Рецензия на Похищение луны К. Гамсахурдия
Рецензия или почти детективная история поиска.
К сожалению, ссылка, которую я размещал здесь ранее, перестала работать — в интернете порой жизнь сайтов довольно коротка. Поэтому, поиск книги К. Гамсахурдия возлагается на самого читателя (разумеется, если это будет ему интересно). Никакая рецензия не может заменить самой книги.
Возможно, само понятие «рецензия» вызывает некоторый скепсис у читателя. Как же! Никому не известная личность пытается примазаться к чужой славе. Писатель создал роман, проделал огромную работу, и вот, какой-то выскочка рискует высказывать свои малоинтересные суждения и наивно надеется при этом, что отблеск славы упадет и на него. Но я все же рискну. Рискну потому, что книга произвела на меня громадное впечатление. Книга, замечу, малоизвестная, да и писатель не слишком популярен у нас в России. Речь идет о Константине Гамсахурдия. Или, как его имя звучит на грузинский лад – Константинэ. Фамилия, вероятно, многим знакомая. Да-да! Это отец того самого Звиада Гамсахурдия, фигуры одиозной, без сомнения известной даже людям, от политики более чем далеким. Но, в данном случае, речь об искусстве. Это искусство, не знающее границ, искусство, неподвластное окрикам правителей.
А история моего знакомства с творчеством Константинэ Гамсахурдия началось ни много, ни мало 37 тому назад. Мне тогда было 6 лет, и я впервые посмотрел фильм «Похищение луны». Тогда я еще не знал, что фильм создан по мотивам книги. Что сам же Константин Гамсахурдия написал и сценарий.
Притом большая часть фильма выпала из моей памяти. Помнились только некоторые эпизоды и имена. Вот джигиты схлестнулись в старинной опасной игре – бой на кинжалах с завязанными глазами. У одного глаза завязаны белым башлыком, у другого красным. Игра спровоцирована врагами главного героя, но ее прерывает колокольный звон. Безумный старец взобрался на колокольню. Страшноватые (особенно для 6-ти летнего мальчика) кадры – безумные глаза старца, бьющего в набат и что-то вещающего о войне, тучи за арками окон колокольни… Уже конец фильма. Тот же старец, каким-то чудом переправившийся через Ингури, и его слова, обращенные к одному из главных героев Тарашу: «Тамара умирает!» Тараш бросается в путь. Но Ингури, через которую он должен переправиться, поглощает его.
Вот и все, что моя память сохранила.
С некоторых пор я мучительно пытался вспомнить, в чем же смысл. Почему все так случилось. Возможность выяснить это появилась совсем недавно. Безусловно, благодаря развитию Интернета. И первое, что я узнал, что в основе фильма, так поразившего детское воображение, лежит книга. Что написал ее автор, создавший и другие произведения, в т.ч. «Десницу великого мастера», намного более широко издаваемую и известную в России. Правда, попытки найти и посмотреть фильм не увенчались успехом. Многочисленные ссылки оказывались пустыми. А вот книгу (о чудо!) мне удалось найти. Я прочитал ее запоем. И, как будто частички пазла, все эпизоды, сохраненные в памяти, встали на свои места!
Безусловно, я склоняю голову перед этим автором. События, описанные в книге, происходят в Грузии в 30-х годах прошлого века. Некоторые историки безусловно, увидят в книге акцент на событиях того времени. Революция, коллективизация, Сталин. Но на фоне этих событий, которые, в общем-то, уже подернулись пылью, особенно, для молодого поколения, прорисована история живых людей. История любви, история соперничества, ревности. История, замешанная на кавказских традициях, порой жестоких. И эта история выглядела для меня нетускнеющей. Намного более рельефной, чем перегибы коллективизации.
Так вот, сюжет, вкратце, оказался таков.
Молочные братья, бывший аристократ Тараш Эмхвари и крестьянин, комсомолец Арзакан Звамбая любят одну девушку. Девушка эта – Тамар Шервашидзе, дочь бывшего протоирея. Опального в эпоху социализма, но не утратившего своих амбиций. Тамар более склоняется к Тарашу. Между молочными братьями присутствует неприязнь, переходящая во вражду. Но в какой-то момент обстоятельства заставляют Тараша, Арзакана и отца Арзакана, Каца бросить все и скрыться в горы. Эти обстоятельства – убийство и боязнь кровной мести. Через какое-то время Тараш и Арзакан возвращаются в родные края. Арзакан берет в жены девушку Дзабули, с которой они дружили еще в детстве. А Тараш остается неприкаянным. Тамар, в общем-то, забыта. И вот развязка. К Тарашу добирается «гонец» — полубезумный старик, живший при доме Шервашидзе, со своим трагическим известием: «Тамар умирает!» Конец известен.
