Под этим южным солнцем мы
МЫ ПОКОРИЛИ ЭТОТ ГРОЗНЫЙ ПИК ПУСТЯК
Мы покорили этот грозный пик Пустяк,
Его ужасный склон горы Холодной круче.
Мы на него взошли на четырех костях,
Другим приемам пусть нас секция научит.
Под южным солнцем мы продрогли до кости.
Ну что ты стал, как поц, и дрыгаешь, как цуцик?
Мы не сумели даже примус развести,
Но это ницего, нас секция научит.
А вот вчера увидел в деле нас начспас,
И разразился словно он хмельной поручик,
Как отвечать ему, не знаем мы сейчас,
Но это ничего, нас секция научит.
Мы свой этап, как нам положено, пройдем,
И нам тогда уже значки, как пить дать, вручат.
Куда цепляют их пока-что не поймем,
Но это ничего, нас секция научит.
Кого я вижу? Нет, мне снится Эверест,
По нем участники толпой ползут сквозь тучи,
Для нас с тобою там свободных нету мест,
А как попасть туда, нас секция научит.
Нам не попасть туда ни разу, так и знай.
Туда берут любимых, старых, злокипучих,
Но и для них ведь Эверест — совсем не рай, —
Как стать таким, тебя здесь точно не научат.
Аудио в исполнении Владимира Ронкина.
Антология «Времена года», том XII, «Декабрь», ФигИздат, Харьков-Мюнхен, 1994. Приводится по сайту альпклуба «Универ КЛАС», Харьков.
Песня альпсекции Харьковского госуниверситета. На мотив какой-то бардовской песни.
Источник
Текст песни Александр Розенбаум — Месье Жан
А ну-ка, сделайте мне фото, месье Жан,
Меня заделайте, чтоб было как в Париже.
А ну-ка, сделайте мне фото, месье Жан,
Сейчас я Ваш, мон шер, и я иду поближе.
А ну-ка, сделайте мне фото, месье Жан,
Я должен видеть эту девочку счастливой.
С ней порезвиться ночку я б не возражал.
Давай быстрее, Жан, но чтоб не очень криво.
Кого я вижу! Не, мне снится. Константин!
Ну что ты встал, как потс, и дрыгаешь, как цуцик!
Куда Вы дели, Костя, модный габардин,
Который брали мы на Малой Арнаутской?
Я Вас предупреждаю, Костя, тет-на-тет,
Что, если дальше будет что-то в том же духе,
Я буду вынужден так спортить Ваш портрет,
Что даже чернозем, и тот не станет пухом.
Я буду вынужден так спортить Ваш портрет,
Что даже чернозем, и тот не станет пухом.
Не смею больше Вас задерживать, месье,
Ну покажите, как выскакивает птичка.
Извольте дюжину пирожных для Люсьен,
Как жаль, что не смогу презентовать их лично.
Под солнцем южным, как под грудью у мадам, —
Немного жарко, но до одури приятно,
И все фланируют под ним туда-сюда,
А я фланирую под ним туда-обратно.
И все фланируют под ним туда-сюда,
А я фланирую под ним туда-обратно.
Откройте свой фотографический секрет,
И я скажу Вам строго конфиденциально:
Уж скоро час, как на изысканный мольберт
Всех нас рисует уголовка натурально.
Я исчезаю в духе стильных парижан,
Ведь я сегодня вист, и два туза в кармане.
Не поминайте лихом Оську, месье Жан,
Я мимо них сейчас растаю, как в тумане.
Не поминайте лихом Оську, месье Жан,
Я мимо них сейчас растаю, как в тумане.
Перевод текста песни Александр Розенбаум — Месье Жан
Come on, do me a picture , Monsieur Jean ,
Backfill me , so it was in Paris.
Come on, do me a picture , Monsieur Jean ,
Now I’m Yours , mon cher , and I go closer.
Come on, do me a picture , Monsieur Jean ,
I have to see this little girl happy.
With her frolic Nochka I would not mind .
