Город, стоящий у солнца. Аркаим, Россия.
Его называют – «Тот, что стоит у солнца», «Сердцем славян» и «Истоком ариев», и это место находиться совсем не в далекой экзотической Индии или жарком и пустынном Египте. Не причем тут и Южная Америка, с ее индейскими пирамидами, и даже мистический Тибет не имеет к этому странному месту совершенно никакого отношения.
Речь идет о загадочном городе, под странным и певучим названием Аркаим, вокруг которого не смолкают споры ведущих специалистов в области археологии и истории. Находиться город Аркаим в Челябинской области, там, где соединяют свои воды две реки, не менее волшебные, чем сама местность. Называют эти реки Утяганка и Караганка, и о них ходит множество легенд среди местного населения.
Обнаружили поселение, датируемое вторым-третьим веком до нашей эры, сравнительно недавно. Советские ученые наткнулись на него чуть южнее современного Магнитогорска в восемьдесят седьмом году прошлого века. Считается, что из города Аркаим и вышли великие арии и расселились по всему миру.
Однако это древнее поселение интересно не только, как археологическое чудо, простоявшее больше четырех тысяч лет и сохранившееся очень хорошо. Интерес представляет вся та мистика, что постоянно твориться в округе. Местные жители практически не болеют, а порой, даже тот кто единожды переночевал неподалеку, забывает даже про самые страшные заболевания, имевшиеся у него ранее.
Сам Аркаим спланирован, как два кольца жилых зданий, одно в другом. Тут были мостовые из бревен, и даже вода, во время дождя, журчала по специальным водостокам. Посреди города находиться большая площадь, как бы для массовых сборищ.
Четыре выхода из Аркаима ориентированы точно по сторонам света. Кто, как и зачем построил этот чудной город, а главное, почему покинул его, предварительно сжигая за собой все дотла, остается загадкой, которую, вряд ли удастся разгадать человечеству.
Считается, что попасть в истинный Аркаим не так и просто. Купив билет на автобус из Магнитогорска (автобусы тут ходят с завидной регулярностью), вы попадете просто к старым развалинам, камням, сложенным определенным образом. Чтобы попасть в истинный Аркаим, нужно, чтобы и город сам принял путешественника, как-бы дал добро.
Про этот удивительный живой город, дышащий жизнью для тех, кому он открылся, даже сняли фильм, не без участия знаменитого сатирика Михаила Задорнова. Кому интересно, перед поездкой может посмотреть это кино под названием «Аркаим: стоящий у солнца». Думаю, будет очень интересно.
Источник
Маврик — «Город стоящий у солнца»
Текст (слова) песни «Город стоящий у солнца»(распечатать)
Заблудившиеся странники,
Не чужие на своей земле,
Но бродяги и изгнанники
В чьей-то жестокой игре.
Поклонившись четырём ветрам,
Шли на все четыре стороны.
Волки кровниками стали нам
Да чёрные вороны.
Все пути давно исхожены
То ли к Богу, то ли от него.
Если мы уже им брошены,
Нам не добраться домой.
Позади руины да кресты,
Жизнь и Смерть — порочная петля.
Даже если мы не прокляты,
Стонет от нас земля.
Нам бы добраться домой
В город янтарного света
Через пустыни, лёд и огонь
Через паденья и боль.
Нам бы вернуться домой
В город, стоящий у солнца.
В город, где с нами
Встретятся вновь
Вера, надежда, любовь.
Непорочные и грешные,
Шли к себе дорогою одной.
Но глухие и ослепшие,
Каждый своею тропой.
Заблудившиеся странники.
Не чужие на своей земле,
Но бродяги и изгнанники,
Шли, повинуясь судьбе.
Нам бы добраться домой
В город янтарного света
Через пустыни, лёд и огонь
Через паденья и боль.
Нам бы вернуться домой
В город, стоящий у солнца.
В город, где с нами
Встретятся вновь
Вера, надежда, любовь.
