Луна как чесночная долька

***
Федерико Гарсия Лорка. Погибший из-за любви.

— Что там горит на террасе,
так высоко и багрово?
— Сынок, одиннадцать било,
пора задвинуть засовы.
— Четыре огня все ярче —
и глаз отвести нет мочи.
— Наверно, медную утварь
там чистят до поздней ночи.
Луна, чесночная долька,
тускнея от смертной боли,
роняла желтые кудри
на желтые колокольни.
По улицам кралась полночь,
стучась у закрытых ставней,
а следом за ней собаки
гнались стоголосой стаей,
и винный янтарный запах
на темных террасах таял.
Сырая осока ветра
и старческий шепот тени
под ветхою аркой ночи
будили гул запустения.
Уснули волы и розы.
И только в оконной створке
четыре луча взывали,
как гневный святой Георгий.
Грустили невесты-травы,
а кровь застывала коркой,
как сорванный мак, сухою,
как юные бедра, горькой.
Рыдали седые реки,
в туманные горы глядя,
и в замерший миг вплетали
обрывки имен и прядей.
А ночь квадратной и белой
была от стен и балконов.
Цыгане и серафимы
коснулись аккордеонов.
— Если умру я, мама,
будут ли знать про это?
Синие телеграммы
ты разошли по свету.
Семь воплей, семь ран багряных,
семь диких маков махровых
разбили тусклые луны
в залитых мраком альковах.
И зыбью рук отсеченных,
венков и спутанных прядей
бог знает где отозвалось
глухое море проклятий.
И в двери ворвалось небо
лесным рокотанием дали.
А в ночь с галерей высоких
четыре луча взывали.

Перевод, Наталья Переляева

Federico Garcia Lorca. Muerto de amor

A Margarita Manso
-Qu; es aquello que reluce
por los altos corredores?
—Cierra la puerta, hij; m;o:
acaban de dar las once.
—En mis ojos, sin querer,
relumbran cuatro faroles.
—Ser; que la gente aquella
estar; fregando el cobre.
Ajo de ag;nica plata
la luna menguante, pone
cabelleras amarillas
a las amarillas torres.
La noche llama temblando
al cristal de los balcones,
perseguida por los mil
perros que no la conocen,
y un olor de vino y ;mbar
viene de los corredores.
Brisas de ca;a mojada
y rumor de viejas voces
resonaban por el arco
roto de la medianoche.
Bueyes y rosas dorm;an.
S;lo por los corredores
las cuatro luces clamaban
con el furor de San Jorge.
Tristes mujeres del valle
bajaban su sangre de hombre,
tranquila de flor cortada
y amarga de muslo joven.
Viejas mujeres del r;o
lloraban al pie del monte
un minuto intransitable
de cabelleras y nombres.
Fachadas de cal pon;an
cuadrada y blanca la noche.
Serafines y gitanos
tocaban acordeones.
—Madre, cuando yo me muera
que se enteren los se;ores.
Pon telegramas azules
que vayan del Sur al Norte.
Siete gritos, siete sangres,
siete adormideras dobles,
quebraron opacas lunas
en los oscuros salones.
Lleno de manos cortadas
y coronitas de flores,
el mar de los juramentos
resonaba, no s; d;nde.
Y el cielo daba portazos
al brusco rumor del bosque,
mientras clamaban las luces
en los altos corredores.

Другие статьи в литературном дневнике:

23.11.2014. ***
09.11.2014. ***
02.11.2014. ***

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Источник

ПОГИБШИЙ ИЗ-ЗА ЛЮБВИ

Федерико Гарсия Лорка

ПОГИБШИЙ ИЗ-ЗА ЛЮБВИ

Луна, чесночная долька,
тускнея от смертной боли,
роняла желтые кудри
на желтые колокольни.
По улицам кралась полночь,
стучась у закрытых ставней,
а следом за ней собаки
гнались стоголосой стаей,
и винный янтарный запах
на темных террасах таял.
Сырая осока ветра
и старческий шепот тени
под ветхою аркой ночи
будили гул запустенья.