Hurry , Jean , but that is not very crooked.
Who do I see? No, I’m dreaming . Konstantin !
What do you got , like Potts and jerk as tsutsik !
Where do you Delhi , Kostya , trendy gabardine,
Which took us to Little Arnaut ?
I warn you , Kostya , tete — to — tete ,
What if something will continue in the same spirit ,
I’ll be forced to do so either sport portrait
That even the black earth , and he will not rest in peace .
I’ll be forced to do so either sport portrait
That even the black earth , and he will not rest in peace .
I dare not detain you longer , sir ,
Well show how bird pops .
Kindly dozen cakes for Lucien
What a pity that I can not present them personally .
Under the sun of the south , as under the breasts Madam , —
A little hot , but nice to stupor ,
And flaniruyut underneath fro
I drift along beneath roundtrip .
And flaniruyut underneath fro
I drift along beneath roundtrip .
Open your photographic secret
And I ‘ll tell you in strict confidence :
It will soon be time , as an exquisite easel
Ugolovka draws us all natural.
I disappear in the spirit of stylish Parisians
After today I whist , and two aces in the pocket.
Oska not think badly of me , Monsieur Jean ,
I now pass them melt away as in a fog.
Oska not think badly of me , Monsieur Jean ,
I now pass them melt away as in a fog.
Источник
Александр Розенбаум — Месье Жан
Месье Жан | Александр Розенбаум | 3:53 |
Текст песни Александр Розенбаум — Месье Жан
А ну-ка, сделайте мне фото, месье Жан,
Меня заделайте, чтоб было как в Париже.
А ну-ка, сделайте мне фото, месье Жан,
Сейчас я Ваш, мон шер, и я иду поближе.
А ну-ка, сделайте мне фото, месье Жан,
Я должен видеть эту девочку счастливой.
С ней порезвиться ночку я б не возражал.
Давай быстрее, Жан, но чтоб не очень криво.
Кого я вижу! Не, мне снится. Константин!
Ну что ты встал, как потс, и дрыгаешь, как цуцик!
Куда Вы дели, Костя, модный габардин,
Который брали мы на Малой Арнаутской?
Я Вас предупреждаю, Костя, тет-на-тет,
Что, если дальше будет что-то в том же духе,
Я буду вынужден так спортить Ваш портрет,
Что даже чернозем, и тот не станет пухом.
Я буду вынужден так спортить Ваш портрет,
Что даже чернозем, и тот не станет пухом.
Не смею больше Вас задерживать, месье,
Ну покажите, как выскакивает птичка.
Извольте дюжину пирожных для Люсьен,
Как жаль, что не смогу презентовать их лично.
Под солнцем южным, как под грудью у мадам, —
Немного жарко, но до одури приятно,
И все фланируют под ним туда-сюда,
А я фланирую под ним туда-обратно.
И все фланируют под ним туда-сюда,
А я фланирую под ним туда-обратно.
Откройте свой фотографический секрет,
И я скажу Вам строго конфиденциально:
Уж скоро час, как на изысканный мольберт
Всех нас рисует уголовка натурально.
Я исчезаю в духе стильных парижан,
Ведь я сегодня вист, и два туза в кармане.
Не поминайте лихом Оську, месье Жан,
Я мимо них сейчас растаю, как в тумане.
Не поминайте лихом Оську, месье Жан,
Я мимо них сейчас растаю, как в тумане.
Источник
Под этим южным солнцем мы
Семёнов Андрей Пятая рота
Светлой памяти сержанта Владимира Грынышака, 29 марта 1987 года двадцатилетним пацаном шагнувшего в Вечность
«Под солнцем южным как под грудью у мадам: все так же жарко, но до одури приятно» А. Розенбаум.
Я благодарю свою маму — Малыханову Нину Борисовну, сохранившую все мои армейские письма и своего брата — Семёнова Александра Вячеславовича за помощь в сборе материала для книги.
1. Государственная граница Союза ССР
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа начнем, помолясь.
1985 год. Октябрь. Термез, Узбекская ССР.
