Космос хаос лирике тютчева

Хаос и космос в лирике Ф.И. Тютчева

Прежде всего необходимо установить, в каком смысле следует понимать слова хаос и космос в отношении поэзии Тютчева. Хаос, понятие окончательно оформившееся в древнегреческой философии, – это трагический образ космического первоединства, начало и конец всего, вечная смерть всего живого и одновременно принцип и источник всякого развития. Он неупорядочен, всемогущ и безлик. Космос же – это мироздание, понимаемое как целостная, упорядоченная, организованная в соответствии с определенным законом вселенная, живое, разумное существо, вместилище космического ума, души, тела.

Но в философии и поэзии различается в первую очередь способ использования языка. В философском поэтическом произведении имеется не развитие мысли, не развернутая аргументация, ее подтверждающая, а ее обозначение, декларирование философемы, которая живописуется словом в поэзии, то есть дается комплекс мыслей в переживании, в эмоциональных, художественных, «ощутительных» образах. Содержание бытия открывается непосредственно через образы. Естественно, что без дарования поэта рифмованные строчки не будут представлять собой истинного художественного произведения.

Тютчев был поэтом, в творчестве которого соединились «величайшая яркость и обрисованность объективно-эпического момента поэзии, ее идейного содержания, с исключительной силой и богатством ее лирико-музыкального элемента». Первая черта лирических произведений Тютчева – «всеобщее предметное чувство», носящее космический характер. Это чувство имеет объективный и реалистический характер. Другой поэт мог бы ощущать все явления предметного мира в себе, полагать, что природа откликается на его настроения. Для Тютчева все чувства и настроения – проявления космического бытия как такового. Целостная жизнь, физические явления воспринималась им как жизнь самой природы, самих вещей, космоса, «как состояние и действие живой души». Природа для него есть сама по себе комплекс живых страстей, сил, чувств, а отнюдь не мертвый материал, который послушен воле художника:

Не то, что мните вы, природа!
Не слепок, не бездушный лик –
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…

Даже там, где основная тема произведения – явления личной внутренней жизни, они представляются поэту проявлением жизни всего космоса. Душевная жизнь ощущается им как область, входящая в порядок объективного бытия и подчиненная космосу, «внешний свет природы становится внутренним светом разума и сознания». У Тютчева душа «бьется на пороге как бы двойного бытия», порыв радости представляется как проникновение стихии в душу человека («как бы эфирною струею по жилам небо потекло»), старческая любовь есть вечерняя заря на потухшем небе, страстное томление девушки – рождающееся сгущение атмосферы перед грозой, а слезы – «капли дождевые зачинающей грозы». Это не просто образы, а восприятие их подлинно космической природы, то, что было названо Франком «космизацией души» – перенесение в личную жизнь категорий космического порядка.

Следует подчеркнуть, что предметное чувство поэта направлено на природу как целое, и каждое проявление жизни для него есть символ великого и невыразимого космического целого, некого «иного» – космоса в философском смысле этого слова. Поэзия Тютчева делает конкретные впечатления жизни в ее целом предметом восприятия, художественным центром, вокруг которого расположены частные поэтические идеи. Здесь – своеобразная художественная «религиозная философия», проявляющаяся в общности и вечности ее тем. Времена года, день и ночь, свет и тьма, любовь, море, душа – все это у Тютчева предмет художественного описания в своей общей, стихийной природе. Даже отдельные переживания связываются с общим, вскрывается космическая сторона жизни. Это может достигаться как прямым указанием на присутствие высших сил (например, гроза – проявление демонических сил: «Одни зарницы огневые, / Воспламеняясь чередой, / Как демоны глухонемые / Ведут беседу меж собой…»), так и посредством эпитетов, зачастую парадоксальных – «звучные волны ночи, гремящая тьма, поющие деревья» и т. п., которые у Тютчева представляют собой «приемы классификации явлений, превращение разрозненных моментов в необходимые, внутренне согласованные обнаружения проявлений вечных начал космоса».

