Не только «Паразиты»: почему корейское кино стало популярным во всем мире и какие фильмы нужно обязательно смотреть
Немного истории
В Корею кинематограф пришел на тридцать лет позже, чем в другие страны, — впервые корейцы увидели фильм в 1903 году. Развитие кинематографа совпало по времени с японской колонизацией — в 1910 году Корея стала японской колонией, и японцы использовали корейский кинорынок для производства своих фильмов. Поэтому корейские режиссеры не получали финансирования, а те корейские фильмы, которые удавалось снять, не получали прибыли — все кассовые сборы уходили Японии. У корейских кинематографистов оставалось два варианта снимать кино: копить на съемки самостоятельно или соглашаться с политикой японских студий.
Кроме того, в стране действовала жесткая цензура — корейцам можно было снимать только в определенных жанрах: мелодрама, костюмированная драма и идеологически правильные с японской точки зрения фильмы. Лишь в 1919 году вышла первая по‑настоящему корейская картина «Справедливая месть», а в 1923 году вышел немой фильм «Клятва при Луне». Настоящим прорывом стал дерзкий революционный «Ариран» (1926), обозначивший протест против Японии и ее колониализма. После этого корейские фильмы стали появляться все чаще, высказывая недовольство японским режимом.
Япония сжала тиски цензуры, и корейских фильмов стало меньше: шесть фильмов в 1931 году, четыре в следующем году и только два в 1934 году. Через год появляется звуковое кино и выходит фильм «Сказание о Чхун-хян» (1935). Корейцы впервые услышали на экранах родную речь, и это стало надеждой на возрождение национальной культуры. Однако японцы усилили цензуру настолько, что в фильмах было разрешено сниматься только тем, кто говорил по‑японски и носил японскую фамилию. В Корею стали привозить больше зарубежных фильмов, у национального кино не хватало ресурсов, чтобы конкурировать в прокате. Во время Второй мировой войны в Корее был снят всего один фильм — «Ура свободе!», он вышел в 1946 году после поражения Японии и капитуляции.
В 1950 году началась гражданская война, впоследствии разделившая Корею на Северную и Южную. В новых реалиях президент Ли Сын Ман отменил налоги для киноиндустрии, а гуманитарные программы из других стран предоставляли Южной Корее свои технологии и оборудование. Так кинематограф в стране расцвел — начался «золотой век» корейского кино. За десять лет число фильмов в год выросло в 23 раза, среди них вышли фильмы «Рука судьбы» (1954), «Коробка смерти» (1955, первый корейский фильм с синхронным звуком), «Провинция Янсан» (1955). В 1960 году выходит культовый триллер «Горничная», шокировавший зрителя откровенностью сюжета и тем, что главной героиней была коварная женщина.
В 1972 году в результате военного переворота к власти пришел диктатор Пак Чон Хи, который ограничил зарубежные фильмы в корейском прокате, а корейским кинопроизводителям велел планово снимать кино — минимум 15 коммерческих фильмов в год. Формально это не препятствовало развитию кино — напротив, режиссеры экспериментировали с жанрами. Уже с 1979 года в стране выпускали более 200 фильмов ежегодно с такими высокими продажами, что рекорд был побит лишь в 2005 году.
Однако во время режима Пак Чон Хи и Четвертой республики «золотой век» завершился. Снова появилась политическая цензура — авторы обязаны были снимать только те фильмы, которые позитивно изображали действующее правительство. Кинотеатры стали менее популярны, а авторское кино развивалось в подполье (фильмы «Женщина — огонь» и «Женщина — насекомое» (1972) Ким Ки Ёна, «Пламя» (1975) и «Сезон дождей» (1979) Ю Хён Мока).
Начало 1980-х ознаменовалось установлением нового правительства — Пятой республики Южная Корея. Выходят фильмы «Хороший ветреный день» (1980) Ли Чанг Хо и «Мадам Аема» (1982) Чонг Ин Йеба. Оба фильма были революционными, потому что «Хороший ветреный день» критиковал власть, а «Мадам Аема» был слишком откровенным. С 1980-х режиссеры, не отставая от голливудских тенденций, снимали много хорроров категории «Б», а с 1990-х — романтические комедии. К национальному кино возрос интерес, а кассовые сборы корейских фильмов догоняли заработки голливудских.
Развитие национальной корейской киноиндустрии продолжалось в 1990-х. Самыми кассовыми фильмами периода стали «Объединенная зона безопасности» Пак Чхан Ука, «Сильмидо» Кан У Сока и «38-я параллель» Кан Дже Гю.
Бурный успех корейского кино складывается, как мозаика, из нескольких важных элементов. Исторически сложилось, что корейское правительство оказывает финансовую поддержку национальному кино. Чем больше корейские фильмы побеждают на фестивалях, тем охотнее государство выделяет деньги на производство и на поддержку индустрии.