Уснули волы и розы.
И только в оконной створке
четыре луча взывали,
как гневный святой Георгий.
Грустили невесты-травы,
а кровь застывала коркой,
как сорванный мак, сухою,
как юные бедра, горькой.
Рыдали седые реки,
в туманные горы глядя,
и в замерший миг вплетали
обрывки имен и прядей.
А ночь квадратной и белой
была от стен и балконов.
Цыгане и серафимы
коснулись аккордеонов.

— Если умру я, мама,
будут ли знать про это?
Синие телеграммы
ты разошли по свету.

Семь воплей, семь ран багряных,
семь диких маков махровых
разбили тусклые луны
в залитых мраком альковах.
И зыбью рук отсеченных,
венков и спутанных прядей
бог знает где отозвалось
глухое море проклятий.
И в двери ворвалось небо
лесным рокотаньем дали.
А в ночь с галерей высоких
четыре луча взывали.

Источник

Лорка. Николай Сыромятников

Лорка
Николай Сыромятников

ПОГИБШИЙ ИЗ-ЗА ЛЮБВИ
*
— Что там горит на террасе,
так высоко и багрово?
— Сынок, одиннадцать било,
пора задвинуть засовы.
— Четыре огня всё ярче —
и глаз отвести нет мочи.
— Наверно, медную утварь
там чистят до поздней ночи.

Луна, чесночная долька,
тускнея от смертной боли,
роняла жёлтые кудри
на жёлтые колокольни.
По улицам кралась полночь,
стучась у закрытых ставней,
а следом за ней собаки
гнались стоголосой стаей,
и винный янтарный запах
на тёмных террасах таял.
Сырая осока ветра
и старческий шёпот тени
под ветхою аркой ночи
будили гул запустенья.
Уснули волы и розы.

И только в оконной створке
четыре луча взывали,
как гневный святой Георгий.
Грустили невесты-травы,
а кровь застывала коркой,
как сорванный мак, сухою,
как юные бёдра, горькой.
Рыдали седые реки,
в туманные горы глядя,
и в замерший миг вплетали
обрывки имён и прядей.
А ночь квадратной и белой
была от стен и балконов.
Цыгане и серафимы
коснулись аккордеонов.
— Если умру я, мама,
будут ли знать про это?
Синие телеграммы
ты разошли по свету.

Семь воплей, семь ран багряных,
семь диких маков махровых
разбили тусклые луны
в залитых мраком альковах.
И зыбью рук отсечённых,
венков и спутанных прядей
бог знает где отозвалось
глухое море проклятий.
И в двери ворвалось небо
лесным рокотаньем дали.
А в ночь с галерей высоких
четыре луча взывали.

Источник

Федерико гарсиа лорка

«ПОГИБШИЙ ИЗ-ЗА ЛЮБВИ»

— Что там горит на террасе,
так высоко и багрово?
— Сынок, одиннадцать било,
пора задвинуть засовы.
— Четыре огня всё ярче —
и глаз отвести нет мочи.
— Наверно, медную утварь
там чистят до поздней ночи.

Другие статьи в литературном дневнике:

29.04.2018. Федерико гарсиа лорка
02.04.2018. От Пушкина к Земляничным Полянам

Источник

Турецкий хоровод

I. Вместо эпиграфа

Соль.
Солнце.
Сосны.
Море. –
МАРМАРИС.

«Луна – чесночная долька…»
Ф. Г. Лорка

Месяц-ноготок
в соляном тумане.
Зачаровывает.

Тишины сироп
заползает в поры –
обволакивает.

Разомлевший жар
навевает дрёму,
убаюкивает.

Кружевной мотив
мёдом четвертьтонов
завораживает.

III. Рассекая волны
(Серфинг)

Надо мной – синее,
подо мной – синее,
в руках – ветер,
в ногах – дрожь;
страх – ложь,
взгляд – светел,
ведь подо мной – синее
и надо мной – синее!
Вперёд смотри, по сторонам смотри,
дерзай, лови, благодари,
на волнах стоя,
держа в руках ветер:
прекраснейшее на свете –
самое простое!

