Меню

Поэзия 19 века солнце русской поэзии

Солнце русской поэзии и Наше всё. Контексты

В русском языке есть как минимум два устойчивых словосочетания, рожденные еще в девятнадцатом веке и ярко свидетельствующие о том месте, которое определил Пушкину народ устами своих лучших людей.

Одно из этих словосочетаний – Солнце русской поэзии – появилось в обстоятельствах трагических, на следующий день после смерти Поэта, в «Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду («Русский инвалид» издававшаяся в те времена с Санкт-Петербурге официальная газета Военного министерства).

Контекст, в котором возникло это выражение являл собой, в некотором смысле, извещение о смерти. Вот как оно выглядело, это извещение: «Солнце русской поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно: всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! Наш поэт! Наша радость, наша народная слава. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! К этой мысли нельзя привыкнуть! 29 января 2 ч. 45 м пополудни».

Извещение не было подписано, его автором традиционно считался сам редактор «Литературных прибавлений» Андрей Александрович Краевский. Извещение вызвало гнев министра народного просвещения С. С. Уварова. Краевский был вызван к председателю Петербургского цензурного комитета, который довёл до него недовольство министра: «К чему эта публикация о Пушкине. Но что за выражения! „Солнце поэзии!“ Помилуйте, за что такая честь. »

Время всё расставило по своим местам, и Уварова мы теперь помним не столько потому что он был автором теории официальной народности – государственной идеологии Российской империи в период царствования Николая I, сколько потому что проявил недовольство выражением «солнце поэзии» и попал на острый язык многих российских пушкиноведов и в соответствующие анналы.

Второе словосочетание – Пушкин – наше всё – появилось чуть более, чем через 20 лет после первого, в 1859 году, в знаменитой в своё время работе «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина. Статья первая. Пушкин». Автор – Аполлон Александрович Григорьев, выдающийся русский поэт, литературный и театральный критик, переводчик, мемуарист, идеолог почвенничества, автор ряда популярных песен и романсов.

Обратимся к небольшому фрагменту статьи Аполлона Григорьева.

« . Вопрос о Пушкине мало подвинулся к своему разрешению со времен «Литературных мечтаний» («Литературные мечтания», как мы помним, известная статья неистового Виссариона Григорьевича Белинского), — а без разрешения этого вопроса мы не можем уразуметь настоящего положения нашей литературы. Одни хотят видеть в Пушкине отрешенного художника, веря в какое-то отрешенное, не связанное с жизнию и не жизнию рожденное искусство, — другие заставили бы жреца «взять метлу» и служить их условным теориям. Лучшее, что было сказано о Пушкине в последнее время, сказалось в статьях Дружинина , но и Дружинин взглянул на Пушкина только как на нашего эстетического воспитателя». (Александр Васильевич Дружинин — русский писатель, литературный критик, переводчик Байрона и Шекспира, инициатор создания Общества для пособия нуждающимся литераторам и учёным, современник Аполлона Григорьева).

И тут начинается главное. «А Пушкин — наше все: Пушкин — представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что остается нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужим, с другими мирами. Пушкин — пока единственный полный очерк нашей народной личности, самородок, принимавший в себя, при всевозможных столкновениях с другими особенностями и организмами, — все то, что принять следует, отбрасывавший все, что отбросить следует, полный и цельный, но еще не красками, а только контурами набросанный образ народной нашей сущности, — образ, который мы долго еще будем оттенять красками». Конец цитаты.

Таковы исторические контексты, в которых родились великие словосочетания, в коих доныне живет народное представление о нашем национальном гении.

Источник

Александр Сергеевич Пушкин — солнце русской поэзии.

Александр Сергеевич Пушкин — солнце русской поэзии.

Скачать:

Вложение Размер
a.s.pushkin.docx 15.31 КБ

Предварительный просмотр:

Александр Сергеевич Пушкин — солнце русской поэзии.

Трудно найти в нашей стране человека, который бы не знал и не любил замечательные произведения великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Ещё при жизни его называли « солнцем русской поэзии». Прошло больше ста лет , как погиб поэт , а наша любовь к нему всё так же крепка, стихи его становятся нам ближе , дороже и нужнее. И мы можем добавить к словам Пушкина ещё одно слово и сказать: «Пушкин—незаходящее солнце русской поэзии».

Пушкин первый из русских поэтов заговорил простым народным языком. Этот язык в его стихах и сказках льётся свободно и звонко, как прозрачный родник. Поэт всегда восторгался богатством , выразительностью, меткостью русского языка, владел им блестяще и всё же не переставал изучать его всю жизнь.

У Пушкина было много друзей. Но с детства самым близким, самым преданным ему человеком была простая крестьянка, его няня Арина Родионовна Матвеева. « Подруга дней моих суровых»- называл её поэт. У неё он с малых лет учился чистому народному языку. От неё он впервые услышал замечательные русские сказки.

В селе Михайловском, куда Пушкин был сослан по приказу царя, он вплотную столкнулся с жизнью деревни, узнал её, полюбил её песни, басни и сказки. Он часто бывал на ярмарках, ходил в толпе крестьян, заводил беседы с ямщиками, со странниками, записывал все меткие слова и выражения, запоминал песни слепцов—старинные и грозные песни о горькой народной доле.

В длинные зимние вечера в ветхом доме в Михайловском Арина Родионовна, как и в детстве, рассказывала поэту сказки. Валил снег, пел ветер в печных трубах, жужжало веретено—и сказочный народный мир расцветал вокруг Пушкина.

Поэт, брызгая гусиным пером, торопливо записывал нянины сказки. «Что за прелесть эти сказки!— говорил он.— Каждая есть поэма». Под его лёгким и быстрым пером некоторые из этих сказок превращались в свободные и певучие стихи, чтобы разойтись по всей стране, по всему миру, обрадовать людей и открыть им неистощимые и удивительные богатства русской поэзии.

Пушкин перенёс в свои сказки чудесные и живые образы народной фантазии: золотую рыбку, царевну Лебедь, Черномора и морских богатырей, золотого петушка и затейницу — белку. И вместе с народом в своих сказках Пушкин жестоко высмеял и осудил глуповатых и злых царей, жадных попов, хитрых и невежественных бояр.

СказкиПушкина не похожи одна на другую. Так, а «Сказке о попе и работнике его Балде» Пушкин изумительно тонко передает народную грубоватую насмешку над сытыми бездельниками и любителями пользоваться чужим трудом на даровщинку. С такой же, только более легкой, усмешкой говорит о жадной и сумасбродной, зазнавшейся старухе в «Сказке о рыбаке и рыбке».

Другие сказки сродни народным песням. Нас пленяют напевность и легкость стиха. Они звучат как музыка. Неудивительно, что именно эти сказки вдохновили композитора Римского-Корсакова на создание дивных опер, как «Сказка о царе Салтане» и «Сказка о золотом Петушке»

Каждый, кто прочтёт сказки впервые, будет счастлив этим, а кто станет перечитывать их, будет счастлив вдвойне.

Пушкин оставил нам не только эти изумительные сказки, но еще много звучных и сильных стихотворений, поэм, рассказов и повестей.

Имя Пушкина никогда не забудется: он всегда снами, наш живой, любимый, наш великий Пушкин!

Выполнила ученица 6 класса Маметьевской ОООШ Альметьевского района, Республики Татарсан

Источник

Солнце русской поэзии и Наше всё. Контексты

Есть ли человек более любимый русскими людьми, чем Пушкин? Вряд ли требуется ответ на этот вопрос. У каждого из нас свой любимый поэт, композитор, художник, певец, артист… Но Пушкин – герой иного масштаба. Он равен Космосу и бесконечен как пространство и время.