Осознание в творчестве всего как единого и признание в видимом духовного начала – это пантеизм. Однако само конкретное содержание жизни космоса мыслимо лишь на основе многообразия, и в лирике Тютчева необходимо присутствуют мотивы двойственного порядка. Действительно, при обращении ко всей его поэзии мы ясно видим, как эта двойственность пронизывает все ее содержание. Наиболее яркий пример – стихотворение «День и ночь»:

День – сей блистательный покров –
День, земнородных оживление,
Души болящей исцеленье,
Друг человека и богов!

Но меркнет день – настала ночь;
Пришла – и с мира рокового
Ткань благодатную покрова,
Собрав, отбрасывает прочь…
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ней и нами —
Вот отчего нам ночь страшна!

День и ночь здесь – символы двух различных стихий космоса, светлой и темной, последняя же – олицетворение «бездны безымянной» – названа Тютчевым хаосом:

О чем ты воешь, ветр ночной?
О чем так сетуешь безумно.

О, страшных песен сих не пой
Про древний хаос, про родимый!
Как жадно мир души ночной
Внимает повести любимой!
Из смертной рвется он груди
И с беспредельным жаждет слиться.
О, бурь уснувших не буди —
Под ними хаос шевелится.

Жизнь космоса – борьба светлого космического начала с хаосом. Вселенское бытие здесь внутренне двойственно, свет и хаос связаны как день и ночь. И, что самое главное, не только светлое начало, но и хаос божествен, прекрасен и привлекателен. Это подтверждается и эпитетами: «родимый» хаос, «святая «ночь.

Источник

Хаос и космос в лирике Тютчева

Прежде чем приступить к рассмотрению непосредственной темы работы, необходимо установить, в каком смысле понимать слова хаос и космос в отношении поэзии Тютчева. Хаос, понятие окончательно оформившееся в древнегреческой философии — это трагический образ космического первоединства, начало и конец всего, вечная смерть всего живого и одновременно принцип и источник всякого развития, он неупорядочен, всемогущ и безлик. Космос же — это мироздание, понимаемое как целостная, упорядоченная, организованная в соответствии с определенным законом вселенная, живое, разумное существо, вместилище космического ума, души, тела.

Здесь же мы коснемся вопроса, связанного с определением поэзии Тютчева как философской лирики. Ведь если мы говорим о выражении в поэзии таких философских понятий как хаос и космос, то она становится сродни философии, но не может стать самой философией. Однако, в лирике поэт выражает своеобразие своего художественного переживания не только в невыразимом колорите своего творчества, но и в характере подбора и формирования определенного материала, или «нуждается в извлечении из мира всего соответствующего своей натуре». Если этот материал пересекается с тематикой философских проблем, то уже можно говорить о философской лирике. Но, в философии и поэзии различается в первую очередь способ использования языка. В философском поэтическом произведении имеется не развитие мысли, не развернутая аргументация, ее подтверждающая, а ее означение, декларирование философемы, которая живоописуется словом в поэзии, то есть дается комплекс мыслей в переживании, в эмоциональных, художественных, «ощутительных» образах. Содержание бытия открывается непосредственно через образы. Естественно, что без дарования поэта рифмованные строчки не будут представлять собой истинного художественного произведения.

Тютчев был поэтом, в творчестве которого соединились «величайшая яркость и обрисованность объективно-эпического момента поэзии, ее идейного содержания, с исключительной силой и богатством ее лирико-музыкального элемента». Первая черта лирических произведений Тютчева — всеобщее предметное чувство, носящее космический характер. Это чувство носит объективный и реалистический характер. Поэт мог бы ощущать все явления предметного мира в себе, полагать, что природа откликается на его настроения. Тютчев же чувствовал себя в мире, для него все чувства и настроения — проявления космического бытия как такового. Целостная жизнь, физические явления воспринималась им как жизнь самой природы, самих вещей, космоса, «как состояние и действие живой души». Природа есть для него сама по себе комплекс живых страстей, сил, чувств, а отнюдь не мертвый материал, который послушен воли художника: Не то, что мните вы, природа Не слепок, не бездушный лик: В ней есть душа, в ней есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык.