Самое главное, что я ни минуты не пожалел усилий и времени, затраченных на поиски. Книга оказалось написана мастерски. Она захватывает и поражает до глубины души. События показаны на четком историческом фоне, но, на мой взгляд, историческая линия в этом романе не выглядит более сильной, чем личная драма героев. Кроме того, человек, знакомый с культурой кавказских народов хотя бы отдаленно, сможет по-новому открыть для себя некоторые традиции. Погрузиться в атмосферу ежегодных скачек, или в атмосферу свадьбы, или хлебнуть вместе с персонажами суровых сельских будней. Особое место на мой взгляд занимают отступления на лошадиную тему. Это не случайно, ведь начало романа разворачивается как раз в период скачек, куда и едут Арзакан Звамбая со своим отцом Кац Звамбая. Я думаю, что эта тема обыгранная в романе может быть интересна любому, кто неравнодушен к лошадям.
Некоторые критики считают этот роман как раз более историческим. В драме Тамар и Тараша они видят гибель аристократии, не нашедшей себе места в новом мире. В Арзакане Звамбая они видят отражение Сталина, который безжалостно расправлялся с врагами реальными и мнимыми. Но почему-то для меня личное выступило на первый план. Не задавая себе избитый вопрос: «А что же хотел сказать автор?» — я замечу, что каждый найдет в этой книге то, что ему ближе. Главное, что Константин Гамсахурдия завладевает вниманием читателя и не отпускает до самой развязки. И я думаю с некоторым сожалением: « История Ромео и Джульетты известна всем, а о Тамар и Тараше знают слишком мало людей».
Замечу, что фильм я тоже посмотрел. На маленьком экранчике, без перевода. Просто, чтобы завершить это дело. Двухсерийный фильм можно считать кратким пересказом, к тому же, отличающимся в деталях. Извиняет то, что автор сам так распорядился. Смотреть его, пожалуй, необязательно, если нет ностальгии. Но вот книгу я хочу рекомендовать всем. Всем без исключения. (Найти текст в инете не составляет проблемы. В магазинах, возможно, сложней.) Прочитать, чтобы прожить всю эту историю от начала до конца, не довольствуясь краткой информацией о сюжете.
Что касается автора, Константина Гамсахурдия, нет смысла сравнивать с мэтрами мировой литературы. Он не нуждается в сравнении. Он значителен сам по себе!
Источник
Похищение луны краткое содержание
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 273 454
- КНИГИ 642 134
- СЕРИИ 24 460
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 603 578
«За Апсилами, у моря, на дальнем конце луновидного изгиба, живут абазги. Абазги издревле были подвластны лазам, однако постоянно имели двух князей из своего племени. Племена их и поныне поклоняются лесам и деревьям.
По непонятной наивности деревья ими почитались за богов.
Тяжкие бедствия переносили они от своих князей по причине их крайнего сребролюбия».
В Абхазии слышал я одну странную песню. Она не похожа на «Вараду», бросающую в дрожь, ни на «Ахвраашва», что под монотонное журчание чонгури с убаюкивающей нежностью поют раненому, ни на «Азар», которую во время джигитовки пронзительно выкрикивают всадники в черных чохах, мчась в погоню за юношей в алой рубахе, перехваченной башлыком.
Не похожа она и на ту песню, что перед началом скачек под треск пистолетных выстрелов торжественно поют абхазцы в честь коня, покрытого буркой.
Нет, она совсем особая, эта ночная песня путника! Называется она «Эргеашва».
«Эргеашву» поют громким, мужественным голосом, чтобы ее могли услышать путники, сбившиеся с дороги, или пловцы, борющиеся с волнами.
Вот едет абхазец, повязав голову башлыком, ласково подхлестывая лошадь.
Его острый глаз сверлит ночную тьму. Гроза ему нипочем, ветер — и подавно.
Не страшны ему ни лай шакалов в темных расщелинах гор, ни вой отзимовавшего волка.
Перекинув бурку через плечо, бесстрашный абхазец зычным голосом поет «Эргеашву», — пусть услышит его путник, ночной странник по чужой стороне, заблудившийся и бездомный. Пусть услышит джигит, постигший искусство на полном скаку оторвать выстрелом кончик плети, или разрезать пулей лезвие кинжала, или взять такое препятствие, каких и не пытались брать в царской кавалерии.
При дневном свете, под солнцем, он грудью встретит врага и любую беду.
Но если собьется с дороги и не найдет попутчика, — что делать тогда отважному джигиту во тьме кромешной? Мало где в мире бывают такие темные ночи, как в Абхазии, когда природа спит сном субтропиков.
Именно «Эргеашву» и пел Кац Звамбая, направлявшийся из Окуми в Зугдиди на черкесской кобыле, время от времени перекликаясь с сыном Арзаканом, опередившим его.
Звамбая не мог понять: подгонял ли Арзакан жеребца или же не справлялся с ним, только недавно объезженным.
— Гей, ты! Сколько раз тебе говорил: держи поводья в левой руке, у самой луки! Если устал, отпусти, перехвати немного выше!
Арзакан перекинул поводья из правой руки в левую и крепко натянул их.
«Правду сказал мудрец, — подумал Кац Звамбая: — На объезженного мною жеребца не посажу ни отрока, ни женщину».
— