Какой стиль?(1)Наступил день отъезда.(2)Угрюмый день безсолнца, без мороза.(3) Снег на
Какой стиль?
(1)Наступил денек отъезда.
(2)Угрюмый денек без
солнца, без холода.(3) Снег на земле за ночь растаял, лежал только на крышах
узким слоем.
(4)Сероватое небо. (5)Лужи.(6)
Какие там санки: неприятно даже выйти во двор.
(7)И не на что
полагаться в такую погоду.(8) Вряд ли теснее может быть что-нибудь превосходное.
(9)Все вынесено: и мебель,
и чемоданы, и сумки с пищей, и узел с Лениными пеленками. (10)Как пусто в
комнатах!(11) Только валяются какие-то бумажки да лежит на боку пыльный пузырек
от лекарства.(12) И видно, что дом ветхий, что краска на полу облезла, а
сохранилась только там, где стояли тумбочка и комод.
(13)Мама и Коростелев оделись.(14)
Коростелев поднял Сережу под мышки, крепко поцеловал и произнес решительно:
(15)До свиданья,
брат. (16)Будь здоров и помни, о чем мы условились.
(17)Мама стала
целовать Сережу и заплакала:
(18)Сереженька! (19)Скажи
же мне до свиданья!.
(20)До свиданья,
до свиданья! отозвался он торопливо, задыхаясь от спешки и волнения, и
поглядел на Коростелева. (21)И был награжден Коростелев произнес:
(22)Ты у меня
молодец, Сережка.
(23)Вышли на крыльцо.(24)
Шел снег, все было белоснежное.(25) Ворота были распахнуты настежь.(26) На стенке
сарая висел фонарь со свечкой, он светил, снежинки роились в его свете.(27)
Грузовик с вещами стоял среди двора.
(28)Сережа стоял в
сторонке под снегом.(29) Он изо всех сил помнил про свое обещание и только
иногда всхлипывал длинными, безрадостными, практически беззвучными всхлипами.(30) И
одна-единственная слеза проникла на его ресницы и заблистала в свете фонаря
слеза тяжелая, уже не детская, а мальчишеская, горьковатая, едкая и горделивая
слеза.
(31)И не в силах больше
здесь быть, он оборотился и зашагал к дому, сгорбившись от горя.
(32)Стой!
отчаянно крикнул Коростелев и забарабанил Тимохину. (33)Сергей!(34) А ну!
Живо!(35) Собирайся!(36) Поедешь!
(37)И он спрыгнул
на землю.
(38)Живо!(39) Что
там?! (40)Барахлишко.(41) Игрушки.(42) Единичным духом. Ну-ка!
(43)Митя, что ты!
(44)Митя, задумайся!(45) Митя, ты с ума сошел! заговорили тетя Паша и мама,
выглянувшая из кабины.
(46)Он отвечал
возбужденно и недовольно:
(47)Да ну вас. (48)Это
что же, понимаете.(49) Это вивисекция какая-то получается;Вы как хотите, я не
могу.(50) И все.
(51) Господи ты
боже мой!(52) Он же там погибнет! горланила тетя Паша.
(53)Идите вы,
произнес Коростелев. (54)Я за него отвечаю, ясно?(55) Ни черта он не погибнет.(56)
Глупости ваши.(57) Давай, давай, Сережка!
(58)И побежал в дом.
(59)Сережа бросился в дом,
обежал, задыхаясь, комнаты, на бегу схватил мортышку и вдруг отчаялся, решив,
что Коростелев, наверное, раздумал, мать и тетя Паша его отговорили, и
кинулся опять туда к ним.(60) Но Коростелев теснее бегал ему навстречу, разговаривая:
Давай, давай! (61)Вместе они стали собирать Сережины вещи. (62)Тетя Паша и
Лукьяныч помогали.(63) Лукьяныч складывал Сережину постель и сказал:
(64)Митя, это ты
верно! (65)Это ты молодец!