Даже там, где основная тема произведения — явления личной внутренней жизни, они представляются поэту проявлением жизни и чувств всего космоса. Душевная жизнь ощущается им как область, входящая в порядок объективного бытия и подчиненная космосу, «внешний свет природы становится внутренним светом разума и сознания». У Тютчева душа «бьется на пороге как бы двойного бытия», порыв радости представляется как проникновение стихии в душу человека («как бы эфирною струею по жилам небо потекло») , старческая любовь есть вечерняя заря на потухшем небе, страстное томление девушки — рождающееся сгущение атмосферы перед грозой, а слезы — «капли дождевые зачинающей грозы». Это не просто образы, а восприятие их подлинно космической природы, то что было названо Франком «космизацией души»- перенесение в личную жизнь категорий космического порядка.

Следует подчеркнуть, что предметное чувство поэта направлено на природу как целое, и каждое проявление жизни для него есть символ великого и невыразимого целиком космического единого, некого «иного» — космоса в философском смысле этого слова. Поэзия Тютчева делает конкретные впечатления жизни в ее целом предметом восприятия, художественным центром, вокруг которого расположены частные поэтические идеи. Здесь — своеобразная художественная «религиозная философия», проявляющаяся в общности и вечности ее тем — времена года, день и ночь, свет и тьма, любовь, море, душа, — все это у Тютчева предмет художественного описания в своей общей, стихийной природе. Даже отдельные переживания связываются с общим, вскрывается космическая сторона жизни. Это может достигаться как прямым указанием на присутствие высших сил (здесь гроза проявление демонических сил) : Одне зарницы огневые Воспламеняясь чередой, Как демоны глухонемые Ведут беседу меж собой.

либо посредством эпитетов, зачастую пародоксальных — «звучные волны ночи, гремящая тьма, поющие деревья» и т. п., которые у Тютчева представляют собой «приемы классификации явлений, превращение разрозненных моментов в необходимые, внутренне согласованные обнаружения проявлений вечных начал космоса».

Осознание в творчестве всего как единого и признание в видимом духовного начала означает пантеизм. Однако, само конкретное содержание жизни космоса мыслимо лишь на основе многообразия, и в лирике Тютчева необходимо присутствуют мотивы двойственного порядка. Действительно, при обращению к всей его поэзии мы ясно видим как эта двойственность пронизывает все ее содержание. Наиболее яркий пример — стихотворение «День и ночь»:

День — сей блистательный покров День земнородных оживление, Души болящей исцеленье, Друг человека и богов. Но меркнет день, настала ночь, Пришла — и с мира рокового Ткань благодатную покрова, Собрав, отбрасывает прочь. И бездна нам обнажена, С своими страхами и мглами, И нет преград меж ней и нами: Вот отчего нам ночь страшна.

День и ночь здесь — символы двух различных стихий космоса, светлой и темной, последнюю из которых, олицетворение «бездны безымянной», названа Тютчевым хаосом: О чем ты воешь, ветр ночной, О чем так сетуешь безумно? О, страшных песен сих не пой Про древний хаос, про родимый! Как жадно мир души ночной Внимает повести любимой! Из смертной рвется он груди И с беспредельным жаждет слиться. О, бурь уснувших не буди: Под ними хаос шевелится.

