Гренада
Стихотворение Михаила Светлова
Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях,
И «Яблочко»-песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая —
Степной малахит.
Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»
Он песенку эту
Твердил наизусть.
Откуда у хлопца
Испанская грусть?
Ответь, Александровск,
И, Харьков, ответь:
Давно ль по-испански
Вы начали петь?
Скажи мне, Украйна,
Не в этой ли ржи
Тараса Шевченко
Папаха лежит?
Откуда ж, приятель,
Песня твоя:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя»?
Он медлит с ответом,
Мечтатель-хохол:
— Братишка! Гренаду
Я в книге нашел.
Красивое имя,
Высокая честь —
Гренадская волость
В Испании есть!
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные,
Прощайте, друзья —
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»
Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
Грамматику боя —
Язык батарей.
Восход подымался
И падал опять,
И лошадь устала
Степями скакать.
Но «Яблочко»-песню
Играл эскадрон
Смычками страданий
На скрипках времен.
Где же, приятель,
Песня твоя:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя»?
Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые
Оставил седло.
Я видел: над трупом
Склонилась луна,
И мертвые губы
Шепнули «Грена. «
Да. В дальнюю область,
В заоблачный плес
Ушел мой приятель
И песню унес.
С тех пор не слыхали
Родные края:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»
Отряд не заметил
Потери бойца,
И «Яблочко»-песню
Допел до конца.
Лишь по небу тихо
Сползла погодя
На бархат заката
Слезинка дождя.
Новые песни
Придумала жизнь.
Не надо, ребята,
О песне тужить.
Не надо, не надо,
Не надо, друзья.
Гренада, Гренада,
Гренада моя!
Источник
Spicks And Specks
Where is the sun
That shone on my head
The sun in my life
It is dead
it is dead
Where is the light
That would play
In my streets
And where are the friends
I could meet
I could meet
Where are the girls
I left all behind
The spicks and the specks
Of the girls on my mind
Where is the sun
That shone on my head
The sun in my life
It is dead
It is dead
Where are the girls
I left all behind
The spicks and the specks
Of the girls on my mind
Where is the girl I loved
all along
The girl that I loved
She’s gone
She’s gone
[2x:]
All of my life
I call yesterday
The spicks and the specks
Of my life ‘ve gone away
Spicks and specks!
Где же солнце,
Что светило над моей головой?
Солнце моей жизни –
Оно мертво,
Оно мертво.
Где же свет,
Что играл
На моей улице?
И где же друзья,
С которыми я мог бы встретиться?
С которыми я мог бы встретиться?
Где же все девушки,
Которые остались в прошлом?
Я начинаю с чистого листа
После всех девушек, что были у меня на уме.
Где же солнце,
Что светило над моей головой?
Солнце моей жизни –
Оно мертво,
Оно мертво.
Где же все девушки,
Которые остались в прошлом?
Я начинаю с чистого листа
После всех девушек, что были у меня на уме.
Где же девушка, что я любил
Так долго?
Девушка, что я любил, –
Она ушла,
Она ушла.
[2x:]
Я объявляю вчерашним днём
Всю свою жизнь.
Я начинаю с чистого листа
После всего, что исчезло в моей жизни.
Источник
Солнце мертвых
Среди зарубежных русских писателей Иван Сергеевич Шмелев самый русский — так говорили о нем Иван Бунин, Константин Бальмонт, Иван Ильин. И на родине, и в вынужденной эмиграции Иван Шмелев, по его собственному признанию, писал «только о России, о русском человеке, о его душе и сердце, о его страданиях».
«Солнце мертвых» — трагическое повествование о кровавых событиях Гражданской войны в России, унесшей жизнь единственного сына И.Шмелева. «Страшней этой книги — есть ли в русской литературе?» — заметил А.Солженицын. «Лето Господне», одно из последних произведений И.Шмелева, признано вершиной творчества автора, пронизано светом, любовью и теплыми воспоминаниями.
Солнце мертвых 1
Лето Господне 38
Неупиваемая чаша 120
Забавное приключение 131
Небывалый обед 138
Иван Сергеевич Шмелев
Солнце мертвых
Солнце мертвых
За глиняной стенкой, в тревожном сне, слышу я тяжелую поступь и треск колючего сушняка…
Это опять Тамарка напирает на мой забор, красавица симменталка, белая, в рыжих пятнах, — опора семьи, что живет повыше меня, на горке. Каждый день бутылки три молока — пенного, теплого, пахнущего живой коровой! Когда молоко вскипает, начинают играть на нем золотые блестки жира и появляется пеночка…
Не надо думать о таких пустяках — чего они лезут в голову!
