Оффенбах Баркарола Текст знаменитой песни принадлежит перу французского поэта и драматурга Поль-Жюля Барбье
Шуман вечерняя звезда.
Далекий мой друг, твой радостный свет
Мне с неба приносит вечерний привет.
Люблю я тебя, всем сердцем люблю,
И луч твой волшебный я жадно ловлю.
И где б ни был я, всегда предо мной
Ласкающий свет твой, твой луч золотой.
О, как бы хотел я вместе с тобой
Сиять над землею вечерей звездой.
Эпоха романтизма ознаменовала собой ярчайший период в истории европейского музыкального искусства. Романтики оставили в музыке столь значительный след, что без их творчества мы уже не мыслим музыкальную культуру как таковую. Однажды прозвучав, их творения навсегда «прописались» на сцене и вот уже около двух веков не теряют популярности. «Тремя китами» музыкального романтизма по праву можно назвать Шопена, Шумана, Листа, практически ровесников. В 2010 году весь мир отмечал двухсотлетие со дня рождения двух из них. Самым неистовом романтиком исследователи называют Роберта Шумана, неординарного во всём, где проявлялся его талант: новатор-композитор, реализовавший себя в самых разных жанрах, невероятно яркий музыкальный критик, он и на страницах журнала боролся с рутиной, прокладывая путь новому искусству.
Новизна и необычность музыки Р. Шумана проявились в чудесной мелодичности, в желании в своем творчестве создать выразительное, романтичное и оторваться от обыденности.
Таковы были последствия того, что Паганини совершил сделку вовсе не с дьяволом, а с самим собой, набросив на себя демоническую маску, позволившую ему достичь беспрецедентной славы и заработать колоссальное состояние. Тем не менее, он был поистине великим музыкантом, творившим под девизом: «Надо сильно чувствовать, чтобы чувствовали другие». И по прошествии более полутора столетий со смерти скрипача справедливыми остаются слова Ф. Листа: «Второго Паганини не будет. Такое сочетание колоссального таланта и особых обстоятельств жизни, которые вознесли его на самую вершину славы, — единственный случай в истории искусства».
Паганини настолько сроднился со своей скрипкой, что после смерти музыканта итальянцы назвали скрипку его «Вдовой». Она хранится в Генуе, родном городе Паганини. Здесь регулярно проводится международный конкурс скрипачей имени Паганини. Победитель получает право сыграть на его скрипке — творении мастера Гварнери дель Джезу. «Ничьей славе не сравниться с его славой, не сравниться и чьему-нибудь имени с его именем… Никогда ничьим следам не совпасть с его гигантскими следами… И я решительно утверждаю: второго Паганини не будет. Такое сочетание колоссального таланта и особых обстоятельств жизни, которые вознесли его на самую вершину славы, – это единственный случай в истории искусства… Он был велик…»
«Безумие по поводу Паганини охватило все стороны жизни Вены, приобретая самые неслыханные, а порой и самые комические формы. Во всех витринах появились портреты и литографии Паганини, карикатуры на него. Кондитеры создавали пирожные а-ля Паганини, делали бюсты Никкол? из марципана или леденцов. Венским бретцелям булочники придавали форму скрипки, в ресторанах и кафе на столы стелили скатерти с изображением скрипача, а посетителям предлагали шницель или котлеты а-ля Паганини… Сапожники создавали туфли а-ля Паганини, шляпочники – шляпы…»
Выросший среди простого народа, среди голосов и звуков отдаленного городского квартала, он передает своей музыкой его характер: мелодии, которые – он это чувствовал – зарождались в нем, рвались из его души, из его скрипки, будут иметь много общего с песнями и мелодиями, из века в век звучавшими в душе итальянского народа. Они будут такими же чистыми, простыми, певучими, будут так же легко и быстро запоминаться и навсегда завладевать слушателями.
Короткие вступительные такты этих мелодий, звучавшие призывом, приглашением, он раскрасит, расцветит, преобразит и изменит, превратив в неслыханно смелую и причудливую фантасмагорию разного рода трелей, которые, поднимаясь от самых низких до самых высоких нот, приведут скрипку к необыкновенному звучанию.