Нам бы добраться домой
В город янтарного света
Через пустыни, лёд и огонь
Через паденья и боль.
Нам бы вернуться домой
В город, стоящий у солнца.
В город, где с нами
Встретятся вновь
Вера, надежда, любовь.
Нам бы добраться домой.
Источник
Город под стоящий у солнца
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 273 369
- КНИГИ 641 902
- СЕРИИ 24 450
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 603 462
Темнота. Холод. Потом яркая вспышка, я порываюсь встать, но не могу, кто-то обхватывает меня за плечи и мягко, но уверенно возвращает в лежачее положение. Комната с белыми стенами вырисовывается рывками, как в привередливой компьютерной игре, запущенной на слабом железе. Кто-то продолжает втолковывать мне одно и то же, одно и то же, пока я не начинаю наконец разбирать слова:
- Не беспокойся! Всё хорошо. Всё хорошо. Не беспокойся. Всё в порядке. Да не беспокойся ты! Не ты один, это со всеми так было.
— Где я? — только и удаётся выдавить ему в ответ.
— На том свете, где ж ещё-то?! Умер ты.
— А мы вот в тебя верили! Дыши глубже, успокаивайся, слушай. Любой рано или поздно просыпается в той комнате — с абсолютно пустой головой. Ну, в переносном смысле.
— Отлично. Приходит в себя. Как ты. Пришёл?
— Ну, пришёл, — соглашаюсь я неохотно, пытаясь унять тяжело бьющееся сердце.
— Приходит в себя, значит, и постепенно вспоминает всю свою жизнь от рождения — до смерти. Мне о твоей жизни знать незачем, оставь при себе! Да и вообще, спрашивать кого-нибудь об обстоятельствах его ухода из жизни — дурной тон. Это здесь не принято.
Мой собеседник — мужчина лет сорока в белоснежных одеждах — лучезарно улыбнулся, продемонстрировав ровные, белые как жемчуг зубы:
— А на что это больше похоже, по-твоему? — хлопок ладоней, и мы уже не в каком-то белёсом подобии больничной палаты, а стоим на залитой солнцем улице, вокруг стройные кипарисы, ровные ряды одноэтажных и двухэтажных домиков, облицованных известняком, люди в белых или радужных одеждах, у некоторых, кстати, в районе головы что-то явственно светилось.
— Это… Это — Рай? — спросил я испуганно, не в силах сдерживать бешено колотящееся сердце.
— Не совсем. Это — Город. Город, Стоящий у Солнца. А все Города вместе — да, это рай.
— И что со мной? Будет? — последнее слово повисло в воздухе ножом гильотины.
— Да ничего. Сейчас найдём тебе домик — и живи. Да, если с твоим телом что-то внезапно случится — ты вновь проснёшься у себя дома. Здесь, естественно, — добавил он с улыбкой.
— Не беспокойся ты так. В стенах города тебе ничего не угрожает! А вот за его пределами, в Пустошах, где наши законы не действуют и всем можно всё — там да. Но тебе ведь нечего там делать. Правда? — он намекающе подмигнул мне.
— Понял. А тут что делать?
— Жить. Кров и некоторый прожиточный минимум продуктов питания гарантирован бесплатно, посещение театров, музеев и прочие культурные мероприятия тоже за наш счёт, — увидев моё выражение лица, «экскурсовод» осёкся: — Чего такой… А, ты, видимо, из России или из Восточной Европы откуда-то? Не волнуйся, «прожиточный минимум» тут не как у вас, а где-то на уровне вашей Швеции.
На душе и впрямь полегчало.
Дорога ощутимо пошла под уклон, к тому же потянуло солёным морским ветром.
— Город, Стоящий у Солнца — расположен у моря? — я уже достаточно осмотрелся, чтобы начать шутить.
— Да. Это очень удобно. Можно попасть в другие Города по воде, минуя Пус… Вот уроды! Как так жить можно?!