Итак, новое утро…
Да, сон я видел… странный какой-то сон, чего не бывает в жизни.
Все эти месяцы снятся мне пышные сны. С чего? Явь моя так убога… Дворцы, сады… Тысячи комнат — не комнат, а зал роскошный из сказок Шехерезады — с люстрами в голубых огнях — огнях нездешних, с серебряными столами, на которых груды цветов — нездешних. Я хожу и хожу по залам — ищу…
Кого я с великой мукой ищу — не знаю. В тоске, в тревоге я выглядываю в огромные окна: за ними сады, с лужайками, с зеленеющими долинками, как на старинных картинах. Солнце как будто светит, но это не наше солнце… — подводный какой-то свет, бледной жести. И всюду — цветут деревья, нездешние: высокие-высокие сирени, бледные колокольчики на них, розы поблекшие… Странных людей я вижу. С лицами неживыми ходят, ходят они по залам в одеждах бледных — с икон как будто, заглядывают со мною в окна. Что-то мне говорит — я чую это щемящей болью, — что они прошли через страшное, сделали с ними что-то, и они — вне жизни. Уже — нездешние… И невыносимая скорбь ходит со мной в этих до жути роскошных залах…
Я рад проснуться.
Конечно, она — Тамарка. Когда молоко вскипает… Не надо думать о молоке. Хлеб насущный? У нас на несколько дней муки… Она хорошо запрятана по щелям — теперь опасно держать открыто: придут ночью… На огородике помидоры — правда, еще зеленые, но они скоро покраснеют… с десяток кукурузы, завязывается тыква… Довольно, не надо думать.
Как не хочется подыматься! Все тело ломит, а надо ходить по балам, рубить «кутюки» эти, дубовые корневища. Опять все то же.
Да что такое, Тамарка у забора. Сопенье, похлестывание веток… обгладывает миндаль! А сейчас подойдет к воротам и начнет выпирать калитку. Кажется, кол приставил… На прошлой неделе она выперла ее на колу, сняла с петель, когда все спали, и сожрала половину огорода. Конечно, голод… Сена у Вербы нет на горке, трава давно погорела — только обглоданный граб да камни. До поздней ночи нужно бродить Тамарке, выискивать по глубоким балкам, по непролазным чащам. И она бродит, бродит…
А все-таки подыматься надо. Какой же сегодня день? Месяц — август. А день… Дни теперь ни к чему, и календаря не надо. Бессрочнику все едино! Вчера доносило благовест в городке… Я сорвал зеленый «кальвиль» — и вспомнил: Преображение! Стоял с яблоком в балке… принес и положил тихо на веранде. Преображение… Лежит «кальвиль» на веранде. От него теперь можно отсчитывать дни, недели…
Надо начинать день, увертываться от мыслей. Надо так завертеться в пустяках дня, чтобы бездумно сказать себе: еще один день убит!
Как каторжанин-бессрочник, я устало надеваю тряпье — милое мое прошлое, изодранное по чащам. Каждый день надо ходить по балкам, царапаться с топором по кручам: заготовлять к зиме топливо. Зачем — не знаю. Чтобы убивать время. Мечтал когда-то сделаться Робинзоном — стал. Хуже, чем Робинзоном. У того было будущее, надежда: а вдруг — точка на горизонте! У нас не будет никакой точки, повек не будет. И вcе же надо ходить за топливом. Будем сидеть в зимнюю долгую ночь у печурки, смотреть в огонь. В огне бывают видения… Прошлое вспыхивает и гаснет… Гора хворосту выросла за эти недели, сохнет. Надо еще, еще. Славно будет рубить зимой! Так и будут отскакивать! На целые дни работы. Надо пользоваться погодой. Теперь хорошо, тепло — можно и босиком или на деревяшках, а вот как задует от Чатырдага, да зарядят дожди… Тогда плохо ходить по балкам.
Я надеваю тряпье… Старьевщик посмеется над ним, в мешок запхает. Что понимают старьевщики! Они и живую душу крючком зацепят, чтобы выменять на гроши. Из человеческих костей наварят клею — для будущего, из крови настряпают «кубиков» для бульона… Раздолье теперь старьевщикам, обновителям жизни! Возят они по ней железными крюками.