Жизнь космоса борьба светлого космического начала с хаосом. Вселенское бытие здесь внутренне двойственно, свет и хаос связаны как день и ночь, лето и зима. И, что самое главное, не только светлое начало но и хаос божественен, прекрасен и привлекателен. Это подтверждается и эпитетами — «родимый хаос», «святая ночь». Борьба между идеальным космическим началом и демоническим началом хаоса существует не только в природе, но и в самой человеческой душе. человек как сирота бездомный, Стоит теперь и немощен и гол, Лицом к лицу пред пропастию темной. И чудится давно минувшим сном Ему теперь все светлое, живое. И в чуждом, неразгаданном, ночном Он узнает наследье родовое.

Темная стихия страсти, угрюмый «огонь желания» таит очарование даже более сильное, чем светлая «пламенно-чудесная» игра, день — лишь «отраден и чудесен», ночь — «святая», воля к смерти («Самоубийство») и воля к жизни («Любовь») одинаково привлекательны для человека: И в мире нет четы прекрасней, И обаянья нет ужасней, Ей продающего сердца.

В человеке желание гармонии более сильной, чем погружение в животворный океан идеального «эфирного» мира: Сумрак тихий, сумрак сонный, Лейся в глубь моей души, Тихий, томный, благовонный, Все залей и утеши. Дай вкусить уничтожения, С миром дремлющим смешай.

Подлинное значение хаоса в лирике Тютчева — это начало уничтожения, бездны, сквозь которое необходимо пройти для достижения полного и подлинного слияния с космосом; тоска, охватывающая при встрече с проявлениями хаоса — тоска и ужас смерти, уничтожения, хотя в них достигается блаженство самоуничтожения. Это тоска причина трагедии человека. Человек — лишь «греза природы». Отсюда, ощущение человеком себя сиротой перед лицом темной бездны, ощущение призрачности жизни: Душа моя, Элизиум теней, Что общего меж жизнью и тобою!

В лирике Тютчева образно выражена мысль, что стихия хаоса, «как бы неадекватная, соответствующая ограниченности человеческого существа», позволяет нам при соприкосновении с ней осознать всю глубину пропасти, отделяющей нас от истинно космической жизни, мысль, что зло и грех не противоположности добра и святости, а лишь ступени к ним.

На этом новом уровне противопоставление хаоса и идеального начала космоса находит выражения не в образах «дня и ночи», а в образах «тишины, успокоения и зноя, мятежности» и столкновение их — это столкновение манящей и бурной красоты жизни с тихой и светлой красотой бессилия и умирания. Здесь подчеркивается черта, присущая самому космосу — сила возвышения над самим собой, — жизненность умирания, богатство бедности, сила бессилия, красота страдания. Хаос, таким образом, — олицетворение «преодоления земного и смертного».

«Обе разнородные силы как бы с обеих сторон сближаются между собой и выявляют присущую им высшую гармонию, недостижимую вне духовного преобразования, страдания и умирания. » Этот синтез достигается Тютчевым и в описаниях осени: Есть в светлости осенних вечеров Умильная, таинственная прелесть. Ущерб, изнеможение, и на всем Та кроткая улыбка увядания Что в существе разумном мы зовем Возвышенной стыдливостью страдания.

И в описании состояния старого человека — «Одна улыбка умиления в измученной душе моей». И в описании «вещей души человека», бьющейся «на пороге двойного бытия»: Душа готова, как Мария, К ногам Христа навек прильнуть.

Итак, в лирике Тютчева, » самой ночной души русской поэзии», открывается в неподвижной, завершенной форме, в чистой красоте божественное единство космоса, обнимающего собой двойственность хаоса и идеального начала, в борьбе между которыми протекает «злая жизнь с ее мятежным жаром».

1. Тютчев . Письма. М. 1957.

2. Зунделович о лирике Тютчева. Самарканд. 1971.

3. Франк чувство в поэзии Тютчева. Русская мысль. Кн. 11.1913.

4. Соловьев . В сб. Соловьев искусства и литературная критика. М. 19917

5. «Чудесный вымысел». Космическое сознание в лирике Тютчева. Пб. 1914.

Источник