Я проследил за его взглядом и увидел пару людей, идущих нам навстречу. Парень с длинными до плеч кроваво-красными волосами и девушка, брюнетка. Оба бледные, как мел. Оба зябко кутались в странные плащи, мне показалось, что они сделаны… или покрыты сверху слоем из обгоревших и перепачканных в саже птичьих перьев. Их лица коверкала брезгливо-презрительная гримаса, и ветер услужливо донёс нам их ответное «Уроды! Как так жить можно?!»
— Это кто? — спросил я, когда эта парочка скрылась за поворотом.
— Падшие. Демоны. Изгои. Духи злобы поднебесной… — моего спутника начинало нести.
— А что они делают здесь?
— Прельщают вновь прибывших уйти вслед за собой, естественно, — в его голосе впервые зазвучала сталь, — все люди попадают сначала к нам, вот они и ищут тех, кого можно увести за собой. В Городе запрещена любая агрессия — поэтому мы даже не можем их выдворить.
— А что там, у них? Вечные муки? Чем они могут заманить людей?
Мой «экскурсовод» задумался, но всё же решился ответить: Они обещают бесплатный алкоголь — здесь спиртное — роскошь и в прожиточный минимум не входит. Ещё бесплатных специалистов по «снятию стресса» — любого возраста, пола, для людей с любыми предпочтениями и любой ориентации. У нас оказание подобных «услуг», — это слово прозвучало в его устах как грязное ругательство, — запрещено под страхом изгнания. Много ещё чего обещают…
— Нет. Просто всей правды не говорят. Например, о том, что большинство поддавшихся на их уговоры в итоге или становятся рабами в каком-нибудь борделе, или начинают жить без закона и морали, убивая, воруя и грабя, или влачат нищенское существование. К тому же ещё долговое рабство и поголовная коррупция. Ад.
— И все это знают?
— Да. Верят не все, — мы как раз проходили мимо группы молодых людей в спортивных костюмах — те возбуждённо перешёптывались, глядя на стоящий у пирса корабль — с него как раз выгружали ящики пива.
— И ничего с ними нельзя пока поделать. Кстати, вот и твой новый дом, — мой проводник указал на двухэтажное здание слева от нас. Хороший дом. Район, правда, не очень… Ну, так и ты ведь, признаться, не такой уж праведник был.
Тяжёлая литая дверь отворилась при моём приближении.
— Совсем забыл, — сказал мой спутник, так и оставшийся безымянным, — дверь закроется за тобой — и ты сможешь выбраться только после того, как прочитаешь все законы нашего города. Это для твоего же блага. Книга будет лежать у входа.
— О еде не переживай — служба доставки на дом устроена божественно, — он улыбнулся. — Ну что же ты? Заходи!
Я и зашёл. Хлопнула за спиной дверь — и в темноте прихожей я увидел большой светящийся прямоугольник. Подойдя ближе, я понял. Это. Была. Книга. Двухтомник «Войны и мира» рядом с ней смотрелся бы недомерком. На обложке гордо красовалась золотая надпись: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РАЙ. ИНСТРУКЦИЯ ДЛЯ ВНОВЬ ПРИБЫВШИХ.»
А снизу — мелко, как в банковском договоре: «Уголовный Кодекс Царствия Небесного».
Комментарий к Пролог. Приход.
Книга оказалась не только тяжела и велика. Это было содержательно. Крайне.
Особенно все трогательные отсылки к священным тестам. Так, например, Статья 1 гласила, что любое проявление агрессии, а так же применение к ближнему своему физического или психологического насилия в любой форме непременно карается изгнанием. Дальше же, в примечаниях, выполненых в вопросно-ответной форме, как пособия «что угодно для чайников» значилось следующее:
В: А как же право на необходимую самооборону? Я имею право защищая себя нанести ущерб обидчику?
О: Нет, сын мой, ибо сказано «когда кто ударил тебя по левой щеке — подставь правую». Смиренно прими это испытание и помни, что виновный не избегнет суда!
