Потерянные во Вселенной
Я уходил искать Бессмертие.
Не желая быть смертным, с непременными атрибутами его: мыслить, одновременно ненавидя и убивая, я хотел найти выход из этого порочного круга навсегда. Я разрывал с людьми, ибо люди на этой планете были фатально преображены. Я уходил искать иных разумных, не людей.
Мне казалось, что где-то есть вечная любовь. Одна, на все глубины! И именно в ней бессмертие моё. Но как найти её, чем обозначена она в безбрежной пустоте? Или мне быть одиноким на все времена – впереди и позади. Итак погаснуть в пустоте, и так пропасть. Она и Вселенная, либо, Она – Вселенная – такой мне виделась вечная любовь
Я знал, что всё в моей власти – захотеть и полететь. Ибо чувствовал, что я есть бесспорен, могуч, неуязвим. Всё это истекало в Музыке – в ней была магия моя.
Три магических слова Музыка дала мне: Одиночество, Тело, Обнажённость. Слова эти были зримы и незримы, каждое открывало другое и обуславливалось им.
Одиночество было моим затаённым другом. Сколь сладостно это ощущение, мы знали лишь вдвоём. Оно всегда защищало меня от людей неуёмных, от их претензий и угроз. Оно же готово было покоить между звёзд.
Второй мой друг – моё же Тело. Оно – как корабль, давно ждущий старта своего.
Третье моё магическое слово – Обнажённость. Я, как и Вселенная, был беззащитно обнажён. Не было тайн у меня ни от кого, ни для чего. В Обнажённости я соприкасался со Вселенной, сливался с миром её тайн.
Мне оставалось последнее – в небесное шагнуть.
Звёздный театр распахивал двери для меня
О, этот манящий и творящий звёздный свет! Именно он приносил откровения с иных миров.
Сделав шаг от своего дома, я послал первое слово в глубину: «Мои мудрецы уже коснулись звёзд». И это была моя изначальная метаморфоза.
Любопытство вело меня вслед за собой. Узнать, что было и не было, и что возможно быть.
Мир для меня магически звучал.
Шаг мой переходил в бег, затем в полёт, дабы вырваться из притяжения Земли. Я становился всё невесомей и свободней. Это было моё первое ощущение Вселенной. Беззвучие – второе, что поразило меня в пространстве вне Земли. Я увидел, как одни тела пребывали здесь вечность, у других была вечность впереди, – и это была третье моё открытие в пространстве.
Затем наступил время звёздо созерцания, моя первая звёздная игра. Мир звёзд открывался истинно, в избытке мощи. Ко мне выходили воистину звёздные слова. Я устремился к звёздам, куда возможно уйти от людей и там пропасть.
Перед небесной чистотой я был никто и некто.
Я оказался в мире, где Истина пребывала вне людей. Оглянувшись, я выявил, что тело моё оказалось внутри гигантской сферы. Вселенная была одним огромным существом. Тогда я спросил у Вселенной на прямую: «Где здесь твоя основа из основ? Почему главная тайна всегда ускользает от меня?» И не было мне ответа из глубин. Вселенная оказалась Великая Немая.
И увидел я, как кто-то идёт в пространстве, казалось, из ниоткуда в никуда. Странный он был для человека человек. В такой же маске, что и я. Мы встретились, однако, ни он, ни я, не были удивлены. Казалось, он вышел из моих же грёз. Человек этот первый проговорил свои слова:
«Я – Звёздный Ветер, – сказал идущий. – Я – порождение Музыки, и самый свободный во Вселенной».
«Музыка – магия моя, – ответил я идущему навстречу, – а значит мы поймём друг друга в этом мире. Но я ищу Бессмертие, не ведая, куда мне идти и где его найти в Великой Пустоте. Дай мне крылатые слова, друг Ветер!» – воззвал я к одиночке.
«Бессмертие только от богов. И вы, люди смертные, ищите себе богов в межзвездье, но вы найдёте существ, похожих на людей», – ответил Ветер мне.
«Но было провозглашено в начале мира, что исток человека – начало всех начал, – отвечал я на это Ветру. – И вот я ищу утерянный источник».
«Есть ли люди немые, не от слов? Вы – порождение слов, и в этом ваша смертность» – послал мне Ветер последние слова. И миновав меня, помчался далее по Вселенной – изначала свободный в этом мире.
Одиночество всё также сопровождало меня в хождении меж звёзд. И Тело моё, равноценное иным телам, пребывало в изначальной Обнажённости своей, ибо ждало иных соприкосновений. Может в каком-то из них найдёт оно свой путь к Бессмертию от звёзд.