В русском языке есть как минимум два устойчивых словосочетания, рожденные еще в девятнадцатом веке и ярко свидетельствующие о том месте, которое определил Пушкину народ устами своих лучших людей.

Одно из этих словосочетаний – Солнце русской поэзии – появилось в обстоятельствах трагических, на следующий день после смерти Поэта, в «Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду («Русский инвалид» издававшаяся в те времена с Санкт-Петербурге официальная газета Военного министерства).

Контекст, в котором возникло это выражение являл собой, в некотором смысле, извещение о смерти. Вот как оно выглядело, это извещение: «Солнце русской поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно: всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! Наш поэт! Наша радость, наша народная слава. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! К этой мысли нельзя привыкнуть! 29 января 2 ч. 45 м пополудни».

Извещение не было подписано, его автором традиционно считался сам редактор «Литературных прибавлений» Андрей Александрович Краевский. Извещение вызвало гнев министра народного просвещения С. С. Уварова. Краевский был вызван к председателю Петербургского цензурного комитета, который довёл до него недовольство министра: «К чему эта публикация о Пушкине. Но что за выражения! „Солнце поэзии!“ Помилуйте, за что такая честь. »

Время всё расставило по своим местам, и Уварова мы теперь помним не столько потому что он был автором теории официальной народности – государственной идеологии Российской империи в период царствования Николая I, сколько потому что проявил недовольство выражением «солнце поэзии» и попал на острый язык многих российских пушкиноведов и в соответствующие анналы.

Второе словосочетание – Пушкин – наше всё – появилось чуть более, чем через 20 лет после первого, в 1859 году, в знаменитой в своё время работе «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина. Статья первая. Пушкин». Автор – Аполлон Александрович Григорьев, выдающийся русский поэт, литературный и театральный критик, переводчик, мемуарист, идеолог почвенничества, автор ряда популярных песен и романсов.

Обратимся к небольшому фрагменту статьи Аполлона Григорьева.

« . Вопрос о Пушкине мало подвинулся к своему разрешению со времен «Литературных мечтаний» («Литературные мечтания», как мы помним, известная статья неистового Виссариона Григорьевича Белинского), — а без разрешения этого вопроса мы не можем уразуметь настоящего положения нашей литературы. Одни хотят видеть в Пушкине отрешенного художника, веря в какое-то отрешенное, не связанное с жизнию и не жизнию рожденное искусство, — другие заставили бы жреца «взять метлу» и служить их условным теориям. Лучшее, что было сказано о Пушкине в последнее время, сказалось в статьях Дружинина , но и Дружинин взглянул на Пушкина только как на нашего эстетического воспитателя». (Александр Васильевич Дружинин) — русский писатель, литературный критик, переводчик Байрона и Шекспира, инициатор создания Общества для пособия нуждающимся литераторам и учёным, современник Аполлона Григорьева).

И тут начинается главное. «А Пушкин — наше все: Пушкин — представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что остается нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужим, с другими мирами. Пушкин — пока единственный полный очерк нашей народной личности, самородок, принимавший в себя, при всевозможных столкновениях с другими особенностями и организмами, — все то, что принять следует, отбрасывавший все, что отбросить следует, полный и цельный, но еще не красками, а только контурами набросанный образ народной нашей сущности, — образ, который мы долго еще будем оттенять красками». Конец цитаты.

Таковы исторические контексты, в которых родились великие словосочетания, в коих доныне живет народное представление о нашем национальном гении. И будет жить вечно.

Источник

Александр Сергеевич Пушкин — Солнце Русской поэзии

Словно зеркало русской стихии,
Отстояв назначенье своё,
Отразил он всю душу России!
И погиб, отражая её.

И жар души,
И хлад ума!