И так — обо всём. Любой «неправильный» поступок, любое недоброе или просто слишком эмоциональное слово, да даже мысль — всё находило в книге своё отражение.
В: Кто следит за исполнением Закона?
О: Сам Город. Ничто из происходящего на улицах Города не утаится от Него. В Городе много забот, но рано или поздно правосудие настигнет каждого.
Мрак, в общем. А ещё -это выяснилось достаточно быстро — мясо, чай, кофе, сигареты и алкоголь — предметы роскоши, и стоят месячного дохода на любой из доступных «вновь прибывшим» профессий. Что бы ещё такого весёлого припомнить. Рок-музыка под строжайшим запретом, как форма призыва к агрессии.
Агрессия, ага… Зато выяснилось, что в городе каждый может материализовать любой предмет усилием воли. Каждый может — а цены на всё, что не входит в гарантированный бесплатный минимум, просто задвижные. На сдачу можно смотать в мир живых и купить там вертолёт. А суть проблемы ещё Стругацкие описали, в «Понедельнике…» своём, где начинающий маг пытался сотворить из воздуха пару бутербродов с колбасой — а получал то драчливые шестилапые тарелки, то комаров с профессорскими лицами, то хвостатую колбасу.
Источник
Сокровища Валькирии: Стоящий у Солнца (9 стр.)
В рюкзаке среди продуктов лежал батон колбасного сыра, завернутый в газету «Куранты», на которую Русинов сколол иглой карту «перекрестков Путей», уточненную после признания Ивана Сергеевича в том, что топооснова халтурная. И отдельно, на оберточной непромокаемой бумаге, была вычерчена координатная сетка. Пропитанная маслом, бумага почти скрывала след тончайшего карандаша, однако, сложенная по определенным точкам с газетой, на просвет давала более или менее нормальную картину. Кроме того, «легально» в рюкзаке лежало с десяток листов двухверстных карт, с которых был снят гриф секретности и которые продавали теперь в киосках. Уликами могли стать лишь газета и оберточная бумага. Конечно, если бы все это попало в руки Службы, конспиративные хитрости Русинова с блеском бы провалились: камуфляж был рассчитан на милиционеров, на местных сотрудников Службы. Поэтому Русинов убрал и перенес с координатной сетки все цифры на отдельный листок, который постоянно носил при себе. В этой самодеятельной экспедиции не было криминала, клады можно было искать где угодно. Русинов опасался за свое открытие – карту «перекрестков», которая давала возможность целенаправленного поиска. Если Институт, эта «птица Феникс», вновь возродился из пепла и теперь на новой экономической основе ищет «сокровища Вар-Вар», для них эта карта – молниеносный успех. Шведы не пожалеют денег, вооружат фирму авиатехникой, суперсовременным оборудованием, и Савельев с компанией за месяц отработает все «перекрестки» и найдет тот, единственный, из двенадцати тысяч. И если Служба засечет его путешествующим как автотуриста, то, разумеется, ни в какую легенду не поверит и начнет за ним слежку, а при случае устроит еще один обыск. К тому же, если бы было точно известно, чья это Служба. Смотря на какую нарвешься: свои, российские, может, еще пожалеют или постесняются давить силой, а чужие особенно церемониться не станут – возьмут живьем, нашпигуют уколами, и сам все расскажешь. Такого безразличия к психотропным препаратам, как у Авеги, у простых смертных нет. Поэтому Русинов как бы халтурил сам для себя – старался не запоминать координаты точек и вообще забыть принцип и идею «перекрестков Путей». Карту, или хотя бы какую-нибудь одну из трех ее частей, он успел бы уничтожить. Однако в машине находились две важные вещи, которые не подлежали уничтожению ни при каких условиях. Нефритовая обезьянка, закамуфлированная под медвежонка, была обряжена в кожаные штанишки и куртку, которые Русинов сшил сам, и подвешена в качестве талисмана на крепких капроновых растяжках около зеркала на лобовом стекле: всегда на глазах, да и вдруг на самом деле поможет ему древний арийский божок? Труднее было с кристаллом КХ-45, без которого можно было не отправляться в эту экспедицию, ибо на то, чтобы отыскать точку «перекрестка Путей» на местности – одну точку! – потребуются годы.
