Какое было Солнце в момент вашего рождения?
Сейчас ученые уже ясно представляют всю цепочку солнечно-земных связей, приводящих к магнитным бурям, но наука находится в зачаточном состоянии, чтобы проследить связь между Человеком и Солнцем, «рождением Человека и Солнцем». Только сороковые года прошлого века положили началу статистическим данным за вспышками на Солнце в Англии, Германии и России, а 60-70 лет статистики оказался малый срок для такого гиганта, как центр солнечной системы. Ученым и общественности уже известно одиннадцатилетний цикл солнечной активности, но не исключено, что этот цикл – часть макроцикла – 22, 33, некоторые склоняются к 400-летнему циклу.
Киевский ученый Александр Букалов сопоставил даты рождения и смерти множества людей с 11-летним циклом солнечной активности. И вот что выяснилось. Если родился человек на пике солнечных вспышек, то умирает он, когда на звезде затишье, и наоборот! Эта закономерность сработала в 67% случаев. Какая тут может быть связь? Букалов объясняет: зародыш как бы «подстраивается» под те условия, в которых ему довелось развиваться, — в том числе и под состояние магнитного поля. И потом, в жизни ему комфортнее жить в той обстановке, которую он «запомнил» до рождения. А когда «погода» непривычная, организм напрягается. С возрастом это все труднее. Риск заболеть и даже умереть выше в эти периоды. По мнению ученого, для продления жизни каждому было бы полезно знать, как вело себя солнце накануне вашего рождения. Так можно высчитать свои «критические» годы и провести профилактику в нужное время.
Возможно люди, рожденные в разные периоды солнечной активности по-разному переносят магнитные бури, и не только…Но это только гипотеза.
Источник
Сердце оленей вчерашнего солнца
— Какое большое Солнце… Надо же… Я и подумать раньше не мог, что оно может быть таким.
Каждый вечер приходит надзиратель и поёт мне песню перебирая слова незаметно теребя в руках ключ от наручников след на руках красной полосой по запястьям струится река вен по дну которых мчится незаметная болезнь сквозь щели заколоченных окон шепчет большое солнце. Какое большое солнце; надо же; я и подумать не мог что оно может быть таким большим гвоздем держит холодный подоконник доски. Гвоздь вбит в солнце влюблен надзиратель приносит четверть буханки – в углу светлое пятно – здесь красили освобожденных руки рисовали большое солнце на спинах кроватей решетчатых консервированных банок. Раз стенка два стенка потолок три четыре стенка стенка стоит справа слева надзиратель поет песню. У него лысина – считай волосы, когда умрешь от испуга он начинает внезапно показывает диапазон и ноты раз нота два три нота четыре справа а слева рука его устремлена вверх жестикулирует своими пуговицами блестящими во мраке дрожащими веками вспоминает куплет заканчивается день сегодняшний ужин из четверти буханки мякотью мягкий свежестью рыхлый плесени нет ее спрятал в кармане поющий надзиратель поищи поищи попробуй не найдешь ни грамма воды льдами и снегом одели крышу спрятав все проволоки местности карты а стены всё выше и выше а голос всё тоньше и тоньше надзиратель убил минуту назад аккомпаниатора у аккомпаниатора дочь в детском садике мнет желтого мишку расправит постель молча взглянет на снег за окном тихий час остался до отбоя – человек в форме уйдет. Кто украл флейту из камеры номер стерли со стены солнца а вы видели какое оно сегодня было большое?