ГОЛУБОГЛАЗЫЙ КАК ХРИСТОС

Голубоглазый, как Христос,
Русоволосый и курчавый, —
Весёлый Пушкин в память врос
Своею песнью величавой:

«Я Вас любил. » — и я люблю,
«Мороз и солнце. » — в них купаюсь.
И подвиг Твой — боготворю,
И чудной сказкой — наслаждаюсь!

ПУШКИНУ, АЛЕКСАНДРУ СЕРГЕЕВИЧУ

Я знаю, как легко Тебе писалось,
Когда Ты был Натальей ослеплён,
И сколько чудных трепетных имён
В болезном сердце у Тебя осталось!

Ах, Пушкин! лёгок был Твой нрав,
А чувства и мышленье — так глубоки!
Нетерпелив, но выжидаешь сроки
Вернуться в Русь, любовию воздав:

Любовью — на любовь, что скоро воссияет
Как Красно Солнышко, по всей Святой Руси!
Да и сейчас, кого Ты не спроси,
Тебя читал — вся Русь уж Твой читатель!

Но глубоко, как Ты, никто не проникал
В звучанье слова, музыку созвучий.
Неподражаемо легко, но катишься вдруг с кручи,
Пытаясь воссоздать поэзии кристалл.

Ах, милый Пушкин! Ты ль не вечно молод?
Куда нам долго жившим до пронзительной любви!
Твоя поэзия — как храм бессмертный на крови
Любви к Наталье. И посмертный путь так долог!

О ВСЕНАРОДНЫХ ЛЮБИМЦАХ

Любимцев народа — всегда единицы,
и они всегда ужасно неожиданны!

Например, Александр Сергеевич Пушкин!

О ПУШКИН, ГДЕ ТВОЙ СТРАЖДУЩИЙ ЕВГЕНИЙ?

О Пушкин, где твой страждущий Евгений
И где Татьяна, что всем сердцем влюблена?
Мир глуше, только рифма «гений»
Вплетается порой в поэта письмена.

И странствует Евгений вновь по свету,
Как по России в давни времена,
И дарствует поклоны вновь поэту,
Вставая в силе, как Идальго, в стремена!

Доверьтесь,
Пушкин мил!

Не пожалеет
льющихся чернил.

Тем более,
Весна на рейде,

и Александр Сергеич
грезит! Ой, как грезит.

ЛЮБОВЬ К НАТУРАЛЬНОМУ

Тобой, одной тобой. Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.

Александр Сергеевич Пушкин

Не хочу быть я с кем-то на связи
И не люблю я слыть важной фигурой,
С раннего утра тревожим и даже
Не успевать восхититься натурой.

Не принимаю любви к показному,
Осознавая, что сам я не нужен.
Вот и спешу я к родному дому,
А там скворчит говорливый ужин!

ЧТО В ИМЕНИ ТЕБЕ МОЁМ?

Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.

Александр Сергеевич Пушкин

Что в имени тебе моём,
Ведь иноземцу нет названья:
Уже отрезанный ломоть —
Как тридцать пятый миллион —
Нас, обречённых на изгнанье.

Россия — странная страна.
Кто сбережёт твои богатства,
Когда лукавый сатана,
Не зная ленности и сна,
Лишает братьев твоих братства?!

Всё бы дЕвицам балЫ да балЫ,
Всё бы головы гусарам кружить!
Избежать нельзя такой кабалы,
Оттого пойду гусаром служить!

Возвращусь я в девятнадцатый век,
Чтобы быть мне дворянином лихим,
Чтобы Пушкина спасти от всех бед,
Спеть дуэтом чудо-песни с ним!

Подпоёт их православная Русь,
Вся Империя — как единый хор!
Предсказать я тогда не боюсь:
Избежим революций позор!

О КАК ОНА ЛЕТАЛА!

О как она летала,
Онегина Татьяна,
Когда была в Евгения
Татьяна влюблена!
Какие письма чудные
Онегину слагала,
Как расцветала чувствами,
Предвосхищая сны!