Я стремительно нёсся в необозримой пустоте, пока меня не встретила планета первая – а это Музыка моя постаралась извлечь её из забытья. С высоты моего полёта я увидел, что эту планету сковали беззвучие и мгла. Однако, с моим приходом моим планета ожила.
В взывающих звуках Музыки, я торжественно опустился на её поверхность. Вокруг себя я увидел обыкновенный камень и песок. Но именно из них вышел ко мне нежданный женский образ. В виде царицы из потаённых пирамид. Одетая по-царски, с короной на главе. Я любовался на её прояснившееся лико. А она посмотрела на меня гордо и с выси. И не сказав ни слова, ушла назад во тьму.
Древние люди чудились мне в каждом провале кратера и в каждом камне на поверхности планеты. Там пировали цари – а кратеры были их дворцами. Выходили аиды – и звучали в пустынях древние песни о героях и богах. Но я покинул эту планету – всё оказалось её игрой, её мечтой
Вслед за первой, одна за другой планеты выходили представиться передо мной. Очевидно, они имели какие-то виды на меня.
Пейзажи иных планет – вот что главное было для меня. Ибо пейзаж каждой из них был не повторим. Я видел скульптуры, картины, барельефы неведомых мне творцов. И каждый раз, каждой планете я задавал один вопрос: «Чем выписаны эти удивительные картины у тебя? И кто эти тайные творцы?» «Никто, – отвечали мне планеты, – Вселенная – это Гармония и Хаос, и мы их совместное дитя».
Тогда явилось ко мне давно ожидаемое – Смерть. Она была невидимкой, но как чародейка – пришла и вознесла. И я вызывающе шагнул в её заклинающее время. Я увидел, что это явление – из философских категорий – как физических, так и абстрактных.
«Кто, как не люди знают, что смерть – это казнь, не обжалованная .никем. Но никто из людей ни разу не возмутился подобным течением вещей», – сказала мне невидимая Смерть.
Я вдруг почувствовал, как пахнет Смерть. Чрез этот смрад и сам я был превращён в миллион блистающих смертей. А она продолжала далее откровения свои: «Всё это происходит в судорогах, в предсмертье, когда захлопываются небеса, когда человек наконец-то одинок. Когда-то прижал он себя пустыми мыслями к земле. Смешная игра из придуманных им поз! А ныне моя идея разыгрывает бал. Смотри, она выходит к тебе с бесстрастным ликом, становится перед тобой».
И слышал я далее незыблемые истины от Смерти: «Люди – блистательные игроки. Кто-то играет на публику, а кто-то для себя. И в этом театре люди умирают реально, как реально рождаются и для любви. Люди любят придумывать бессмертных, в бессмертие играть. Да чтобы звёзды к ним вышли почудить».
И воззвал я тогда в пустыню – хотел магически переиграть свою же смерть. Но в ответ мне пришли какие-то слова – и не открылись, и не зазвучали. Чего-то ждали от меня. А я был безответен, просто нем. Не знал, какое бы слово меня могло спасти.
«Всё гибнет. И ты погибнешь – и мир, зависящий лишь от тебя», – Смерть засмеялась горько, закрывшись для меня. И с этим она умчалась далее в пространство.
И не было мне ответа из пустот
Спрашивало меня моё же Слово: «Ты разгадал, что для тебя Вселенная, куда ты столько шёл? Где здесь разгадка Смерти? И есть ли Бессмертие за Краем?»
Однако, Музыка отвечала Слову за меня: «Только богам открыта истина о Смерти и Бессмертии, в их сокровенной глубине».
Спрашивало снова моё Слово: «Что тебе надо во Вселенной, зачем сюда пришёл?» И снова ей отвечала Музыка, ведущая меня: «Ты ищешь, чтобы найти. И будет это вечное движение по кругу. Ибо ты ищешь в этой Вселенной самого себя».
И в третий раз спрашивало Слово: «Возможен ли разум иной, нечеловечий? Без ненависти, без крови? Возможен ли Сверхразум, при этих законах бытия? Возможен ли разум с иным мышлением – иными критериями логики, этики, красот? Встречал ли ты вообще разумных из иных, происходил ли с тобой подобный изворот?»
И в этот раз Музыка отвечала за себя: «Ни высок, и не мал, ни в начале и не в конце есть человек среди себе подобных. Но людям об этом не узнать».