(66)А Сережа
лихорадочно хватал что попало из собственного имущества и кидал в ящик, который отдала
тетя Паша.(67) Быстрей!(68) Быстрей!(69) А то вдруг уедут?(70) Ведь никогда
нельзя знать точно, что они сейчас сделают. (71)Сердечко билось теснее где-то в
горле, мешая дышать и слышать.
(72)Быстрей!
Скорей! голосил он, пока тетя Паша его укутывала.(73) И, вырываясь, искал
очами Коростелева; грузовик оказался на месте, а Коростелев еще даже не сел и
приказывал Сереже со всеми попрощаться.
(74)И вот он брал
Сережу и запихал в кабину, к маме и Елене, под мамину шаль. (75)Грузовик
покатил, и можно наконец угомониться.
(76)В кабине тесно:
раз, два, три, четыре человека, ого!(77) Очень благоухает тулупом. (78)Тимохин
курит.(79) Сережа кашляет.(80) Он сидит, втиснутый между Тимохиным и матерью,
шапка съехала ему на один глаз, шарф нажимает шею, и не видно ничего, кроме
окошечка, за которым мчится снег, освещенный фонарями.(81) Здорово неловко, но
нам на это наплевать: мы едем.(82) Едем все вкупе, на нашей машине, наш
Тимохин нас везет, а снаружи, над нами, едет Коростелев, он нас любит, он за
нас отвечает, его секет снег, а нас он посадил в кабину, он нас всех привезет в
Холмогоры.(83) Господи ты боже мой, мы едем в Холмогоры, какое счастье!(84) Что
там безызвестно, но, наверное, великолепно, раз мы туда едем!(85) Грозно гудит
тимохинская сирена, и блистающий снег мчится в окошечке прямо на Сережу.
Источник
Наступил день отъезда угрюмый день без солнца огэ сочинение
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 273 424
- КНИГИ 641 994
- СЕРИИ 24 452
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 603 545
Вера Федоровна Панова
*ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ*
По дороге в райком Коростелев забежал, как он выражался, «накрутить хвост» шоферу Тосе Алмазовой.
Алмазова пятый день не выходила на работу. Коростелев посылал за нею, вывесил грозный приказ — ничего не помогало: у Алмазовой шло большое гулянье. Гуляла вся родня, гуляла вся улица в честь благополучного возвращения Тосиного супруга с полей Отечественной войны.
В маленькую кухню светило веселое апрельское солнце. Час был уже поздний, а хозяева только собирались завтракать: накануне легли спать с третьими петухами… Алмазов сидел у стола небритый, неподпоясанный, с туманом вчерашнего хмеля в глазах, но сапоги его были зеркально начищены и к вороту гимнастерки пришит чистый подворотничок. «Антонина старается, наряжает мужа», — подумал Коростелев, с лету заметив все подробности. Две девочки сидели по другую сторону стола, тоже нарядные, старшая в красном галстучке: и детишки дома, в школу не пошли… Тося ухватом передвигала в печи горшки, лицо ее пылало от печного жара. Блаженствуют, черти. В рабочие дни сплошной выходной устроили, законы не для них писаны…
— Доброго здоровья! — сказал Коростелев, с разгону шагнув в кухню и остановившись. — Я по твою душу, Тося. Корми семейство скорым темпом, и айда.
— Стул подай-ка, — сказала Тося старшей дочери. — Радость у меня, не сердитесь, Дмитрий Корнеевич.
Она поставила ухват и стояла перед Коростелевым, глядя ему в лицо виноватыми и сияющими глазами. А глаза у нее были серо-зеленые, обведенные темной каемочкой. И такие же глаза были у двух беленьких детишек, сидевших против отца. Невозможно под взглядом этих глаз заорать: «Да ты что, на самом деле! Вот отдам под суд…» Оставалось сесть на стул, который девочка выставила на самую середину кухни, и бить на психологию.
— Очень рад за тебя и поздравляю, конечно, — начал Коростелев, — но работа есть работа, Тося, так?
— Мне отгул полагается, — сказала Тося. — У Лукьяныча записано, сколько выходных я отработала. Послезавтра выйду.