Все мог передать этот инструмент: широту и страстность пения, нежность и печаль мелодии, пылкую яркость опьянения и радости, острый стон боли и мучения, торжество победы. Из этой деревянной оболочки, из этих сухожильных или металлических струн, из этого волосяного смычка скрипач сможет извлечь все заключенные и скрытые в них возможности, сумеет высвободить их, показать во всей полноте. Он взволнует сердца слушателей, задев их самые тонкие струны, и дрогнут губы у равнодушных, увлажнятся глаза у циников. И всех – и скептических, и восторженных слушателей – он приведет к краю головокружительной пропасти, вынуждая следовать за собой в акробатических чудесах своей звуковой виртуозности.
Чтобы достичь этого, требовались две вещи: упорная работа и безграничная смелость. Паганини не страшили ни труд, ни дерзание.
Неземная красота старинного искусства направляет движение мысли и чувств по иному руслу, освобождает их от эгоистического начала. Так устанавливается психологическая связь песен «Над Рейна светлым простором» и «Я не сержусь». Музыкальная связь двух соседних песен сказывается в близости басовых партий фортепиано: та же упругая сила размеренного движения, та же тяжелая органная регистровка и общая для них очень свободная трансформация образов пассакалии или чаконы.
В композиции цикла «Любовь поэта» песня «Я не сержусь» — первая драматическая кульминация.
Я не сержусь
Я не сержусь, пусть больно ноет грудь,
Пусть изменила ты, пусть изменила ты,
Я не сержусь, я не сержусь.
Ты как алмаз блестишь красой своей,
Но в сердце ночь без звезд и без лучей,
Я не сержусь, хоть больно ноет грудь,
Я видел раз во сне,
Что мрак и ночь на сердце у тебя.
И видел я как змеи вились в нём —
О, сколько мук в сердечке молодом.
Я не сержусь, я не сержусь.
Э.Григ -«Сердце поэта» из цикла «Мелодии сердца». Слова Х.К.Андерсона. Op.5 ( русс.текст А.Ефремова )
Ты знаешь, как волны в просторе шумят,
как в струнах волшебные песни звучат,
ты знаешь душистый запах роз,
солнечный пламень средь бурь и гроз,
и говор птичий в дубравах густых,
но сердце поэта постиг ли ты?
но сердце поэта постиг ли ты?
Сильнее, чем в море, там бури шумят,
волшебные песни там вечно звучат,
там веет дыханье нездешных роз,
там пламенный зной без прохлады и гроз.
Страстей мятежных то сердце полно,
и кровью от мук исходит оно.
Третья песня Эллен.
Ave Maria! Пред тобой
Чело с молитвой преклоняю.
К тебе, заступнице святой,
С утеса мрачного взываю.
Людской гонимые враждою,
Мы здесь приют себе нашли.
О, тронься скорбною мольбою
И мирный сон нам ниспошли!
Ave Maria! Ночь пришла.
Измучены мы тяжким горем,
И ложем служит нам скала
Над этим вечным бурным морем.
Ты сновидений зловещий рой отгонишь прочь,
Прольешь в сердца успокоенье,
И быстро пронесется ночь.
Ave Maria! Не страшна
Нигде с тобою злая сила.
Не ты ли, благости полна,
Гонимых, нас в горах укрыла!
И в этот поздний час мольбою
К тебе взываю я: внемли!
Будь нам охраною святою
И тихий сон нам ниспошли!
Оффенбах Баркарола Текст знаменитой песни принадлежит перу французского поэта и драматурга Поль-Жюля Барбье
Льёт жемчужный свет луна,
В лагуну смотрят звезды.
Ночь дыханьем роз полна,
Мечтам любви верна.
О, лазурная ночь ты,
в море звезды роняешь
Ночь любви, любви моей!
Нам ночь шлет дары, :
Лимона и жасмина аромат нежных роз.
Вдыхай же этот воздух!
И бокал свой пей до дна,
На миг нам жизнь дана!
