РУССКИЙ КОТЁЛ
Заметки о творчестве группы «Ансамбль Христа Спасителя и Мать Сыра Земля»
В статье рассматриваются темы и тексты, которые могут каким-то образом задеть или оскорбить Ваши чувства!
Мы настоятельно просим Вас обратить на это внимание прежде, чем приступать к чтению публикуемого ниже материала.
Если в нижегородской деревне начинает мироточить икона верховного главнокомандующего, то, скорее всего, это кому-нибудь нужно. И тем не менее, было бы опрометчиво отсекать безусловно вероятность того, что объявленное происходит само по себе, низачем.
Бердяев уличал Розанова в том, что тот «всегда любил православие без Христа и всегда оставался верен такому языческому православию». Почти столетие спустя после смерти собирателя «Опавших листьев» эта концепция вытесненного Христа нашла странный отсвет в обширном творчестве тверской команды «Ансамбль Христа Спасителя и Мать Сыра Земля», заявляющей, кажется, фундаментальные претензии на звание краеугольного голоса текущей эпохи:
Святые с неба улыбаются, святые радостно глядят, Когда Россия возрождается и храмы золотом горят. Святые машут нам ладошками из поднебесия икон, И президент в кремлёвском бункере диктует правильный закон. |
Музыкальное сопровождение здесь едва ли заслуживает оценочного мнения: гитарный перегруз и лишённые всякой выразительности ударные; большинство текстов положены на одну и ту же недалёкую мелодию со скудными вариациями; самый же голос эпохи двояк и звучит переменно панкотным сопрано и оскриплым старушечьим речитативом, дремучая прелесть которого, выражаясь по-ленински, решает. Коллектив заявляет конечной целью своего наступленья «Торжество Православной Полиции и Полицейского Православия, возрождение и воссоздание Православной Инквизиции» и в полном соответствии с этой стратагемой выражает удовлетворение отменой очередного концерта ввиду недовольства православных общин черноземья: с каждым подобным запретом заявленная цель становится явственно ближе.
Истребительная агрессия текстов, венчающих православную атрибутику с идеалами штурмовиков («Твой нож разберётся», «Убивай космонавтов», «Распни этих всех депутатов» — названия влекут вас, как имена концлагерей) вроде бы призвана разогнать до бессмыслицы известные тенденции в жизни церкви и государства и представить религиозное помешательство в обличье по возможности более отталкивающем, чем то, каким оно и так обладает, и как будто подсказывает записать АХС по ведомству экстремальной социальной сатиры, но внятный морозец, кусающий затылок при длительном прослушивании этих вещей, заставляет гадать о присутствии в них настоящего яда, тяжёлой и ноющей крови, — хотя бы потому, что задаваемая ими парадигма «русский» — «православный» — «нетерпимый» — «вооружённый» — «готовый убивать», положа руку на сердце, не выглядит такой уж гротескной конструкцией:
Я упорный сторонник народной расправы, Судить всех должны православные люди, Чтоб не было больше греха и печали, Чтоб ангелы в небе над Русью летали. |
Несмотря на подчёркнутое игровое начало, тексты «Ансамбля» представляются замечательными документами преображённого «языческого православия», где вместо Христа — президент, Аллах объявлен евреем, некрещёным обещан костёр, а на знамени, которым разрушится мир, начертано бесповоротное «Православным Бог не указ». Уже самый первый хит «Синагога», исполняемый под слегка разведённый ревербом дворовый бой, был влеком розановской упряжкой юдофильства и юдофобии:
Я с евреями дружу, В гости часто к ним хожу, Потому что вкусно кормят, а я этим дорожу. Но они за всё заплатят, Не останусь я в долгу: Если кто пойдёт их пиздить, я, конечно, помогу. |
Волей-неволей припоминается скабрезный пассаж из «Опавших листьев»: «Да жидов оттого и колотят, что они — бабы: как русские мужики своих баб (. ). Лапсердаки их суть бабьи капоты: а на такого кулак сам лезет. Сказано — «будешь биен», «язвлен будешь». Тут — не экономика, а мистика; и жиды почти притворяются, что сердятся на это». То, что между этими двумя текстами лежит катастрофа европейского еврейства, не играет никакой значимой роли: «Холокоста не было! Но он обязательно будет», объясняет сладчайше старуха, вызывая у слушателя род болезненного умиления, не вполне объяснимого умом.