Фонари покачиваясь винтовки на башнях царапают ночное небо где лампы в такт песне качаясь в ритм текста моргая глазами охранник видит сон вчерашний досматривая потягивает из фляжки свет падающий задевающий снежинки засыпавшие труп аккомпаниатора дочь его спит… Мятый желтый мишка думает почему солнце такое большое спряталось и ночь настала в детском доме на обед к столу маленькому кладут воспитатели гнутые алюминиевые вилки по карнизу царапают и скрипят фонари висящие на территории всё спокойно казалось бы а за дверью но не то что бы нет и не то что бы да а просто ночь свалилась молчи надзиратель. Губы надзирателя человека в форме безжалостного совестью отпущенного сомкнулись шаги удалились он ушел потянув дверь словно в тяжелой подводной лодке воздух дефицитный словно по талонам его так мало мало ах. Дайте вздохнуть пневмонией болен сосед за стенкой его кашель распугал птиц хотела всю жизнь дочь мертвого аккомпаниатора нити тонкие тонкие пальцы бледные нежные по клавишам аккордеона с ремнем перекинутым через плечо ранено кровью реки по запястью усталость беда и ненависть отпустите меня за что я вам такого сделал и не то что бы умереть вчера хотелось и не то что бы несправедливо а просто спрячешься в углу забудешь о территории и казалось бы все верно рассчитано и камни справа слева камни сверху камни повсюду а снизу холод а всё же свобода мерещится в миг вздоха удавшегося вздоха уловившего нежность собственную вспомнить как прекрасно лицо девочки спящей в детском доме и ее ладонь сжатую плотно внутри нее мечта не замерзнет невидимая глазу взгляни как крепко она ее держит; надо же какое большое сегодня было солнце. Вы его видели?
Мне снятся арки города улицы проспекты и дороги прохожие славные герои спускаются вниз поднимаются вверх глядят иногда устало поправляют головные уборы мечтательно снег пиная спешат по домам – я мечтаю о вас мне не плакать спуститься к реке изуродованной фабрикой на окраине трубами отходами усыпившими рыбы не носят вашу продукцию зачем им ботинки я мечтаю об огнях разбросанных заберите меня.
Я покажу вам большое солнце. Вы его увидите. Мне снятся крыши скелеты недостроенных домов возвращаются в памяти отстроенными заселенными снегом сейчас сыты по уши ваши жители прекрасны миллионы глаз миллионы рук в перчатках и варежках меховых и кожаных спрятано тепло ваше ну надо же какие вы недотроги не прикасайтесь ко мне! Не хочу вас видеть откуда в этих коридорах мрачных крысы и почему у вас пистолеты наверняка не заряжены вы хотите напугать меня так чтобы я не хотел спрятаться в перчатках и варежках кожаных и шерстяных пахнущих овчарнями хозяйством жителей города вы хотите чтобы я не мог думать о скелетах домов отпустите меня замерзшие ублюдки не давите на голову я не хочу сюда входить не бейте меня иначе я никогда не скажу вам о том, какое сегодня было солнце хватит! Я хочу в камеру верните номер на стену моей обители люди в формах ненавистные почему… в этой комнате столько людей откуда столько света нет бьет по глазам убавьте свет в этом зале люди люди справа люди слева там они и здесь они в халатах белых снегах тают олени запряженные в очках ваши люди гадкие что они пишут я не хочу здесь оставаться нет нет нет почему вы смотрите на меня я это чувствую что сейчас будут делать что им надо зачем я здесь отведите меня назад в камеру а ваш надзиратель не знает слов песни он забыл их как забыли верный путь олени в снегах пургой взгляды ваши и листы белые на столах ваших что что я не слышу ваших слов почему я не слышу что вы говорите отчетливей что такое ваши рты в масле блестят свисают кожурки рыбьи головы с карманов на груди медалей незаслуженных стулья под вами мягкие вы двигаетесь в тумане произносите научитесь говорить не понятно кто допустил чтобы олени остались одни они погибнут их заметет снегом сугробами солнца еще так долго не будет они знают об этом не хотят вспоминать а помните какое сегодня было солнце кто-то нарисовал на нем карандашами цветными длинными мачтами вспарывающими потолки заточений девочка дочка аккомпаниатора рисовала это солнце на листке бумаги словно в первый раз его видела прищуриваясь но солнце не делает больно девочка рисовала его красным справа синим слева сверху ярко желтым рядом рядом близко близко под сердцем в ладони у девочки что мечта та во сне крепкая настоящая и правда не правда держи ее крепче моя девочка спаси ее в закромах своих радостей а олени сильные олени стройные прекрасны в их глазах разумно нитями тонкими они вплетены узорами в ткань свитера твоего теплого ты не замерзнешь моя девочка твой отец умер вчера его убили.