Кроме того, в стране активно открывают кинотеатры — уже в 1990-х в каждом кинозале Кореи появились широкие экраны более тридцати метров шириной, с технологией 4DX (кроме объемного изображения зрителям доступны запахи и тактильные ощущения, связанные с сюжетом) и показом фильмов с трех проекторов (система ScreenX). Во всем этом царстве массового поп-культурного кино у артхауса тоже появились возможности: прокатная сеть-гигант CGV, которая занимается коммерческими фильмами, выделяет специальные призы авторскому кино, чтобы оно попадало с дистрибуцией в крупнейшие кинотеатры страны.
Поскольку внутри страны возросли возможности для производства, выросла и конкуренция. Корейские режиссеры удерживают зрителя у экранов тем, что не зацикливаются на конвенциях одного жанра, а постоянно расширяют границы и сочетают эти жанры, обманывая ожидания аудитории. Корейские авторы эмоциональны и открыты, они эстетизируют насилие, что необычно для голливудского зрителя, который из-за долгой цензуры не видел откровенных сцен на экране. Это стало глотком свежего воздуха для европейского и американского зрителя, привыкшего к жанровому кино и предсказуемым сюжетам.
Упомянутый фильм «Олдбой» Пак Чхан Ука стал сенсацией в 2003 году. Для Чхан Ука, успевшего до этого обрести успех на родине, «Олдбой» стал дорогой в Голливуд; с По Чжун Хо и его «Паразитами» получилось так же. У этих режиссеров схожая профессиональная судьба, но разная стилистика. Пак Чхан-Ук — признанный эстет насилия на экране. Нет ни одного его фильма, в котором бы не было крови, поножовщины и жестокого насилия. Его знаменитая трилогия мести — «Сочувствие господину Месть», «Олдбой», «Сочувствие госпоже Месть» — это кровавый триптих, который доказал всему миру, что изящно показывать насилие может не только Квентин Тарантино. Последующие фильмы, в том числе сделанные уже в Голливуде, закрепили за ним статус корейского мастера насилия на экране.
Какие современные корейские фильмы стоит посмотреть
«Пьета» (2012), Ким Ки Дук
Режиссер Ким Ки Дук — давний любимец фестивалей, именно он ассоциировался с корейским авторским кино в 2000-х. Он буквально закидал фестивальный рынок своими работами — за первые десять лет своей карьеры режиссер снял тринадцать фильмов. «Пьета» — это драма о немногословном и злом на весь мир коллекторе. Однажды он знакомится с женщиной, которая утверждает, что она его мать. Она терпит побои, унижения, оскорбления и насилие от того, кого называет сыном, но кадр за кадром зритель видит мощную историю о материнской любви, о природе и последствиях насилия.
«Ода моему отцу» (2014), Юн Джэ-гюн
Историческая драма режиссера Юн Джэ-гюна — высокобюджетная картина, ориентированная на массового зрителя. Прокатом фильма занималась крупнейшая корейская сеть CJ Entertainment, которая фактически монополизировала национальный рынок. Сборы фильма фантастические: при бюджете $13,1 млн картина собрала $105 млн, что сделало «Оду моему отцу» вторым самым кассовым фильмом в истории Кореи. Сюжет рассказывает о Корейской войне, разрушенной этой войной семье и многолетнем поиске героем своих родных. Фильм охватывает несколько десятилетий: от 1950-х до современности, при этом до этого Юн Джэ-гюн снимал почти одни комедии. Однако у него получилась трогательная, сентиментальная, полная мелодраматизма история, успех которой американские критики объяснили «триумфом железной воли тех, кто выжил в описанных событиях».
«Камера Клэр» (2017), Хон Сан Су
Режиссер Хон Сан Су успешно дебютировал в тридцать пять лет, и с тех пор его стиль стал очень узнаваемым. Его главные герои — это зачастую кинематографисты и люди смежных профессий. В фильме «Камера Клэр» великолепная Изабель Юппер играет школьную учительницу Клэр, которая увлеклась фотографией. Она везде ходит с фотоаппаратом, который, возможно (но это не точно!), волшебный. Это контрастирует с нарочитым реализмом съемки, который характерен для всех фильмов Хон Сан Су. Клэр обретает верную подругу в лице молодой девушки, которая раньше занималась дистрибуцией фильмов. Вместе они пытаются разобраться в своих неудавшихся профессиональных судьбах.