Мы сидели на берегу Амударьи.
Широкая и полноводная Великая Река Востока отражала синеву осеннего южного неба и несла свои мутные коричневые воды мимо нас, чтобы через многие сотни километров впасть в Аральское море. Растасканная в среднем своем течении Каракумским каналом и разворованная на десятки каналов помельче для нужд ирригационного земледелия, пройдя сотни километров через раскаленную пустыню и потеряв свою полноводность, она через полторы тысячи километров от этого места окончательно терялась в солончаках Каракалпакии и не могла уже напитать собой пересыхающий Арал.
За Амударьей вправо и влево, насколько хватало глаз, раскинулся Хайратон — перевалбаза Сороковой армии. До войны — скромный кишлак — Хайратон превратился в настоящий небольшой город. По нему пролегала и в нем же заканчивалась единственная на весь Афган железная дорога, по которой завозились продукты, обмундирование и боеприпасы. В Хайратоне было все — от новеньких полевых кухонь и «Волг» в заводской смазке до квашеной капусты и иголок. Одним словом: перевалбаза, призванная питать и обеспечивать боевую и повседневную жизнь десятков тысяч человек в советской военной форме, живущих в чужой стране.
«Мы» — это сотни четыре сержантов и классных специалистов, вчерашних выпускников учебных подразделений Краснознамённого Туркестанского военного округа.
Среди нас были танкисты из Теджена, мотострелки из Иолотани и Маров, зенитчики, саперы, связисты, разведчики из Первого Городка Ашхабада.
Десантуры среди нас, правда, не было. Десантников готовили под Ташкентом, в Чирчике. Наш эшелон, вышедший из Ашхабада третьего дня, просто не мог их забрать, иначе пришлось бы делать крюк в полторы тысячи километров. Десантников забрасывали проще — прямо самолетом из Ташкента в нужную точку. Чаще всего в Кабул или Кандагар. Поэтому, на плацу табунилась краса и гордость исключительно Сухопутных Войск Вооружённых Сил СССР.
Краснознаменная наша, Орденов Суворова и Кутузова учебная дивизия, со славой пройдя по полям Великой Отечественной и, осев в туркменской жаркой глуши, выдавала на-гора каждые полгода молодое пополнение классных специалистов и сержантов для героической Сороковой Армии, доблестно выполнявшей интернациональный долг в братском нам всем, вместе взятым, Афганистане.
На берегу реки, это я, пожалуй, слегка «задвинул». До этого берега было метров полтораста, а нас согнали на огромный плац. По периметру плац был огорожен колючей проволокой. По углам стояли сторожевые вышки, на которых прогуливались пограничники с автоматами. Как в зоне. Непонятно только было: кого они сейчас стерегли? Мы были из тех, кого в Армию призывали, а не забирали. Никому из нас не оторвали руку, когда волокли в военкомат, и конвой не отбивал наших задниц сапогами, сопровождая на службу. На сборные пункты мы явились точно по повестке и были направлены в учебные подразделения, набираться ума-разума. Афган мы выбрали сознательно, по крайней мере не обнимали командиров за коленки и не посылали своих матерей в штаб во время отправок, и, если нас и подколачивал небольшой мандраж, то страха перед войной и Афганом в нас не было ни в ком. Нас привезли сюда не прямиком из военкомата, а полгода готовили к этой войне. По ту сторону речки воюют такие же пацаны, как и мы. Так чем мы хуже? Бежать из нас уж точно никто не собирался. Если уж дезертировать, то разумнее это было сделать из военного городка, на худой конец — из эшелона, да и патронов в автоматных рожках у погранцов, скорее всего, нет: знаем, сами в караулы ходили. Но наши «братья по оружию» в зеленых погонах смотрели на нас с высоты вышек высокомерно и презрительно, как на баранов, согнанных в кошару и предназначенных на убой.
