Джин вулф длинное солнце

«Книга долгого солнца» (1993–1996) — это серия из четырех научно-фантастических романов или одного четырехтомного романа американского писателя Джина Вулфа . Действие происходит в той же вселенной, что исерия «Книги нового солнца », которую Вулф открыл в 1980 году, и база данных научной фантастики в Интернете каталогизирует их как подсерии «Солнечного цикла» вместе с другими произведениями.

История « Длинного солнца» продолжается в «Книге короткого солнца» (1999–2001), серии из трех романов или одного в трех томах. В « Коротком Солнце» проясняется связь с первоначальным Новым Солнцем .

Мифотворческое Общество считается Книгой Солнца в целом для ежегодных литературных премий. Он был одним из пяти финалистов Премии Mythopoeic Fantasy в 1997 году. Журнал Locus и американские писатели научной фантастики рассматривали отдельные тома для получения награды «Лучший роман».

Содержание

Синопсис

Молодой священник Патера Силк пытается спасти свой мантеон (церковь и школу) от разрушения безжалостным криминальным авторитетом. По мере того, как он узнает больше о своем мире, огромном корабле поколений, называемом Уорл, он учится не доверять богам, которым он поклонялся, и почитать якобы второстепенного бога, известного как Посторонний, который просветил его.

Титулы

Рабочее название этой серии было Starcrosser’s Landfall , и с этим названием были напечатаны макеты суперобложек первого тома. В защите в конце заключительного тома автор поочередно называет его «Книгой долгого солнца» , « Высадка звездолета» и «Книгой шелка» .

На самом деле, Книга Долгого Солнца была опубликована в четырех томах почти одновременно в США (издательство Tor Books, Tom Doherty Associates ) и Великобритании ( издательство New English Library , Hodder & Stoughton ). Издания Tor в твердом переплете (см. Таблицу) в сумме составляли почти 1500 страниц.

В США первые две книги, когда они были доступны в 1994 году, и последние две в 1997 году были связаны вместе книжным клубом научной фантастики («GuildAmerica Books / SFBC» в ISFDB). С ноября 2000 года существует двухтомное издание книги в мягкой обложке (издательство Orb Books, Tom Doherty). Издания Orb содержат 543 и 718 страниц, а в ISFDB нет однотомных изданий.

Главные персонажи

Имена людей из родного города Силка, Вирона, следуют жестким соглашениям. Люди мужского пола названы в честь животных или продуктов животного происхождения: «Кровь», «Мускус», «Кетцаль» и т. Д. Люди женского пола названы в честь растения или растительного продукта: «Шенилл», «Орхидея», «Гиацинт» и т. Д. Андроиды (известные в книге как «химы») названы в честь неодушевленных минералов и горных пород: «мрамор», «песок», «сланец» и т. Д.

Патера Шелк

Патера Шелк начинает тетралогию как 23-летний авгур из Мантеона Сан-Стрит, возможно, самого бедного мантеона в Вироне. Авгуры, в религии города Шелка, Вирона, приносят в жертву животных богам и исследуют внутренности этих жертвоприношений, чтобы узнать о будущем человека, принесшего жертву, и о будущем авгуров. Он считает себя «просветленным» второстепенным божеством, известным как Посторонний, который поручает Шелку спасти его мантеон, который был продан криминальному лорду Бладу по налоговым соображениям. Его стремление спасти мантеон отправляет его в путешествие в подземный мир Вирона. В первой книге тетралогии, « Ночная сторона длинного солнца» , Шелк начинает подвергать сомнению свои собственные моральные устои, поскольку он совершает различные «аморальные» поступки ради этого поиска.

Его теофании продолжаются, и Патера Шелк в конечном итоге приобретает большое количество последователей из-за его продолжающихся контактов с богами Вирона. Он становится популярным героем и с помощью шпиона по имени доктор Крейн поднимается до политического поста Калде, главного администратора Вирона. Позже выясняется, что Патера Шелк является законным наследником этой должности, будучи тайно назван преемником предыдущего Калде, Тусса (приемный отец Шелка), прежде чем он был убит олигархическими советниками Ayuntamiento , другого руководящего органа Вирона.

