Дети солнца.
Примечания
Впервые напечатано в «Сборнике товарищества «Знание» за 1905 год», книга седьмая, СПб. 1905, и отдельным изданием в Штутгарте.
Пьеса «Дети солнца» писалась в январе — феврале 1905 г. в Петропавловской крепости, в камере номер 39 Трубецкого бастиона, куда М.Горький был заключён 12 января 1905 г. после ареста по делу о 9 января. На первой странице рукописи пьесы, хранящейся в Архиве А.М.Горького, есть надпись: «Писалось в Петропавловской крепости 16 января — 20 февраля 1905 года. Первая тетрадь. А.Пешков».
Находясь в заключении, М.Горький обратился за разрешением заниматься литературным трудом к коменданту Петропавловской крепости. Последний запросил департамент полиции: «. прошу. меня уведомить, полагаете ли вы со своей стороны возможным разрешить Алексею Пешкову написать комедию, но, конечно, под непременным условием, чтобы написанная им комедия, по просмотре её департаментом полиции, была вручена ему или жене его только по освобождении из Трубецкого бастиона» (см. сборник «Революционный путь Горького», М.—Л. 1933, стр.91). 5 февраля департамент полиции «разрешил» М.Горькому «написать комедию». 14 февраля пьеса была переслана в Петербургское жандармское управление. В тот же день М.Горький был освобождён из крепости и, так как ему запрещено было жить в Петербурге, выехал в Ригу. Перед выездом, 15 февраля, он написал заявление в департамент полиции о выдаче К.П.Пятницкому рукописи пьесы. Пятницкий получил её после 22 февраля, как явствует из его переписки с М.Горьким. Таким образом, авторская датировка: «Писалось в Петропавловской крепости 16 января — 20 февраля 1905 года» — не вполне точна и, очевидно, сделана позднее.
Получив пьесу от Пятницкого, М.Горький коренным образом её переделал. Видимо, работа над нею была закончена уже в марте: в самом начале апреля в русской печати появляются сообщения о постановке пьесы в театре В.Ф.Комиссаржевской. В ответ на эти сообщения петербургский генерал-губернатор Трепов просил петербургского градоначальника принять меры к недопущению постановки пьесы на сцене.
Вскоре же, по-видимому, в мае, М.Горький передал пьесу Московскому Художественному театру.
Одновременно он пересмотрел её последнюю редакцию и внёс в неё ряд изменений и исправлений, подготовляя пьесу для первого бесцензурного издания, котороё вышло в свет под названием: «Дети солнца. Драма в 4-х действиях», Штутгарт, издательство И.Дитца, 1905.
В Архиве А.М.Горького сохранился машинописный текст пьесы с правкой М.Горького, послуживший оригиналом для издания Дитца.
Там же хранится ещё одна машинописная копия пьесы — дубликат первой, в которой имеется дополнительная существенная правка М.Горького.
Исправления, сделанные М.Горьким в обеих машинописных копиях, в русские издания пьесы не входили.
4 августа 1905 г. пьеса была переслана в Главное управление по делам печати, в драматическую цензуру. По первоначальному отзыву драматической цензуры можно было ожидать запрещения пьесы. Однако революционная обстановка в стране заставила цензора драматических сочинений разрешить пьесу к постановке.
Пьеса впервые была представлена на сцене театра В.Ф.Комиссаржевской, в Петербурге, 12 октября 1905 г. Как свидетельствует запись в книге режиссёрского управления, спектакль прошёл с большим подъёмом. В Московском Художественном театре первое представление пьесы состоялось 24 октября 1905 г.
Пьеса «Дети солнца» входила во все собрания сочинений. Начиная с 1907 г., она получила подзаголовок «Сцены».
Печатается по тексту, подготовленному автором для штутгартского издания, с учётом всех поправок, внесённых М.Горьким во вторую машинописную копию.
Источник
Язык. Культура. Коммуникации
г. Челябинск, ЮУрГУ
ЖАНРОВО-СТИЛИСТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПЬЕСЫ М. ГОРЬКОГО «ДЕТИ СОЛНЦА»
AN ANALYSIS OF GENRE AND STYLE OF THE PLAY BY MAXIM GORKY «CHILDREN OF THE SUN»
Аннотация: В статье дается жанровая характеристика пьесы Максима Горького «Дети Солнца», уделяется внимание основным носителям жанра, рассматриваются стилистические приемы, использованные автором произведения, и их роль в художественном замысле.