Человек получил разум и способность мыслить, но вместе с тем утратил те возможности и способности, которыми очень даже просто владел весь животный мир. Звери совершали переходы в тысячи километров, точно зная, где есть корм и условия существования, рыбы безошибочно находили путь к местам икромета, и птицы, родившиеся на Севере и никаких земель, кроме родины, не знавшие, отлично «помнили» дорогу на юг и место зимовки. Человек же вместе с разумом ослеп и разучился ходить по земле; он стал блуждать в пространстве, как ребенок, потеряв всякую чувствительность к пунктам ориентации. Конечно, утратил не сразу, а постепенно, и его скорость «ослепления» была прямо пропорциональна проникновению ума в тайны и загадки природы. Чем глубже человек познавал явления и процессы, происходящие в окружающем мире, тем мир этот как бы все жестче мстил ему, отнимая природные способности. Последней каплей стало для человека открытие таинства строения атома. Произошло короткое замыкание, от вспышки которого разум прозрел окончательно, но ослепли чувства единения с природой. За все следовало платить…
Первые кристаллы поколения КХ-40 были очень дорогим удовольствием, поскольку выращивались только в космосе, на станции «Салют», и использовались в приборах самонаведения крылатых ракет. Один кристалл заменил десятки килограммов аппаратуры, причем сложнейшей, и, естественно, был засекречен, имел собственный самоликвидатор, так что, не зная специального кода, его и похитить-то было нельзя, а точнее, невозможно было открыть вакуумную капсулу, где он хранился. Раздавался негромкий хлопок, и на ладонь вместо кристалла сыпался серый, невзрачный порошок. Первые КХ-40 можно было держать лишь в вакууме, поскольку на воздухе они в течение месяца истаивали, превращаясь в ничто, как искусственный лед. Зато второе поколение кристаллов – КХ-45 было много устойчивее к земной среде и выдерживало ее до года.
Вся магия кристалла заключалась в том, что он «чувствовал» магнитные силовые линии Земли и точно находил благоприятный и оптимальный путь между ними. Крылатая ракета, снабженная таким чувствительным глазом, уходила от радарных полей, не реагировала ни на какие радиопомехи и магнитные бури. Специально для Института был изготовлен прибор с кристаллом КХ-45, который должен был заменить лозоходцев с их рамками и чувствительными руками. Но сами лозоходцы противились новшеству, как могли, ибо теряли свой кусок хлеба и свое полузагадочное, не от мира сего, существование. В их руках экспериментальные приборы беспомощно врали, кристаллы часто превращались в порошок от неосторожного вскрытия вакуумных капсул, и специалисты-инструкторы научного учреждения, чтобы не актировать самоликвидацию, приносили в Институт свои, «левые» капсулы с кристаллами, не имеющие обязательного регистрационного номера.
Кристалл КХ-45 был спасением экспедиции, но одновременно и самым уязвимым ее местом. Капсула из нержавеющей стали была небольшая, размером с чайный стакан, и Русинов запаял ее в нижний бачок радиатора. Вся беда в том, что скоро этот тайник для нее уже бы не пригодился, потому что на первом же «перекрестке Путей» вынутый из капсулы кристалл невозможно было поместить назад: требовался специальный вакуумный агрегат, достать который было невозможно. Поэтому срок службы кристалла после извлечения на свет Божий измерялся десятью – двенадцатью месяцами, а надо было проехать и пройти с ним не одну тысячу километров. Кроме того, существование самого кристалла в личной собственности было законным основанием для задержания и ареста: он один из немногих вещей в России пока еще не стал предметом купли-продажи и составлял государственную тайну стратегического значения.
