Меню

От жаркого солнца нас совсем разморило

От жаркого солнца нас совсем разморило

Юрий Павлович Казаков

Разморенный жарким днем, наевшись недожаренной, недосоленной рыбы, бакенщик Егор спит у себя в сторожке.

Сторожка его нова и пуста. Даже печки нет, вырезана только половина пола, навалены в сенях кирпичи и сырая глина. По бревенчатым стенам висит из пазов пакля, рамы новые, стекла не замазаны, тонко звенят, отзываются пароходным гудкам, и ползают по подоконникам муравьи.

Просыпается Егор, когда садится солнце и все вокруг наполняется туманным блеском, а река становится неподвижно-золотой. Он зевает, зевает со сладкой мукой, замирая, выгибаясь, напрягаясь чуть не до судорог. Почти не открывая глаз, торопливо вялыми руками свертывает папиросу и закуривает. А закурив, страстно, глубоко затягивается, издавая губами всхлипывающий звук, с наслаждением кашляет со сна, крепко дерет твердыми ногтями грудь и бока под рубахой. Глаза его увлажняются, хмелеют, тело наливается бодрой мягкой истомой.

Накурившись, он идет в сени и так же жадно, как курил, пьет холодную воду, пахнущую листом, корнями, оставляющую во рту приятно-оскоменный вкус. Потом берет весла, керосиновые фонари и спускается вниз, к лодке.

Лодка его набита мятой осокой, набрала воды, осела кормой и отяжелела. Егор думает, что надо бы вылить воду, но выливать лень, и, вздохнув, поглядев на закат, потом вверх и вниз по реке, он раскорячивается, напрягается больше, чем нужно, и спихивает лодку с берега.

Плес у Егора небольшой. Ему нужно зажечь фонари на четырех бакенах, два из которых стоят наверху, два — внизу. Каждый раз он долго соображает, куда ловчее сначала грести: вверх или вниз. Он и сейчас задумывается. Потом, устраиваясь, стучит веслами, уминает осоку, пихает ногами фонари и начинает выгребать против течения. «Все это трали-вали. » — думает он, разминаясь, разогреваясь, гребя резкими рывками, быстро валясь назад и выпрямляясь, поглядывая на темнеющие, розовеющие, отраженные в спокойной воде берега. Лодка оставляет за собой темный на золоте воды след и аккуратные завитки по бокам.

Воздух холодеет, ласточки носятся над самой водой, пронзительно визжат, под берегами всплескивает рыба, и при каждом всплеске Егор делает такое лицо, будто давно знает именно эту рыбу. С берегов тянет запахом земляники, сена, росистых кустов, из лодки — рыбой, керосином и осокой, а от воды уже поднимается едва заметный туман и пахнет глубиной, потаённостью.

По очереди зажигает и устанавливает Егор красные и белые фонари на бакенах, лениво, картинно, почти не огребаясь, спускается вниз и там зажигает. Бакены горят ярко и далеко видны в наступающих сумерках. А Егор уже торопливо выгребает вверх, пристает возле сторожки, моется, смотрится в зеркало, надевает сапоги, свежую рубаху, туго и набекрень натискивает морскую фуражку, переезжает на другой берег, зачаливает лодку у кустов, выходит на луг и зорко смотрит вперед, на закат.

На лугу уже туман, и пахнет сыростью.

Туман так плотен и бел, что издали кажется разливом. Как во сне, идет, плывет Егор по плечи в тумане, и только верхушки стогов видны, только черная полоска леса вдали под беззвучным небом, под гаснущим уже закатом.

Егор поднимается на цыпочки, вытягивает шею и замечает наконец вдали розовую косынку над туманом.

— Э-ей! — звучным тенором окликает он.

— А-а. — слабо доносится издали. Егор ускоряет шаг, потом пригибается и бежит, будто перепел, тропой. Свернув с тропы, он ложится, обзеленяя коленки и локти о траву, и с колотящимся сердцем всматривается в ту сторону, где показалась ему розовая косынка.