Солнце…
Что?
Что? Не слышу я вас не слышу я вас не слышу простите простите надеюсь вам не больно когда течет кровь реками с запястий капает лучами разрывая солнце тесное и здесь в зале тесно свет лампа сверху снизу лампа бах лопнула бах еще одна что происходит нет нет не стреляйте не надо не стреляйте по лампам вы можете пораниться осколками бах еще одна ах что же вы делаете осторожно профессор вы ведь профессор ведь я же не ошибся надеюсь вы не пострадали попадая в катастрофу завтра с женой а вы знаете я живу в холодной камере а ночью кто-то тяжело дышит с краю со всех сторон и справа дышит и слева дышит мне иногда становится страшно очень темно а вы живете в двухэтажном доме не так ли или у вас трехэтажный а гараж есть ли у вас садик за домом ах ну надо же и жена у вас просто прелесть и дети будут учиться в колледже я вижу оленей они здесь.
Выводите меня из зала вы сделали то что хотели не правда ли это хорошо я рад за вас постояли у вас есть защита и подушка безопасности в автомобиле освящена ключом воды монахов кельи мне напоминают камеры они без света куда вы меня снова ведете я хочу видеть оленей бегущих небом путями невидимыми прохожим ваше имя начертано в большой книге вас не забудут не заламывайте мне руки не жмите мне на шею и не бейте меня по ногам я всё равно убегу к девочке что переворачивается беспокойно во сне всё так же крепко сжимая в ладонях мечту солнца большого. Где я? Здесь дышать тяжело…
…Олени олени кожи внимательны вы нежные добрые застывшие слезами в глазах заставшие меня еще видящего вы видите на мне тонкой пленкой странная шкура содрать готовый я ее вижу я всё еще вижу не смотрите так на меня не надо. Отвернитесь.
Принесут миску стакана с водами хлеба черствых кусков. Пули сдерживаясь подсказки делают друг другу траектории подсказывают бросьте остановитесь вы можете повредить друг другу что-нибудь из спичек оставшихся с месяца праздничного построить замок а в замках башнях живут под стенами мои олени нежными взглядами щемящие небо в крестах или не кресты это а птицы ах да простите это не кресты а птицы да да так вот они какие надо же но я уже спокоен я уже дышу ровно после этого похода в зал где стреляли зачем-то по лампочкам и писали на бумагах белых слова закорючками в такт песне надзирателя сука он вернется мразь а кресты это птицы они вернулись надо же весна я и не знал кто-то крикнул из-за стены это слово ползет меж камер от одной стены к другой все произносят криком воплем горловым пением верхними всхлипами это слово весна это слово из пяти букв птицы тоже они вернулись надо же это чудо моя маленькая любимая девочка впервые увидевшая какое вчера было большое солнце.
Сосредоточиться взглядом удается редко начинается паника когда крикнет ночь что увидимся завтра с ней снова это страшно поверьте олени я говорю правду. Глаза неуловимо мельтешат словами собственными брызгами из их ртов надо же черт побери как это сложно смотреть в одну точку но я спокоен. Камень словно дерево словно море и это всё что я помню а еще эти птицы крестами по небу холодными камнями мозаикой звездной бороздят космонавты просторы вселенной вы видели их олени мои сильные олени мои смелые бесстрашные устремленные взглядами твердыми камнями бьет по обшивке кораблей космических метеориты большие и маленькие я вижу всё сквозь щели в окне держась за гвоздь ржавый вбитый в доски сквозь щели которых и воздух свежий ночной морозящий по носу по легким стремятся незримо болезненно птицы и весна что пяти букв не стоит а стоит большего я бы всё отдал чтобы весна спасла моих оленей ты слышишь солнце?