Ключевые слова: носители жанра; пьеса-диспут; дискуссии о человеке; драматическое противостояние; образность.
Abstract: The article presents a genre characteristic of the play by Maxim Gorky «Children of the sun», pays attention to the main holders play genre, considered stylistic devices used by the author and their role in the artistic conception.
Keywords: holders of the genre; play-dispute; discussion about human; dramatic confrontation; imagery.
Творчество Максима Горького невозможно переоценить. В его рассказах, романах, повестях ярко описывается жизнь простых людей, которые неустанно ведут борьбу за место под солнцем. Его пьесы пропитаны трагизмом, протестом против социальных порядков и страстным призывом к справедливой и свободной жизни.
На протяжении всей своей творческой жизни Горький обращался к теме «человека». В своих произведениях он переосмыслял облик человека, его положение в мире. Пьеса «Дети Солнца» — яркий этому пример. Она была написана в 1905 году, в канун первой русской революции. В этой пьесе Горький не просто предсказывал грядущую бурю, он ясно осознавал неизбежность катастрофы.
Пьеса имеет символичный заголовок «Дети солнца». «Детьми Солнца» называют себя и Павел Протасов, яростный алхимик, верующий, что будущее за наукой, и его сестра Лиза, которая испытывает страх перед будущим, стремится объяснить всем жителям дома, что грядут неизбежные чудовищные перемены. Однако, как писал сам Горький, «Дети Солнца» — это не осуждение интеллигенции, не ирония, и уж, конечно, не сатира. Это скорее предупреждение о возможности катастрофы. Ведь главным конфликтом в пьесе является разрыв между интеллигенцией и простым народом, который, достигая масштаба пропасти, становится катастрофой для человечества.
Этот разрыв мы можем видеть буквально с первых страниц пьесы, в разговоре Протасова с дворником. Здесь мы видим интеллигентность главного героя, а также его неумение строить свою речь в соответствии с ситуацией. Также дистанция между интеллигенцией и народом подчеркивается одним из самых ярких маркеров горьковского стиля — афористичностью. Так, в данной пьесе афористичность играет важную роль, делит основные противостоящие группы героев. С одной стороны, простой народ, которому присущи афоризмы, выражающие народную мудрость, а также пословицы и поговорки. С другой стороны, интеллигенция, которая часто обращается к афоризмам философского содержания.
Линию разрыва мы можем наблюдать не только по отношению «интеллигенция — простой народ», но также в плане личных человеческих отношений. Так, например, Павел Протасов не только оторван от народа, он в принципе замкнут в самом себе. Поэтому и возникает его конфликт в отношениях с женой. Он настолько увлечен своими опытами и работой, что не замечает окружающих его людей. Отсюда и возникают то комические, то драматические ситуации его столкновений с окружающими, он часто не понимает, что происходит вокруг: в ответ на признание в любви Мелании он просит у нее свежих яиц для опытов; когда нянька Антоновна обращается к нему с просьбой помочь слесарю Егору разобраться в семейной драме, он не понимает, почему он должен вмешиваться в чужие отношения; когда предприниматели Выгрузовы в буквальном смысле пытаются купить его знания, он думает, что они заботятся о его благосостоянии.
Всем без исключения героям пьесы свойственно желание найти в другом участие и поддержку, уважение и понимание. Такое стремление дает главное идейно-тематическое наполнение всем линиям пьесы, прямо или косвенно связанным с Протасовым. Стремясь утвердиться в своем человеческом звании, герои пьесы надеются подняться на следующую ступеньку человечности с помощью другого, через его уважение и через его участие. Так, например, Мелании Протасов нужен только лишь потому, что она видит в нем «святого человека», «такого неземного», такого «возвышенного», и надеется рядом с ним очиститься и начать новую жизнь. Жена Протасова Елена, испытывая недостаток внимания со стороны мужа, ищет поддержки и опоры у художника Вагина. Для Егора, который живет в вечной обиде, работа у Протасова, «человека особенного», — также возможность почувствовать себя человеком. Для Чепурного любовь к Лизе, возможность бывать у Протасовых — тоже попытка некоего возрождения.
Единственным «живым» персонажем, пытающимся разобраться во всем, является Лиза. Она единственная чувствует пропасть, отделяющую ее окружение от простого народа, который живет в нищете и невежестве. Она стремится объяснить, что миллионы людей озлобленны, и эта злоба скоро прорвется наружу. Но никто не воспринимает ее слова всерьез, все только лечат.
