Гарсиа лорка луна чесночная долька
Версия для печати. Смотреть полную версию на mir-es.com
Федерико Гарсия Лорка. Погибший из-за любви.
— Что там горит на террасе,
так высоко и багрово?
— Сынок, одиннадцать било,
пора задвинуть засовы.
— Четыре огня всё ярче —
и глаз отвести нет мочи.
— Наверно, медную утварь
там чистят до поздней ночи.
Луна, чесночная долька,
тускнея от смертной боли,
роняла жёлтые кудри
на жёлтые колокольни.
По улицам кралась полночь,
стучась у закрытых ставней,
а следом за ней собаки
гнались стоголосой стаей,
и винный янтарный запах
на тёмных террасах таял.
Сырая осока ветра
и старческий шёпот тени
под ветхою аркой ночи
будили гул запустенья.
Уснули волы и розы.
И только в оконной створке
четыре луча взывали,
как гневный святой Георгий.
Грустили невесты-травы,
а кровь застывала коркой,
как сорванный мак, сухою,
как юные бедра, горькой.
Рыдали седые реки,
в туманные горы глядя,
и в замерший миг вплетали
обрывки имён и прядей.
А ночь квадратной и белой
была от стен и балконов.
Цыгане и серафимы
коснулись аккордеонов.
— Если умру я, мама,
будут ли знать про это?
Синие телеграммы
ты разошли по свету.
Семь воплей, семь ран багряных,
семь диких маков махровых
разбили тусклые луны
в залитых мраком альковах.
И зыбью рук отсеченных,
венков и спутанных прядей
бог знает где отозвалось
глухое море проклятий.
И в двери ворвалось небо
лесным рокотаньем дали.
А в ночь с галерей высоких
четыре луча взывали.
Источник
ПОГИБШИЙ ИЗ-ЗА ЛЮБВИ
Федерико Гарсия Лорка
ПОГИБШИЙ ИЗ-ЗА ЛЮБВИ
— Что там горит на террасе,
так высоко и багрово?
— Сынок, одиннадцать било,
пора задвинуть засовы.
— Четыре огня все ярче —
и глаз отвести нет мочи.
— Наверно, медную утварь
там чистят до поздней ночи.
Луна, чесночная долька,
тускнея от смертной боли,
роняла желтые кудри
на желтые колокольни.
По улицам кралась полночь,
стучась у закрытых ставней,
а следом за ней собаки
гнались стоголосой стаей,
и винный янтарный запах
на темных террасах таял.
Сырая осока ветра
и старческий шепот тени
под ветхою аркой ночи
будили гул запустенья.
Уснули волы и розы.
И только в оконной створке
четыре луча взывали,
как гневный святой Георгий.
Грустили невесты-травы,
а кровь застывала коркой,
как сорванный мак, сухою,
как юные бедра, горькой.
Рыдали седые реки,
в туманные горы глядя,
и в замерший миг вплетали
обрывки имен и прядей.
А ночь квадратной и белой
была от стен и балконов.
Цыгане и серафимы
коснулись аккордеонов.
— Если умру я, мама,
будут ли знать про это?
Синие телеграммы
ты разошли по свету.
Семь воплей, семь ран багряных,
семь диких маков махровых
разбили тусклые луны
в залитых мраком альковах.
И зыбью рук отсеченных,
венков и спутанных прядей
бог знает где отозвалось
глухое море проклятий.
И в двери ворвалось небо
лесным рокотаньем дали.
А в ночь с галерей высоких
четыре луча взывали.
Источник
Гарсиа лорка луна чесночная долька
***
Федерико Гарсия Лорка. Погибший из-за любви.
— Что там горит на террасе,
так высоко и багрово?
— Сынок, одиннадцать било,
пора задвинуть засовы.
— Четыре огня все ярче —
и глаз отвести нет мочи.
— Наверно, медную утварь
там чистят до поздней ночи.
Луна, чесночная долька,
тускнея от смертной боли,
роняла желтые кудри
на желтые колокольни.
