ДУША МИРА
в здоровом Духе — здоровое тело
в здоровом теле — здоровый дух
Нам правила игры даны
Душа миров играет с нами
Не можем душу спрятать мы
соединенье душ Она ли?
Едина Мира всем Душа
Мы сквозь матерью каплями свисаем
коль ножка слишком уж тонка —
Её материя сжимает
У капель многих нить толста
пульсирует вся огоньками
«Живу я», думает Душа
Одна тут Мысль у нас веками
И в Небе Мира та Душа
Там ангелы летают огнями
Над ними Глаз
Над Глазом Крест
Спаситель смотрит так за нами
И души наши Мира часть Души
частично обособлены, Бог с нами
А ад у нас — матерья есть
Мы ей окутаны с ногами
Коль хочешь только есть и пить
Тебя материя задавит
Болезни духа, тела
возникают здесь
Мы панацею открываем:
Стремись ты вверх,
всю жизнь учись
Дерзай — по вере получаешь
Другим ты помогать учись
и Его сила будет с нами
Сознанье общее у нас
Уход в материю забудем
Идей нет лучше красоты
Чем те, когда мы в духе будем
Верх знает всё
А низ не всё
ему материй плен мешает
но иллюзорна плена тьма
ведь атом здесь неосязаем
Пасет нас всех Святой Господь
Наш Пастырь нас всегда спасает
В душе мы слышим Его Глас
Господь нас вечно направляет
Бессмертен Он, бессмертны мы
и все у Бога души живы
В Симфонии мы пребываем с Ним
Даже когда тела в могиле
Ушел в материю = погиб
Твоё сознанье рассосалось
И самости твоей уж нет
Нашла души коса на камень
И гений духа, человек —
ту самость постепенно потеряет
Но он веками будет помогать
и неотступно следовать за нами
Одни Игрой считают всё
И правила перечисляют
Других страдания пугают
Но заповедь Христа всем помогает!
Всё в Духе вышнем
В Мировой Душе оптимистично
А в духе нижнем
Депрессивно-истерично ;))
Коль нищий духом,
осознал, стремишься
в Высь ты
А коль «богат» —
ты аду мил сим!
Источник
Полное собрание стихотворений (32 стр.)
«Ты знаешь край, где мирт и лавр растет…»
Kennst du das Land.
Ты знаешь край, где мирт и лавр растет,
Глубок и чист лазурный неба свод,
Цветет лимон и апельсин златой
Как жар горит под зеленью густой.
Ты был ли там? Туда, туда с тобой
Хотела б я укрыться, милый мой.
Ты знаешь высь с стезей по крутизнам?
Лошак бредет в тумане по снегам,
В ущельях гор отродье змей живет,
Гремит обвал и водопад ревет…
Ты был ли там? Туда, туда с тобой
Лежит наш путь — уйдем, властитель мой.
Ты знаешь дом на мраморных столпах?
Сияет зал, и купол весь в лучах;
Глядят кумиры, молча и грустя:
«Что, что с тобою, бедное дитя. »
Ты был ли там? Туда, туда с тобой
Уйдем скорей, уйдем, родитель мой.
Между январем и 27 октября 1851
«День вечереет, ночь близка…»
День вечереет, ночь близка,
Длинней с горы ложится тень,
На небе гаснут облака…
Уж поздно. Вечереет день.
Но мне не страшен мрак ночной,
Не жаль скудеющего дня, —
Лишь ты, волшебный призрак мой
Лишь ты не покидай меня.
Крылом своим меня одень,
Волненья сердца утиши,
И благодатна будет тень
Для очарованной души.
Кто ты? Откуда? Как решить,
Небесный ты или земной?
Воздушный житель, может быть, —
Но с страстной женскою душой.
«Как весел грохот летних бурь…»
Как весел грохот летних бурь,
Когда, взметая прах летучий,
Гроза, нахлынувшая тучей,
Смутит небесную лазурь
И опрометчиво-безумно
Вдруг на дубраву набежит,
И вся дубрава задрожит
Широколиственно и шумно.