Да разве ж был суровым
Любимый мной Евгений?
Был искренен и чуток,
И Ларину сберёг —
Не дал в кромешной замяти
Сгореть в любви кострами.
Судить его не станем,
Он сам себя обрёк!

ТАТЬЯНА И ЕВГЕНИЙ

Ах, сегодня Татьянин день.
А ведь Татьяна и Евгений навечно
в одном нескончаемом романе.

Он многое успел!
И так умел любить!
Нам, в суматохе дел,
Его не позабыть!

Пронзит отчаяньем боль:
«Уже не долюбить!
Печальная любовь —
Родная Натали!»

ПОД ЗНАКОМ БЛИЗНЕЦОВ

Пушкин Александр Сергеич — Близнец!
И как же его не любить?!
Скорее, не полюбить — невозможно!

ОТРАДА ТАЙНЫХ НАСЛАЖДЕНИЙ

Но мне в унылой жизни нет
Отрады тайных наслаждений;
Увёл надежды ранний цвет,
Цвет жизни сохнет от мучений!

Александр Сергеевич Пушкин

Без ужаса
признаться в том,
что юность пролетела.

Лишь участь —
помнить о былом
до самого предела!

Блаженству тайному, увы,
Всё меньше в мире места:
Уже не жгут любви косты,
Где Вечная Невеста?!

И огорчений больше нет,
В душе — одна отрада:
Простецкой жизни ждать рассвет,
Да рвать цветы из сада.

Перечитал «Маленькие трагедии»
И «Евгения Онегина» —
Истинное наслаждение!

ПРЕДВИДЕЛ ЛИ МИСТИЧЕСКИ ОН СМЕРТЬ СВОЮ?

Предвидел ли мистически он смерть свою?
Писал ли «Реквием», как бы себе, посмертно?
Ах, если так, то безусловно на своем стою:
Всю душу в ноты он вложил, чтобы заметно
То откровение, что был он на обрывистом краю
Пред безной чёрной смерти несусветной.
Но и огонь надежды в сердце — воспою:
Так Моцарт жаждал воскрешения телесно,
Ведь молод был, талантлив поднебесно,
Как Пушкин — он то понял повсеместно.
А я двоим лишь скромно подпою.

Пушкин жив! Он присутствует незримо в каждом русском сердце.
Вот и я решил собрать воедино то, что когда-то написалось о нём,
Тем более, что у меня есть на то причина:

Родители (а идея была отца, как он сам потом рассказывал)
назвали меня не в честь реального человека, но литературного героя —
Евгения Онегина!

Во времена Пушкина имя это было довольно редкое, но с годами
роман в стихах настолько стал близок сердцу Русских, что Евгением
стали называть чаще, чем Иваном.

Итак, литературный герой (Евгений) собирает понравившиеся стихи
памяти его Автора (Пушкина).

.
Посвящения Александру Сергеевичу Пушкину:

Кто знает, что такое слава!
Какой ценой купил он право,
Возможность или благодать
Над всем так мудро и лукаво
Шутить, таинственно молчать
И ногу ножкой называть.

Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.

Блондинистый, почти белесый,
В легендах ставший как туман,
О Александр! Ты был повеса,
Как я сегодня хулиган.

Но эти милые забавы
Не затемнили образ твой,
И в бронзе выкованной славы
Трясешь ты гордой головой.

А я стою, как пред причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе.

Но, обреченный на гоненье,
Еще я долго буду петь.
Чтоб и мое степное пенье
Сумело бронзой прозвенеть.

Россия счастие. Россия свет.
А, может быть, России вовсе нет.

И над Невой закат не догорал,
И Пушкин на снегу не умирал,

И нет ни Петербурга, ни Кремля —
Одни снега, снега, поля, поля.

Снега, снега, снега. А ночь долга,
И не растают никогда снега.

Снега, снега, снега. А ночь темна,
И никогда не кончится она.

Россия тишина. Россия прах.
А, может быть, Россия — только страх.