Проходит минута, две, но никого нет, звука шагов не слышно, и Егор не выдерживает, поднимается, глядит поверх тумана. По-прежнему видит он только закат, полоску леса, черные шапки стогов — смутно и сизо вокруг него. «Спряталась!» — с нетерпеливым восторгом думает он, опять ныряет в туман и опять крадется. Он надувается, сдерживая дыхание, лицо наливается кровью, фуражка начинает резать ему лоб. Вдруг он видит совсем рядом съежившуюся фигурку и вздрагивает от неожиданности.

— Стой! — дико вопит он. — Стой, убью!

И, топоча сапогами, гонится за ней, а она с визгом, со смехом убегает от него, роняя что-то из сумки. Он быстро догоняет ее, вместе валятся они на мягкие, пахнущие свежей землей и грибами кротовые кучи и крепко, счастливо обнимаются в тумане. Потом поднимаются, разыскивают уроненное из сумки и медленно бредут к лодке.

Егор очень молод, но уже пьяница.

Пьяницей была и его жена, распущенная потрепанная бабенка, гораздо старше его, утонувшая осенью в ледостав. Пошла в деревню за водкой, обратной дорогой выпила, опьянела, шла и пела песни, подошла к реке против сторожки, закричала:

Читайте также:  Под маской солнца елена терлеева

— Егор, зараза, выходи, глянь на меня!

Егор вышел, радостный, в накинутом полушубке, в опорках на босу ногу, и видел, как она шла, помахивая сумкой, как принялась плясать посреди реки, хотел крикнуть, чтобы поскорее шла, и не успел: на его глазах проломился лед, и мгновенно ушла под воду жена.

В одной рубахе, скинув полушубок и опорки, побежал он босиком по льду, и когда бежал, все потрескивал, мягко колыхался, подавался под ним лед, — упал, дополз на животе до полыньи и только посмотрел на черную дымящуюся воду, только завыл, зажмурился и пополз обратно. А через три дня заколотил сторожку и ушел на зиму к себе в деревню за три километра, на другую сторону.

Весной же, на разливе, перевозил он как-то молодую Аленку из Трубецкого, и когда та стала доставать деньги, Егор вдруг торопливо сказал:

— Ну ладно, ладно. Это все трали-вали! А ты когда зайди ко мне-то: один живу, скучно. Да и постирать там чего, а то завшивеешь без бабы, а я тебе рыбы дам.

А когда недели две спустя Аленка, возвращаясь откуда-то к себе в деревню, зашла под вечер к нему в строжку, у Егора так забилось сердце, что он испугался. И первый раз в жизни засуетился Егор из-за девки, побежал на улицу, развел из щепок костерок между кирпичами, поставил закоптелый чайник, стал расспрашивать Аленку про жизнь, замолкая вдруг на полуслове, смущая ее до слез и сам смущаясь, вымылся и надел чистую рубаху в сенях, а через реку перевез се уже ночью и далеко провожал лугами.

Источник

Джони и Мот — Лилии (Текст, Полная версия)

Будь моим огнем или водопадом
Будь моим самым-самым сладким ядом
Без тебя всё гаснет, будто искры зари
Ты люби меня как белые лилии
Будь моим огнем или водопадом
Будь моим самым-самым сладким ядом
Без тебя всё гаснет, будто искры зари
Ты люби меня как белые лилии

Ты сыпала пустыми фразами
Но всё же столько недосказано
И быть мы вместе не обязаны
Но если вдруг ты уже не горишь
В объятиях чужих, а душою со мною
Ты просто возьми и меня набери
И я брошу весь мир ради тебя одной

Будь моим огнем или водопадом
Будь моим самым-самым сладким ядом
Без тебя всё гаснет, будто искры зари
Ты люби меня как белые лилии

Ветер колыхнёт в памяти моей
Раны-занавески, и мы заново на Невском
Я опять о больном и о личном
Я менял номера и привычки
Слово «люблю», слово «друзья»
Оказались взяты в кавычки
Да пошло всё, как обычно
Ты кусаешь и бьешь, истеричка
Вырубала ты сердце катаной
Но Нева обнимала как мама
И эта добрая грусть мой лучший водитель
Место – Москва, но, увы
Настроение – Питер