Загадка древних путей человека, путей миграции зверей и птиц состояла в том, что, передвигаясь на Земле с севера на юг, с востока на запад, а равно и в обратном направлении, они не задумывались об ориентирах. Они шли, повинуясь законам сансары. Это было единство всей природы, несмотря на все многообразие форм существования жизни. Они изначально знали, как пройти по земле и не попасть ни в ловушки, ни в катастрофы, найти пищу, воду, кров, а если нужно – целительные травы и корни. Знание путей хранило им не только жизнь и свободу, но и как бы позволяло исполнять все предначертания рока. Пути земные имели свои параллели с путями небесными, судьбоносными, отраженными как бы зеркально. И если ты по какой-то причине – чаще всего от болезни или старости – утерял эту способность – находиться в постоянном створе путей земных и небесных, то можешь угодить в лапы хищнику, сорваться в пропасть, умереть от безводья и голода. Суть открытия, сделанного в лаборатории Русинова, заключалась в том, что все пути как бы скользили в «спокойном» пространстве между магнитными силовыми линиями и полями, мимо магнитных бурь и штормов, находили лазейки между множеством озер, проходы в непроходимых горах, воздушные коридоры над морями и озерами. И потому древний человек знал, когда можно отправляться в путь, и не трогался с места, даже если был попутный ветер, ибо без всякого прогноза погоды ему было известно, что к обеду начнется шторм. Потому лебеди оставались вдруг дневать при ясной погоде, а зверь загодя наедался и ложился в чаще переждать непогоду. Атавизмы этого предчувствия, наверное, оставались еще у Колумба и Семена Дежнева, у Ермака и Афанасия Никитина, но только атавизмы. Колумб сразу бы «признал» Американский континент и не принял его за Индию; Ермак бы «знал», что нельзя в этот день выходить из походного шатра, ибо его поджидают опасность и смерть.
Наверное, древний человек и весь живой мир знали еще что-то, владели какими-то другими способностями и чувствами, пока не открытыми, поскольку гравитационные приметы были лишь первым пластом познания глубин мироздания. Откуда бы тогда было известно им строение Вселенной и строение атома?
Трагедии для всей живой материи на Земле наступали лишь тогда, когда они становились продолжением космических трагедий – изменения силы земного притяжения, замедление или увеличение скорости вращения небесных тел, удары огромных метеоритов, взрывы которых могли породить эффекты «ядерной зимы» и оледенение материков. Тогда все живое на Земле теряло свои способности к чувствам и ориентации в новой среде. Однако наступившее равновесие и спокойствие всех стихийных сил на Земле достаточно быстро приводили в чувство и зверей, и птиц, и человека. Они скоро находили пути и вновь продолжали свое гармоничное существование.
Личное же открытие Русинова, незарегистрированное и не защищенное авторским правом, состояло в том, что он нашел «перекрестки» меридиональных и широтных путей. И поразило то, что на Земле они были обязательно чем-то отмечены, – чаще всего в масштабе «микроперекрестков» стояли церкви, а, по преданиям, на этом месте до христианства существовали языческие капища, священные деревья и рощи, а то и просто обыкновенные игрища. На «микроперекрестках» находились древние города, поселения, стоянки, и если даже было пусто и предания не сохранили ни топонимики, ни событий, с ними связанных, то при раскопках обнаруживались мощные культурные пласты либо древние поля битв.
А он рассчитывал отыскать древние арийские города, оказавшиеся под ледниковой мореной, на дне озер под мощным слоем ила, под руслами рек, а то и вовсе стертых с лица земли. Он мечтал найти центр этой исчезнувшей культуры, ибо свято верил Ломоносову: ничто не берется из ничего, и ничто не исчезает бесследно, за исключением, пожалуй, эфемерных кристаллов КХ-45. И те, наверное, испаряясь, что-нибудь выделяют…
На какое-то время даже идея поиска «сокровищ Вар-Вар» отступила на второй план, и если бы не известие, что перевоплощенный в совместное предприятие Институт, оказывается, существует и работает над проектом «Валькирия», Русинов бы еще задержался на одно лето, чтобы отработать методику поиска, уточнить расчеты, сделать поправки и подготовиться к долгосрочной экспедиции более основательно.