Надо мной – синее,
подо мной – бескрайнее,
за спиной – крылья,
на губах – соль,
в локтях – боль;
стало былью
надо мной бескрайнее,
подо мной синее!
Скользи над волной, лети по волне;
не в мыслях, не в сказке, не во сне –
под солнцем южным,
разлив за спиной крылья
бриллиантовой лёгкой пыли
и брызг жемчужных!

Надо мной – сине-бескрайнее,
подо мной – бесконечно-бездонное;
на коже – вода,
под кожей – огонь,
парус – ладонь,
доска – провода
в бездонно-бесконечное,
бескрайне-синее.
Всплеск моря – всплеск адреналина
широкий-широкий, длинный-длинный;
взрезаю волны,
остаётся на коже вода.

Хронометраж – навсегда,
идея – свободный и полный,
имя – СЕРФИНГ.

IV. Турецкий хоровод

Раз, два, три, четыре, пять, шесть,
Раз, два, три, четыре, пять, шесть,
Шаг, шаг, шаг – мах, на месте – мах,
Шаг, шаг, шаг – мах, на месте – мах,

Мизинец к мизинцу, мизинец твой, мизинец мой.
Колечко соседки нещадно трёт мизинец мой.
Но боли не помню – единства зов мизинец мой.
Влечёт за собой хоровод наш большой! ___ И
Раз, два, три, четыре, пять, шесть,
—> —> —> —> / — \
Шаг, шаг, шаг – мах, на месте – мах,
—> —> —> —> / — \

Улыбка к улыбке, улыбка твоя, улыбка моя.
Сквозь бархат небесный, прожжённый звездой, улыбка моя.
На берег сосновый накатит волна – улыбка моя.
Вливайтесь в большой хоровод наш, друзья! ___ И
Раз, два, три, четыре, пять, шесть,
—> —> —> —> / — И-и
Шаг, шаг, шаг – мах, на месте – мах,
—> —> —> —> / — И-и

Сердце за сердцем, сердце твоё, сердце моё;
Стало теплее: этот огонь – сердце моё;
С танцем каблучным в ритме одном сердце моё;
Нет места – широкий наш круг стал змеёй! ___ И

Раз, два, три, четыре, пять, шесть,
—> —> —> —> / — Быстрей!
Шаг, шаг, шаг – мах, на месте – мах,
—> —> —> —> / — Быстрей!

Раз, два, три, четыре, пять – Быстрей!
Шаг, шаг, шаг – Быстрей!! – шаг – Быстрей.
1, 2, 3, 4, 5, 6,
1, 2, 3, 4, 5, 6,
Ближе, рядом твой взгляд, мой взгляд,
слов не надо! твой взгляд, мой взгляд,
только взгляды – твой взгляд, мой взгляд,
лишь они всё зло спалят! ____ И-и
1, 2, 3, 4, 5, 6,
1, 2, 3, 4, 5, 6,
В каждый сон – твой зов, мой зов,
громче звон – их зов, ваш зов,
ярче тон – наш зов, наш зов;
Я готова! – Ты готов?! И-и-и
слы-шат зву-ки звёз-ды
ру-ки вы-ше к звёз-дам
мо-ре сте-ны звёз-ды
пе-на го-ры звёз-ды
ве-тер сос-ны звёз-ды –
про-сто све-тят звёз-ды:
свет на душах, свет на пальцах, свет на лицах,
нет – раздорам, нет – барьерам, нет – границам;
есть лишь смех – их смех, твой смех, мой смех – НАШ СМЕХ!,

есть НАШ МИР – один на всех.

V. Купание с белой луной

Ты – полная-полная,
Ты – белая-белая,
А я совсем загорелая –
К чему нам тягаться?

Ты – древняя-древняя,
Ты – мудрая-мудрая,
Ты – глас ночной; песня утра – я,
И мне только двадцать.

Ты призрачна-призрачна,
Ты тайная-тайная;
Взгляну на небо случайно я –
И не оторваться:

Свод – тёмный лукум густой,
В нём – сюрреалистское
Лицо твоё странно близкое
Зовёт целоваться.