По улицам кралась полночь,
стучась у закрытых ставней,
а следом за ней собаки
гнались стоголосой стаей,
и винный янтарный запах
на темных террасах таял.
Сырая осока ветра
и старческий шепот тени
под ветхою аркой ночи
будили гул запустения.
Уснули волы и розы.
И только в оконной створке
четыре луча взывали,
как гневный святой Георгий.
Грустили невесты-травы,
а кровь застывала коркой,
как сорванный мак, сухою,
как юные бедра, горькой.
Рыдали седые реки,
в туманные горы глядя,
и в замерший миг вплетали
обрывки имен и прядей.
А ночь квадратной и белой
была от стен и балконов.
Цыгане и серафимы
коснулись аккордеонов.
— Если умру я, мама,
будут ли знать про это?
Синие телеграммы
ты разошли по свету.
Семь воплей, семь ран багряных,
семь диких маков махровых
разбили тусклые луны
в залитых мраком альковах.
И зыбью рук отсеченных,
венков и спутанных прядей
бог знает где отозвалось
глухое море проклятий.
И в двери ворвалось небо
лесным рокотанием дали.
А в ночь с галерей высоких
четыре луча взывали.
Перевод, Наталья Переляева
Federico Garcia Lorca. Muerto de amor
A Margarita Manso
-Qu; es aquello que reluce
por los altos corredores?
—Cierra la puerta, hij; m;o:
acaban de dar las once.
—En mis ojos, sin querer,
relumbran cuatro faroles.
—Ser; que la gente aquella
estar; fregando el cobre.
Ajo de ag;nica plata
la luna menguante, pone
cabelleras amarillas
a las amarillas torres.
La noche llama temblando
al cristal de los balcones,
perseguida por los mil
perros que no la conocen,
y un olor de vino y ;mbar
viene de los corredores.
Brisas de ca;a mojada
y rumor de viejas voces
resonaban por el arco
roto de la medianoche.
Bueyes y rosas dorm;an.
S;lo por los corredores
las cuatro luces clamaban
con el furor de San Jorge.
Tristes mujeres del valle
bajaban su sangre de hombre,
tranquila de flor cortada
y amarga de muslo joven.
Viejas mujeres del r;o
lloraban al pie del monte
un minuto intransitable
de cabelleras y nombres.
Fachadas de cal pon;an
cuadrada y blanca la noche.
Serafines y gitanos
tocaban acordeones.
—Madre, cuando yo me muera
que se enteren los se;ores.
Pon telegramas azules
que vayan del Sur al Norte.
Siete gritos, siete sangres,
siete adormideras dobles,
quebraron opacas lunas
en los oscuros salones.
Lleno de manos cortadas
y coronitas de flores,
el mar de los juramentos
resonaba, no s; d;nde.
Y el cielo daba portazos
al brusco rumor del bosque,
mientras clamaban las luces
en los altos corredores.
Другие статьи в литературном дневнике:
- 23.11.2014. ***
- 09.11.2014. ***
- 02.11.2014. ***
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Источник
Федерико Гарсиа Лорка «Погибший из-за любви»
— Что там горит на террасе,
так высоко и багрово?
— Сынок, одиннадцать било,
пора задвинуть засовы.
— Четыре огня всё ярче —
и глаз отвести нет мочи.
— Наверно, медную утварь
там чистят до поздней ночи.
Луна, чесночная долька,
тускнея от смертной боли,
роняла жёлтые кудри
на жёлтые колокольни.
По улицам кралась полночь,
стучась у закрытых ставней,
а следом за ней собаки
гнались стоголосой стаей,
и винный янтарный запах
на тёмных террасах таял.
Сырая осока ветра
и старческий шёпот тени
под ветхою аркой ночи
будили гул запустенья.
Уснули волы и розы.
И только в оконной створке
четыре луча взывали,
как гневный святой Георгий.
Грустили невесты-травы,
а кровь застывала коркой,
как сорванный мак, сухою,
как юные бёдра, горькой.