Так я дошёл до конца Вселенной, и посмел заглянуть за Край. Здесь, в отсечённой части её, я вдруг увидел планетку малую, неведомую никому. Я позвал её – она обернулась, и мне вдруг открылось царство без будней, без дождей.
Музыка мне открыла: «Это образ мой, из тайн». Я выходил на орбиту вокруг планеты. Очень уютным оказался этот мир – тёплый, и в сплошных садах. Видно было, что эта планета – чей-то дом. Мне не терпелось соприкоснуться с этим миром. Уж больно беззлобным он казался мне. Уж больно много цветов здесь расцвело.
Я пошёл вниз и вскоре очутился в солнечном дне, в стране цветений. И сразу увидел девушку, ходящую в саду. Она как будто что-то искала, либо ждала. Одинокой, грустящей увидел я её. А Музыка мне тысячью скрипок прошептала что-то нежнейшее – послание от всех цветов.
Всё начиналось с обжигающего вздоха: передо мной открылась ещё одна вселенная Это пространство цвело от множества мелодий. Девушка вскрикнула, увидев меня в своём саду. Я оказался явлением нежданным во всех смыслах для неё. Возможно, она считала себя одной во всей Вселенной.
Но в этом Саду уже начиналось торжество: из самых нежных мелодий, из самых блистательных лучей родилось живое существо. И я увидел это, услышал это, осознал. Разум, душа мои запели: вот край Вселенной – и далее незачем идти. Я вгляделся в эту девушку. Она была абсолютно земной Лицо простодушное, не обременённое ни пороком, ни лукавством. Русые волосы, чуть курносый нос и серые глаза. Пленяюще стройные ножки, тонкие ручки и не большая грудь. Простое, розовое платье. Кажется, я видел её где-то. Да нет! Это я всё воображал!
Музыка всё разгадала про меня!
Неужели она меня ждала? Вспыхнули тут же её глаза, однако, она стояла, не зная, что ей предпринять. Наконец, девушка удивлённо осмотрелась. Потом задумалась и произнесла: «Не помню, как я сюда попала… Но кажется, я где-то видела тебя».
Я же сказал ей, долгожданной: «Ведаешь ли ты о любви свершённой и не завершённой, о любви не лживой и не выставленной напоказ?»
«Я не ведаю это явление – любовь. Хоть и давно брожу одиночкой и ищу. Но как же много вокруг бесцельной пустоты!», – сказала она откровенно.
Всё менее было сомнений у меня. Мы были двое заблудших, двое пропавших в темноте. И оба искали выход из замкнутого круга. И оба сошлись, коснувшись взглядами друг друга. Но столько времени пришлось идти, искать и ждать!
Всё было в нашей идее совершенно, и предназначено было пред бессмертными стоять. «Припоминай, мы знали друг друга – и давно, – сказал я ей. – Просто мы потерялись во Вселенной. Друг от друга, от себя. И вот нашлись».
Это была загадка и ответ
На наших лицах были маски любопытства, а наши тела освободились от всех законов бытия. В сплетении наших тел, парении наших душ мы вдруг увидели Бессмертие – нам открывалось это явление глубин.
Уединившись в тиши Вселенной, мы создавали свои бессмертные миры. Нас пугали инстинкты. Но как велика была наша безумная возможность – два изгиба, свитые в спираль!
Я пришёл на эту цветущую планету, к своей богине, на поклонение её, на вознесение её. Ибо была она самая древняя богиня у людей
Когда-то было провозглашено в начале мира: сошествие двоих – Исток – начало всех начал. Не ведали мы ни озарения, ни страсти от людей. Всё это были слова, безумные слова. Ведь ночь пришла без слов.
И видел я, как некто, отчаянно влюблённый, так и не смог пробиться через тьму. И слышал я, как мне издалека шепнула чья-то смерть.
«О, ты не раз спасала меня, рассеивала тьму. Ибо ты светочем была!» – я ей говорил, я заклинал.
Подобно заблудшим душам, храм наш был заброшен и забыт. И вот мы нашли его, и возродили вновь его!
Здесь, во Вселенной, мы узнали великую тайну от Творца.
Странное явление произошло во Вселенной: Человека призвали на суд богов. И боги спросили у него: истинно ли он Бессмертия искал? Однако, Человек всё отрицал.
Боги ждали людей давно – сойтись на равных. Боги могли умирать и воскресать, но тайн, нашёптываемых ими, никому было не узнать.