Но я по земле хожу –
Ты ж, по небу плавая,
Живёшь; задумалась, право, я:
Ну где нам встречаться.

Ш-ш-ш… – берег прибой лизнул… –
Ты вновь улыбаешься:
На пляж со мной прогуляешься? –
Бежим же купаться.
. ////

Всплеск!
спокойная солёная вода
опрокинутого в море небосвода
обтекает каждый шрамик, обнимает каждый пальчик.
Разлеглось, как будто в блюдце молоко,
тихо спит – лишь ряби лёгкие мурашки
да дыханье – тёплый шелест утомлённых волн о гальку.
Нету дна ни подо мной, ни надо мной;
чёрный полог с круглой вставкой перламутра;
в колыбельной ночи тают силуэты спящих сосен.
Что ж ты прячешься, смущённая, за них?
Иль не ты меня звала сегодня ночью.
Мой загар?! – каприз минутный! Кожи цвет мой – лунно-белый.
Так раскрась же сотни сотен сонных брызг
в серебристые сияющие краски
и рассыпь а л м а з н ы й б и с е р п о л о с о й…

Шелест волн –
тише…
Свет
заструился –
выплываешь
ТЫ,
такая полная-полная,
ты, такая белая-белая,
протягиваешь руку несмелую…

Ты – моё жемчужное кружево,
я – в волне твоё отражение,
я мыслей невесомых скольжение,
крылатых бризов я продолжение;
ты – тень в моём лишь воображении.

VI. Perpetuum Mobile
(Хэди)
Tempo Prestissimo

1 _ 2 _ 1 2 3 «мы с Та-
марой ходим парой she’s кра-
сивый very very ой ка-
линка & малинка & ма-
линка & моя» давно бы
сели триста тысяч бата-
реек «Energiser» но по-
коя ни секунды в этом
сердце из Туниса слева
справа сверху снизу сзади
спереди по центру развле-
кает завлекает обни-
мает исчезает зажи-
гает обжигает похи-
щает восхищает возму-
щает обещает обу-
чает облучает без дви-
женья ни мгновенья ни мгно-
венья без движенья дикий
вихрь юлы безумной лишь за-
стывший вальс улиток рядом
с этим странным сердцем из го-
рячего Туниса «мы с Та-
марой ходим парой let’s go
let’s go let’s go let’s go »

VII. Танцующие
(Ира и Саша)

Вечер.
В ожидании встречи
на берегах разлучённых
расцветают огни;
на подмостки маленького мира,
в мерцанье звёзд облачённые,
выплывают они:

танец –
сосен медленный глянец,
отсветы волн золочёных,
плеск растаявших слов,
в небе – эхо россыпи сапфиров,
внизу – они, увлечённые,
пишут радуги снов.

Растворяются рамки и стены,
выпуская из вечного плена,
расступаются брызги и волны,
з а л и в а я с о л ё н о е « б о л ь н о ! »,
о п у с к а ю т с я г о р ы и с к а л ы,
о б н а ж а я в с ё т о , ч т о и с к а л а ,
з а п л е т а ю т с я в к о с ы с т и х и и , –
л и ш ь х в а т и л о б ы с и л н а с т и х и,
и… –

ВЕРЮ! –
вдруг откроются двери;
она, ходить обречённая,
закроет глаза,
разбежится, подхваченная эфиром,
и, вздохнув облегчённо,
не приземлится назад…

Длилось. Длилось. И вдруг – завершается…
Будет рассвет. Закат. Вновь рассвет…
Будут волны лизать чьи-то пальцы…
Но меня завтра нет.

Вдоль прибоя костры разгораются:
радуги искр, как сотни комет,
разлетаются, кружатся в вальсе…
А меня завтра нет.

Как всегда, хоровод разгоняется,
но тяжкий груз – обратный билет;
шепчут сосны и пальмы: «Останься!» –
как?! меня завтра нет!

В дымке утра земля растворяется.

Стёрла метла, наверно, мой след…
Волны, сосны, загар, крылья, танцы. –
здесь есть всё.

Источник