Апология ненависти как «единственной гигиены мира» — несущая основа катакомбной проповеди АХС. В длинной очереди за обратным билетом выстроились журналисты, депутаты, врачи, инвалиды («ведь не жалко никому — почему же не поставить на них опыт, почему?»), примыкающие к ним военнопленные, феминистки, богохульники, обобщённые «обезьяны» и «нелюди» и иной «человечий отброс». Общему костру обречены телевидение, фестиваль-нашествие («там будет Антихриста пришествие») и большой адронный коллайдер. В то же время, те немногие институции, что формируют некий ценностный оплот «Ансамбля» — церковь, президент, карательные структуры — отнюдь не гарантированы от поношений и обещаний расправы: молоту Христову, кажется, действительно уже не остановиться, и в этом декларируемом безразличии к выбору жертвы (лучше сказать — всеядности) проступает попытка творчески выделить беспримесное национальное зло, «абсолютно чёрный цвет». Усиленный грязный звук, гнетущее однообразие музыки и зачастую текстов (стоит признать, что многие вещи спасаются лишь юродивыми бэк-выкриками, нарушающими общую предсказуемость), без сомнения, способствуют такому впечатленью: национальное зло вообще малоповоротливо, не изощрено и предпочитает спокон веку тупые тяжёлые орудья. Впрочем, здесь же являются исподволь и элементы псевдоготического хоррора, как, например, в перепевке музейного «Старого клёна»: «Отчего так хорошо — оттого, что мне икона улыбнулась».
Иконный фетишизм — вообще одна из любимых тем у АХС. «Я уже всю ванну оклеила, и туалет», — похваляется богомолица: икона, даже в тысячном типографском тираже призванная служить духовным окном в горние пределы, вырождается даже не в декоративный элемент вроде керамической плитки, а в подобие утеплителя или гидроизоляционной мастики; вспоминается и легендарная шапочка из фольги, употребляемая для защиты мозга от вредоносных излучений. «Мне подфартило — я живу там, где иконы дешевле всего». Из этого оборудованного в санузле блиндажа и отрицается космос, наука и мультикультурализм: «Нет никакого космоса — и не было даже при Сталине!»
Яркое достоинство текстов «Ансамбля» заключено в их неизменной нелицемерности: война объявлена и развивается; единственное сожаление, связанное с гекатомбами двадцатого века, касается недостаточного количества жертв, но «крематории вновь задымятся, когда в мир возвратится победа», и уж тогда «всё станет так, как должно быть». У «Ансамбля» нет нужды играть в «вежливых людей» в боевой выкладке, призывающих гражданских зевак отступить за поребрик: насилие не нуждается в оправданьях и война не трактуется как принуждение к независимости и процветанию. Сколько-нибудь благородных целей здесь, выражаясь языком футбола, нет даже в заявке:
Или вот интеллигентов Тоже ведь совсем не жаль: Их телами можно смело Проложить хоть магистраль! («Карательная медицина») Я голосую за Гитлера! |
Текущее двоемыслие, где за всевышне одобренным «Нет войне» исходит влагой томленье о бомбе, уроненной, смотря по сезону, то на Тбилиси, то на Вашингтон, то на Ригу, но лучше на Киев, — это не метод «Ансамбля»: война — так война, лагеря — так лагеря. Возможно, поэтому опусы АХС улыбают нас меньше, чем программные сочинения любимых средними классами ревнителей «белой идеи» вроде вполне комедийного «Коловрата» с его сакраментальным «Гитлер хотел освободить Русь из-под власти большевиков».