Но если вдруг ты уже не горишь
В объятиях чужих, а душою со мною
Ты просто возьми и меня набери
И я брошу весь мир ради тебя одной

Будь моим огнем или водопадом
Будь моим самым-самым сладким ядом
Без тебя всё гаснет, будто искры зари
Ты люби меня как белые лилии
Будь моим огнем или водопадом
Будь моим самым-самым сладким ядом
Без тебя всё гаснет, будто искры зари
Ты люби меня как белые лилии

Источник

От жаркого солнца нас совсем разморило

Расставьте знаки препинания. Укажите два предложения, в которых нужно

поставить ОДНУ запятую. Запишите номера этих предложений.

1) Большинство изделий изготавливалось из меди или серебра из золота или из мягкой низкоуглеродистой стали.

2) Под горячими солнечными лучами нас совсем разморило и очень хотелось прилечь где-нибудь в тени и отдохнуть насладиться прохладой свежестью.

3) Мама причесала Сашеньку вплела ей в косички голубые атласные ленты и помогла надеть праздничное шёлковое платьице и новые чулочки.

4) Существует целый ряд как объективных так и субъективных критериев развития личности и важно учитывать это при работе с детьми.

5) Ребята весь день резвились играли в снежки и прятки но зато уже в девять часов вечера они заснули крепким сном.

Расставим знаки препинания.

1) Большинство изделий изготавливалось из меди или серебра , из золота или из мягкой низкоуглеродистой стали . − Запятая между однородными, попарно соединёнными союзом ИЛИ.

2) [Под горячими солнечными лучами нас совсем разморило ], [и очень хотелось прилечь где-нибудь в тени и отдохнуть, насладиться прохладой, свежестью ]. − Запятая между однородными сказуемыми «отдохнуть, насладиться». Первый союз И связывает основы, поэтому тоже нужна запятая. Второй союз И связывает однородные сказуемые, он одиночный для этого ряда однородных членов. Запятая также ставится между однородными дополнениями. ВНИМАНИЕ! «Под горячими солнечными лучами» не будет общим второстепенным членом, потому что по смыслу подразумевается: под лучами нас разморило, а прилечь хотелось в тени, а не под теми же лучами.

Читайте также:  Как витамин дает солнце

3) Мама причесала Сашеньку, вплела ей в косички голубые атласные ленты и помогла надеть праздничное шёлковое платьице и новые чулочки . − Запятая между однородными сказуемыми. Союз И не является повторяющимся, т,к. находится в разных рядах однородных членов.

4) [ Существуе т целый ряд как объективных, так и субъективных критериев развития личности], и [ важно учитывать это при работе с детьми]. − Первая запятая между однородными, связанными составным союзом КАК. ТАК И. Вторая запятая между основами.

5) [ Ребята весь день резвились, играли в снежки и прятки ], [но зато уже в девять часов вечера они заснули крепким сном]. − Первая запятая между однородными сказуемыми. Вторая запятая между основами. Между однородными дополнениями запятая не нужна, потому что союз И одиночный.

Источник

Напишите сочинение-рассуждение на тему что такое тоска. Приведите 2 аргумента из прочитанного текста.

