Тема: Луиджи Ноно «Под жарким солнцем любви»-премьера оперы в Зальцбурге
Опции темы
Поиск по теме
Луиджи Ноно «Под жарким солнцем любви»-премьера оперы в Зальцбурге
1 из 5 Несмотря на революционный пафос оперы Луиджи Ноно «Под жарким солнцем любви», премьера в Зальцбурге выглядела вполне буржуазно. Фото: Reuters
Премьера опера
В Зальцбурге прошла премьера оперы Луиджи Ноно «Под жарким солнцем любви». Маркс, Ленин, Че Гевара стали не просто героями оперы, но и участниками самого буржуазного фестиваля в мире. В сочетании несочетаемого убедился специально для «Ъ» АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ.
Классик итальянской музыки Луиджи Ноно (1924-1990) плохо известен в современной России. В советскую эпоху его почитали и исполняли, поскольку Ноно увлекался марксизмом, ездил с концертами на фабрики и писал статьи, пусть и не совсем верные по содержанию, но по крайней мере с использованием цитат правильных авторов. Неудивительно, что опера Луиджи Ноно «Под жарким солнцем любви» навсегда связана с Россией. Ее премьера прошла в 1975 году в миланском Teatro Lirico в постановке Юрия Любимова и художника Давида Боровского. Спектакль так понравился композитору, что тот в течение нескольких лет не хотел других версий. Сегодня вдова Луиджи Ноно, дочь композитора Арнольда Шенберга Нурия вспоминает, каких трудов стоило заполучить для постановки в середине 70-х знаменитого советского режиссера. Хотя сюжет, казалось бы, располагал: в ходе действия цитировались не только Артюр Рембо и Бертольт Брехт, но и Маркс, и Ленин, и Георгий Димитров.
Героями же «Жаркого солнца любви» стали пять женщин разных времен и народов. Среди них и реальные исторические персонажи, от героини Парижской коммуны знаменитой анархистки Луиз Мишель (1830-1905) и боевой подруги Че Гевары немки Тани Бунке (1937-1967), и персонажи литературные. Но едва ли не главная в этой компании героиня, если глядеть из русской перспективы,— это Пелагея Ниловна из горьковского романа «Мать».
В Зальцбурге это на редкость антибуржуазное произведение поставили английский режиссер Кейт Митчелл и дирижер Инго Мецмахер. Поддержку им оказал банк Credit Suisse — вряд ли бы такое было возможно еще четверть века назад. Поскольку Ноно не только фактически отказался от традиционного либретто с диалогами, приблизившись скорее к оратории, но и назвал свою оперу вовсе даже не оперой, а «сценической акцией», постановщики решили уважить классика. Тем более что Мецмахер, признанный специалист по современным операм, уже играл Ноно в Зальцбурге: в 1993-м он дебютировал здесь с его «Прометеем». То, что происходит на сцене,— именно акция. Оркестр не просто сидит в яме, но словно выплескивается из нее в боковые карманы сцены, которые открыты зрительскому взгляду. Среди инструментов немало диковинных, особенно по части ударных. Композитор мечтал в свое время о радикальном обновлении состава оркестра. Своего он, кажется, добился. Администраторы «Под жарким солнцем любви» вынуждены писать при переездах огромными буквами: «Не трогать! Не садиться! Ничего не ставить! Это музыкальный инструмент!»
Пять комнат в левом углу огромной сцены Фельзенрайтшуле (бывшей школы верховой езды, переделанной сегодня в театр) обозначают жизненное пространство пяти революционерок. Все, что с ними происходит, снимается на видео, тут же монтируется и вживую передается на экран. Главный оператор — Лео Уорнер (кажется, опероманам придется теперь привыкать к тому, что в программках теперь навсегда пропишутся операторы). Визуальный ряд настолько изыскан, так напоминает порой советский авангард 20-х годов, что поневоле теряешься. А на чем мы, собственно, присутствуем? Это и впрямь опера или показ художественного фильма, который озвучивает один из самых знаменитых оркестров мира — Венский филармонический и в котором поет поразительный по своей красоте квинтет женских сопрано? Элин Ромбо, Анна Прохазка, Таня Андрийич, Сара Тайнан и Вирпи Райсанен могли бы претендовать на «Грэмми», если бы оперу Ноно записали бы на диск. Но Мецмахер против аудиозаписи, ведь она не сможет передать той гигантской работы, которой потребовала зальцбургская постановка. Правда, если сидеть не в первых рядах партера, то мало что видишь вне экрана. Впору бежать за биноклем, желательно морским. Комнаты с пятью революционерками оказываются слишком далеко, все в них темновато, лишь угадываются силуэты. Да и хор, хоть и освещен лучше, сидит на одном месте, но когда начинает вращать руками, то не сразу и разглядишь, зачем и куда он ими движет.
Тем не менее «Под жарким солнцем любви» производит сильное впечатление. Говорят, молодые зрители уже успели сравнить эту «сценическую акцию» с фильмами Дэвида Линча. Другое дело, что установка Митчелл на аполитичность ей, как профессионалу своего дела, блестяще удалась. Она хотела рассказать «всего лишь» историю пяти женщин, вовлеченных либо вовлекшихся в водоворот большой политики. Финал большинства из них в реальной жизни трагичен: одинокая смерть от старости в забытой богом гостинице, как у Мишель, или гибель в бою, как у Тани Бунке, чье тело потом неделю плыло по бесконечной реке Рио-Гранде. Это исследование эмоционального, интерес к психологии (крупные планы видео к этому располагают) и определили стилистику спектакля. Многих такая подчеркнутая аполитичность вполне устраивает. Другое дело, насколько это обедняет мысль самого Луиджи Ноно.
Постановку «Под жарким солнцем любви» Зальцбург готовил вместе с берлинской оперой «Унтер-ден-Линден». Но размеры собственной сцены не позволят берлинцам показать Ноно у себя, придется для него искать какой-нибудь ангар на окраине города. Возможно, при переезде туда постановка обретет по дороге немного недостающей ей радикальности.
Источник
Под жарким солнцем любви опера
Иные звуки, иная музыка
Красное, зелёное, жёлтое, лиловое
Зальцбургский фестиваль в Wikipedia
До конца Зальцбургского фестиваля ещё две недели, но его главное событие, вероятно, уже можно назвать: речь о новой постановке сочинения Луиджи Ноно «Под жарким солнцем любви».
Она украшает оперную программу, хотя на оперу не слишком похожа; авторскому определению «сценическая акция» постановщики следуют честно.
Результат напоминает скорее театрализованное исполнение оратории, где в равной степени важны музыка, видео и происходящее на сцене.
В спектакле режиссёра Кэти Митчелл они соединились настолько органично, что более адекватное воплощение сочинения Ноно трудно себе представить.
Четырежды «Жаркое солнце»
В отличие от других оперных премьер зальцбургского лета, играющихся от шести до девяти раз, «Жаркое солнце» исполняется лишь четырежды: спектакль выстроен столь замысловато, что каждый его показ — настоящий подвиг.
Вероятно, иначе не имело смысла браться за сочинение Ноно: не столько оперу, сколько масштабный коллаж из народных песен, текстов Брехта, Ленина, Горького, Маркса, Фиделя Кастро, Артюра Рембо и других авторов.
Здесь воедино слиты события Парижской коммуны, русской революции 1905 года, боливийской борьбы Че Гевары, а среди героев встречаются даже горьковские Ниловна и её сын Павел Власов. Ниловна — одна из центральных фигур спектакля, посвящённого судьбе женщин в эпоху революций.
Тут можно услышать, даже как поют хором Антонио Грамши, Георгий Димитров и Фидель Кастро. Среди композиторов второй половины ХХ века сочинить это, вероятно, мог только Луиджи Ноно — убеждённый антифашист и коммунист, член компартии Италии с 1952 года и позже член ЦК.
В своём творчестве Ноно старался связать, казалось бы, несоединимое: додекафонию, в течение долгих лет неприемлемую для советского музыкознания, с коммунистической идеологией.
Первое его зрелое сочинение — кантата «Прерванная песнь» на тексты писем узников концлагерей; позже были «Испания в сердце», «На мосту Хиросимы», «Помни, что сделали с тобой в Освенциме», «Освещённая фабрика».
Ноно устраивал профсоюзные дебаты среди итальянских рабочих, регулярно посещал страны соцлагеря — и в то же время оставался композитором отнюдь не социалистическим.
«Под жарким солнцем любви» — в Советском Союзе эта музыка прозвучать бы не могла, хотя Ноно и мечтал о постановке в Театре на Таганке; впрочем, ему всё же удалось пригласить Юрия Любимова для работы над премьерой в Ла Скала.
С тех пор «Жаркое солнце» ставилось считанные разы, и нынешний спектакль — важнейшая веха в истории сочинения. Он идёт в Фельзенрайтшуле — бывшей школе верховой езды, ныне одной из главных зальцбургских площадок: даже Большой зал фестивального дворца с его огромной сценой для этой постановки мал.