— Еще бы сказала — через неделю. Ты просто, я тебе скажу, пользуешься своим положением.
Она закинула голову и засмеялась.
— Пешочком ходите? — спросила сквозь смех.
— На самолете летаем.
— Ничего, — сказала Тося, — немножечко пешочком полезно для моциона.
Ока все смеялась счастливым смехом, горло ее вздулось, как у голубя, глаза блестели. «Ай да Тоська! — удивился Коростелев. — Вон она как умеет смеяться!» В первый раз он увидел, что она статная, здоровенная, красивая; а раньше всегда была сутулая, бледная, словно невыспавшаяся…
Вслух он сказал:
— Смеяться не приходится. Вообще, ты стараешься подчеркнуть, что ты незаменимая. И на этом основании позволяешь себе много лишнего. Вот ответь на такой вопрос: кто тебе крышу покрыл, чтобы твоих детей в дождь не заливало?
— Ну? — спросила Тося.
— Кто тебя поддерживал? Где бы ты еще нашла такую должность, что тебе то дров подбросят, то молока, то мяса?
— Молока, мяса, то, се, — сказала Тося голосом бухгалтера Лукьяныча и опять засмеялась.
— Не дразнись: должна ты, в свою очередь, идти навстречу производству?
— Это верно, — сказала Тося, обращаясь к мужу. — Поддерживали они меня, верно.
— А ты в рабочий сезон устраиваешь себе отгулы. Надо же иметь элементарную сознательность. Вот в данный момент сменные доярки на том берегу режут кочки. Доярки! Ихнее дело, скажешь? Трактористы по восемнадцать часов не слазят с трактора. Родилка переполнена. И я должен поспеть ко всем людям и во все места — пешочком!
— Дмитрий Корнеевич, — сказала Тося тихо, — я его четыре года не видела.
Алмазов встал и сделал несколько шагов по тесной кухне. Левая рука его была опущена в карман галифе, в правой дымила папироска… Медленно, как бы просыпаясь и вспоминая, оглядел он низкий беленый потолок, на котором между голубоватыми мазками мела проглядывала кое-где прошлогодняя копоть. Тося следила за мужем немигающим, завороженным взглядом.
— Починено как следует? — негромко спросил Алмазов. — Нигде не течет?
— По-хозяйски починили, ничего, — ответила Тося. — Олифу хорошую дали.
— Побелено неважно, — сказал Алмазов.
— Перебелю, — сказала Тося. — На скорую руку белила, все некогда, некогда, за баранкой днюешь и ночуешь.
— Что ж вы ее так. — сказал Алмазов, обращаясь к Коростелеву. — Она женщина, ей и дома когда-нибудь надо побыть.
— Вот идите к нам за второго шофера, — сказал Коростелев, — тогда сделайте одолжение: сутки отъездила, а на вторые сиди дома, никто не держит.
— При чем же тут я? — сказал Алмазов. — Это не моя специальность.
— А какая ваша специальность?
Алмазов не ответил, перешагнул через длинные ноги Коростелева, ушел в комнату за кухней. Ответила Тося:
— Столяр он. Столяр и плотник.
— Так в чем дело? Милости просим.
— Там видно будет. Пусть отдохнет. Больше года пролежал в госпиталях, шутка?
— А теперь как — в порядке?
— В порядке-то в порядке, да пусть еще погуляет.
— Бережешь его очень.
— А по-вашему, не беречь? — спросила Тося. — Да вы скидайте шинель, садитесь с нами покушать, сейчас пирог выну.
— Некогда мне с вами кушать, — сказал Коростелев, вставая. — И так засиделся. Ну, всего. Завтра чтоб была на работе, слышишь?
— Завтра, завтра! — уже с порога сказал Коростелев начальственным голосом. — А то, имей в виду, нехорошо будет. Завтра с утра!