Как под незримою пятой,
Лесные гнутся исполины;
Тревожно ропщут их вершины,
Как совещаясь меж собой, —
И сквозь внезапную тревогу
Немолчно слышен птичий свист,
И кой-где первый желтый лист,
Крутясь, слетает на дорогу…
«Недаром милосердым богом…»
Недаром милосердым богом
Пугливой птичка создана —
Спасенья верного залогом
Ей робость чуткая дана.
И нет для бедной пташки проку
В свойстве с людьми, с семьей людской…
Чем ближе к ним, тем ближе к Року —
Несдобровать под их рукой…
Вот птичку девушка вскормила
От первых перышек, с гнезда,
Взлелеяла ее, взрастила
И не жалела, не щадила
Для ней ни ласки, ни труда.
Но как, с любовию тревожной,
Ты, дева, ни пеклась о ней,
Наступит день, день непреложный —
Питомец твой неосторожный
Погибнет от руки твоей…
«С озера веет прохлада и нега…»
Es lächelt der See…
С озера веет прохлада и нега, —
Отрок заснул, убаюкан у брега.
Блаженные звуки
Он слышит во сне;
То ангелов лики
Поют в вышине.
И вот он очнулся от райского сна, —
Его, обнимая, ласкает волна,
И слышит он голос,
Как ропот струи:
«Приди, мой красавец,
В объятья мои!»
«Ты волна моя морская…»
Mobile comme l’onde
Ты волна моя морская,
Своенравная волна,
Как, покоясь иль играя,
Чудной жизни ты полна!
Ты на солнце ли смеешься,
Отражая неба свод,
Иль мятешься ты и бьешься
В одичалой бездне вод, —
Сладок мне твой тихий шепот,
Полный ласки и любви;
Внятен мне и буйный ропот,
Стоны вещие твои.
Будь же ты в стихии бурной
То угрюма, то светла,
Но в ночи твоей лазурной
Сбереги, что ты взяла.
Не кольцо, как дар заветный,
В зыбь твою я опустил,
И не камень самоцветный
Я в тебе похоронил.
Нет — в минуту роковую,
Тайной прелестью влеком,
Душу, душу я живую
Схоронил на дне твоем.
Памяти В. А. Жуковского
Я видел вечер твой. Он был прекрасен!
В последний раз прощаяся с тобой,
Я любовался им: и тих, и ясен,
И весь насквозь проникнут теплотой…
О, как они и грели и сияли —
Твои, поэт, прощальные лучи…
А между тем заметно выступали
Уж звезды первые в его ночи…
В нем не было ни лжи, ни раздвоенья —
Он всё в себе мирил и совмещал.
С каким радушием благоволенья
Он были мне Омировы читал…
Цветущие и радужные были
Младенческих, первоначальных лет…
А звезды между тем на них сводили
Таинственный и сумрачный свой свет…
Поистине, как голубь, чист и цел
Он духом был; хоть мудрости змииной
Не презирал, понять ее умел,
Но веял в нем дух чисто голубиный.
И этою духовной чистотою
Он возмужал, окреп и просветлел.
Душа его возвысилась до строю:
Он стройно жил, он стройно пел…
И этот-то души высокий строй,
Создавший жизнь его, проникший лиру,
Как лучший плод, как лучший подвиг свой,
Он завещал взволнованному миру…
Поймет ли мир, оценит ли его?
Достойны ль мы священного залога?
Иль не про нас сказало божество:
«Лишь сердцем чистые, те у́зрят бога!»
Конец июня 1852
«Сияет солнце, воды блещут…»
Сияет солнце, воды блещут,
На всем улыбка, жизнь во всем,
Деревья радостно трепещут,
Купаясь в небе голубом.
Поют деревья, блещут воды,
Любовью воздух растворен,
И мир, цветущий мир природы,
Избытком жизни упоен.
Но и в избытке упоенья
Нет упоения сильней
Одной улыбки умиленья
Измученной души твоей…
«Чародейкою Зимою…»
Чародейкою Зимою
Околдован, лес стоит —
И под снежной бахромою,
Неподвижною, немою,
Чудной жизнью он блестит.