Дезертировать никто из нас и в уме не держал: мы знали, на что шли. Войны мы не боялись. Наоборот, в восемнадцать лет каждому нормальному пацану хочется «проверить себя», доказать всем и, прежде всего самому себе, что ты не тряпка, не трус, не чмо, а нормальный мужик и достойный пацан. Война, которая начиналась в нескольких сотнях метрах от плаца — сразу за Амударьей — давала к тому прекрасный шанс: иди, и два года доказывай. И большинство из нас мечтало попасть служить непременно в ДШБ — десантно-штурмовую бригаду, которая, в нашем представлении, месяцами не вылезала из боев и где уж точно служили только настоящие герои, пропитанные порохом и гарью. Умелые, выносливые и беспощадные.
Источник
Маргарет Пембертон — Под южным солнцем
Маргарет Пембертон — Под южным солнцем краткое содержание
Это — история двух сестер из страны, пылающей в пожаре войны. История опасных приключений, которые подобно водовороту закружили девушек. История ошибок и сомнений, радостей и страданий, страсти и любви, не однажды утраченных и, однако, вновь обретенных. Ибо никакая трагедия не в силах помешать женщинам, которые борются за свое долгожданное счастье. За право бытье теми, кому подарили свои сердца…
Под южным солнцем — читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
ПОД ЮЖНЫМ СОЛНЦЕМ
Хотя от особняка Василовичей до королевского дворца рукой подать и ранним летним утром в Белграде было довольно прохладно, протокол предписывал сестрам Василовичам преодолеть это расстояние в открытом ландо.
Когда лошади свернули на улицу Князя Милана [1], Наталья Василович недовольно сморщила свой хорошенький носик.
— Почему мы должны терпеть название улицы в честь одного из Обреновичей? Почему ее не переименовали, скажем, в честь короля Александра или дяди Петра, или даже Сандро?
Катерина Василович с усмешкой посмотрела на свою младшую семнадцатилетнюю сестру.
— Если менять названия белградских улиц всякий раз, когда на трон вместо Карагеоргиевичей будут всходить Обреновичи, а затем снова Карагеоргиевичи, народ окончательно запутается, — сказала она таким бесстрастным тоном, что Наталья возмутилась.
— Как ты можешь относиться к этому равнодушно? — воскликнула она. — В твоих жилах течет половина той же крови, что и у дяди Петра и у Сандро, а ты ведешь себя так, будто принадлежишь только к роду Василовичей.
— Да, я чувствую себя именно так, — сказала Катерина, и ее серо-зеленые глаза слегка потемнели.
— А я нет! — В отличие от сестры глаза Натальи были не сероватого, а золотистого оттенка, и сейчас они вспыхнули огнем.
Катерина перехватила поудобнее перламутровую ручку раскрытого над ней зонтика и нахмурилась, наморщив лоб. То, что сестра унаследовала от прадеда по материнской линии его вспыльчивый, необузданный нрав, было очевидно с раннего детства. И она знала, что их мать, так же как и отец, искренне об этом сожалела.
Пока ландо Василовичей ехало мимо Российской дипломатической миссии, приближаясь к воротам дворца, Катерина думала о том, почему все Карагеоргиевичи такие несдержанные, не считая, конечно, ее матери. Вспыльчивость не была присуща ни ей, ни самой Катерине, но послужила причиной насильственной смерти их прадеда и многочисленных родственников мужского пола.
— Как жаль, что я не могу выйти замуж за Сандро, — с тоской произнесла Наталья, забыв о недавнем раздражении и переключившись на более злободневную тему. — Разве так уж важно, что мы родственники? Члены королевской семьи всегда сочетались между собой браком, и я была бы замечательной королевой.
— Тетя Зорка тоже была бы великолепной королевой, — сказала Катерина, в то время как гвардейцы в парадной форме открыли высокие ворота и их ландо въехало в дворцовый парк.
Прошло несколько секунд, прежде чем Наталья ответила.