Веревка, пуля, ледяная тьма
И музыка, сводящая с ума.

Веревка, пуля, каторжный рассвет
Над тем, чему названья в мире нет.

29-е ЯНВАРЯ 1837 ГОДА

Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный?
Будь прав или виновен он
Пред нашей правдою земною,
Навек он высшею рукою
В «цареубийцы» заклеймен.

Но ты, в безвременную тьму
Вдруг поглощенная со света,
Мир, мир тебе, о тень поэта,
Мир светлый праху твоему.
Назло людскому суесловью
Велик и свят был жребий твой.
Ты был богов орган живой,
Но с кровью в жилах. знойной кровью.

И сею кровью благородной
Ты жажду чести утолил —
И осененный опочил
Хоругвью горести народной.
Вражду твою пусть тот рассудит,
Кто слышит пролитую кровь.
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет.

Имя Пушкинского Дома
В Академии наук!
Звук понятный и знакомый,
Не пустой для сердца звук!

Это — звоны ледохода
На торжественной реке,
Перекличка парохода
С пароходом вдалеке,

Это — древний Сфинкс, глядящий
Вслед медлительной волне,
Всадник бронзовый, летящий
На недвижном скакуне.

Наши страстные печали
Над таинственной Невой,
Как мы черный день встречали
Белой ночью огневой.

Что за пламенные дали
Открывала нам река!
Но не эти дни мы звали,
А грядущие века.

Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревали дней грядущих
Сине-розовый туман.

Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!

Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?

Вот зачем такой знакомый
И родной для сердца звук
Имя Пушкинского Дома
В Академии наук.

Вот зачем, в часы заката
Уходя в ночную тьму,
С белой площади Сената
Тихо кланяюсь ему.

О Пушкин, Пушкин! Кто тебя
Учил пленять в стихах чудесных?
Какой из жителей небесных,
Тебя младенцем полюбя,
Лелея, баял в колыбели?
Лишь ты завидел белый свет,
К тебе эроты прилетели
И с лаской грации подсели.
И музы, слышал я, совет
Нарочно всей семьей держали
И, кончив долгий спор, сказали:
«Расти, резвись — и будь поэт!»
И вырос ты, резвился вволю,
И взрос с тобою дар богов:
И вот, блажа беспечну долю,
Поёшь ты радость и любовь,
Поёшь утехи, наслажденья,
И топот коней, гром сраженья,
И чары ведьм и колдунов,
И русских витязей забавы.
Склонясь под дубы величавы,
Лишь ты запел, младой певец,
И добрый дух седой дубравы,
Старинных дел, старинной славы
Певцу младому вьет венец!
И всё былое обновилось:
Воскресла в песне старина,
И песнь волшебного полна!
И боязливая луна
За облак дымный хоронилась
И молча в песнь твою влюбилась..
Всё было слух и тишина:
В пустыне эхо замолчало,
Вниманье волны оковало,
И мнилось, слышат берега!
И в них русалка молодая
Забыла витязя Рогдая,
Родные воды — и в луга
Бежит ласкать певца младого.
Судьбы и времени седого
Не бойся, молодой певец!
Следы исчезнут поколений,
Но жив талант, бессмертен гений.

Мы чтить тебя привыкли с детских лет,
И дорог нам твой образ благородный;
Ты рано смолк; но в памяти народной
Ты не умрешь, возлюбленный поэт!

Бессмертен тот, чья муза до конца
Добру и красоте не изменяла,
Кто волновать умел людей сердца
И в них будить стремленье к идеалу;

Кто сердцем чист средь пошлости людской,
Средь лжи кто верен правде оставался
И кто берег ревниво светоч свой,
Когда на мир унылый мрак спускался.

И всё еще горит нам светоч тот,
Всё гений твой пути нам освещает;
Чтоб духом мы не пали средь невзгод,
О красоте и правде он вещает.