Теперь же он ехал в строго определенное место – на Северный Урал, в зону, наиболее вероятную для осуществления проекта. Именно здесь было самое мощное скопление «перекрестков» разной величины – от пятачков до огромных площадей в десятки километров. Словно кто-то встал посредине Евразийского континента и сгреб руками все астральные точки с запада и востока, заодно насыпав гряду Уральского хребта.
Но более, чем своим открытиям и расчетам, более, чем магическому кристаллу, Русинов доверял сохранившейся топонимике. УРАЛ буквально означало «Стоящий у солнца». А на одном меридиане с ним, но много южнее, в «стране полуденной» находилось озеро АРАЛ. Это название переводилось как соединение огня земного и небесного. Однако неразрешенной загадкой оставалось то, что в районе усыхающего Арала было почти полное отсутствие «перекрестков». Наверное, потому и нельзя жить там, где смыкаются два огня. Не зря же не советуют попадать между ними…
Однако что Северный Урал, что окрестности Арала были места малонаселенные, но это уже оттого, что человек давно перестал чувствовать, где ему следует жить, и рвался в крупные города и столицы.
Русинов выехал из Москвы через Щелково на Иваново, а оттуда через Заволжье в Городец на Шахунью, чтобы проехать через родную Вятку.
Без задержки проскочил Березники, и его вдруг словно током прошибло, когда он увидел под Соликамском знак «ГАИ – 1 км». За все это время он проехал добрую сотню таких знаков и ни разу не ощутил холодноватого озноба на затылке. Русинов свернул на обочину и ударил по тормозам. Посидел за рулем, прислушиваясь к собственному состоянию духа, затем достал бинокль и забрался на площадку-багажник, установленную на крыше машины.
Каланча поста ГАИ торчала как на ладони. Мимо нее изредка проносились машины, слегка лишь скидывая скорость: это скорее всего означало, что водители видят пустой фонарь на каланче. Минут десять Русинов присматривался к посту, но ни один гаишник так и не появился. Он снова сел в кабину, погладил медвежонка.
– Ну что, Дева, пронеси мимо!
«Дева» на санскрите означало «бог».
До поста оставалось не больше сотни метров, когда из-за угла неторопливо выступил инспектор ГАИ в белых ремнях и лениво поднял жезл. Русинов мгновенно понял – этот гаишник ждал именно его! Не зря был звонок, не зря екнуло сердце перед этим постом! Ни свернуть, ни остановиться уже было нельзя – только хуже сделаешь. И надо же, считай, на последнем посту! Дальше уже пойдут деревенские милиционеры, с которыми в любом случае проще…
Русинов сбросил ногу с педали газа и медленно подкатил к посту. Он никогда не выходил из машины при проверках, если этого не требовали. Стекло в дверце опущено, и говорить с гаишником из высокой кабины намного выигрышнее, чем, например, из «Волги», когда надо смотреть снизу вверх. Еще не спрашивая документов, гаишник обошел «уазик» кругом, чего-то там посмотрел и наконец остановился перед дверцей, вяло козырнул, что-то промямлил, но четко спросил документы. Русинов неторопливо подал ему водительское удостоверение и паспорт на машину с доверенностью Ивана Сергеевича. Гаишнику на вид было лет сорок, пухлые губы, вздернутый нос и красные щеки – типичный сельский мужик, выросший на молоке и свежем воздухе. Он лениво листал документы, что-то читал, рассматривал, отгоняя комаров от лица, между делом озирался на дорогу.
– Ну что, порядок, командир? – весело спросил Русинов.
Источник