Боги презрели наши расы. Они же забрали пришедших имена. Кто слышал о таких привилегиях бессмертных?
О, как мне хотелось бежать от этих всевидящих богов!
Припавши к стопам богов – мы сами стали боги.
«Ты нашёл-таки, Бессмертие своё, – нашёптывала возлюбленная моя. – Видишь, ключ от него? Это – эллипс – извечный приговор, который тебе не обжаловать нигде».
Я обошёл Вселенную вокруг. Я увидел образ её: это бабочка. Это взмах эфемерный. Она взмахнула – и нас нет. Она взмахнула – и мы явились вновь.
«Вот вам Обитель Звёздная, и вот конец пути», – Музыка провозгласила.
Источник
Потерявшиеся во Вселенной
Потерявшиеся во Вселенной
Пирамида корабля плыла в мареве раскалённого воздуха, дрожащего над песками и казалась нереальной: она то полностью исчезала в похожих на ртуть беспрерывно текущих воздушных струях, то появлялась висящей над поверхностью, то растекалась над дюнами толстым серым пластом. Временами он показывался весь, целиком, почти не искажённый бесконечными каверзами фаты-морганы, и тогда на его борту можно было прочесть написанный огромущими цифрами номер: 144. Если б не он, корабль вполне можно было бы принять за скалу, слишком уж геометрически правильную, правда.
Выкарабкавшийся на вершину бархана Борис бессильно опустился в горячий песок и замер, не зная верить ли собственным глазам. Он уже не раз видел в этой бескрайней пустыне миражи, причём куда замысловатее, и корабль вполне мог оказаться ещё одним из длинной их череды. Или у него начались галлюцинации от жары и жажды. Первое время видения заставляли идти им навстречу, и каждый раз он находил только пустоту. В этот раз, скорее всего, всё повторится. Как бы то ни было, пирамида была прямо перед ним, и чем бы это не было, он всё равно идёт в эту сторону.
Отдохнув немного, Борис поднялся на ноги и, едва не падая от усталости, побрёл вниз по склону дюны, к колеблющемуся серому нечто. Корабль приближался, приобретая всё более чёткие очертания. Осознав, наконец, что перед ним не иллюзия, Борис замахал руками и закричал, стараясь привлечь к себе внимание корабля. Последние десятки метров он едва ли не бежал.
Корабль и впрямь был настоящий. Чтобы лишний раз удостовериться в его реальности Борис прикоснулся к гладкой сероватой обшивке и тут же отдёрнул руку: она была нестерпимо горячая. Помимо трёх цифр номера на ней виднелось только несколько плотно притёртых ремонтных заглушек, без каких либо обозначений. Точно такой же была и другая сторона. Зато на третьей Борис обнаружил люк.
Располагавшийся рядом блестящий кругляш кнопки, служил, по-видимому, для управления запирающими механизмами, и Борис, недолго думая, надавил на неё пальцем. Выждав несколько секунд, он повторил попытку ещё несколько раз, и с тем же результатом. Крышка никак не хотела открываться. Пнув её с досады ногой, Борис перешёл к четвёртой стороне корабельной пирамиды, но, ничего на ней не найдя, опять вернулся к люку.
По всей видимости, был единственный вход в корабль. И как его открыть, было совершенно непонятно.
— Эй! – выкрикнул Борис, остервенело давя на кнопку. – Почему, чёрт тебя дери, ты не открываешься?
Продолжая нажимать кнопку, он в который раз оглядел борт корабля, и только сейчас заметил крошечный глазок камеры, нацеленный прямо на него. Если система наружного слежения работала, не заметить его просто не могли.
Поиздевавшись над кнопкой ещё с минуту, Борис принялся шарить по карманам, в поисках чего-нибудь, что могло пригодиться для вскрытия панели, куда она была вделана, как вдруг откуда-то изнутри корабля послышался спокойный мелодичный голос:
— Вам что-нибудь нужно?
— Разумеется, нужно! – с чувством ответил Борис. – Мне нужны пища, вода и укрытие от этой треклятой жары. Иными словами – войти внутрь. И ещё мне нужно домой. Я, кажется, слишком задержался на этой планете.
— Вы были в гостях? – без всякого намёка на интонацию поинтересовался голос.
От такого вопроса Борис даже опешил. Тот, кто с ним разговаривал, был явно не в себе.
— Послушай-ка, остряк! Выйди, и почувствуешь каково тут на собственной шкуре.
— Внутри никого нет, — сообщил голос.
— А кто со мной разговаривает?
