В глухие дни Бориса Годунова, Во мгле Российской пасмурной страны, Толпы людей скиталися без крова, И по ночам всходило две луны.
Два солнца по утрам светило с неба, С свирепостью на дольный мир смотря. И вопль протяжный: «Хлеба! Хлеба! Хлеба!» Из тьмы лесов стремился до царя.
На улицах иссохшие скелеты Щипали жадно чахлую траву, Как скот,- озверены и неодеты, И сны осуществлялись наяву.
Гроба, отяжелевшие от гнили, Живым давали смрадный адский хлеб, Во рту у мертвых сено находили, И каждый дом был сумрачный вертеп.
От бурь и вихрей башни низвергались, И небеса, таясь меж туч тройных, Внезапно красным светом озарялись, Являя битву воинств неземных.
Невиданные птицы прилетали, Орлы парили с криком над Москвой, На перекрестках, молча, старцы ждали, Качая поседевшей головой.
Среди людей блуждали смерть и злоба, Узрев комету, дрогнула земля. И в эти дни Димитрий встал из гроба, В Отрепьева свой дух переселя.
Период с 1598 по 1613 год – тяжелейшее время в российской истории, названное Смутой. Она характеризовалась кризисом в социальной, политической и экономической сферах, вторжением польско-шведских войск, стихийными бедствиями. Официальным ее началом считается вступление на престол Бориса Годунова, пришедшего к власти после пресечения династии Рюриковичей. Его правление ознаменовалось великим голодом, вызванным тремя неурожайными годами подряд – с 1601 по 1603. От нехватки еды погибли порядка пятисот тысяч человек. Люди толпами стекались в Москву, чтобы получить раздаваемые правительством хлеб и деньги. К сожалению, меры эти не улучшили ситуацию, а сделали ее только хуже. Помещики, которые не могли прокормить собственных людей, выгоняли их на улицу без средств к существованию. Те стали формировать банды и заниматься грабежом. Одно из наиболее крупных и известных подобных объединений возникло под руководством атамана Хлопко. Под его началом было поднято восстание, подавленное осенью 1603 года. И без того сложное положение Годунова еще сильнее ухудшилось после того, как стали активно циркулировать слухи о том, что царевич Дмитрий – истинный наследник престола – жив, а не погиб в 1591 году в Угличе.
Началу Смутного времени посвящено стихотворение Бальмонта «В глухие годы», не в последнюю очередь вдохновленное историческими трудами Карамзина. Многочисленные беды, обрушившиеся на Россию в период правления Бориса Годунова, поэтом нарочито преувеличиваются. Константин Дмитриевич использует самые мрачные краски, чтобы нарисовать страшнейшую картину, способную произвести впечатление даже на жестокосердных читателей. С каждой строфой ситуация все больше нагнетается, при этом акцент делается на ключевой беде – ужасающем голоде. В финальном четверостишии описывается приход новой эпохи. После всех потрясений и природных катаклизмов на сцене появляется Григорий Отрепьев, в которого вселился дух покойного царевича Дмитрия, то ли невинно убиенного, то ли скончавшегося в результате несчастного случая.
Стихотворение Бальмонта, созданное в 1900 году, выглядит как предсказание. Повествуя о делах давно минувших дней, поэт словно заглядывает в недалекое будущее, в котором Россию ждут две революции, Первая мировая и Гражданская войны, приход к власти большевиков, отречение от престола Николая II, последующий расстрел царской семьи и много, много других бед.
Источник
ПОЭТ ДНЯ. Константин Бальмонт (15 июня 1867 — 23 декабря 1942)
Константин Дмитриевич Бальмонт — поэт-символист, переводчик и эссеист, один из виднейших представителей русской поэзии Серебряного века.
Цитаты
Поэт — стихия. Ему любо принимать разнообразнейшие лики, и в каждом лике он самотождественен. Он льнёт любовно ко всему, и всё входит в его душу, как солнце, влага и воздух входят в растение… Поэт открыт миру…
В долгий год, когда я, лёжа в постели, уже не чаял, что я когда-нибудь встану, я научился от предутреннего чириканья воробьёв за окном и от лунных лучей, проходивших через окно в мою комнату, и от всех шагов, достигавших до моего слуха, великой сказке жизни, понял святую неприкосновенность жизни. И когда наконец я встал, душа моя стала вольной, как ветер в поле, никто уже более не был над нею властен, кроме творческой мечты, а творчество расцвело буйным цветом…
Я показал, что может сделать с русским стихом поэт, любящий музыку.