В конце концов Шелк женится на бывшей проститутке Гиацинт и отправляется с Ауком в городской мэйнфрейм , где находится главный компьютер вихря. Во время этой поездки он переживает кратковременный суицидальный кризис и приходит к окончательным выводам о моральных сомнениях, которые он испытывал в более ранних частях сериала.

Когда «Книга долгого солнца» завершается, судьба Patera Silk остается неизвестной.

Шелк — это иносказательный персонаж, что характерно для творчества Вулфа. Его часто связывают с Моисеем .

Мэйтера Мрамор

Мэйтера Марбл — химический гражданин Вирона, или «химик». Это означает, что она робот , обладающий самосознанием и разумом. Изначально Мэйтера Марбл была задумана как горничная, но по мере развития своей жизни она нашла более религиозное призвание и стала одной из сивилл в Мантеоне на Сан-Стрит в Патере Шелк. Когда ей было больше трехсот лет, некоторые части ее тела были заменены, а другие изношены. В начале тетралоги ее функции настолько ухудшились, что она уже не может вспомнить свой точный возраст. Мрамор — главный доверенное лицо Шелка в мантеоне, Мэйтера Роуз была для него слишком суровой, а Мэйтера Минт поначалу слишком застенчивой.

Позже в сериале она восстанавливает несколько частей протеза у мертвой Сибиллы Мэйтера Роуз, что заставляет ее получить некоторые воспоминания Роуз, что приводит к своего рода кризису идентичности.

Мэйтера Марбл в конце концов утверждает, что ее настоящее имя — Молибден, с коротким прозвищем Моли, так что она может выйти замуж за солдата Хаммерстоуна и начать строить дочь. Очевидно, изначально она была горничной в мантии, и смерть сивиллы потребовала, чтобы она приняла обеты. Патера Кетсаль освобождает ее от службы, чтобы она могла выйти замуж за капрала Хаммерстоуна. Однако, как предсказал Силк, позже она показывает, что ее имя на самом деле Мэгги или Магнезия, и она солгала о том, что она Моли, чтобы Хаммерстоун женился на ней.

Майтера Монетный двор

Монетный двор Мейтера — одна из сестер мантеона Сан-Стрит. Поначалу довольно застенчивая, ее беспокойство порождает отношения между Patera Silk и воришкой Ауком. В конце концов, в ней обитает частичка божества Киприс , богини любви. Киприс не полностью владеет монетным двором Maytera Mint, и неполная передача личности придает Maytera Mint вновь обретенную уверенность.

На похоронах Мейтера Роуз, Монетный двор Мейтера председательствует на жертвоприношениях, потому что Patera Silk еще не вернулся из захвата Ayuntamiento. Существует теофания , во время которой появляется царица богиня Ехидна и объявляет Монетный двор своим «мечом» в революции против Ayuntamiento. Возглавляя группу недовольных граждан, она становится генералом Монетным двором в армии Шелка, сражаясь с городской стражей и, в конечном итоге, с отрядом химических «солдат» Вирона.

Аук представлен как друг Мэйтеры Минт из мантеона, которому нужно духовное руководство. Когда Силк разговаривает с ним, он обнаруживает, что Аук — преступник и связан с проституткой Шенилл. Аук советует Шелку, как проникнуть в особняк Блада. Позже Аук путешествует по туннелям под Вироном с Шенилл в поисках Шелка и получает ранение в голову. Бог Тартарос входит в разум Аука и исправляет повреждение его мозга, делая Аука пророком Тартароса. Тартар выводит Аука из туннелей и, в конце концов, инструктирует его, как вести людей, чтобы они покинули завиток. Когда Патера Шелк и его свита отправляются в Мэйнфрейм , дом богов, Аук садится на десантный корабль, который улетает от Уорла .

Источник

Джин вулф длинное солнце

Воскресение и смерть

Пожалуй, я уже тогда почувствовал приближение беды. Ржавая решетка ворот, преградившая нам путь, и пряди тянувшегося с реки тумана, обволакивавшие острые навершия прутьев, словно горные пики, и поныне остаются для меня символами изгнания. Вот почему моя повесть начинается сразу после того, как мы переплыли реку, причем я, ученик гильдии палачей Северьян, едва не утонул.