Нянька Антоновна занимает особое место в композиции произведения. Ведь она измеряет все самыми традиционными, восходящими еще к крепостническим временам понятиями. Поэтому она не понимает ничего ни в отношениях между Чепурным и Лизой, ни в семейной драме Елены и Павла Протасовых, ни в отношениях Егора со своей женой. Не понимает она и самого Протасова: «Ишь пачкун, — обращается она к Протасову, — генеральский сын тоже. а занимается неизвестно чем, только одни неприятные запахи пускаешь. ». Таким образом, здесь ярче всего проявляется общая проблематика пьесы: драматическое противостояние людей разного уровня сознания и невозможность преодолеть эту рознь. Линия Антоновны возникает в каждом из четырех актов, все отчетливее демонстрируя растущее взаимное непонимание между старухой и новой жизнью.
В пьесе «Дети солнца» нет «человека со стороны». В отличие от пьесы «На дне», здесь нет Луки, который бы обострил существующую конфликтную ситуацию. И это естественно: сложившийся конфликт не под силу изменить одному человеку. Вот почему роль такого катализатора в конфликте играет холера. Это стихия, эпидемия, которая обостряет отношения интеллигенции и народа и в конечном счете приводит к катастрофе.
Пьеса М. Горького «Дети Солнца» очень близка к чеховской драматургии. Ей также присущи многолинейная композиция, сложное философское миросозерцание, многогранное изображение героев и, как следствие, невозможность разделить персонажей на добрых и злых. Однако Горький в своей пьесе по-своему переосмысливает облик человека, его место в мире. Это уже не совсем «чеховские» герои. Герои горьковской пьесы полны энергии, мыслей. Они стараются приблизить то время, «. когда из всех людей возникнет в жизни величественный и стройный организм — человечество». Если чеховские герои лишь мучаются вопросом, зачем они живут, в чем смысл их существования, то горьковские «дети солнца» нисколько не сомневаются в своей миссии — работать во имя будущего. Работа для героев — естественный образ жизни.
Вся серия сюжетов, о которых говорилось выше, соединяется с непременной для драматургии Горького дискуссией о человеке и его возможностях, о месте в современном мире, науке и искусстве. Главными оппонентами этого диспута являются Павел Протасов и Лиза, остальные жители и гости дома также участвуют в споре. Тема диспута — человек. Как и в ранних произведениях Горького, слово «человек» проходит сквозь все реплики героев. Кроме того, мелькает тема человека и животных, что также характерно для ранних произведений Горького. Однако в данной пьесе сравнение человека с животным говорит нам о том, что человек еще далек от совершенства, от той роли, которая предназначена ему природой. В отдельных поступках человек уподобляется зверю, а иногда и превосходит его в жёсткости и грубости.
Как и чеховские пьесы, пьеса Горького лишь ставит вопрос, но не решает его, конфликт в пьесе не разрешается. Финал пьесы трагичен. От безысходности гибнет Чепурной, сходит с ума Лиза, чуть не погибают Егор и Протасов, бушует холера. Такой финал — отрицание чересчур утопических исторических концепций. Драматическое противостояние «детей солнца» (интеллигенции) с «детьми земли» (простым народом) одинаково губительно для обеих групп. Образ солнца приобретает зловещие черты, а его дети видятся не ускорителями прогресса, а обреченными на одиночество в пустыне мертвой действительности.
Библиографический список
1. Михайловский, Б. В. Драматургия М. Горького эпохи первой русской революции / Б. В. Михайловский. — изд., доп. — М. : Искусство, 1955. — С.
2. Муратова, К. Д. Максим Горький и Леонид Андреев / К. Д. Муратова // Литературное наследство ; под ред. И. И. Анисимова. — 1965. — Т. 72. — С.
3. Цесницкий, В. А. А. М. Горький. Очерки жизни и творчества / В. А. Цесницкий. — М., 1959. — С.
4. Михайловский, Б. В. Творчество М. Горького и мировая литература / Б. В. Михайловский. — М., 1965. — С.
5. Юзовский, Ю. Максим Горький и его драматургия / Ю. Юзовский. — М., 1959. — С.
Источник
14 февраля 2021
АПОКАЛИПСИС И НЕМНОГО НЕРВНО
«Дети солнца». М. Горький.