Все лучшие порывы посвятить
Отчизне ты зовешь нас из могилы;
В продажный век, век лжи и грубой силы
Зовешь добру и истине служить.

Вот почему, возлюбленный поэт,
Так дорог нам твой образ благородный;
Вот почему неизгладимый след
Тобой оставлен в памяти народной!

Известно мне: доступен гений
Для гласа искренних сердец.
К тебе, возвышенный певец,
Взываю с жаром песнопений.
Рассей на миг восторг святой,
Раздумье творческого духа
И снисходительного слуха
Младую музу удостой.
Когда пророк свободы смелый,
Тоской измученный поэт,
Покинул мир осиротелый,
Оставя славы жаркий свет
И тень всемирный печали,
Хвалебным громом прозвучали
Твои стихи ему вослед.
Ты дань принес увядшей силе
И славе на его могиле
Другое имя завещал.
Ты тише, слаще воспевал
У муз похищенного галла.
Волнуясь песнею твоей,
В груди восторженной моей
Душа рвалась и трепетала.
Но ты еще не доплатил
Каменам долга вдохновенья:
К хвалам оплаканных могил
Прибавь веселые хваленья.
Их ждет еще один певец:
Он наш — жилец того же света,
Давно блестит его венец;
Но славы громкого привета
Звучней, отрадней глас поэта.
Наставник наш, наставник твой,
Он кроется в стране мечтаний,
В своей Германии родной.
Досель хладеющие длани
По струнам бегают порой,
И перерывчатые звуки,
Как после горестной разлуки
Старинной дружбы милый глас,
К знакомым думам клонят нас.
Досель в нем сердце не остыло,
И верь, он с радостью живой
В приюте старости унылой
Еще услышит голос твой,
И, может быть, тобой плененный,
Последним жаром вдохновенный,
Ответно лебедь запоет
И, к небу с песнию прощанья
Стремя торжественный полет,
В восторге дивного мечтанья
Тебя, о Пушкин, назовет.

(Д. Веневитинов, 1826)

Родное имя Натали —
Звучит загадочно и грустно.
Он с нею рядом и вдали
Весь полон трепетного чувства.

Летят куда-то журавли.
А он с любимой быть не волен.
Его тоску по Натали
Хранила Болдинская осень.

Есть в России святые места.
Если друг тебя в горе кинет,
Если вдруг на душе пустота,
Ты пойди приложись к святыне.
Поброди вдоль тригорских прудов,
По Михайловским ласковым рощам
Как бы ни был наш век суров,
Там все сложное станет проще.

Все в нем Россия обрела —
Свой древний гений человечий,
Живую прелесть русской речи,
Что с детских лет нам так мила, —
Все в нем Россия обрела.

Мороз и солнце… Строчка — ода.
Как ярко белый снег горит!
Доныне русская природа
Его стихами говорит.

К чему изобретать национальный гений?
Ведь Пушкин есть у нас: в нем сбылся русский дух.
Но образ родины он вывел не из двух
Нужд или принципов и не из трех суждений;
Не из пяти берез, одетых в майский пух,
И не из тысячи гремучих заверений;
Весь мир — весь белый свет! — в кольцо его творений
Вместился целиком. И высказался вслух.

Горит, горит печальная свеча,
И каплет воск с нее, как кровь, горячий.
И притаился вечер, замолчав,
Часы умолкли, — и нельзя иначе.

Ведь Пушкин пишет! Медлит чуть рука,
И пляшут тени на стене неясно.
Он пишет так, что каждая строка —
Как искра, не умеющая гаснуть.

От бомбы дрогнули в окне
Стропила мирной комнатушки,
А человек стоял в окне,
А человек взывал: «Ко мне!
Тут книги у меня. Тут Пушкин!»

Ему кричали: «Выходи!»
Но книг оставить не хотел он,
И крепко прижимал к груди
Он томик полуобгорелый.