И стоит он, околдован, —
Не мертвец и не живой —
Сном волшебным очарован,
Весь опутан, весь окован
Легкой цепью пуховой…
Солнце зимнее ли мещет
На него свой луч косой —
В нем ничто не затрепещет,
Он весь вспыхнет и заблещет
Ослепительной красой.
31 декабря 1852
Последняя любовь
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!
Полнеба обхватила тень,
Лишь там, на западе, бродит сиянье, —
Помедли, помедли, вечерний день,
Продлись, продлись, очарованье.
Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство, и безнадежность.
Между серединой 1851 и началом 1854
Неман
Ты ль это, Неман величавый?
Твоя ль струя передо мной?
Ты, столько лет, с такою славой,
России верный часовой.
Один лишь раз, по воле бога,
Ты супостата к ней впустил —
И целость русского порога
Ты тем навеки утвердил…
Ты помнишь ли былое, Неман?
Тот день годины роковой,
Когда стоял он над тобой,
Он сам — могучий южный демон,
И ты, как ныне, протекал,
Шумя под вражьими мостами,
И он струю твою ласкал
Своими чудными очами?
Победно шли его полки,
Знамена весело шумели,
На солнце искрились штыки,
Мосты под пушками гремели —
И с высоты, как некий бог,
Казалось, он парил над ними,
И двигал всем, и всё стерег
Очами чудными своими…
Лишь одного он не видал…
Не видел он, воитель дивный,
Что там, на стороне противной,
Стоял Другой — стоял и ждал…
И мимо проходила рать —
Всё грозно-боевые лица,
И неизбежная Десница
Клала на них свою печать…
И так победно шли полки,
Знамена гордо развевались,
Струились молнией штыки,
И барабаны заливались…
Несметно было их число —
И в этом бесконечном строе
Едва ль десятое чело
Клеймо минуло роковое…
Между 5 и 7 сентября 1853
Спиритистическое предсказание
Дни настают борьбы и торжества,
Достигнет Русь завещанных границ,
И будет старая Москва
Новейшею из трех ее столиц.
Источник
Душа грустит о Небесах. Сергей Есенин
Душа грустит о небесах,
Она нездешних нив жилица.
Люблю, когда на деревах
Огонь зелёный шевелится.
То сучья золотых стволов,
Как свечи, теплятся пред тайной,
И расцветают звезды слов
На их листве первоначальной.
Понятен мне земли глагол,
Но не стряхну я муку эту,
Как отразивший в водах дол
Вдруг в небе ставшую комету.
Так кони не стряхнут хвостами
В хребты их пьющую луну.
О, если б прорасти глазами,
Как эти листья, в глубину.
Удивительно это гениальное стихотворение Сергея Есенина, опубликованное в его книге «Трерядица» в 1920 году. Начинается с тоски о небесах, а завершается мыслью, мечтой, духовной жаждой – увидеть в высшем прозрении и просветлении глубь своей души. А ведь, по сути, это одно и то же! Царствие Божие внутрь нас!
Невольно вспоминаю слова Льва Николаевича Толстого: «Если тебе тяжело, углубись в себя, и на известной глубине ты найдешь Бога, как только найдешь Его в себе, всё тяжелое станет лёгким, почувствуешь любовь и радость».
Всю свою короткую жизнь Есенин находил Бога и, увы, снова терял Его, мучительно искал присутствие Высшего начала вокруг себя и в самом себе, искал как высшей справедливости в мире и в собственной судьбе, и снова утрачивал душевный и духовный стержень. Об этом свидетельствуют все его поступки и не менее все его стихи и поэмы.
Казалось бы, самое главное уже было дано ему в детстве как прочная основа, как фундамент будущего мировоззрения и веры. В детстве отрочестве Есенин был окружён верующими людьми. Кроме первого школьного наставника – учителя Ивана Матвеевича Власова, на Серёжу большое влияние оказал священник Константиновской церкви отец Иван. Как всякий «законоучитель», священник Смирнов старался приобщить своих учеников к «правде Христовой». В округе не было человека, который мог бы сказать что-либо дурное об отце Иване, – вспоминала потом двоюродная сeстpa поэта. Сергей бывал не только в храме, но и дома у Ивана Смирнова, порой проводил там целые дни в кругу своих сверстников из учащейся молодёжи.