Музыкальная составляющая. Сценография
На переднем плане, почти на одном уровне со сценой — оркестр, который не стали прятать в яму: он такой же герой «акции», как и те, кто на сцене. Следует отметить великолепную игру «Венских филармоников», нечасто имеющих дело с подобной музыкой.
Дирижёр Инго Метцмахер, признанный специалист по репертуару последнего столетия, рассказывает, что перед началом работы спросил оркестрантов, не хотят ли те отказаться от Ноно, однако венцы взялись за работу с большим энтузиазмом.
Особый энтузиазм у самого Метцмахера вызывает дополнительная группа ударных, помещённая на балкон слева от сцены; справа — ещё одна, поменьше.
При необходимости Метцмахер был бы счастлив дать «Жаркое солнце» и в концертном исполнении, хотя слушать это сочинение не видя имеет меньше смысла, чем в случае с любой обычной оперой.
Здесь нет развивающегося сюжета, нет постоянных героев, а за поющими не закреплена ни одна из ролей — их беззвучно играют другие.
В правой части сцены находятся хор и солисты, каждый из которых может петь от лица самых разных персонажей; над ними — огромный экран.
Слева пять комнат, где обитают героини спектакля: в первом акте это персонажи исторические — Таня Бунке, боевая подруга Че Гевары, и Луиза Мишель, легенда Парижской коммуны.
Во втором — вымышленные: Ниловна из горьковского романа «Мать», проститутка Деола и безымянная беременная, чьи муж и сын — участники забастовки на фабрике «Фиат».
Однако какого бы то ни было активного действия в этих комнатах нет: женщины неторопливо стирают, пьют чай, смотрят фотографии, готовят, читают письма.
Об их политической активности нам напоминают лишь изредка — например, когда Луиза Мишель достаёт из тайника в полу пистолет, а Ниловна прячет тираж нелегальной газеты «Гудок».
Действия и действительность
Куда более оживлённая обстановка не внутри комнат, а снаружи, где носится команда видеооператоров; зачастую их видно из зала лучше, нежели самих героинь.
Даже зная об этом фокусе заранее, не сразу понимаешь, что изображение на экране синхронно передаётся именно с их камер, а не подготовлено заранее (главный оператор — Лео Уорнер).
Экран специально сделан неровным, шероховатым; благодаря этому и другим эффектам то, что снимается здесь и сейчас, на выходе напоминает очень старое кино, с блёклыми цветами, царапинами и помехами.
Буквально каждый кадр — произведение искусства: будь то Ниловна с самоваром на фоне заснеженного окна, Таня Бунке за пишущей машинкой или стирающая бельё итальянка.
Сама по себе музыка Ноно в течение почти двухчасового спектакля может утомить, но благодаря видеоряду этого не происходит.
Другое дело, что он, как и спектакль в целом, посвящён исключительно женским образам; политическое содержание на втором, если не на последнем, месте.
Не сходящий с места хор иногда превращается на несколько секунд в бунтующую толпу, но революционных масс, как в прежних постановках «Жаркого солнца», на сцене нет и не предполагается.
Неизвестно, как сам Луиджи Ноно отнёсся бы к тому, что его антибуржуазное сочинение поставлено на одном из самых дорогих фестивалей мира, как и к тому, что от конструкции «судьбы женщин в эпоху революций» осталась лишь первая часть.
Однако сейчас Зальцбург, возможно, единственное место, где осуществим столь трудоёмкий проект. Результатом стала постановка хоть и аполитичная, но необыкновенно цельная и убедительная.
Спектакль «Под жарким солнцем любви» не похож ни на один из тех, что шли за последние годы в Зальцбурге.
Впрочем, одну из недавних фестивальных акций он всё же напоминает: четыре года назад здесь показывали немой фильм 1929 года «Новый Вавилон», где события Парижской коммуны иллюстрировала музыка Шостаковича в живом исполнении.
Тогда оркестр аккомпанировал готовому фильму; теперь и фильм, и его сценическое и музыкальное сопровождение рождаются на наших глазах.
Тем выше вероятность возникновения любого рода неожиданностей — вроде той, что одновременно с последним аккордом спектакля, уходящим в тишину, в церкви неподалёку зазвонят колокола.
Как будто бы случайность, но именно такие совпадения ценнее всего и в искусстве, и в жизни.
Источник