Ты слышишь солнце кровоточины в стенах насекомые матрац доели позавчера не спать не спать главное ночью не спать это пройдет утро пройдет день придет солнце испарятся кресты на небе рассыплются в крошки гранитные в углах шести стен одна стена сверху одна стена справа и слева третья и снизу еще одна надо же а справа надзиратель он снова пришел и снова поправляя пуговицы блестящие пальцами сальными ногтями расковыривая сердце оленей поет свою песню вернув новый отрывок буханки он снова пришел снова со мной снова рядом и не уйдет еще долго пока не взглянет на меня в последний раз улыбкой прозрачной нежностью глазами полными новолунием всесильный олень на каменных плитах
постукивает сердце
справа и слева еще одно и сверху третье повсюду останавливается.
Источник
Солнечное пятно AR2824 выпустило шквал солнечных вспышек
Вчера, 22 мая, солнечное пятно AR2824 выпустило шквал солнечных вспышек, подобных которым мы не видели за последние годы. Обсерватория солнечной динамики НАСА зарегистрировала 9 вспышек класса С и 2 вспышки класса М всего за 24 часа.
Быстрые взрывы выбросили в космос несколько накатывающихся друг на друга выбросов. Пока нет точных данных по их направлению и непонятно, может ли какое-либо из них задеть Землю. Пока ни одно из них не направлено прямо на Землю, но возможны скользящие удары, начиная с 26 мая.
Во время вчерашней вспышки на Солнце произошел такой громкий коротковолновый радиовсплеск, что «он заглушил грозовые разряды от сильной грозы в том районе где было установлено оборудование», сообщает Томас Эшкрафт, который записал сигнал с помощью радиотелескопа в сельской местности Нью-Мексико.
Радиовсплеск совпал с солнечной вспышкой класса M1.4 в 21:30 UT. «Это была очень мощная и динамичная вспышка», — говорит Эшкрафт. «Я записывал звук на частотах 22 МГц и 21 МГц, а мой радиоспектрограф работал в диапазоне от 30 МГц до 15 МГц. Сильное солнечное радиоизлучение присутствовало на всех частотах».
Астрономы классифицируют солнечные радиовсплески на 5 типов. Эшкрафт зарегистрировал тип II и тип V. Они вызваны, соответственно, ударными волнами и электронными пучками, проходящими через атмосферу Солнца после сильных вспышек.
«Последние три дня Солнце находилось в состоянии радиоштурма типа III с почти непрерывным излучением», — говорит Эшкрафт. «Возможно, эта область солнечных пятен вызовет еще большую активность».
Источник
О стихотворении Мандельштама «Сестры – тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы…»
Сестры- тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжелую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных носилках несут.
Ах, тяжелые соты и нежные сети!
Легче камень поднять, чем имя твое повторить.
У меня остается одна забота на свете:
Золотая забота, как времени бремя избыть.
Словно темную воду, я пью помутившийся воздух.
Время вспахано плугом, и роза землею была.
В медленном водовороте тяжелые нежные розы,
Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела.
Стихотворение Мандельштама чудесно, поистине прекрасно. Оно завораживает, как всякое подлинное искусство. Воздействие этих стихов подобно музыке- никакие объяснения вроде бы не требуются, словесное чудо происходит на наших глазах, точнее, вырастает из самой речи, как цветок из земли, столь же естественно, непреложно и красиво. С.Аверинцев назвал его в числе самых своих любимых у Мандельштама- «хотя стихотворение это представляется мне иногда неровным, но траурный марш в 3-й и 4-й строках первого катрена- как же без него?» 2
И в то же время это стихи загадочные, и они провоцируют читателя- понуждают его найти ответ на вопрос: чье имя труднее произнести, чем поднять камень? Этот ушедший из жизни «человек», характеризуемый не больше не меньше как «вчерашнее солнце», должен быть очень близок поэту, необычайно близок- это, во всяком случае, несомненно. Потеря невосполнима- остается лишь избывать время и нести сквозь него память, как золотую драгоценность. В повторяющихся «з» переданы не только однообразие и томительность образовавшейся пустоты (автор благодарит И.Вербловскую за наблюдение, которым она с ним поделилась), но и однотонное гудение, «зудение» насекомых.