Мои лохмотья… Последние годы жизни, последние дни — на них последняя ласка взгляда… Они не пойдут старьевщикам. Истают они под солнцем, истлеют в дождях и ветрах, на колючих кустах по балкам, по птичьим гнездам…
Надо отворить ставни. А ну-ка, какое утро.
Да какое же может быть утро в Крыму, у моря, в начале августа?! Солнечное, конечно. Такое ослепительно-солнечное, роскошное, что больно глядеть на море: колет и бьет в глаза.
Только отпахнешь дверь — и хлынет в защуренные глаза, в обмятое, увядающее лицо солнцем пронизанная ночная свежесть горных лесов, долин горных, налитая особенной, крымской, горечью, настоявшеюся в лесных щелях, сорвавшеюся с лугов, от Яйлы. Это — последние волны ночного ветра: скоро потянет с моря.
Милое утро, здравствуй!
В отлогой балке — корытом, где виноградник, еще тенисто, свежо и серо; но глинистый скат напротив уже розово-красный, как свежая медь, и верхушки молодок-груш, понизу виноградника, залиты алым глянцем. А хороши молодки! Прибрались, подзолотились, понавешали на себя тяжелые бусы-грушки — «мари-луиз».
Я тревожно обыскиваю глазами… Целы! Еще одну ночь провисели благополучно. Не жадность это: это же хлеб наш зреет, хлеб насущный.
Здравствуйте и вы, горы!
К морю — малютка гора Кастель, крепость над виноградниками, гремящими надалеко славой. Там и золотистый «сотерн» — светлая кровь горы, и густое «бордо», пахнущее сафьяном и черносливом, и крымским солнцем! — кровь темная. Сторожит Кастель свои виноградники от стужи, греет ночами жаром. В розовой шапке она теперь, понизу темная, вся — лесная.
Правее, дальше — крепостная стена-отвес, голая Куш-Кая, плакат горный. Утром — розовый, к ночи — синий. Все вбирает в себя, все видит. Чертит на нем неведомая рука… Сколько верст до него, а — близкий. Вытяни руку и коснешься: только перемахнуть долину внизу и взгорья, все — в садах, в виноградниках, в лесах, балках. Вспыхивает по ним невидимая дорога пылью: катит автомобиль на Ялту.
Правее еще — мохнатая шапка лесного Бабугана. Утрами золотится он; обычно — дремуче-черен. Видны на нем щетины лесов сосновых, когда солнце плавится и дрожит за ними. Оттуда приходит дождь. Солнце туда уходит.
Почему-то кажется мне, что с дремуче-черного Бабугана сползает ночь…
Не надо думать о ночи, о снах обманных, где все — нездешнее. Ночью они вернутся. Утро срывает сны: вот она, голая правда, — под ногами. Встречай же его молитвой! Оно открывает дали…
Не надо глядеть на дали: дали обманчивы, как и сны. Они манят и — не дают. В них голубого много, зеленого, золотого. Не надо сказок. Вот она, правда, — под ногами.
Я знаю, что в виноградниках, под Кастелью, не будет винограда, что в белых домиках — пусто, а по лесистым взгорьям разметаны человеческие жизни… Знаю, что земля напиталась кровью, и вино выйдет терпким и не даст радостного забытья. Страшное вписала в себя серая стена Куш-Каи, видная недалеко. Время придет — прочтется…
Я уже не гляжу на дали.
Смотрю через свою балку. Там — мои молодые миндали, пустырь за ними.
Каменистый клочок земли, недавно собиравшийся жить, теперь — убитый. Черные рога виноградника: побили его коровы. Зимние ливни роют на нем дороги, прокладывают морщины. Торчит перекати-поле, уже отсохшее: заскачет — только задует Север. Старая татарская груша, дуплистая и кривая, годы цветет и сохнет, годы кидает вокруг медовую желтую «буздурхан», все дожидает смены. Не приходит смена. А она, упрямая, ждет и ждет, наливает, цветет и сохнет. Затаиваются на ней ястреба. Любят качаться вороны в бурю.