Показательно, что именно по настоянию этого священника Есенин был определён в Спас-Клепиковскую второклассную учительскую школу. Это была церковно-приходская школа. Именно здесь начал он своё «сознательное творчество», мечтая всю душу выплескать в слова. Во главе школы стоял священник Алексей Асписов, он же вёл уроки Церковной, общей и русской истории, занятия по закону Божьему. Затем его сменил другой священник Павел Агрономов. В субботу вечером и в воскресенье утром Есенин вместе с другими учениками присутствовал на церковной службе.
Свои первые поэтические опыты Сергей показал учителю Евгению Михайловичу Хитрову. Замечательно не столько то, что стихотворение «Звёзды» написано под влиянием Лермонтова, сколько его перекличка со зрелыми строками будущего поэта Есенина, хотя бы с теми, которые прозвучали в самом начале нашей статьи» «Душа грустит о небесах…»
Звёздочки ясные, звёзды высокие!
Что вы храните в себе, что скрываете?
Звёзды, таящие мысли глубокие,
Силой какою вы души пленяете?
Частые звёздочки, звёздочки тесные!
Что в вас прекрасного, что в вас могучего?
Чем увлекаете, звёзды небесные,
Силу великую знания жгучего?
И почему так, когда вы сияете.
Маните в небо, в объятья широкие?
Смотрите нежно так, сердце ласкаете,
Звёзды небесные, звёзды далёкие.
Эти стихи сочинены подростком, которому было 14-15 лет! Безусловно занятия в церковно-приходской школе сказались на темах и образах ранней лирики Сергея Есенина, на всем духе поэзии. Многие мотивы были почерпнуты из Библии, навеяны церковно-христианскими представлениями.
Проходили калики деревнями,
Выпивали под окнами квасу,
У церквей пред затворами древними
Поклонялись пречистому Спасу.
Пробиралися, странники по полю,
Пели стих о сладчайшем Исусе…
Младшая сестра Сергея – Шура вспоминала, как под впечатлением праздника Троицы её брат написал стихотворение «Троицыно утро, утренний канон…»
Троицыно утро, утренний канон,
В роще по берёзкам белый перезвон.
Тянется деревня с праздничного сна,
В благовесте ветра хмельная весна.
На резных окошках ленты и кусты.
Я пойду к обедне плакать на цветы.
Пойте в чаще, птахи, я вам подпою,
Похороним вместе молодость мою.
Троицыно утро, утренний канон,
В роще по берёзкам белый перезвон.
Тут и там в ранних стихах Есенина христианские символы перемежаются с народно-песенными, фольклорными образами, сравнениями, параллелизмами и тем самым и на фоне крестьянской тематики определяют оригинальную, чисто есенинскую интонацию! Вслушайтесь: «Церквами у прясел рыжие стога», «и под плач панихид, под кадильный канон всё мне чудится тихий раскованный звон», «Все единому служим мы Господу, возлагая вериги на плечи», «Пробиралися странники по полю, пели стих о сладчайшем Исусе», «Кто-то помолился: «Господи Исусе», «И вызванивают в чётки ивы, кроткие монашки», «пойду в скуфье смиренным иноком». Тут же опять, как сквозной образ, о котором я уже говорил: образ звезды:
Хочу концы земли измерить,
Доверясь призрачной звезде,
И в счастье ближнего поверить
В звенящей рожью борозде.
А ещё стихи «Пасхальный благовест», «Молитва матери», а ещё «У лесного аналоя воробей псалтырь читает». Узнаваем образ Христа среди русской природы:
Прошлогодний лист в овраге
Средь кустов – как ворох меди.
Кто-то в солнечной сермяге
На ослёнке рыжем едет.
Прядь волос нежней кудели,
Но лицо его туманно,
Никнут сосны, никнут ели
И кричат ему: «Осанна!»