«Не выдержал, дал-таки ей поблажку, — думал он, быстро шагая по улице. — Начал как надо — „корми семью, и айда“, а кончил — „приходи завтра“. И что за характер дурацкий! Этак все из меня веревки вить будут… А ведь она и завтра не явится, хоть пари держать — не явится. Любит его… Если бы меня так полюбил кто-нибудь, я бы по гроб жизни был благодарен и дорожил…» На секунду ему стало грустно, что его никто не любит. Вот — и молодой, и наружность не хуже, чем у других, а не любит никто. Встречи эти фронтовые… Где та, с золотым до удивления хохолком, с которой он познакомился в Белостоке? Даже на письмо не ответила… Где черноглазая, которая говорила: «Ух, какой вы высокий, а муж еще выше!» — и все показывала карточки мужа… Ерунда это все, грусть одна, а не любовь.
Долго задерживаться на этих мыслях не приходилось: сейчас бюро райкома будет слушать его отчет.
Неделю назад Горельченко, секретарь райкома, приезжал в совхоз. Обошел все фермы, говорил с людьми. Коростелев и Бекишев, секретарь партбюро, ходили с ним и все ему рассказывали. Он слушал внимательно, глядя тяжелым, без улыбки, взглядом, потом сказал:
— Ну что ж, доложите на бюро.
И не сказал, что он думает о делах совхоза. Коростелев, который еще не разобрал, симпатичен ему Горельченко или не симпатичен, немного разочаровался: коллегиальность — коллегиальностью, но разве не может секретарь райкома в частном разговоре высказать свое личное мнение? Кажется, есть за что нас похвалить…
Приехал Горельченко в совхоз в семь утра и пробыл до обеда. Ему предложили пообедать (поварихи специально готовили, хотели угостить повкуснее), он сказал:
— Спасибо, я у чкаловцев пообедаю.
И уехал в колхоз имени Чкалова.
Теперь у Коростелева посасывало под ложечкой: что-то будет на бюро? Хоть бы похвалили, чтобы выйти после заседания с независимым лицом, как вышла прошлый раз заведующая районо, которой записали «признать работу удовлетворительной». Почему Горельченко с ним неласков? Неспроста он тогда отказался от обеда и поехал к чкаловцам. Все районные работники едут к чкаловцам, в совхоз редко кто заглянет. Даже Данилов, директор треста, был всего один раз: он считает, что «Ясный берег» в лучшем положении, чем другие совхозы треста. А по сути дела, тоже положение не из блестящих, где там!
Источник
ГИА онлайн тесты
ГИА онлайн тест по русскому #3 00:00:00
(1)Наступил день отъезда.
(2)Угрюмый день без солнца, без мороза.(3) Снег на земле за ночь растаял, лежал только на крышах тонким слоем. (4)Серое небо. (5)Лужи.(6) Какие там санки: противно даже выйти во двор. (7)И не на что надеяться в такую погоду.(8) Вряд ли уже может быть что-нибудь хорошее.
(9)Все вынесено: и мебель, и чемоданы, и сумки с едой, и узел с Лениными пеленками. (10)Как пусто в комнатах!(11) Только валяются какие-то бумажки да лежит на боку пыльный пузырек от лекарства.(12) И видно, что дом старый, что краска на полу облезла, а сохранилась только там, где стояли тумбочка и комод.
(13)Мама и Коростелев оделись.(14) Коростелев поднял Сережу под мышки, крепко поцеловал и сказал решительно:
— (15)До свиданья, брат. (16)Будь здоров и помни, о чем мы договорились.
(17)Мама стала целовать Сережу и заплакала:
— (18)Сереженька! (19)Скажи же мне «до свиданья!».
— (20)До свиданья, до свиданья! — отозвался он торопливо, задыхаясь от спешки и волнения, и посмотрел на Коростелева. (21)И был награжден — Коростелев сказал:
— (22)Ты у меня молодец, Сережка.
(23)Вышли на крыльцо.(24) Шел снег, все было белое.(25) Ворота были распахнуты настежь.(26) На стенке сарая висел фонарь со свечкой, он светил, снежинки роились в его свете.(27) Грузовик с вещами стоял посреди двора.