Полюбить не только радость, но и боль. Молча лелеять в себе не только счастье, но и вонзающуюся в сердце тоску.
Нужно быть беспощадным к себе. Только тогда можно достичь чего-нибудь.
Как неожиданна собственная душа! Стоит заглянуть в неё, чтобы увидеть новые дали…
Вечно любить мечту, мысль и творчество — это вечная молодость.
Подниматься на высоту – значит быть выше самого себя. Подниматься на высоту – это возрождение. Я знаю, нельзя быть всегда на высоте. Но я вернусь к людям, я спущусь вниз, чтобы рассказать, что я видел вверху. В своё время я вернусь к покинутым, а теперь – дайте мне на мгновенье обняться с одиночеством, дайте мне подышать свободным ветром! («На высоте», 1895)
Дать в переводе художественную равноценность — задача невыполнимая никогда. Произведение искусства, по существу своему, единично и единственно в своём лике. Можно лишь дать нечто приближающееся больше или меньше. Иногда даёшь точный перевод, но душа исчезает, иногда даёшь вольный перевод, но душа остаётся. Иногда перевод бывает точный, и душа остаётся в нём. Но, говоря вообще, поэтический перевод есть лишь отзвук, отклик, эхо, отражение. Как правило, отзвук беднее звука, эхо воспроизводит лишь частично пробудивший его голос, но иногда, в горах, в пещерах, в сводчатых замках, эхо, возникнув, пропоёт твой всклик семикратно, в семь раз отзвук бывает прекраснее и сильнее звука. Так бывает иногда, но очень редко, и с поэтическими переводами. И отражение есть лишь смутное отражение лица. Но при высоких качествах зеркала, при нахождении удачных условий его положения и освещения красивое лицо в зеркале бывает красивей и лучезарней в своём отражённом существовании. Эхо в лесу — одно из лучших очарований.
Два Солнца Поэзии – Константин Бальмонт и Ярослав Врхлицкий
Здравствуйте, дорогие радиослушатели. В Литкафе Славия сегодня могли бы встретиться два поэта – русский и чешский – Константин Бальмонт и Ярослав Врхлицкий.
Именно Бальмонт в своих переводах представил русскому читателю возможность узнать избранные стихи чешского писателя. Что стало причиной этого – знакомство — как уверяет непризнавшая Врхлицкого Тэффи или же подлинное очарование поэтическим слогом Врхлицкого и образностью его речи, как пишет сам Бальмонт?
— Не счастье-ли – найти клад, и не высокая-ли радость – прочесть неожиданно, в подлиннике, на чужом и на близко-родном языке то, о чем когда-то думал сам, думал и забыл или не умел выразить – и то, что очень близко к многократно выраженному тобою – и то, что ты никогда еще не знал, что вспыхнуло в тебе вдруг и так ярко, что этот напев даже и в переводе не теряет очарования?
В мир заглянувши, свой образ искало в нем солнце, Видит подсолнечник, лето горит в нем и солнце, Осенью в гроздь виноградную спряталось солнце Светит в вине, в нем разлитое, жгучее солнце, Кубок зимою цветок и горячее солнце, Кубок полней, ты цветок и взнесло тебя солнце.
Как видим из этого стихотворения Ярослава Врхлицкого в его поэзии и творчестве Константина Бальмонта есть нечто общее, хотя «Русская и Чешская поэзия в главных линиях своих путей развивались отдельно одна от другой в своих замкнутых кругах». Интересное замечание делает Бальмонт:
— И одинаково Чешский поэт и Русский поэт заворожились вещим гением Скандинавии, Генриком Ибсеном. И одинаково, не зная друг друга, две души человеческие смотрели на Солнце и подсолнечники, на сирень и водную лилию, на человеческую радость и на беду людскую, слушали шелесты леса и песню ветра.