В той части «Метафизики христианства», где исследуется символическая подоплёка нескольких случаев убийств и самоубийств, совершённых на религиозной почве в России конца 19 века, Розанов пишет о «странном фанатизме православия», то там, то здесь приводящем людей «к истреблению своего единоличного существования и вообще живого». Неотвратимое видение «тёмного лика» Христа, невыносимость Его жертвы и мучительное ощущение христианства как «религии смерти» с его «узенькой правдой Евангелия», как известно, побудили Розанова заузиться ещё более, выстроив своё языческое православие на «елейной любви к семье» (Бердяев) и остром чувстве «сладости мира». Лосев в воспоминаниях передаёт эту установку с последней ясностью: «Когда было открытие мощей Серафима Саровского, он туда ездил, а потом в своих записях писал: «Да, конечно, все это тут интересно, глубоко, но когда я после этого открытия поехал домой, я подумал: Э. Ну её совсем, эту мистику. Поеду-ка я лучше ко щам да к жене. Какие щи у меня умеет жена готовить! Вот это действительно! Вот это щи!«
Это тёплое ламповое православие с образцами капусты и ниткою белых грибов на тёмном дверном косяке, всё напитанное соками земными и человеческими, было известным образом сокрушено, но принцип, положенный ему в основу, оказался всеприменим. Претензиям, предъявлявшимся Розанову Бердяевым и Флоренским, родственна озабоченность Маяковского судьбой коммунизма, рискующего пострадать от канареек. Теперешние же канистры святой воды, закидываемые в багажник внедорожника с тремя иконками на приборной панели, кажется, переняли эстафету у розановских щей и сушёных грибов.
Постсоветское православие произвело свои невиданные плоды: байкеров-хоругвеносцев и вип-пропуска к мощам; церковь заявила о себе как о политической силе, а оплаканное Розановым религиозное безумство, казалось бы, стало в медийном пространстве уделом разнообразных сектантов, и вместе с тем неприкрыто «изуверский» «Ансамбль Христа Спасителя» позиционирует себя в качестве полуофициального боевого отряда РПЦ. Противоречие это, впрочем, оказывается мнимым: голос АХС — это голос земляного посконного зла, требующего освященья, молебна перед погромом. При всём радикализме целей и методов, избранных «Ансамблем», нетрудно видеть, что его повестка дня собрана из новостного мейнстрима федеральных каналов, а экспрессия обеспечена разработкой совершенно обывательских страхов, комплексов и предубеждений: ксено-, исламо- и гомофобии, сексизма, боязни неконтролируемого технического прогресса, — список этот утомительно долог. Голос АХС — это вопль воспалённого мозга, поражённого пропагандой великодержавности, идеологией «русского мессианства» и «осаждённой крепости». (Продолжая розановские параллели, уместно вспомнить о позиции, занятой Василием Васильевичем по отношению к делу Бейлиса и о роли реакционной прессы в создании информационного фона вокруг разбирательства).
Показательно, что большинство цитируемых здесь текстов были написаны ещё до того, как общественное сознание стало массово ссылаться на «Искандеры» при упоминании западных санкций, а прогрессивные элементы — шутить про бомбардировки Воронежа. В то же время, пресловутый историзм на букву «Ф», воскрешённый в честь нового киевского руководства, был также актуализирован «Ансамблем» задолго до украинского кризиса и антиукраинской кампании в отечественных СМИ — с той лишь разницей, что АХС разглядел беду вовсе не где-то снаружи за засечной чертой: «Вот как бывает на свете: живёшь-живёшь, а на старости лет начинаешь пропагандировать фашизм».