О, лазурная ночь Ты,
в море звезды роняешь
Ночь любви, любви моей!
Льет жемчужный свет луна,
В лагуну смотрят звезды.
Ночь дыханьем роз полна,
Мечтам любви верна.
О, лазурная ночь ты,
В море звезды роняешь
Ночь любви, любви моей!
Немецкий теоретик музыки Карл Дальхауз приводит баркаролу из «Сказок Гофмана» как образец обманчивой простоты: в эпоху Вагнера, когда «сериозные» оперы изобиловали сложными хроматизмами, Оффенбах, чтобы придать началу третьего акта привкус дурного предчувствия, использовал простую гармонию баркаролы. Эффект, по Дальхаузу, достигался контрастом между «физической» плотностью вокала и «эфемерным» звучанием инструментального введения, порождающих некий «мираж». «Под музыкой, которую мы слышим непосредственно, чувствуется и другая музыкальная плоскость, нисходящая в пропасть»
Два самых известных андерсеновских романса Грига – «Люблю тебя» и «Сердце поэта», оба из цикла «Мелодии сердца».
«Люблю тебя» – песня-признание. В ее музыке чувствуется огромный душевный подъем, упоение страстью. Восторженный порыв достигает кульминации в восходящих секвенциях «Люблю тебя». Порывистая мелодия неуклонно стремится ввысь. Широта песенного дыхания сочетается в ней с декламационной выразительностью. В гармонической сфере господствует неустойчивость (множество хроматизмов, неаккордовых звуков, отклонений, неразрешающихся диссонансов, многотерцовых созвучий. Среди них – типичный для Грига II7г на доминанте).
Родственна по настроению песня «Сердце поэта». Сердце поэта ассоциируется в нем с бурной морской стихией, и арпеджированные волны фортепианного аккомпанемента в непрерывно пульсирующем ритме 16-х создают ощущение морского прибоя. Устремленность мелодии подчеркивается восходящим движением с энергичными размашистыми скачками. Очень выразительна гармония с большими септаккордами в диатонической секвенции, с долго выдерживаемой гармонией D9 → S. Форма куплетная, которая почти безраздельно господствует во всех григовских песнях (за редким исключением).
вард Григ и Ханс Кристиан Андерсен — представители скандинавских стран. А северяне люди холодные. Таково наше представление о народах Норвегии, Дании, живущих среди снежных скал-великанов, чистых фьордов и загадочных лесов. Вот тут-то и кроется несоответствие: пусть холодна природа, но сердце пылает в груди человека, особенно если он влюблен.
Любовь — сказочное чувство, она может творить чудеса. Поэтому, наверное, перу замечательного сказочника Ханса Кристиана Андерсена принадлежат восторженные строки о любви в стихотворении «Люблю тебя». Но неизвестно, узнал бы мир это поэтическое произведение, если бы не музыка Эдварда Грига, превратившая стихотворение в гимн любви- С этим романсом у Эдварда были связаны лучшие дни его жизни, в нем — удивительная история его любви. Григ писал: «Единожды в жизни, как и все смертные, я был гениален. Гениальность заключалась в том, что я любил одну девушку с замечательным голосом и прекрасную исполнительницу. Эта девушка стала моей женой и единственным интерпретатором, умевшим верно толковать мои романсы». Это была его кузина Нина Хагеруп.
Романс Грига на слова Андерсена «Люблю тебя» — страстное признание в любви. Скажите, по-вашему, влюбиться — это означает совершить гениальный поступок?
Источник
Кризис
— А знаете ли вы, что.
На пятки кризис наступает
В Италию хочу рвануть,
Там COZA NOSNRA процветает.
Прошу я дальше сочинить:
Р.S. по официальным источникам доход составил 8%
— При чём тут мафия и кризис?
И что за маленький процент?
Побег в Италию замыслить.
Не создавай ты прецедент!
Пусть кто-то , где-то процветает
И лезет рогом на рожны
Своих мечтателей и там хватает
И мы там на фиг не нужны!
Послушай лектора, Южанка
Про красоту полей, лесов.