Когда ж произошел обвал
И рухнул человек при этом,
То и тогда он прижимал
К груди создание поэта.

В больнице долго он, без сил,
Лежал, как мертвый, на подушке.
И первое, что он спросил,
Придя в сознание: «А Пушкин?»

И голос друга, поспешив,
Ему ответил: «Пушкин жив».

(Вера Инбер, 1943)

. Звучи, божественный глагол,
В своем величье непреложный,
Сквозь океан ревущих волн
Всемирной пошлости безбожной…

Ты светлым именем своим
Восславил имя человечье,
И мир идет тебе навстречу,
Духовной жаждою томим.

На столе пирог и кружка.
За окном метель метет.
Тихо русская старушка
Песню Пушкину поет.

Сколько раз уж песню эту
Довелось ему слыхать!
Почему ж лица поэта
За ладонью не видать?

Почему глаза он прячет:
Или очи режет свет?
Почему, как мальчик, плачет,
Песню слушая, поэт.

А где-то слёзы льёт в подушку
Та, с кем вчера он нежен был,
И шепчет, плача: — Саша! Пушкин!
А он её уже забыл.

Уже другой кудрявый гений
Спешит дарить сердечный пыл,
Их след в порывах вдохновенья —
И лёгкий вздох: — Я вас любил…

Власть пушкинских стихов — на все века.
Власть доброты.
Высоких дум горенье.
Подчас одна лишь краткая строка
Дарует силу нам и вдохновенье.

Порой в одной строке отражены
Раздумья самых разных поколений.
В его стихах —
И лёгкий всплеск волны,
И шум дубрав,
И грозный гул сражений.

Невиданный открыт для них простор.
Летят они свободно, неустанно.
В Москве они звучат
И средь грузинских гор,
На улицах Норильска и Кургана.

. Картёжник, пьяница, гуляка, дуэлянт,
В котором нет ни капли фарисейства,
И вместе с тем — огромнейший талант,
Громадина словесности рассейской.
В нём русская природа, русский дух,
Характер русский — всё слилось в едино.
И жар души в столетьях не потух,
Пьянит сердца и головы как вИна.
Он нам явил глубины языка,
Раздвинул, распахнул его границы,
Благословенна каждая строка
Из уст его взлетевшая как птица.
Богатство, гибкость, сила до поры
Дремали в языке и новой гранью
Сверкнули, когда Пушкин их открыл
И сделал нашим главным достояньем.
Никто покуда в мире тех высот,
Что Пушкин взял, достигнуть был не в силах,
А значит верно — Пушкин наше всё!
Есть Пушкин, значит — есть Россия!

Он воспевал любви очарованье,
Ценил прекрасных женщин красоту.
Все нежные и хрупкие созданья
Его стихи ловили на лету.

(Людмила Галкина 2)

П.Ф. Соколов Александр Сергеевич Пушкин 1836

.
Владимир Гусев Тульский:

Мы верим в русский дух и наши души.
Не пропадём и не сгорим дотла,
Пока звонят церквей колокола,
Чисты источники и дорог людям Пушкин!

Женечка, спасибо за Ваши чудесные посвящения
великому Поэту и подборку стихов других авторов!
Пушкин не только гений, но и вдохновитель для многих.
У него учатся красоте мысли и слога.
С теплом души и самыми светлыми пожеланиями.

Спасибо, Женечка.
ВОСТОРГ.
Чудесно и гениально.
С теплом души и сердца, Ольга.

Екатерина Никишина 2:

Евгений, такой труд!
СПАСИБО.

Да, Пушкин — наше ВСЁ, наш гений!
За труд СПАСИБО вам, Евгений!

Таня Богомолова 2:

О Пушкин! Поэзии великий гений!
Спасибо Вам за память и за труд, Евгений!

От чистого сердца — спасибо!

© Copyright: Евгений Свидченко, 2017

Источник

Читайте также:  Эффект три солнца как называется
Adblock
detector