Александринский театр.
Режиссер и художник Николай Рощин.
Слева — темный, грязный народ, неподвижно лежащий на голых кроватях. «Русь не шелохнется, Русь — как убитая». Сокрытая искра возгорается только в моменты побоев и пьяных драк, когда все валятся на матрасы нерасчленимой нетрезвой массой.
И. Волков (Павел Протасов).
Фото — Владимир Постнов.
Справа — хилая интеллигенция. «Маленькие, жалкие людишки…» — буквально как декламировал в другой горьковской пьесе («Дачники») герой Влас. Нелепые, глуповатые, они, чуть что, тоже валятся на кровати. При любой сложной ситуации Протасов (Иван Волков) бухается поперек матраса — лицом вниз: сказал — и повалился. То ли утомился, то ли спрятался, то ли это так Николай Рощин понимает эксцентрику и иронию. Естественно, часто лежит, свернувшись клубочком и неподвижно глядя в одну точку, нездоровая, нервная, экзальтированная Лиза (Мария Лопатина). Или в истерике забирается под кровать и рыдает там. На кроватях происходят драки и объятия (все со всеми невзначай, кажется, давно переспали на этих самых матрасах). Только Елена (Анна Селедец) живет отдельно, в фаянсовой ванне: придя с Вагиным (Степан Балакшин), она подробно раздевается, продолжая разговор с ним, снимает с себя изящные, хорошо пошитые детали гардероба, включая корсет и прозрачные панталоны, — и, оставшись в тонкой нижней рубашке, погружается в теплую пену, из которой так и не вылезет на протяжении всего действия. Туда, в ванну будут обращаться к ней то Протасов, то Вагин (так усиливается фарсовый эффект).
Между народом и интеллигенцией (буквально как в пьесе Горького «Враги») — пропасть, обозначенная… пропастью: часть помоста, на котором идет действие, вынута, перебраться с берега на берег можно только по узкой полоске пола, обогнув дыру. Прямо не пройти.
Посередине — неисправный электростолб — содержательный центр композиции. Атмосфера наэлектризована в прямом смысле: короткое замыкание случается каждую минуту, лампы мигают — и бородатый дворник, надев «кошки», лезет вверх — чинить его ударами палки (цивилизация на родине электричества такова, но починить электроснабжение палкой таки удается…). А в финале простой и дикий народ валит этот испорченный столб — и возникает окончательное замыкание, апокалипсическая катастрофа. Все гаснет вообще. Финал играется в кромешной тьме. Только голоса и выстрелы.
Что-то надо комментировать в этой знаковой очевидности? Думаю, нет. Николай Рощин выбрал к пьесе Горького фарсово-плакатный ход, произнося приговор обществу. Правда это такой однообразно взнервленный плакат, изображенные на нем бледные дети нестабильного, постоянно дающего сбои белого света живут под тусклыми лампами слабого, прерывистого накаливания, проводка в этом мире устарела и прохудилась.
Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Постнов.
Протасов и компания страдают очевидной нехваткой витамина Д, эксцентрически дергаются под слабым режиссерским током, чуть что — горячо и «комедийно» обнимаются. Все нервны — и это такая же очевидность, как все другое — лапидарное, назывное, хотя порой изящно мизансценированное и иронически поданное. Это пространство всеобщего последнего нездоровья, такая «палата № 6»: белые кровати, прерывистый свет. Мир нездоров и стоит на пороге… Капитан Очевидность.
Так же, как в «Сирано де Бержераке», Николай Рощин делает акцент на финале. Там был подробно изображен театр Монфлери, тут — «театр Вагина». То есть живопись Вагина, планировавшего создать картину «Дети солнца».