Известно, что А.Ахматова склонна была отождествить «вчерашнее солнце» с Пушкиным, чье дорогое имя Мандельштам избегал произносить всуе, «таил» как подлинную святыню: «К Пушкину у Мандельштама было какое-то небывалое, почти грозное отношение- в нем мне чудится какой-то венец сверхчеловеческого целомудрия. Всякий пушкинизм был ему противен. О том, что «Вчерашнее солнце на черных носилках несут»- Пушкин- ни я, ни даже Надя не знали…» 3 Очевидно, основанием для такого понимания мандельштамовского образа послужили для Ахматовой в первую очередь знаменитые слова, которыми В.Одоевский откликнулся на смерть Пушкина в написанном им некрологе: «Солнце нашей Поэзии закатилось! Пушкин скончался…» Н.Мандельштам не могла не вспомнить в связи со строкой о вчерашнем солнце о не дошедшей до нас в полном виде статье Мандельштама «Скрябин и христианство» (написанной, вероятно, в конце 1916-го или начале 1917 года), где о похоронах Пушкина сказано так: «Пушкина хоронили ночью. Хоронили тайно. Мраморный Исакий- великолепный саркофаг- так и не дождался солнечного тела поэта. Ночью положили солнце в гроб, и в январскую стужу проскрипели полозья саней, увозивших для отпеванья прах поэта. Я вспомнил картину пушкинских похорон, чтобы вызвать в вашей памяти образ ночного Солнца…» 4 Тем не менее Н.Мандельштам не согласна с Ахматовой в ее слишком «узкой» трактовке строки из мандельштамовского стихотворения: «Ахматова, чересчур быстрая в своих решениях, поспешила всякое солнце сделать Пушкиным, а для Мандельштама любой человек- центр притяжения, пока онжив, умерший- он мертвое или вчерашнее солнце. «Вчерашнее солнце»- не Пушкин, а просто любой человек…» 5
Несомненно, в стихотворении речь идет о каждом человеке- все люди смертны, и каждый ушедший из жизни может быть уподоблен «вчерашнему» солнцу. Правомерно также принять во внимание и очевидную отсылку к известной фразе В.Одоевского. Автор данной статьи хотел бы, однако, обратиться к словам, не привлекавшим, кажется, должного внимания: «вчерашнее солнце» несут именно «на черных носилках». Но черные носилки (или покрытые черной тканью)- это деталь иудейского похоронного обряда. Случайно ли это? Допустим, что нет. Тогда есть основания полагать, что в интересующем нас стихотворении отразились впечатления и переживания Мандельштама, связанные со смертью его матери.
Стихотворение «Сестры- тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы…» впервые было опубликовано в Феодосии (альманах «Ковчег») с пометой «Коктебель. Март 1920″ 6 . Стихи, таким образом, создавались в том самом месте Крыма, где примерно четыре года назад Мандельштам получил известие о болезни матери и откуда он срочно выехал в Петроград. Временная последовательность такова. 20 июля 1916 года поэт отправляет из Коктебеля письмо матери. Это вполне благополучное по тону письмо; Мандельштам пишет, что «все установилось благоприятно», что он «читал, сияя теннис-белизной, на сцене летнего театра» в Феодосии; сообщает, что осенью собирается «обязательно» сдать экзамены, просит прислать ему «древнюю философию Виндельбанда или Введенского» 7 . Ничто не предвещает страшного удара, который вот-вот обрушится на поэта. Но вскоре приходит известие о том, что Флора Осиповна заболела и положение серьезное. Мандельштам срочно выезжает в Петроград- в домовой книге Е.Волошиной имеется запись о том, что он уехал из Коктебеля 25 июля 8 . Но мать в живых Мандельштам не застал- она скончалась от инсульта 26 июля. В летописи жизни и творчества Осипа Мандельштама от 28 июля указано: «О.М.у гроба матери. Погребение на еврейском Преображенском кладбище» 9 . Флоре Осиповне было всего около пятидесяти.
(Необходимо пояснить, что кладбище, о котором идет речь,- это отданный еврейской общине Петербурга участок, соседствующий с православным Преображенским кладбищем. На еврейское кладбище как бы распространилось со временем название соседнего. Сами евреи его так, естественно, назвать не могли. За эти сведения автор благодарит И.Вербловскую.)