Сквозные образы «концлагеря», «печи», «крематория» и сопутствующего коллайдера, в котором «сгорят некрещёные», а учёных «затянет в геенну», кажется, образуют классический в русской народной эсхатологии мотив огненной гибели, — с той только разницей, что АХС поёт нам от лица устроителя костра, истопника котельной и оператора огнемёта, отнюдь не желающих для себя подобного очищенья. Эта внеположенность призываемому пламени равно свойственна и библейским пророкам, и сегодняшним проклинателям из «Одноклассников», — кто знает, не этим ли подспудным родством, наряду с истовой верой в ядерное усмирение, и укрепляются последние. Обыватель Розанов, мечтавший о тепле для себя, думается, опечалился бы видом народа, желающего огня для других, — и тем не менее, этот народ вовсе не так далёк от него, как это видится навскид.
Религиозное «изуверство» розановской эпохи, в поэтических подробностях обыгранное в «Пламени» Пимена Карпова, опубликованном через два года после «Людей лунного света», росло из радикального духовного опыта, глубинного погружения в омуты веры и долгих блужданий в локальных ересях, разрешающихся вывихом рациональных начал с последствиями разной степени тяжести. Современное изуверство, поднятое на штандарт «Ансамблем», воспитано исключительно новостным и околоновостным шумом и кое-как заквашено на тощих дрожжах черносотенства, — но начало своё, как ни посмотри, берёт именно в том месте, откуда был однажды изгнан Христос с Его искупительной жертвой. Масштабная адопись АХС имеет таким образом дело со всё той же «какой-то стороной русской природы, русской стихии», выразителем которой Бердяев назначил Розанова, попутно удостоив того знаменитого звания «мистической русской бабы» — лишний взнос в копилку сближений с Ансамблем с его женским двуголосьем. Мистическая баба АХС несопоставимо страшней своего розановского воплощенья, но пока у неё ещё получается быть смешной — хотя бы по временам; мы же стоим у подножья, наблюдая её неукротимый рост.
Источник
АНСАМБЛЬ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ И МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ
Это официальное сообщество поклонников группы АНСАМБЛЬ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ И МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ. Любые провокации и публикации экстремистских материалов на стене неприемлемы.
Показать полностью.
Группа исполняет пародийный панк/хардкор, тексты которого густо насыщены чёрным юмором* и высмеивают такие вещи, как политический и религиозный экстремизм, бытовой антисемитизм и прочие социальные проблемы, в глобальном масштабе.
Ко всем текстам группы стоит относиться исключительно с юмором.
► »Слушателю предоставляется шикарная возможность самим подумать своими мозгами и о том, что хорошо, а что плохо, и стёб это или реальность. Или стеб над реальностью. »
►(c) »«АХС» — это квинтэссенция обывательского сознания в самых патологических и чудовищных его проявлениях»
►Творчество группы является просто зеркалом окружающей общемировой действительности, с её проблемами, несоответствиями и зачастую откровенным абсурдом происходящего.
Все приводимые сентенции, высказывания, суждения, сравнения и образы являются аллегорией и метафорой.
Все совпадения с реальными людьми случайны. А несовпадения — тоже случайны.
.
* Чёрный юмор — юмор с примесью цинизма, комический эффект которого состоит в насмешках над смертью, насилием, болезнями, физическими уродствами или иными «мрачными», макабрическими темами.
Чёрный юмор — обычный ингредиент абсурдистики в литературе и в кино
АНСАМБЛЬ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ И МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ запись закреплена
- Все записи
- Записи сообщества
АНСАМБЛЬ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ И МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ запись закреплена
АНСАМБЛЬ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ И МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ запись закреплена
Orbis Europae
«Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина — для отдохновения воина; всё остальное — глупость».
АНСАМБЛЬ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ И МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ запись закреплена
АНСАМБЛЬ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ И МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ запись закреплена
УЗНИКИ СИСТЕМЫ
Современному человеку полагается иметь айфон, страницу в фейсбуке, приличную работу, модное хобби и быть счастливым. Если современный человек несчастлив, значит, он лузер. Стыдно быть несчастливым. Это как иметь непрокачанного героя в онлайн-игре.
Кажется, прошли те времена, когда маргиналы вызывали сочувствие и даже симпатию. Счастье стало трендом, навязчивой идеей. Как худое тело, загар и белоснежные зубы.