Среди этих поэтических строк вырастает Есенинский шедевр, украсивший первую книгу поэта «Радуница», вышедшую в 1916 году: «Шёл Господь пытать людей в любови…» Стихотворение достойно продолжило великую традицию русской поэзии – с тех пор, как поэт 19-гo столетия Фёдор Иванович Тютчев впервые дал образ Иисуса Христа в русской, национальной окраске, среди русской природы, русского народа: «Удручённый ношей крестной, всю тебя, земля родная, в рабском виде Царь небесный исходил, благословляя…»
А вот стихотворение Сергея Есенина:
Шел Господь пытать людей в любови,
Выходил Он нищим на кулижку.
Старый дед на пне сухом в дуброве
Жамкал дёснами зачерствелую пышку.
Увидал дед нищего дорогой,
На тропинке с клюшкою железной,
И подумал: «Вишь, какой убогой,
Знать, от голода качается, болезный».
Подошёл Господь, скрывая скорбь и муку:
Видно, мол, сердца их не разбудишь.
И сказал старик, протягивая руку:
«На, пожуй. маленько крепче будешь».
Поражает не только образ Христа, но и того нищего старика, который отдаёт последнее незнакомцу, не зная даже, Кто перед ним! Вот образ человека широкой русской души, открытой любви и добру, истинного христианина! На память сразу приходят слова Господа о том, что то, что мы делаем для другого, то мы творим для Него, для Бога (Мтф. 25:40)
Вот драгоценная бездна сердца и стиха Сергея Есенина! Поэт словно стремится в каждом рассмотреть это высшее, Божье начало. Странники в поэзии Есенина несут в себе образ Христа, удивительно смиренного и убогого в своём земном умалении. Господь принял «образ раба». И кажется, поэт словно боится не заметить Бога, пройти мимо Иисуса. Вот оно, подтверждение этой мысли:
И в каждом страннике убогом
Я вызнавать пойду с тоской,
Не помазаемый ли Богом
Стучит берестяной клюкой?
И, может быть, пройду я мимо
И не замечу в тайный час,
Что в елях – крылья херувима,
А под пеньком – голодный Спас.
Стихотворение 1914 года. Автору 19 лет… Чудесно рифмуются, согласуются, гармонируют русская природа, «родина кроткая» и кроткий Спас. Помните? – «Пахнет яблоком и медом по церквам твой кроткий Спас»!
Потом в поэме «Товарищ» Есенин напишет:
И ласково приемля
Речей невинных звук,
Сошел Иисус на землю,
С неколебимых рук.
Но будет и пророчество накануне революции, предчувствие, подобное тому, которое в свое время выразил Лермонтов: «Настанет год, России чёрный год, когда царей корона упадёт…» А Есенин напишет в 1916 году:
Плещет надо мною
Пламя красных крыл…
Только знаю: будет
Страшный вопль и крик,
Отрекутся люди
Славить новый лик…
Что же потом произошло с поэтом, написавшим: «И молиться не учи меня, не надо…»? Да, он признавал, что «черти в душе гнездились», хоть и «ангелы жили в ней». Были созданы мучительные строки многих стихотворений и, конечно, поэмы «Черный человек».
Лукавый подстерегает каждого человека, играет на его слабостях, побеждает нередко соблазном: вина, успеха, плотского наслаждения. Происходит страшное опьянение и – падение во грех. Христос не зря говорил своим ученикам – апостолам о необходимости укрепления веры. Иначе может победить сатана, овладеть душой слабого человека. Не то ли случилось с гениальным поэтом, непревзойдённым лириком, певцом родной земли и в то же время автором «Москвы кабацкой»?
Голова ль ты моя удалая,
До чего ты меня довела?
Всё понимал и потому признавался: «Друг мой, друг мой, я очень и очень болен!» Но не оставалось уже сил победить чёрного человека в себе, тёмную силу князя тьмы, так хитро через «друзей», собутыльников сумевшего обольстить, опьянить поэта, погубить его. Так рано…
Но мы припадаем к чистому источнику его поэзии, к сердцевине его души, к вечному детству – «к концу душевной глуби»:
Я странник улогой,
Лишь в песнях живу,
Зеленой дорогой
Ложуся в траву.
Покоюся сладко
Меж росновых бус.
На сердце лампадка,
А в сердце Иисус.
Источник