(1)Разморённый жарким днём, наевшись недожаренной, недосоленной рыбы, бакенщик Егор спит у себя в сторожке. (2)Просыпается, когда садится солнце и всё вокруг наполняется туманным блеском, а река становится неподвижно-золотой. (З)Плёс у Егора небольшой. (4)Ему нужно зажечь фонари на четырёх бакенах, два из которых стоят наверху, два — внизу. (5)Каждый раз он долго и лениво, как будто впервые, соображает, куда ловчее сначала грести: вверх или вниз. (б)Потом стучит вёслами и начинает, как обычно, выгребать против течения. (7)«Всё это трали-вали. » — думает он, гребя резкими рывками. (8)Егор очень молод, но относится ко всему наплевательски, с равнодушием, с насмешкой. (9)Ленив он необыкновенно, а работа бакенщика, лёгкая, стариковская, избаловала его окончательно. (10)Но иногда смутное беспокойство охватывает Егора. (11)Чаще всего бывает это вечером. (12)Тогда он встаёт, выходит на берег, садится или ложится под кустом, завернувшись в полушубок, и чутко слушает и смотрит в темноту на отражённые в реке звёзды, на далёкие яркие огоньки бакенов. (13)Притворяться ему в такие минуты не перед кем, и лицо его становится грустным, задумчивым. (14)Томно у него на сердце, хочется чего-то, хочется уехать куда-нибудь, хочется иной жизни. (15)На Трубецком плёсе медленно возникает и так же медленно пропадает густой, бархатистый, трёхтоновый гудок. (16)Немного погодя показывается пароход, ярко озарённый светом, шипит паром и снова гудит. (17)И глум его, плеск, гудение гулко, знобяще отдаются в прибрежных лесах. (18)Егор смотрит на пароход и ещё сильнее тоскует. (19)Он воображает дальнюю дорогу, воображает, ,как возле машинного отделения сладко, мягко пахнет паром, начищенной медью и утробным машинным теплом. (20)На верхней палубе сидят одинокие пассажиры, они завернулись в пальто, смотрят в темноту, на огоньки бакенов, на редкие красные костры рыбаков, и всё это им кажется прекрасным. (21)Идёт мимо него жизнь! (22)Что за звон стоит в его сердце и над всей землёй? (23)Что так манит, что будоражит его в глухой вечерний час? (24)И почему так тоскует он? (25)А ведь прекрасна же его родина — эти пыльные дороги, исхоженные, истоптанные с младенчества, эти деревни, куда так часто ходил он вечерами, где дрался не раз до крови. (26)Прекрасен же сизый дым костра над рекой, и огни бакенов, и весна с лиловым снегом на полях. (27)Прекрасна и осень с её скукой, с дождиком, с пахучим ночным ветром! (28)Так почему же просыпается он, кто зовёт по ночам его? (29)И смутно ему, какие-то дали зовут его, и города зовут. (ЗО)Зовёт тоска по работе, по настоящему труду — до смертной усталости, до счастья

Источник

Раскинулось море широко.

Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали…
Товарищ, мы едем далёко,
Подальше от нашей земли.

Не слышно на палубе песен,
И Красное море шумит,
А берег суровый и тесный,-
Как вспомнишь, так сердце болит.

Там русские спят адмиралы
И дремлют матросы вокруг.
На них вырастают кораллы,
На пальцах раскинутых рук.

Когда засыпает природа,
И яркая светит луна,
Герои погибшего флота
Встают, пробуждаясь от сна.

Они начинают беседу,
Со дна разговоры слышны.
О жизни матросской — нелегкой
Всю ночь говорят моряки.

На баке уж восемь пробило —
Товарища надо сменить.
По трапу едва он спустился,
Механик кричит: «Шевелись!»

«Товарищ, я вахты не в силах стоять,-
Сказал кочегар кочегару,-
Огни в моих топках совсем не горят;
В котлах не сдержать мне уж пару.

Читайте также:  Бродягам солнце светит только ночью

Нет ветра сегодня, нет мочи стоять,
Согрелась вода, душно, жарко.
Термометр поднялся аж на сорок пять,
Без воздуха вся кочегарка.

Пойди, заяви всем, что я заболел
И вахту, не кончив, бросаю.
Весь потом истек, от жары изнемог,
Работать нет сил, умираю!»

Товарищ ушел, он лопату схватил,
Собравши последние силы,
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его озарило.

Лицо его, плечи, открытая грудь,
Пот с них струившийся градом,
Но если б кто мог в них туда заглянуть,
Назвал кочегарку бы адом.

Котлы паровые зловеще шумят,
От силы паров содрогаясь,
Как тысячи змей пары же шипят,
Из труб кое-где пробиваясь.

А он, извиваясь пред жарким огнем,
Лопатой бросал ловко уголь;
Внизу было мрачно: луч солнца и днем
Не может проникнуть в тот угол.