Тетя умерла задолго до того, как родились они с Катериной, но их мать, хорошо знавшая Зорку, часто рассказывала о ее необычайной красоте и о том, как страстно та ждала дня, когда ее муж прогонит Обреновичей с сербского трона и вернет корону Карагеоргиевичам. Через четырнадцать лет после смерти жены ему наконец это удалось. Сейчас в Сербии нет королевы и не будет до тех пор, пока Сандро не взойдет на престол и не сделает королевой девушку, на которой женится.
— Да, — медленно произнесла Наталья, — но я сомневаюсь, что Зорка удовлетворилась бы только титулом королевы Сербии. Она хотела быть правительницей всех южных славян: сербов, хорватов, словенцев, черногорцев, боснийцев, герцеговинцев…
Ее лицо приняло такое восторженное выражение, что Катерину внезапно охватило дурное предчувствие. Черногория, как и Сербия, являлась независимым королевством, а не частью Османской империи, но Босния и Герцеговина, перестав быть турецкими владениями, шесть лет назад отошли к Австро-Венгрии и сделались частью огромной империи Габсбургов.
В белградских кофейнях постоянно собирались молодые фанатики, которые строили планы освобождения своих братьев-славян от австрийцев, и Катерина не хотела видеть среди них свою юную, очень впечатлительную, не знающую жизни сестру.
— Ради Бога, перестань забивать себе голову несбыточными мечтами, — сказала она с не свойственной ей резкостью, когда ландо, качнувшись, остановилось. — И не вздумай обсуждать с Сандро проблему объединения южных славян. Мы здесь только для того, чтобы поговорить о его визите в Санкт-Петербург и узнать, какую из царевен прочат ему в жены.
Наталья ничего не ответила. Катерина была двумя годами старше и всегда пыталась ее сдерживать, а она уже давно перестала обращать внимание на замечания сестры. Встав с сиденья, она расправила длинную, до лодыжек, юбку своего платья из желтого парижского шелка и еще раз удивилась тому, насколько все-таки Катерина отличается от нее как по внешнему виду, так и по характеру. Сестра унаследовала отцовские черты. Все Василовичи были высокими и стройными. Мужчины отличались элегантностью, а женщины — грациозностью и умением сохранять спокойствие и хладнокровие в любой ситуации.
Наталья уже не впервые подумала о том, почему каким-то таинственным образом и по внешности, и по характеру она не похожа на Василовичей. Когда она говорила, что чувствует себя в большей степени представительницей Карагеоргиевичей, это было абсолютной правдой. Все женщины этого семейства были низкорослыми, с черными вьющимися, как у цыган, волосами и с безрассудным, импульсивным характером.
Ее прадед Георгий прославил свое имя, которое известно вот уже на протяжении последних ста лет. Бывший крестьянин, он стал повстанцем и получил прозвище Кара, что означает «черный». Карагеоргий поднял сербов на восстание против турок.
Перебив турецкий гарнизон и захватив Белград, он провозгласил себя королем Сербии, на какое-то время избавившись от османского владычества, длившегося три с половиной столетия.
— Но характер его подвел, — грустно отвечал отец, когда малышка Наталья расспрашивала его о семье матери. — Прогнав захватчиков, он затеял свару со своими сторонниками, а когда турки попытались вновь захватить Сербию, многие сербы пошли за другим предводителем, Милошем Обреновичем.
— И тогда прадедушка был вынужден покинуть Сербию? — спрашивала девчушка, сжав свои маленькие кулачки при мысли об этом зловредном выскочке Милоше Обреновиче.
— Да, — мягко отвечал отец, обнимая ее за плечи. — Но ты должна помнить, Наталья, что Милош Обренович никогда не смог бы провозгласить себя королем Сербии, будь твой прадед более сдержанным. Из-за своей вспыльчивости он лишился народной поддержки, и его семейство утратило свое неоспоримое право на сербский трон.
Выйдя из ландо вслед за сестрой, Наталья подумала о том, какая из четырех дочерей русского царя должна стать невестой Сандро, а значит, и королевой Сербии. Пожалуй, самая старшая из них, пятнадцатилетняя Ольга, подходила для этого как нельзя лучше.
Источник