А вот — бельмо на глазу, калека. Когда-то — Ясная Горка, дачка учительницы екатеринославской. Стоит — кривится. Давно обобрали ее воры, побили стекла, и она ослепла. Осыпается штукатурка, показывает ребра. А все еще доматываются в ветре повешенные когда-то сушиться тряпки — болтаются на гвоздях, у кухни. Где-то теперь заботливая хозяйка? Где-то. Разрослись у слепой веранды вонючие уксусные деревья.
Дачка свободна и бесхозяйна, — и ее захватил павлин.
Источник
День за днём (1971-1972)
Регистрация >>
В голосовании могут принимать участие только зарегистрированные посетители сайта.
Если вы уже зарегистрированы — Войдите.
Вы хотите зарегистрироваться?
тексты песен
Песня про циркача.
Губы девочка мажет
В первом ряду.
Ходят кони в плюмажах
И песню ведут:
Про детей и про витязей,
И про невест.
Вы когда-нибудь видели
Сабельный блеск?
Поднимается на небо
Топот и храп.
Вы видали когда-нибудь
Сабельный шрам?
Зарыдают подковы —
Пошел эскадрон.
Перетоп молотковый —
Пошел эскадрон!
Черной буркой вороны
Укроют закат,
Прокричат похоронно
На всех языках.
Среди белого дня
В придорожной пыли
Медсестричку Марусю
Убитой нашли.
Отмененная конница
Пляшет вдали,
Опаленные кони
В песню ушли.
От слепящего света
Стало в мире темно.
Дети видели это
Только в кино.
На веселый манеж
Среди белого дня
Приведите ко мне
Золотого коня.
Я поеду по кругу
В веселом чаду,
Я увижу подругу
В первом ряду.
Сотни тысяч огней
Освещают наш храм.
Сотни тысяч мальчишек
Поют по дворам.
Научу я мальчишек
Неправду рубить!
Научу я мальчишек
Друг друга любить!
Ходят кони в плюмажах
И песню ведут.
Губы девочка мажет
В первом ряду.
Стою на полустаночке.
Муз. — И.Катаев
Сл. — М.Анчаров
Стою на полустаночке
В цветастом полушалочке,
А мимо пролетают поезда.
А рельсы-то, как водится,
У горизонта сходятся.
Где ж вы, мои весенние года?
Где ж вы, мои весенние года?
Жила, к труду привычная,
Девчоночка фабричная,
Росла, как придорожная трава.
На злобу неответная,
На доброту приветная,
Перед людьми и совестью права.
Колесики все кружатся,
Сплетает нитка кружево.
Душа полна весеннего огня.
А годы — как метелица,
Все сединою стелятся,
Плясать зовут, да только не меня.
Что было — не забудется,
Что будет — то и сбудется,
Да и весна уж минула давно.
Так как же это вышло-то,
Что все шелками вышито
Судьбы моей простое полотно.
Гляди, идет обычная
Девчоночка фабричная,
Среди подруг скромна не по годам.
А подойди-ка с ласкою
Да загляни-ка в глазки ей, —
Откроешь клад, какого не видал.
Стою на полустаночке
В цветастом полушалочке,
А мимо пролетают поезда.
А рельсы-то, как водится,
У горизонта сходятся.
Где ж вы, мои весенние года?
Где ж вы, мои весенние года?
Муз. — И.Катаев
Сл. — М.Анчаров
Ты припомни, Россия,
Как все это было:
Как полжизни ушло
У тебя на бои,
Как под песни твои
Прошагало полмира,
Пролетело полвека
По рельсам твоим.
И сто тысяч надежд,
И руин раскаленных,
И сто тысяч салютов,
И стон проводов,
И свирепая нежность
Твоих батальонов
Уместились в твои
Полсотни годов.
На твоих рубежах
Полыхали пожары.
Каждый год — словно храм,
Уцелевший в огне.
Каждый год — как межа
Между новым и старым.
Каждый год — как ребенок,
Спешащий ко мне.
На краю городском,
Где дома-новостройки,
На холодном ветру
Распахну пальтецо.
Чтоб летящие к звездам
Московские тройки
Мне морозную пыль
Уронили в лицо.
Только, что там зима —
Ведь проклюнулось лето!
И, навеки прощаясь
Со старой тоской,
Скорлупу разбивает
Старуха-планета —
Молодая выходит
Из пены морской.
Я люблю и смеюсь,
Ни о чем не жалею.
Я сражался и жил,
Как умел — по мечте.