– А стража-то нет, – сказал Рош, мой друг, Дротту, который и без него отлично видел, как обстоят дела.

Парнишка по имени Эата неуверенно предложил обойти кругом. Кивок и жест веснушчатой руки означали несколько тысяч шагов через трущобы под стеной и подъем по склону холма – туда, где стена Цитадели выше всего. Этот путь мне еще предстоит пройти – гораздо позже.

– И нас вот так, запросто, пропустят через барбикен? Ведь за мастером Гурло пошлют.

– Но почему стража нет на месте?

– Какая разница? – Дротт тряхнул решетку. – Эата, попробуй – может, пролезешь меж прутьев.

Что ж, Дротт – наш капитан. Эата просунул меж прутьями плечо и руку, и тут же стало ясно, что дело безнадежно: туловище не пройдет.

– Кто-то идет, – прошептал Рош.

Дротт выдернул Эату из решетки.

Я оглянулся. Там, в конце улицы, мелькали фонари; до ушей моих донеслись шаги и голоса. Я приготовился прятаться, но Рош удержал меня:

– Погоди! Они с пиками!

– Думаешь, страж возвращается?

Он покачал головой:

– По меньшей мере, дюжина, – подтвердил Дротт.

Мы еще не обсохли после купания в Гьолле. В памяти своей я и посейчас стою у тех ворот, дрожа от холода. Как все, что, будучи с виду непреходящим, неотвратимо идет к концу, мгновения, казавшиеся тогда неимоверно быстротечными, напротив, возрождаются вновь и вновь – не только в памяти моей (которая к конечном счете не позволяет пропасть ничему), в биении сердца, в морозце по коже возобновляются они, совсем как наше Содружество ежеутренне возрождается к жизни под пронзительный рев горнов.

Насколько позволял судить тускло-желтый свет фонарей, на подошедших не было доспехов, однако при них имелись не только пики, замеченные Дроттом, но и топоры с посохами. А на поясе их вожака – длинный обоюдоострый нож. Но меня гораздо сильнее заинтересовал увесистый ключ на шнурке, обвивавшем его шею, по виду он вполне подошел бы к замку на воротах.

Малыш Эата беспокойно шевельнулся. Главный, заметив нас, поднял фонарь над головой.

– Мы ждем здесь, чтобы пройти внутрь, добрый человек, – громко сказал Дротт.

Ростом он был повыше, но темное лицо его выражало крайнюю степень почтения.

– Только после рассвета, – буркнул вожак. – А пока, ребята, ступайте-ка по домам.

– Добрый человек, страж должен был впустить нас, но отлучился куда-то…

Вожак шагнул к нам, причем ладонь его легла на рукоять ножа.

– Нынче ночью вы сюда не пройдете.

Какое-то мгновение я боялся, что он догадался, кто мы.

Дротт отступил, а мы встали за его спиной.

– Кто вы, добрые люди? С виду – не солдаты…

– Мы добровольцы, – сказал один из подошедших. – Пришли охранять своих умерших.

– Значит, вы можете пропустить нас. Вожак отвернулся.

– Туда не войдет никто, кроме нас.

Ключ его заскрежетал в замке. Ворота распахнулись. И, прежде чем кто-либо смог помешать ему, Эата метнулся внутрь. Кто-то выругался; вожак и еще двое добровольцев ринулись следом, но Эата оказался проворней. Его шевелюра цвета пеньки и залатанная рубаха, попетляв среди осевших могил нищих, исчезли в зарослях изваяний выше по склону. Дротт тоже устремился за ним, но его схватили за руки.

– Нужно же найти его! Не украдем мы ваших умерших…

– А тогда зачем вам туда понадобилось? – спросил один из добровольцев.

– Собрать травы, – отвечал Дротт. – Мы – подмастерья у лекаря. Больных ведь нужно лечить, как по-твоему?

Доброволец молча таращился на него. Погнавшись за Эатой, человек с ключом бросил свой фонарь. В неверном свете оставшихся двух фонарей доброволец выглядел вовсе глупым и невинным; по-моему, он был просто каким-то чернорабочим.