— Я. Экспериментальный автоматический разведывательный рейдер серии «Дельта», под номером 144.
— Ах, автомат, — выдохнул Борис, облизывая потрескавшиеся губы. – Тем более ты должен впустить меня. В твоей программе должно быть оговорено, что в случае, если кто-либо из людей попросит помощи, ты обязан её, то бишь помощь, ему, то бишь в данной момент мне, предоставить. Тем более, когда речь идёт о потерпевших кораблекрушение.
— А вы потерпели кораблекрушение? – тем же бесцветным голосом спросил корабль.
— А как я, по-твоему, здесь оказался?! – гаркнул Борис, теряя терпение. – Глупая железяка! У тебя что, совсем спеклись мозги в этом аду?
— Возможно, вы и правы, — произнёс голос, и в нём впервые послышалось что-то вроде задумчивости. – Хорошо. Только назовите правильное слово.
— Правильное слово? – Борис оторопело уставился в глазок камеры. С этим кораблём определённо было что-то не так. Он ни разу до этого не имел дело с автоматами разведывательных кораблей, но знал о них достаточно, чтобы уяснить для себя, что это исключительно умные и сообразительные машины. А этот походил на ребёнка или наоборот – старого маразматика. С ним разговаривал не бесстрашный покоритель пространства, с аналитическим «мозгом», бесконечно глубокой памятью, и не менее глубокими познаниями в самых разных областях, а идиот, едва понимающий, что происходит.
Теперь вот, пожалуйста: скажи ему «правильное слово». Какой-то код, вероятно. Или пароль.
— 144-й, ты спятил, — убеждённо заявил Борис. – Я не должен тебе ничего говорить. Я человек, меня зовут Борис Блохин, я единственный выживший член экипажа «Фаворита», рухнувшего на эту планету месяц назад. Ты обязан помочь мне, без всяких «правильных слов».
— Вот как? – Корабль замолчал, словно раздумывая над тем, что сказал Борис, затем произнёс:
— Если так, тогда входите.
С этими словами крышка люка дрогнула и отползла в сторону, открыв взору тесный переходной тамбур. Издав победный клич, Борис нырнул в чрево корабля, и люк снова закрылся за ним.
Теперь он целиком был во власти этого механического монстра, однако по сравнению с благами, которые ждали его внутри, даже перспектива оказаться в плену у свихнувшегося разведчика не показалась ему такой уж ужасной. Один воздух тут чего стоил! Он был настолько свежим и прохладным, что Борис даже застонал от удовольствия. Следуя указаниям корабля, он бодро промаршировал куда-то вглубь и вверх, очутившись в крохотной, но очень уютной каюте.
Первые две минуты Борис никак не мог заставить себя оторваться от крана, из которого текла такая невероятно вкусная вода. Затем раздатчик выдал ему несколько кубиков питательного желе, которые Борис проглотил, даже не жуя. Выпив ещё воды, он забрался в крошечную душевую кабинку, после которой почувствовал себя словно заново родившимся.
Всё это время корабль ничего не говорил, молча выполняя просьбы человека, но немедленно откликнулся, стоило Борису обратиться к нему с вопросом.
— Послушай, 144-й, как насчёт того, чтобы доставить меня до ближайшей базы? А уж оттуда домой я доберусь и сам.
— Домой? – переспросил корабль, и Борису показалось, что в его голосе прозвучали нотки грусти и удивления. – Зачем вам дом? Разве здесь плохо?
— Ни в коем разе, — заверил его Борис. – Однако дома всё равно лучше. Но если уж это нарушает твою программу исследований, пошли сигнал. Меня подберут…
— Я не могу этого сделать.
— Почему? – удивился Борис.
— Я не могу определить направление луча.
Расслабившийся было Борис, снова насторожился. Разведчик, который не знал, в какую сторону направить сигнал, выглядел, мягко говоря, странно. Он что, не знает, где находится?
— 144-й, — осторожно поинтересовался Борис. – А что это за планета?
— Не знаю, — с обескураживающей честностью признался корабль.
— То есть, как это – не знаю, — проговорил совершенно сбитый с толку Борис. – Куда же ты тогда летел?
— Не сюда. Моя цель – квадрант 33-16. Но это не квадрант 33-16.
— Как же так получилось?
— Очень просто, — ответил корабль. – Я… заблудился.