Ты прости, если лучше
Пропеть не умею.
Припадаю, Россия,
К твоей красоте!
АЭЛИТА
Муз.И.Катаева, сл.М.Анчарова
Мужики, ищите Аэлиту!
Видишь, парень, кактусы в цвету!
Золотую песню расстели ты,
Поджидая дома красоту.
Семь дорог — и каждая про это,
А восьмая — пьяная вода.
Прилетит невеста с того света,
Жениха по песне угадав.
Разглядит с ракеты гитариста,
Позовет хмельного на века,
Засмеется смехом серебристым
И растопит сердце простака.
У нее точеные колени
И глазок испуганный такой.
Ты в печурке шевельни поленья,
Аэлиту песней успокой.
Все равно ты мальчик не сезонный —
Ты поешь, а надо вычислять.
У тебя есть важные резоны
Марсианок песней усыплять.
На чужой планете ты ведь не был,
На чужой не сиживал корме.
Марсианка знает: Сыну Неба
Два крыла запутали в дерьме.
Вот разлито кактусной пол-литра,
Вот на Марс уносится изба.
Мужики, ищите Аэлиту:
Аэлита — лучшая из баб!
Не беда, что воют электроны,
Старых песен на душе поток!
Застрелитесь, Хаос, Космос, Хронос, —
Не унять вам сердца шепоток!
Застрелитесь, Хаос, Космос, Хронос, —
Не убить вам сердца шепоток!
БАЛЛАДА О МЕЧТАХ
Муз.И.Катаева, сл.М.Анчарова
В германской дальней стороне
Увял великий бой.
Идет по выжженной стерне
Солдат передовой.
Конец войны. Река, ворча,
Катает голыши;
И трупы синие торчат,
Вцепившись в камыши.
И ветер падалью пропах,
Хитер и вороват.
И охряные черепа
Смеяться норовят.
Лежит, как тяжкое бревно,
Вонючая жара.
Земля устала — ей давно
Уж отдохнуть пора.
И вот на берегу реки,
И на краю земли
Присел солдат. И пауки
Попрятались в пыли.
И прежде чем большие дни
Идти в обратный путь,
Мечта измученная с ним
Присела отдохнуть.
И он увидел, как во сне,
Такую благодать,
Что тем, кто не был на войне,
Вовек не увидать.
Он у ворот. Он здесь. Пора.
Вошел не горячась.
И все мальчишки со двора
Сбегаются встречать.
Друзья кричат ему: «Привет!» —
И машут из окна.
Глядят на пыльный пистолет,
Глядят на ордена.
Потом он будет целовать
Жену, отца и мать.
Он будет сутки пировать
И трое суток спать.
Потом он вычистит поля
От мусора войны:
Поля, обозами пыля,
О ней забыть должны.
Заставит солнце круглый год
Сиять на небесах,
И лед растает от забот
На старых полюсах.
Навек покончивши с войной
(И это будет в срок),
Он перепашет шар земной
И вдоль и поперек.
И вспомнит он, как видел сны
Здесь, у чужой реки;
Как пережил он три войны
Рассудку вопреки.
БЕЛЫЙ ТУМАН
Муз.И.Катаева, сл.М.Анчарова
Звук шагов, шагов,
Да белый туман.
На работу люди
Спешат, спешат.
Общий звук шагов,
Будто общий шаг,
Будто лодка проходит
По камышам.
В тех шагах, шагах —
И твои шаги,
В тех шагах, шагах —
И моя печаль.
Между нами, друг,
Все стена, стена.
Да не та стена,
Что из кирпича.
Ты уходишь, друг,
От меня, меня.
Отзвенела вдруг
Память о ночах.
Где-то в тех ночах
Соловьи звенят,
Где-то в тех ночах
Ручеек зачах.
И не видно лиц —
Все шаги одни.
Все шаги, шаги,
Все обман, обман.
Не моря легли,
А слепые дни,
Не белы снеги,
А седой туман.
КАП-КАП
Муз.И.Катаева, сл.М.Анчарова
Тихо капает вода —
Кап-кап.
Намокают провода —
Кап-кап.
За окном моим беда,
Завывают провода.
За окном моим беда —
Кап-кап.
Капли бьются о стекло —
Кап-кап.
Все стекло заволокло —
Кап-кап.
Тихо-тихо утекло
Счастья моего тепло.