Ярослав Врхлицкий, настоящее имя которого Эмиль Фрида, родился в небольшом городе северо-западной Чехии Лоуны в семье торговца в 1853 году, то есть был на 14 лет старше, чем Бальмонт. Выбор псевдонима связан с названием реки Врхлице, протекающей недалеко от города Колин. Здесь жил дядя Врхлицкого – священник, по стопам которого Ярослав хотел пойти, и после получения аттестата даже поступил в духовную семинарию. Однако вскоре Врхлицкий перешел на философский факультет. Его специальностью стали философия, история и романские языки. Спустя некоторое время Врхлицкий уезжает на север Италии, где проводит год, служа воспитателем в графской семье. Своими впечатлениями о пребывании в Италии он делился в письмах с матерью своей будущей жены Людмилы — Софией Подлипской. Писать поэзию Врхлицкий стал еще до своего отъезда. После возвращения на родину он стал секретарем канцелярии Чешского техникума, что означало жизнь в довольно скромных материальных условиях. Ситуация несколько улучшилась после того, как Врхлицкого пригласили на кафедру истории всеобщей литературы Карлова университета, на которой в 1893 году он стал профессором. За пять лет до смерти его постигла болезнь, которая не приковала его к постели, однако, постепенно уничтожала его дух. Умер Врхлицкий в городе Домажлице в 1912 году, оставив в наследство своему народу огромное духовное богатство, далеко не всегда признанное современниками, но оцененное спустя десятилетия.
Богам он жизнь. Олимп нецельным был Без этой песни. И Орфей был – зори, Он – солнце. Как безуздный конь в просторе, Он в мир пустил свой стих к игранью сил.
Ахилл велик, в Улиссе смелый пыл, Терсит смешон, — но что земля и море, Что шумы битв, что Андромахи горе, Паденье Трои, кровь из царских жил?
Рапсодия в морях веков потоком Звенит, звенит – где дозвенит размер? – Олимп – в минувшем, в бренном и далеком.
Но им – горит, хоть мир окрестный сер. Его герои – в мире златооком, И в каждый век встает младой Гомер.
Перед нами – сборник избранных стихов Врхлицкого в переводе К. Бальмонта, изданный в 1928 – ом году в Праге. Из этого сборника мы и выбрали прозвучавшие в нашей передаче стихотворения. Особенностью книги является то, что Бальмонт не подбирал стихи по какому-то внешнему признаку, например, дате создания произведения, а, подобно музыкальной симфонии, положил в основу книги мысль, связующую отдельные произведения в единое целое.
Что же пишет о поэзии Ярослава Врхлицкого Константин Бальмонт в Предисловии к этой книге?
— При полном обзоре поэтического творчества Врхлицкого легко увидеть, что поэт, всю жизнь находившийся в неукротимом внутреннем горении, написавший многие десятки собственных книг и передавший на Чешский язык, сверх того, целое книгохранилище чужеземного творчества, не может быть везде равен самому себе. Но во всей многосложности этого творчества слышится живой голос, и когда этот голос на полной своей высоте, — пусть это лишь полушепот малого четверостишия – он будит чувство восхищения. Троекратно пропетые Эпические песни, Песни-сказания, любимая книга самого поэта Эклоги и Песни, и напевные Пути к Эльдорадо, и воплощенная напевность Музыки в душе, и предсмертная книга Дамоклов меч и юношеская книга Из глубин, все эти книги, составившие основу Русских перепевов из Чешского поэта, блещут и переливаются драгоценными камнями.
Значительной частью поэтической деятельности Ярослава Врхлицкого является его творчество драматическое. Здесь мы находим различные виды, от трагедий на тему античности — «Гипподамия», «Смерть Одиссея», «Юлиан Отступник», шекспировских драм — «Князья», «Мария Кальдерон» до веселых комедий, наиболее удачной из которых является «Ночь на Карлштейне». И чтобы не упустить из внимания связь времен, стоит сказать о том, что в 1974 — м году по мотивам этой комедии на киностудии Баррандов был снят мюзикл режиссером Зденеком Подскальским. Несмотря на то, что пьеса была написана более ста лет назад, до наших дней эта элегантная история об императоре Карле Четвертом и его супруге – Элишке Поморжанской – первой женщине, которая нарушила приказ своего супруга и, переодетая в мужское платье, приехала в замок Карлштейн, нравится многим зрителям всех возрастов.
Имя Ярослава Врхлицкого вписано в историю чешской литературы золотыми буквами и в связи с его переводческой деятельностью. Его заслуга заключается в том, что он приблизил чешским читателям литературу западных народов. Переводческая деятельность Врхлицкого огромна: Данте — «Божественная Комедия», Гете – «Фауст», стихи Петрарки, три книги итальянской лирики, переводы Корнеля, Мольера, Альфреда де Виньи, Виктора Гюго, Ростана, Лопе-де-Вега, Кальдерона, Шиллера, испанских, английских, американских поэтов рубежа 19 и 20 веков. Однако как сегодня говорят специалисты, иногда количество переведенных книг шло не на пользу качеству. В любом случае, работоспособность этого человека была удивительной, а значение его деятельности для чешской литературы и формирования национального языка – неоценимы.