Любуйся. Кузя спозаранку
Плетёт косу из волосОв
Зачем тебе cozA чужая?
Тебе что, мало местных коз?
Они так веселы во время урожая
А как душист у них навоз?
У нас тут водка есть и баня
и пожирнее млечный путь
и заработать тоже можно мани
останься, Ночь. и про Италию забудь!
— Льет жемчужный свет луна,
В лагуну смотрят звезды,
Ночь дыханьем роз полна,
Мечтам любви верна,
О, лазурная ночь ты,
В море звезды роняешь,
В ночь любви, любви моей.
— Льет жемчужный свет луна,
О любви бренчит струна
Розы пахнут-нету мочи
Нету слаще этой ночи.
Ночь любви и звездопада
Блин! Ты рада иль не рада?
В Жигули садись, не в Опель!
Едем мы не в Рим. в Крыжопель!
— Одиноко, по узкой тропинке, не взирая на колкие камни и шип от шиповника впившийся в босую ногу,
Шла уверенно, милая, добрая девушка в поисках счастья, по компасу ритма сердечного, вечного.
С верой встретить на этом пути человека обычного, странного странника, со взглядом приличного,
Лишь на этой дороге не смогут они разминуться, соприкоснувшись телами и страстными взглядами.
День и ночь, год за годом в пути к безупречному вечному, уходя от ушедшего скушного, прошлого,
Собирая в пути безупречные камешки опыта, что потеряны были прошедшими ранее, грустными лицами.
Устремляя свой взор в бесконечное, темное тело космоса, где веснушками звезды нелепо разбросаны,
И шагая по тропке земной неизменно надеялась, что она приведет ее к солнцу вселенскому, доброму.
.
Александр, это Венеция, что тоже не плохо.
— Ах, поеду я едва ли,
Что мы, в Риме не видали?
Здесь, Венеция своя!
Реют чайки над волной,
Шепчет мне морской прибой,
Не покидай, побудь со мной.
Льёт луч солнце золотой,
Заиграв в волне морской.
Скрылось солнце.
Вот луна, величава и бледна, что
В лазурной синеве освещает воды мне.
Источник
Предрассветная тишь
Предрассветная тишь и морозный узор на окошке,
что блестит чудотворными красками в свете Луны.
И рассвет вскоре звёзды опять соберёт все в лукошко,
они яркого света под утро уже лишены.
И распишет пурпуром заря небеса ярко-красным,
и оправою утренней вновь засияет весь мир.
Новый день февраля будет снова морозным и ясным,
и на солнца сверкать будет снежный зимы «кашемир».
А пока лунный свет серебро льёт в окно на узоры,
постепенно бледнеет вся звёздная ночи парча.
Город вскоре разбудят заутренним звоном Соборы,
по заснеженным трассам поедут машины ворча.
В хаотичном смятении дня всё пойдёт как обычно,
совершенные ритмы простого рабочего дня.
В мир дневной,суматошный всё впишется так органично,
красоту предрассветной тиши суетой оттесня.
Поздним вечером, морозным
бисером искрится снег
отражает купол звёздный
и луны жемчужный свет.
Сколько зимней красы в белоснежных узорах,
«Сладкой ватой» окутаны все дерева,
И всплывает мечта при распахнутых взорах,
Наполняются светом, любовью слова.
И просторы земли нам всё ближе, роднее,
Посетившая радость вскипает ключом,
Хоть трескучий мороз, а на сердце теплее,
Если Солнце ласкает горячим лучом.
«Новый день февраля будет снова морозным и ясным» —
Обещает прогноз нам такой Гидромет.
И пейзаж наяву я увидел прекрасный,
Что в стихах вдохновенно рисует Поэт.
—-
Наш февраль напоследок решил оправдаться,
двое суток трудился, не присев отдохнуть.
Все дворняжки вокруг стали разом «купаться»,
повалявшись в снегу, дальше двинулись в путь.
Ну, спасибо тебе, наш февраль разудалый,
что решил снизойти и порадовать нас;
всё укутал вокруг белой ласковой шалью,
и, спеша уходить, подарил белый вальс.
Источник