Смерть матери и ее похороны отразились в стихотворении Мандельштама «Эта ночь непоправима…» (1916):
Эта ночь непоправима,
А у вас еще светло!
У ворот Ерусалима
Солнце черное взошло.
Солнце желтое страшнее —
В светлом храме иудеи
Хоронили мать мою.
Благодати не имея
И священства лишены,
В светлом храме иудеи
Отпевали прах жены.
И над матерью звенели
Я проснулся в колыбели,
Черным солнцем осиян.
Как видим, «солнечная» тема звучит в этих стихах, причем в них противопоставлены два солнца- черное и желтое. К солнечной символике у Мандельштама мы скоро вернемся; пока же обратим внимание на то, что сказано о собственно похоронном обряде. Отметим, что никакого отпевания в «храме» в иудаизме нет; о чем же говорится в мандельштамовском стихотворении? Если кладбище расположено неподалеку от дома, где человек умер, покойника, после выполнения необходимых очистительных и других ритуальных действий, несут к могиле на носилках. Если же место захоронения находится на значительном расстоянии, тело туда везут. В этом случае соответствующие обряды очищения и одевания покойника в похоронную одежду совершаются не дома, а в специальном помещении на кладбище. Прибыв на кладбище, тело несут к этому помещению на носилках, как правило черных (или покрытых черной тканью). Совершив необходимый обряд подготовки умершего к погребению, покойника хоронят. Так и было, очевидно, в случае с матерью поэта. Речь идет о Доме для отпевания умерших еврейского Преображенского кладбища, «неточно называемом кладбищенской синагогой» 10 (отсюда у Мандельштама «храм»).
Теперь о солнечной символике. На эту тему написано немало; исследователи указывали, в частности, на то, что загадочный образ черного солнца у Мандельштама- о котором речь будет ниже- может восходить к Библии (к пророку Иоилю и Апокалипсису), к поэзии Жерара де Нерваля; назывались и другие возможные источники (например, М.Гаспаровым). Но нас в данном случае интересуют в первую очередь не источники солнечной темы, а смысловая нагрузка ее. Автор данной работы разделяет, в общих чертах, мнение А.Мордвинова, высказанное в его статье еще в 1994 году 11 . Мордвинов выделяет в мандельштамовской символике три солнца- желтое, черное и золотое. (Необходимо подчеркнуть, что провести совершенно четкие границы понятийного содержания этих образов не представляется возможным, они «текучи», имеют «размытые контуры»; это не логические дефиниции, а образы, приобретающие в разных контекстах различные смысловые акценты. Смысловая «размытость» образов- структурная особенность поэтики Мандельштама; это свойство мандельштамовского образа побуждает читателя к работе истолкования, причем открываются, как правило, возможности вариативного понимания. Кроме того, говоря о вышеупомянутых трех солнцах, надо иметь в виду, что эти образы прочно связаны один с другим и в известной мере перетекают один в другой.) Желтое солнце- олицетворение иудейства. В этот период (в первую очередь в 1916-1917 годы) для Мандельштама характерно резкое неприятие иудаизма, стремление вырваться из еврейского мира- в сочетании с чувством прочной, в сущности неразрывной, связи с ним. До «Четвертой прозы» (1929-1930), в которой мы встречаем и как бы «антиеврейские», обусловленные в первую очередь конфликтом с А.Горнфельдом выпады, но в которой Мандельштам четко и недвусмысленно заявил: «Я настаиваю на том, что писательство в том виде, как оно сложилось в Европе, и особенно в России, несовместимо с почетным званием иудея, которым я горжусь»,- до «Четвертой прозы» должно было пройти еще немало лет. Там же, в «Четвертой прозе», любимая Армения названа младшей сестрой «земли иудейской», а воображаемый приезд в Армению («исход» из «буддийской» Москвы) описан так: «И я бы вышел на вокзале вЭривани с зимней шубой в одной руке и со стариковской палкой- моим еврейским посохом- в другой» 12 . Интересно, что в период хотя и не «возврата», но некоторого поворота к «иудейству» в стихотворении «Канцона» (1931) желтое выступает как положительное: «В желтой- зависть, в красной- нетерпенье» (финальная строка). Это цвета страсти («Две лишь краски в мире не поблекли»), цвета Армении, и они противопоставлены безблагодатной советской Москве,- но ясно, что Армения здесь представляет и «иудейство» (земля библейская, достаточно вспомнить приставший к Арарату Ноев ковчег).