– Ты должен знать, – продолжал Дротт, – что некоторые ингредиенты обретают полную силу лишь будучи извлечены из кладбищенской почвы при лунном свете. Скоро ударят заморозки, и все погибнет, а нашим мастерам не обойтись без запасов на зиму. Три мастера устроили нам разрешение войти сюда нынче ночью; этого же парнишку я нанял у его отца нам в помощь.

– А вам не во что складывать эти… составляющие! До сих пор не устаю восхищаться находчивостью Дротта!

– Мы вяжем их в снопы и высушиваем, – с этими словами он, без малейшей заминки, вынул из кармана клубок обычной бечевки.

– Понятно… – пробормотал доброволец, явно ничего не понимавший.

Мы с Рошем придвинулись к воротам поближе, но Дротт, напротив, отступил на шаг.

– Если вы не позволите нам собрать травы, мы лучше пойдем. Пожалуй, мы теперь не отыщем там даже этого паренька.

– Никуда вы не пойдете. Его нужно убрать оттуда.

Дротт нехотя шагнул в ворота. Мы, в сопровождении добровольцев, двинулись за ним. Вот некоторые мистические доктрины утверждают, будто вещный мир создан не чем иным, как человеческим разумом, поскольку управляют нами искусственные категории, в которые мы помещаем предметы, по существу недифференцированные, еще более неосязаемые, чем изобретенные для них слова. Вот этот самый принцип я в ту ночь понял интуитивно, едва услышав, как доброволец, замыкавший шествие, захлопнул за нами ворота.

– Ну, я пошел дежурить при своей матери, – сказал доброволец, молчавший до сих пор. – И так сколько времени потратили даром – ее уже за лигу отсюда могли бы унести!

Прочие согласно забормотали, и отряд рассыпался. Один фонарь двинулся влево, другой – вправо. Мы же с оставшимися добровольцами поднялись на центральную аллею, которой всегда возвращались к рухнувшему участку стены Цитадели.

Я не забываю ничего. В этом – моя природа, радость моя и проклятие. Каждый лязг цепи и посвист ветра, оттенок, запах и вкус сохраняются в памяти моей неизменными. Я знаю, что так бывает не со всеми, однако не могу представить, как может быть иначе. Наверное, это – наподобие сна, когда не осознаешь того, что творится вокруг. А несколько белых ступеней, ведших к центральной аллее, и сейчас стоят перед моим взором…

Воздух становился все холоднее. Света при нас не было, да вдобавок с Гьолла начал подниматься туман. Несколько птиц, прилетевших ночевать на ветвях сосен и кипарисов, никак не могли угомониться, тяжело перелетая с дерева на дерево. Я помню, что чувствовали мои ладони, растиравшие мерзнувшие плечи, помню мерцание удалявшихся фонарей среди надгробных плит, помню запах реки, принесенный туманом и пропитавший мою рубаху, смешавшись с резким запахом свежевскопанной земли. В тот день я едва не утонул, запутавшись в гуще подводных корней, а ночью – впервые почувствовал себя взрослым.

Раздался выстрел – я никогда прежде не видел такого. Лиловая молния расщепила темноту, словно клин, и темнота с громом сомкнулась вновь. Где-то рухнул монумент. И вновь – тишина, в которой, казалось, растворилось все вокруг. Мы пустились бежать. Неподалеку закричали люди, сталь зазвенела о камень, точно чей-то клинок ударил по могильной плите. Я рванулся прочь по совершенно незнакомой (по крайней мере, так мне показалось) аллее, узкой – едва-едва разойтись двоим, выложенной обломками костей и вонзавшейся, точно сломанное ребро, в небольшую низинку. В тумане не разглядеть было ничего, кроме темных глыб памятников по бокам аллейки. Затем дорожка внезапно, точно ее выдернули, исчезла из-под ног – видимо, я где-то прозевал поворот. Едва увернувшись от обелиска, словно из-под земли выросшего передо мною, я на полном ходу врезался в человека, одетого в черное пальто.

Источник