После свершившегося апокалипсиса свет все-таки зажигается, и Лиза с деревянной кувалдой, вся в белом, словно смерть с косой, проходит по сцене, сообщая: «Я ухожу». А из оркестровой ямы поднимается оркестр. Иван Волков (не только Павел Протасов, но и автор музыки) становится за дирижерский пульт, за ним опускается экран, а на экране ярко-акриловыми картинами возникают живописные полотна Вагина (автор — Елена Немзер). Это тот самый корабль «детей солнца», на котором Вагин хотел собрать всех героев, но он превращен в средневеково-лубочный корабль дураков, терпящих кораблекрушение. Камера долго исследует все живописные подробности, застывшие в разнообразных позах фигуры (как в аналогичных живописных сюжетах Виктора Минаева). Слепящие локальные краски, положенные на фактуру холста (вариант — рифленого под холст картона), — как солнце, которого всем недоставало, это завораживающий полихромный гротескный мир, но, как ни парадоксально, это — мир смерти (монохром был затухающей жизнью). Свет и цвет идут от искусства и от смерти. На картинах Вагина-Немзер мертвые тела потерпевших, разбившихся пассажиров “корабля дураков” распластаны на острове, их едят хищные рыбы, а Смерть играет, как и положено, в шахматы с уцелевшим героем…
Что-то надо комментировать? Думаю, нет. Все жизни, свершив свой печальный круг, угасли вместе с электричеством. Мир приговорен. Народ и интеллигенция никогда не подружатся. И вообще — жизнь конечна, искусство вечно, все житейское — ничто, а музыка и живопись бессмертны и остаются даже после апокалипсиса… Ну, что-то в этом роде. Сентенция, в общем.
А дальше — некоторые подробности того, что было до.
Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Постнов.
Их, подробностей, несколько. И одна из них — тоже Капитан Очевидность. Она заключается в том, что есть актеры, на которых можно смотреть, как на огонь или на воду. Они могут ничего не делать, не играть, не стараться, но внимание приковано именно к ним, они психофизически транслируют что-то помимо ролевых и образных смыслов, помимо режиссерских построений. Назовите это феноменальным телом, излучением, личностным присутствием — суть не изменится. Таким актером был Николай Волков. Это свойство передалось его сыну Ивану Волкову, так же как рефлексия толстовского Федора Протасова передалась горьковскому Павлу Федоровичу Протасову (очередной «живой труп» русской литературы). По средствам актерской выразительности (да и по костюму-тройке) Протасов у Волкова мало чем отличается от Сирано, но, вспоминая спектакль, вспоминаешь именно его. Как, всклокоченный, трясет колбой, из которой валит пар (химический опыт Павла). Как тянется к своей случайной любовнице Меланье (Янина Лакоба), ему нужен романчик с нею, но тут же и Лена, неловко, нет сил на объяснения («К сожаленью, я женат», — звучит вполне определенно). В рефлекторном (подчеркнуто) существовании Протасова—Волкова, в его размытом взгляде “в никуда” смысла больше, чем в кроватях, пропасти и электрическом столбе.
Вообще говоря, именно рефлекторность героев особенно акцентирована Рощиным. Спонтанность, невнятность порывов, стертость и случайность желаний схвачены точно и современно, но, к сожалению, образуют довольно монотонный ландшафт двухчасового действия. Здесь не хватает нюансов, перепадов, в конце концов — смыслов. Хотя определены некоторые мотивы. Лизу все время тянет к Чепурному как магнитом: обнять, коснуться, а он (Сергей Мардарь) не замечает этого. Мария Лопатина (новое для меня имя, искренняя, свежая интонация) по способу существования выделяется из эксцентрического общества, это здесь такая Лиза Хохлакова, испытывающая истериками Чепурного, как непереносимый ребенок. Но Чепурной не тонок, глух, груб. И с чего тогда вешается? Оригинально определена и Меланья: у них с Протасовым все давно случилось, ей только надо развести его с Еленой официально. Блестящая клоунесса Лакоба свободно и грациозно, несколько наособицу стоит в «группе лиц» вокруг Протасова, чувствуя себя в фарсовой стихии — как рыба в воде. Воды ей дано не слишком много, далеко не уплывешь.
Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Постнов.
К пьесе «Дети солнца» театр шел обычно двумя тропами: или в героях видели сложных «чеховских» интеллигентов «с подтекстом» (хотя Горький именно с Чеховым и спорил), или иронизировали над ними. Но с недавних пор возник «третий выбор», и смотреть «Детей солнца» в новом контексте стало непросто. Я имею в виду спектакль Тимофея Кулябина со сложносочиненными человеческими отношениями вполне современных людей. С недоговоренностью, неоднозначность, подтекстами, рефлексией. Меньше всего я дорожу в том спектакле «приноровлениями» к рубежу тысячелетий, к миллениуму, но вот увидев и раз, и два живых людей — «детей солнца», с трудом воспринимаешь теперь условные фигуры интеллигенции и народа накануне условного апокалипсиса. Даже если все нервны.
Источник