Тихо-тихо утекло —
Кап-кап.
День проходит без следа —
Кап-кап.
Ночь проходит. Не беда —
Кап-кап.
Между пальцами года
Просочились — вот беда.
Между пальцами года —
Кап-кап.
ПРОЩАНИЕ С МОСКВОЙ
Муз.И.Катаева, сл.М.Анчарова
Буфер бьется
Пятаком зеленым,
Дрожью тянут
Дальние пути.
Завывают
В поле эшелоны,
Мимоходом
Сердце прихватив.
Паровоз
Листает километры.
Соль в глазах
Несытою тоской.
Вянет год,
И выпивохи-ветры
Осень носят
В парках за Москвой.
Быть беде.
Но, видно, захотелось,
Чтоб в сердечной
Бешеной зиме
Мне дрожать
Мечтою оголтелой,
От тебя
За тридевять земель.
Душу продал
За трамвайный
Гулкий ветерок.
Ой вы, сени,
Сени мои, сени,
Тоскливая радость
Горлу поперек.
В окна плещут
Бойкие зарницы,
И, мазнув
Мукой по облакам,
Сытым задом
Медленно садится
Лунный блин
На острие штыка.
СЛОВО «ТОВАРИЩ»
Муз.И.Катаева, сл.М.Анчарова
Говорил мне отец:
«Ты найди себе слово,
Чтоб оно, словно песня,
Повело за собой.
Ты ищи его с верой,
С надеждой, с любовью, —
И тогда оно станет
Твоею судьбой».
Я искал в небесах
И средь дыма пожарищ,
На зеленых полянах
И в мертвой золе.
Только кажется мне
Лучше слова «товарищ»
Ничего не нашел я
На этой земле.
В этом слове — судьба
До последнего вздоха.
В этом слове — надежда
Земных городов.
С этим словом святым
Поднимала эпоха
Алый парус надежды
Двадцатых годов.
ОНА БЫЛА ВО ВСЕМ ПРАВА
Муз.И.Катаева, сл.М.Анчарова
Она была во всем права
И, даже, в том, что сделала.
А он сидел, дышал едва,
И были губы белые.
И были черные глаза,
И были руки синие.
И были черные глаза
Пустынными пустынями.
Пустынный двор жестоких лет,
Пустырь, фонарь и улица.
И переулок, как скелет,
И дом подъездом жмурится.
И музыка ее шагов
Схлестнулась с подворотнею,
И музыка ее шагов —
Таблеткой приворотною.
И стала пятаком луна,
Подруга полумесяца,
Когда потом ушла она,
А он решил повеситься.
И шантажом гремела ночь,
Улыбочкой приправленным.
И шантажом гремела ночь,
И пустырем отравленным.
И лестью падала трава,
И местью стала выросшей.
И ото всех его бравад
Остался лишь пупырышек.
Сезон прошел, прошел другой —
И снова снег на паперти.
Сезон прошел, прошел другой —
Звенит бубенчик капелькой.
И заоконная метель,
И лампа — желтой дынею.
А он все пел, все пел, все пел,
Наказанный гордынею.
Наказан скупостью своей,
Устал себя оправдывать.
Наказан скупостью своей
И страхом перед правдою.
Устал считать улыбку злом,
А доброту — смущением.
Устал считать себя козлом
Любого отпущения.
Двенадцать падает. Пора!
Дорога в темень шастает.
Двенадцать падает. Пора!
Забудь меня, глазастого!
Баллада об относительности возраста
Муз. — И.Катаев
Сл. — М.Анчаров
Не то весна,
Не то слепая осень.
Не то сквозняк,
Не то не повезло.
Я вспомнил вдруг,
Что мне уж тридцать восемь, —
Пора искать
Земное ремесло.
Пора припомнить,
Что земля поката,
Что люди спят
В постелях до зари,
Что по дворам
До самого заката
Идут в полет
Чужие сизари.
Пора грузить
Пожитки на телегу,
Пора проститься
С песенкой лихой,
Пора ночлег
Давно считать ночлегом
И хлебом — хлеб,
А песни — шелухой.
Но по ночам
Ревут аккордеоны,
И джаз играет
В заревах ракет,
И по очам
Девчонок удивленных
Бредет мечта
О звездном языке.
Я стану петь:
Ведь я же пел веками.
Не в этом дело —
Некуда спешить.
Мне только год.