Окончив кидать, он напился воды,-
Воды опресненной, нечистой,-
С лица его падал пот, сажи следы.
Услышал он речь машиниста:

«Ты, вахты не кончив, не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен;
Ты к доктору должен пойти и сказать,-
Лекарство он даст, если болен!»

За поры он слабо хватая рукой,
Вверх он по трапу забрался:
«Пойду за лекарством в приемный покой,
Снемог от жары, задыхаюсь».

На палубу вышел, сознанья уж нет.
В глазах у него всё помутилось…
Увидел на миг ослепительный свет…
Упал… Сердце больше не билось.

К нему подбежали с холодной водой,
Стараясь привесть его в чувство,
Но доктор сказал, покачав головой:
«Бессильно здесь наше искусство…»

Внезапно механик вскричал — Подлецы!
Задам я ему притворяться! —
И, ткнувши ногою в бок мертвеца,
Велел ему тотчас убраться.

— Не смейтесь вы! —с ужасом доктор вскричал,—
Он мертвый, совсем застывает!
Механик смущенный тогда отвечал:
— А чёрт же их душу узнает!

Я думал, что он мне бессовестно врет,
Он не был похож на больного…
Когда бы я знал, что он в рейсе умрет,
То нанял в порту бы другого.

Всю ночь в лазарете покойник лежал
В матросскую робу одетый.
В руках он дешевую свечку держал,
Воск таял, жарою согретый…

Проститься с товарищем утром пришли
Матросы, друзья кочегара,
Последний подарок ему поднесли —
Колосник горелый и ржавый.

К ногам привязали ему колосник,
Простынкою труп обернули,
Пришел корабельный священник-старик,
И слезы у многих сверкнули.

Был тих, неподвижен в тот миг океан
Как зеркало воды блестели…
Явилось начальство, пришел капитан,
И вечную память пропели.

Доску приподняли дрожащей рукой,
В саване тело скользнуло,
В пучине безвестной, глубокой, большой
Блестнув, и навек утонуло.

И в шуме морского прибоя звучит
Готовьтесь к великому бою
За нас — моряков отомстите своих
Врагам пусть не будет покоя.

Напрасно старушка ждет сына домой,
Ей скажут — она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает…

История
Версия 1

Создана не позднее грани XIX—XX веков на основе популярного в годы Крымской войны 1853-56 гг. романса «После битвы» («Не слышно на палубе песен…», сл. Н. Щербины, 1843, муз. А. Гурилёва, 1852, там же см. первоначальную мелодию). Романс был очень популярен на флоте. Основной сюжет песни «Раскинулось море широко» — новый, не связанный с первоначальным романсом. Автор обработки текста — поэт-любитель Г. Д. Зубарев. Народные варианты короче авторского: реально бытуют 12-15 куплетов из первоначальных 21.

Изысканно-грустная первоначальная мелодия Гурилёва в песне стала значительно проще. Видимо, романс, попав во флотскую среду во время Крымской войны, продолжал изменяться, и к началу 1900-х итогом этих изменений стала песня «Раскинулось море широко».
Версия 2

Написана по реальному случаю, поэтом-любителем Фёдором Предтеча в 1906 году на пароходе «Тигр». На нём плыли матросы сбежавшие с Броненосца «Потёмкин».

После смерти кочегара Василия Гончаренко, друзья Василия попросили Фёдора написать прощально-поминальное стихотворение. Первыми он написал строки:

Всю ночь в лазарете покойник лежал В костюме матроса одетый В руках восковую свечу он держал Воск таял жарою нагретый Проститься с товарищем утром пришли Матросы, друзья кочегара. Последний подарок ему поднесли — Колосник обгорелый и ржавый. К ногам привязали ему колосник, И в белый саван обернули; На палубу вышел священник-старик, И слёзы у многих блеснули. Был чист, неподвижен в тот миг океан, Как зеркало воды блестели, Явилось начальство, пришёл капитан, И «вечную память» пропели.

Далее, после прибытия домой, Предтеча обработал свой текст и добавил остальные куплеты. Через несколько лет о его песне узнал Юрий Морфесси который в 1912 году сделал граммзапись песни.

Источник

Adblock
detector