в числе которых было немало педагогов.

Их отзывы утвердили меня в том смысле, что появление такого научно-популярного описания края, из которого учащаяся молодёжь почерпнула бы немало интересных сведений, было бы полезным делом.

Источник