Показать полностью.
Но со счастьем все не так просто. Майкл Аргайл, профессор Оксфордского университета, в своей работе «Психология счастья» делает некоторые неожиданные для обывателя выводы. Например:
«Рост доходов перестает приносить счастье, начиная с определенной суммы».
«Выигрыш в лотерее делает людей менее счастливыми».
«В определенном смысле счастье является врожденным».
«Наличие детей в целом не влияет на ощущение счастья (все зависит от стадии жизненного цикла семьи)».
«Пожилые люди счастливее молодых» (по крайней мере на Западе).
Тысячи научных работ посвящены счастью. Миллионы практик — от древних и мудрых до шарлатанских и опасных. Люди готовы платить любые деньги, чтобы только их научили простым правилам — как прожить абсолютно счастливую жизнь.
— Вы знаете, я бываю печальной. Прямо даже тоска случается, — жалуется на приеме клиентка, в ее глазах самая настоящая тревога. — У меня хорошая работа, нормальная самооценка, есть друзья, муж и дети, — перечисляет она свои приобретения, — жить бы и радоваться. Ну не то чтобы все идеально. Но откуда вдруг вот эта тоска? Что со мной не так?
Да все так. Печаль — нормальное человеческое состояние. Как и тревога. Сомнение. Отчаяние. Мы же боимся этих чувств, как чумы, и пытаемся баланс внешний (муж, дети, работа) свести с балансом внутренним (умиротворение, энергия, позитив). Если все ингредиенты счастья на месте, оно должно быть доступно и гарантировано, как выход в интернет.
А уж если что-то не так с внешним балансом. Ну, там, мужа нет, или он тунеядец и пьяница, или лишних 40 килограмм, а дети хамят, и с жилплощадью никак не складывается, тут начинается паника. Ведь надо же быть счастливым, а в таких условиях — никак.
Но почему надо? Кому надо? Кто придумал, что состоявшийся человек, — это такой беспроблемный энерджайзер, который управляет собой и своей жизнью 24 часа в сутки, не зная провалов и неудач, а все, что ему не нравится, включая собственные чувства, удаляет ловким движением души, отточенным на очередном модном тренинге?
Мы все пытаемся добиться счастья, и чтобы уж наверняка — вывести формулу его достижения. Но еще знаменитый психолог Виктор Франкл писал, что счастье подобно бабочке. Чем больше его ловишь, тем меньше вероятность поймать. Но стоит обратить внимание на другие вещи, оно прилетит и тихо сядет вам на плечо.
Более того, счастье возникает там и тогда, когда его совершенно не ждешь. Иной раз прямо из печали. Прошедший концлагеря Франкл знал, о чем говорил. «В норме наслаждение никогда не является целью человеческих стремлений. Оно является и должно оставаться результатом, точнее, побочным эффектом достижения цели. Достижение цели создает причину для счастья. Другими словами, если есть причина для счастья, счастье вытекает из нее автоматически и спонтанно».
Но спонтанно — значит непредсказуемо. И еще непонятно, «вытечет» оно или нет. Мы же хотим им управлять. Хотим им пользоваться. Чтобы оно, наше счастье, было с удобным интерфейсом, понятное и прогнозируемое.
Как? Для начала удалить все, что, по нашему мнению (а точнее, по мнению нашей мамы, соседки, коллег), с ним несовместимо. Внешнее благополучие мы принимаем за гарантии счастья. И обманываемся.
Потому что счастье живет у кровати ракового больного, в глазах мамы ребенка, больного аутизмом, в душе человека, который бросил карьеру в столице и рисует закаты в деревне, попивая дешевый портвейн и выгуливая вечерами свою козу. Это не значит, что нужно непременно пережить кризис. Но счастье не отменяет несчастья. Одиночества. Беспомощности. Потери. Несбывшихся надежд. Все переплетено.
И именно это делает нас людьми. Именно это дает возможность почувствовать себя по-настоящему счастливыми.
Источник