Но вернемся в интересующее нас в данном случае время. Итак, желтое солнце, по Мордвинову,- это солнце обыденности, рутины, повседневности, мещанской самоуспокоенности, господства обряда, солнце жизни, в которой нет духовного напряжения — точнее, напряжение это из иудейства ушло; «солнце лжи- желтое солнце» 13 . Иудейство ориентировано на достижение земного преуспеяния, на обеспечение «праведной» и благополучной жизни. Но прочность рутинной, самоуспокоенной в духовном смысле жизни, прочность быта, как чувствовал Мандельштам,- мнимая. Жизнь не благополучна, а катастрофична, причем в России в особенности. Мордвинов отмечает, что обычное солнце в творчестве Мандельштама является «реалией жутковатой, рождающей тревогу и напоминающей о беде» 14 . О беде, добавим, из которой нет исхода,- в этом мире невозможны ни прорыв, ни преображение. В стихотворении «Вернись в смесительное лоно…» (1920) еврейский мир определяется как «желтый сумрак» и противопоставлен «солнцу Илиона». Илион (Троя) в этих стихах очевидно обозначает античный, эллинский в широком смысле мир (независимо от того, какова этническая родословная троянцев). При этом иудейство прочно, живуче и представляет, в глубинной своей сущности, один из базисных элементов европейской культуры: «желтизна» иудаизма в мандельштамовской символике обязана своим происхождением, видимо, не в последнюю очередь В.Розанову — очень значимому для молодого поэта автору,- с его тяготением к иудаизму и одновременным отталкиванием от него. На это обстоятельство обращает внимание С.Сендерович, цитируя очерк «О сладчайшем Иисусе и о горьких плодах мира», входящий в книгу Розанова «Темный лик» (1911): «Иудей есть желток того пасхального яичка, скорлупу и белок которого составляет эллинизм
- Цит. по: Мандельштам О. Э. Полн. собр. соч. и писем в 3 тт. М.: Прогресс-Плеяда, 2009-2011. Т. 1. Стихотворения. [↩]
- Ответы С.С.Аверинцева на анкету журнала «Вестник Русского христианского движения»// Аверинцев и Мандельштам. Статьи и материалы. Записки Мандельштамовского общества. Вып. 17. М.: РРГУ, 2011. С.26. [↩]
- Ахматова А.А. Листки из дневника// Ахматова А.А. Requiem. М.: МПИ, 1989. С.133. [↩]
- Мандельштам О.Э. Указ. изд. Т.2. Проза. С.35-36. [↩]
- Мандельштам Н.Я. Вторая книга. М.: Согласие, 1999. С.118-119. [↩]
- Мец А.Г. Комментарии// Мандельштам О.Э. Указ. изд. Т.1. С.567-568. [↩]
- Мандельштам О.Э. Указ. изд. Т.3. Проза. Письма. С.371-372. [↩]
- Мец А.Г. Указ. соч. С.747. [↩]
- Мандельштам О.Э. Указ. изд. Приложение. Летопись жизни и творчества / Сост. А.Г.Мец при участии С.В.Василенко, Л.М.Видгофа, Д.И.Зубарева, Е.И.Лубянниковой. М.: Прогресс-Плеяда, 2014. С.118. [↩]
- Мец А.Г. Указ. соч. С.556. [↩]
- Мордвинов А.Б. Сюжет черного солнца в творчестве О.Мандельштама// Человек. Культура. Слово. Мифопоэтика древняя и современная. Межвузовский сборник научных статей. Вып. 2. Омск: ОГУ, 1994. [↩]
- Мандельштам О.Э. Указ. изд. Т.2. С.354, 351. [↩]
- Мордвинов А.Б. Указ. соч. С.103. [↩]
- Мордвинов А.Б. Указ. соч. С.90. [↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Источник