«Садо» (2015), Ли Чжун Ик
Роскошная историческая драма неспроста получилась такой удачной — режиссер Ли Чжун Ик на родине признан мастером современных костюмированных драм. Критики неоднократно подчеркивали, что он с особым интересом раскрывает персонажей через внутренние интриги и дворцовые заговоры. «Садо» — это трагическая история наследного принца Садо, которому отец отказывался передавать правление страной из-за его непригодности. День за днем на принца давили, отец унижал его и оскорблял. После покушения на короля молодого человека заперли в ящике, где несчастный и умер. На первый взгляд мы видим историческую драму, но на самом деле — это история о противостоянии жестокого отца и его сына, который не смог дать ему отпор. Власть, насилие и жестокость могут сломить даже самого отважного человека.
«Воры» (2012), Чхве Дон Хун
Фильм-сенсация и рекордсмен кассовых сборов в Корее: это десятый по счету в топе самых успешных фильмов в истории корейского кино. Комедийный боевик о команде гениальных воров высокого класса, которые планируют традиционное «ограбление века». В итоге все идет, конечно, не по плану — но исключительно из-за жадности каждого из участников сделки. Формат фильма, при котором банда изобретательных воров объединяется, чтобы украсть самый крупный бриллиант и после этого уйти на покой, не нов. Такое было уже в «11 друзьях Оушена» (2001). Однако в этом случае режиссер Чхве Дон Хун не воспользовался голливудскими клише, а построил сюжет исключительно на своей стилистике и традициях корейского кино.
Источник
Как клянутся в разных странах и как приносили клятву в разные эпохи.
В средневековой Европе, чтобы совершить клятву, человек должен был возложить руку на Библию. А вот в древней Ирландии человек совершал обряд присяги, положив правую руку на свое (уж извините!) мужское достоинство.
Клятва Фазанами была едва ли не самой верной у рыцарства. Полюбились фазаны рыцарству, причем не только в жареном виде. Подавали их под громкие звуки рога и торжественную риторику герольда. А потому фазаны стали символом высшего благородства
Всем известна клятва Гиппократа. После этой клятвы медики получают лицензию на врачевание. Однако часть медиков отрицает эту клятву, и это израильские медики. Клятва Гиппократа не культивируется в Израиле из-за языческого содержания: “Клянусь Аполлоном-врачевателем, Гикией и Панацеей, Асклепием и Гекатой…”. (это — преступление против первой и второй заповедей иудаизма: “Я ваш Бог, Да не будет у вас других богов перед лицом моим”). А вообще, как шутят наши врачи, после принятия врачом клятвы Гиппократа на его шее “затягивается стетоскоп”, а на жизни ставится большой красный крест.
В некоторых городах Англии по сей день, действует оригинальный обычай: тот, кто 1 января даст клятву не ссориться с женой и сдержит ее в течение года, получает свиную грудинку за счет города. С 1144 года по 1908 год эту награду получили всего-навсего восемь мужчин.
Купцы в старину имели обыкновение божиться вслух, а про себя отрекаться от сказанной клятвы. Например, при клятве “лопни глаза” про себя добавляли “бараньи”, к клятве “дня не пережить” добавляли “собаке”. А к клятве “отсохни рука” в уме добавляли букву В (“отсохни рукав”).
Вступающие в Международный Союз Лысых, созданный в 1965 г. и насчитывающий около 250 человек, произносят клятву не менять прическу, положив руку на бильярдный шар, после чего их головы поливают коньяком.
Самой страшной клятвой у арабов считалась отнюдь не клятва Аллахом. Была одна клятва, которой клялись мужчины-мусульмане, причём чем зажиточнее они были, тем сильнее была клятва разводом со всеми своими жёнами.
По старой фламандской легенде, однажды у некоего богатого брюссельского дворянина пропал сын. Поиски были безуспешны, и тогда отчаявшийся отец, взмолившись Богу, дал клятву: если его сын найдется, он воздвигнет его золотую статую в том виде, в каком он нашелся, и посвятит ее всем святым. Сын нашелся. Писающим.
В трактирах над стойкой висели рога, на которых и приносились такие клятвы: «Не есть черного хлеба, если можно достать белый, не пить слабого пива, если есть крепкое, не целовать служанку, если можно поцеловать хозяйку, а лучше поцеловать обеих».
Самая торжественная клятва у туземцев Новой Британии звучала так: “Если я лгу, пусть мне доведется пожать руку собственной …теще”. А вообще, говорят, что самая нерушимая клятва во все времена была выбита на могильном камне: «Клянусь, что больше не женюсь!».
У древних японцев было в обычае записывать текст клятвы на полоске бумаге, которую клявшийся сжигал, а золу съедал. Японцы верили, что в случае клятвопреступления зола превращалась в яд.
Источник
Клятва при луне 1923
Вот клятва Мойны молодой:
«Не буду графу я женой!
Хотя б от всех людских племён
Остались в мире я да он,
Хотя б он мне в награду дал
Алмазы, жемчуг и коралл,
Хотя б владел он всей страной, —
Не буду графу я женой!»