(28)Сережа стоял в сторонке под снегом.(29) Он изо всех сил помнил про свое обещание и только изредка всхлипывал длинными, безотрадными, почти беззвучными всхлипами.(30) И одна-единственная слеза просочилась на его ресницы и заблистала в свете фонаря — слеза трудная, уже не младенческая, а мальчишеская, горькая, едкая и гордая слеза.
(31)И не в силах больше тут быть, он повернулся и зашагал к дому, сгорбившись от горя.
— (32)Стой! — отчаянно крикнул Коростелев и забарабанил Тимохину. — (33)Сергей!(34) А ну! Живо!(35) Собирайся!(36) Поедешь!
(37)И он спрыгнул на землю.
— (38)Живо!(39) Что там?! (40)Барахлишко.(41) Игрушки.(42) Единым духом. Ну-ка!
— (43)Митя, что ты! (44)Митя, подумай!(45) Митя, ты с ума сошел! — заговорили тетя Паша и мама, выглянувшая из кабины. (46)Он отвечал возбужденно и сердито:
— (47)Да ну вас. (48)Это что же, понимаете.(49) Это вивисекция какая-то получается;Вы как хотите, я не могу.(50) И все.
—(51) Господи ты боже мой!(52) Он же там погибнет! — кричала тетя Паша.
— (53)Идите вы, — сказал Коростелев. — (54)Я за него отвечаю, ясно?(55) Ни черта он не погибнет.(56) Глупости ваши.(57) Давай, давай, Сережка!
(58)И побежал в дом.
(59)Сережа бросился в дом, обежал, задыхаясь, комнаты, на бегу схватил обезьяну — и вдруг отчаялся, решив, что Коростелев, наверно, передумал, мама и тетя Паша его отговорили, — и кинулся опять туда к ним.(60) Но Коростелев уже бежал ему навстречу, говоря: «Давай, давай!» (61)Вместе они стали собирать Сережины вещи. (62)Тетя Паша и Лукьяныч помогали.(63) Лукьяныч складывал Сережину кровать и говорил:
— (64)Митя, это ты правильно! (65)Это ты молодец!
(66)А Сережа лихорадочно хватал что попало из своего имущества и бросал в ящик, который дала тетя Паша.(67) Скорей!(68) Скорей!(69) А то вдруг уедут?(70) Ведь никогда нельзя знать точно, что они сейчас сделают. (71)Сердце билось уже где-то в горле, мешая дышать и слышать.
— (72)Скорей! Скорей! — кричал он, пока тетя Паша его укутывала.(73) И, вырываясь, искал глазами Коростелева; грузовик оказался на месте, а Коростелев еще даже не сел и велел Сереже со всеми проститься.
(74)И вот он взял Сережу и запихал в кабину, к маме и Лене, под мамину шаль. (75)Грузовик покатил, и можно наконец успокоиться.
(76)В кабине тесно: раз, два, три, — четыре человека, ого!(77) Очень пахнет тулупом. (78)Тимохин курит.(79) Сережа кашляет.(80) Он сидит, втиснутый между Тимохиным и мамой, шапка съехала ему на один глаз, шарф давит шею, и не видно ничего, кроме окошечка, за которым мчится снег, освещенный фарами.(81) Здорово неудобно, но нам на это наплевать: мы едем.(82) Едем все вместе, на нашей машине, наш Тимохин нас везет, а снаружи, над нами, едет Коростелев, он нас любит, он за нас отвечает, его секет снег, а нас он посадил в кабину, он нас всех привезет в Холмогоры.(83) Господи ты боже мой, мы едем в Холмогоры, какое счастье!(84) Что там — неизвестно, но, наверно, прекрасно, раз мы туда едем!(85) Грозно гудит тимохинская сирена, и сверкающий снег мчится в окошечке прямо на Сережу.
Все вынесено: и мебель и чемоданы, и сумки с едой, и узел с Лениными пеленками.
До свидания, до свидания! — отозвался он торопливо, задыхаясь от спешки и волнения, и посмотрел на Коростелева.
Сердце билось уже где-то в горле, мешая дышать и слышать.
И не в силах больше тут быть, он повернулся и зашагал к дому, сгорбившись от горя.
Источник