Рыдали седые реки,
в туманные горы глядя,
и в замерший миг вплетали
обрывки имён и прядей.
А ночь квадратной и белой
была от стен и балконов.
Цыгане и серафимы
коснулись аккордеонов.
— Если умру я, мама,
будут ли знать про это?
Синие телеграммы
ты разошли по свету.
Семь воплей, семь ран багряных,
семь диких маков махровых
разбили тусклые луны
в залитых мраком альковах.
И зыбью рук отсечённых,
венков и спутанных прядей
бог знает где отозвалось
глухое море проклятий.
И в двери ворвалось небо
лесным рокотаньем дали.
А в ночь с галерей высоких
четыре луча взывали.
Источник
Федерико Гарсия Лорка. Умерший из-за любви
— Что там террасами скрыто
и светится из-за крыши?
— Время закрыть двери, сын мой,
одиннадцать било, слышишь?
— Мне не случайно же в очи
четыре луча повсюду.
— Видно там будут до ночи
из меди чистить посуду.
Долькой чесночной, вниз глядя,
Луна, серебрясь, убывала,
тусклые жёлтые пряди
на жёлтые башни роняла.
Ночь кралась уснувшим краем,
стучась иногда в створки ставней,
и с многотысячным лаем
собаки гнались за ней стаей,
запах вина, или амбры
струился над погребами.
Пение бриза в осоке
и листьев старческий лепет
эхом под аркой высокой
стучали в полночный берег.
Уснули волы и розы.
Четыре луча из-за горки
к небу взывали, как грозный
святой воитель Георгий.
Грустящие девы-долины
алели, кровью смочили
маки – пыльцой героина
их юные бёдра горчили.
А старые женщины-реки
у горных подножий рыдали
и в косы застывшее время,
обрывки имён вплетали.
Фасады из белой глины
ночь сжали квадратной формой.
Цыгане и серафимы
касались аккордеонов.
— Когда я умру, моя мама,
пусть знают сеньоры весть эту,
всем синие телеграммы
ты рассылай по свету.
Семь воплей, семь ран кровавых,
семь маков двойных снотворных
семь лун погасили, сломав их
в залитых мраком салонах.
Он кисть уронил, сном объятый,
и стон оборвался, потёмки
откликнулись морем проклятий,
не ясно где, эхом негромким.
Дверь хлопнула в небе и с этим
сорвался внезапный шум леса,
с террас умоляли о свете
четыре луча в поднебесье.
Federico Garcia Lorca. Muerto de amor
A Margarita Manso
-Que es aquello que reluce
por los altos corredores?
—Cierra la puerta, hijo mio:
acaban de dar las once.
—En mis ojos, sin querer,
relumbran cuatro faroles.
—Sera que la gente aquella
estara fregando el cobre.
Ajo de agonica plata
la luna menguante, pone
cabelleras amarillas
a las amarillas torres.
La noche llama temblando
al cristal de los balcones,
perseguida por los mil
perros que no la conocen,
y un olor de vino y ambar
viene de los corredores.
Brisas de cana mojada
y rumor de viejas voces
resonaban por el arco
roto de la medianoche.
Bueyes y rosas dormian.
Solo por los corredores
las cuatro luces clamaban
con el furor de San Jorge.
Tristes mujeres del valle
bajaban su sangre de hombre,
tranquila de flor cortada
y amarga de muslo joven.
Viejas mujeres del rio
lloraban al pie del monte
un minuto intransitable
de cabelleras y nombres.
Fachadas de cal ponian
cuadrada y blanca la noche.
Serafines y gitanos
tocaban acordeones.
—Madre, cuando yo me muera
que se enteren los senores.
Pon telegramas azules
que vayan del Sur al Norte.
Siete gritos, siete sangres,
siete adormideras dobles,
quebraron opacas lunas
en los oscuros salones.
Lleno de manos cortadas
y coronitas de flores,
el mar de los juramentos
resonaba, no se donde.
Y el cielo daba portazos
al brusco rumor del bosque,
mientras clamaban las luces
en los altos corredores.
Источник