«Обеты дев, — сказал старик, —
Все вмиг даны, забыты вмиг;
Обняв крутые высоты,
Алеют вереска цветы,
И скоро ветр с утёса прочь
Их унесёт в осенню ночь;
Но Мойна, прежде ночи той,
Уж может графу быть женой».
«Пусть лебедь, — Мойна говорит, —
В гнездо орлиное взлетит,
Назад пойдут потоки гор,
Пусть упадёт утёс Бенмор,
И битвы в час наш грозный клан[2]
Пусть побежит от англичан, —
Но я не изменюсь душой:
Не буду графу я женой!»
Ещё доселе в тростнике
Гнездится лебедь на реке,
Бенмор огромный не падёт,
Крутой поток бежит вперёд,
Клан всё слывёт, каким он слыл,
И пред врагом он не дал тыл, —
Но Мойна любит всей душой,
И Мойну граф зовёт женой!
пер. К. К. Павлова (1807—1893)
Источник: Английская поэзия XIV—XIX века. – СПб.: АНИМА, 2001. – С. 140–143.
1. «Клятва Мойны» – дата создания: 1816. Название в оригинале: Nora’s Vow («Hear what Highland Nora said…»): «Клятва Норы».
«Шотландская баллада» Вальтера Скотта Noras Vow («Клятва Норы», 1816) раскрывает в переплетении героического и любовного сюжетов сложность и противоречивость человеческих взаимоотношений.
В своей интерпретации «Клятва Мойны» К. К. Павлова сохранила диалогическую форму, а также темп и мелодику оригинала, характеризовавшиеся постепенным нарастанием напряженности высказывания и умышленной оттяжкой логического завершения мысли, в значительной степени передала национальный колорит, использовав точную атрибуцию событий и английские географические названия, однако при этом придала балладе отчетливый лиризм, выразившийся в переосмыслении природных явлений, соотносимых с чувствами и переживаниями героини.
«Клятва Мойны» – вольный перевод стихотворения «Noras vow». Впервые – «Отечественные записки», 1839, N 5, стр. 246–247, с подписью: –ва–. В сб. 1863 г. не вошло.
В этом же номере журнала было напечатано четыре стихотворения Павловой: «Неизвестному поэту», «Клятва Мойны», «Гленара» и «Пойми любовь! Ищи во взорах милой. «.
Белинский тогда же в статье «Русские журналы» высоко оценил переводы Павловой: «Кроме двух прекрасных стихотворений г. Лермонтова, в N 5 «Отечественных записок» есть четыре прекрасных стихотворения г-жи Павловой. Удивительный талант г-жи Павловой (урожденной Яниш) переводить стихотворения со всех известных ей языков и на все известные языки начинает наконец приобретать всеобщую известность. Но еще лучше (по причине языка) ее переводы на русский язык; подивитесь сами этой сжатости, этой мужественной энергии, благородной простоте этих алмазных стихов, алмазных и по крепости и по блеску поэтическому» (Полн. собр. соч., т. 3. М., 1953, стр. 191). Далее приводится целиком стихотворение «Гленара».
В переводе воспроизведен ритм и интонации оригинала, но имя Нора заменено Мойной. (вернуться)
2. Кланы – шотландские родовые общины с внутренним патриархальным устройством, основанные на клиентско-патронских отношениях и фикции наличия общего предка. (вернуться)
Текст оригинала
на английском языке
Nora’s Vow
Hear what Highland Nora said, —
«The Earlie’s son I will not wed,
Should all the race of nature die,
And none be left but he and I.
For all the gold, for all the gear,
And all the lands both far and near,
That ever valour lost o won,
I would not wed the Earlie’s son.» —
«A maiden’s vows,» old Callum spoke,
«Are lightly made and lightly broke;
The heather on the mountain’s height
Begins to bloom in purple light;
The frost-wind soon shall sweep away
That lustre deep from glen and brae;
Yet Nora, ere its bloom be gone,
May blithely wed the Earlie’s son.» —
«The swan,» she said, «the lake’s clear breast
May barter for the eagle’s nest;
The Awe’s fierce stream may backward turn,
Ben-Cruaichan fall, and crush Kilchurn;
Our kilted clans, when blood is high,
Before their foes may turn and fly;
But I, were all these marvels done,
Would never wed the Earlie’s son.»
Still in the water-lily’s shade
Her wonted nest the wild-swan made;
Ben-Cruaichan stands as fast as ever,
Still downward foams the Awe’s fierce river;
To shun the clash of foeman’s steel,
No Highland brogue has turn’d the heel;
But Nora’s heart is lost and won,
She’s wedded to the Earlie’s son!
Источник