Вода проточит камень.
А песню спеть —
Не кубок осушить…
Всё как прежде, всё та же гитара…
Муз. — И.Катаев
Сл. — М.Анчаров
Все как прежде, все та же гитара
Шаг за шагом ведет за собой,
В такт аккордам мелодии старой
Чуть колышется бант голубой.
Все как прежде, но только седея,
Поникает моя голова,
Только голос дрожит и не смеет
Нанизать на аккорды слова.
С этой маленькой старой гитарой
Я смеялся, и плакал, и пел.
И за песней, за струнной забавой,
Оглянуться на жизнь не успел.
А теперь даже песен не стало.
Жизнь прошла, обошла стороной.
И осталась вот эта гитара
Долгим вечером плакать со мной.
И осталась вот эта гитара
Долгим вечером плакать со мной.
Муз. — И.Катаев
Сл. — М.Анчаров
Нам жить под крышею нет охоты,
Мы от дороги не ждём беды,
Уходит мирная пехота
На вечный поиск живой воды.
Пускай же квакают вслед мещане,
К болоту тёплому ползя.
Они пугают, они вещают,
Что за ворота ходить нельзя.
Что за воротами ждёт пустыня
И жизнь шальная недорога,
Что за воротами сердце стынет
И нет домашнего пирога.
Что за глоток ключевой водицы
Убьют — и пыль заметёт следы.
Но волчий закон в пути не годится:
В пустыне другая цена воды!
Пройдёт бродяга и непоседа,
Мир опояшут его следы.
Он сам умрёт, но отдаст соседу
Глоток священной живой воды.
На перекрёстках других столетий,
Вовек не видевшие беды,
Рванутся в поиск другие дети
За тем же самым глотком воды.
Муз. — И.Катаев
Сл. — М.Анчаров
Мне приснились сырые проталинки,
Мне приснилась трава-мурава,
Мне приснилось, что я еще маленький,
И что мама опять жива.
И что ночки стоят весенние,
И что утро, а не закат,
И что каждый день — воскресение,
И что будто я — музыкант.
Будто вышел я на рассвете
С золотой своей трубой,
И в ответ засмеялись дети,
И позвали меня с собой.
Мы построим наш чистый город,
Мы отыщем к нему пути,
Мы придем в этот чистый город,
Потому что мы так хотим.
Мне приснились сырые проталинки,
Мне приснилась трава-мурава,
Мне приснилось, что я еще маленький,
И что мама опять жива.
Ты прости меня, дерево
Муз. — И.Катаев
Сл. — М.Анчаров
Строевая сосна корабельная,
День и ночь я тебя молю,
Ты прости, прости меня, дерево,
Что железом тебя гублю.
Что железом тебя гублю.
Лес мой милый с туманной проседью,
Ты от шума совсем устал,
Но бегут поезда по просекам
И целуют твои уста.
И целуют твои уста.
За тебя я сражаюсь, дерево,
Чтоб живое вовек жило.
Потерпи, сколько можешь, дерево,
Сберегу я твоё тепло.
Сберегу я твоё тепло.
Я ночью шла по улице
Муз. — И.Катаев
Сл. — М.Анчаров
Я ночью шла по улице,
На небе месяц жмурится
И освещает домика порог.
Оконце желтоглазое.
Мальчишки речь бессвязная,
И девочки счастливый говорок:
Пора, пора, уж утро наступает.
Боюсь я, мама выйдет на крыльцо,
Рассвет встает.
Ну хватит, ну, ступай уж,
Не то я рассержусь, в конце концов!
Какая я не складная,
Все сделала не ладно я,
Я своего дружка прогнала прочь.
А надо было так прогнать,
Чтоб завтра он пришел опять,
И я ему твердила бы всю ночь:
Пора, пора, уж утро наступает.
Боюсь я, мама выйдет на крыльцо,
Рассвет встает.
Ну хватит, ну, ступай уж,
Не то я рассержусь, в конце концов!
И вот иду с обидою,
Иду и всем завидую,
А по дороге гаснут фонари.
Ах, почему не я стою,
И мальчику вихрастому
Не я шепчу до утренней зари.
Пора, пора, уж утро наступает.
Боюсь я, мама выйдет на крыльцо.
Рассвет встает.
Ну хватит, ну, ступай уж,
Не то я рассержусь, в конце концов!
Источник
➤ Adblockdetector