Это звучало настолько дико и нелепо, что Борису сначала показалось, что он ослышался. Но корабль заверил его, что он понял всё правильно. В его полётной программе значилось исследование определённого района галактики, однако путь туда лежал через Облако Сфинкса. И сбой произошёл именно в нём. Программа предписывала просто пролететь его, и будь «мозг» корабля менее сложным, он тупо выполнил бы предписание, но у 144-го всё пошло иначе. Создатели разведчика слишком «очеловечили» своё детище, и в данной ситуации это дало неожиданный результат. В совершенно безориентирном Облаке, он в какой-то момент усомнился в правильности своей полётной траектории, и это стало началом всех последующих проблем. Пытаясь найти в непроглядной черноте за что «зацепиться», он отклонился в сторону, а это, в свою очередь, породило комплекс вины: он ведь нарушил приказ. Он попытался лечь на прежний курс, однако, не имея возможности ориентироваться, вскоре понял, что это ему не удастся. Метания из стороны в сторону только усугубили его положение. Он уже не мог лететь туда, куда нужно, ибо не знал куда летит, не мог вернуться, ибо не знал где находится исходная точка его полётной траектории. Он заплутал в черном угольном мешке Облака, и это дало начавшимся в нём процессам деградации психики новый толчок. Раздираемый возникшими внутри его сознания противоречиями, он начал ощущать себя как-то странно, точно от него отсекали частички его сущности. Он терял своё «я», не в состоянии ничего сделать, чтобы остановить собственное разрушение. Он медленно, но верно скатывался в состояние какой-то прострации, временами даже не помня, что с ним происходило в тот или иной момент. А когда впереди показался чистый космос и одинокая звезда со столь же одинокой планетой, это был уже не прежний универсальный корабль-разведчик, а до смерти перепуганный, сбитый с толку, отчаявшийся от безысходности своего положения кусок металла, поражённый психозом. Ища, где бы приткнуться, он поспешил приземлиться, прильнув к этому миру, точно забившийся в угол потерявшийся ребёнок. Тут на него и наткнулся Борис.
— Мда-а, — протянул Борис, выслушав путанный и сбивчивый рассказ корабля, зияющие пробелы недосказанности которого пришлось заполнять собственными соображениями и выводами. – Плохи наши с тобой дела. Я тоже не знаю, что это за планета, и где она находится. Гиперпрыжок нашего «Фаворита» прервался в самой середине, и где это место в пространстве знали только бортовые компьютеры да навигатор с капитаном. Увы, я всего-навсего только инженер-двигателист.
— Это очень печально, — заметил корабль.
— Но, думаю, положение, всё же, не безнадёжно, — заметил Борис. – Твои ходовые агрегаты в норме, а автономности должно хватить на многие месяцы полёта, или даже на годы. Если предпринять обратный «нырок» в Облако, то рано или поздно мы окажемся в районе, где ты сможешь определиться. Это займёт немало времени, однако другого выхода нет. Возможно даже, придётся предпринять не один заход.
— Я боюсь снова… потеряться, — жалобно промолвил корабль.
— Не бойся. Теперь нас с тобой двое. Главное – найти объект с известными координатами, остальное, как говорится, дело техники. Ну как, согласен?
Корабль помедлил с ответом. Через секунду-другую послышалось что-то вроде лёгкого вздоха и в каюте прозвучало:
— Хорошо. Я согласен.
Перебравшись через трещину, Бергман присел на корточки и принялся отогревать озябшие, исцарапанные о лёд руки. Ледник тянулся ещё бог весть на какое расстояние, а сколько ещё впереди таких трещин, и каждая поджидала его, точно раскрытый и ждущий поживы жадный рот. В эту он едва не сорвался… Смерть тут поджидала его на каждом шагу, в виде внезапно налетающих буранов, доводящих до отчаянья морозов, или в виде этих вот трещин. Судьба сыграла с ним злую шутку, забросив в мир, где смогли бы существовать только те, у кого вместо крови тёк хладагент, вроде аммиака. Как он до сих пор ещё жив?
Скользнувшая по грязному льду тень, заставила его вскинуть голову. По диску огромного холодного солнца скользнула какая-то чёрная точка, быстро увеличилась в размерах, спускаясь, зависнув, в конце концов, прямо у него над головой серой стальной пирамидой корабля. Застыв от неожиданности, Бергман увидел, как в одном из бортов, на котором красовался большой белый номер 144 открылся люк, из которого высунулось сразу три головы. Оглядев полузамёрзшего странника, одна из голов произнесла:
— Послушайте-ка приятель, вы случайно не скажете, что это за планета, и каковы её координаты.
Источник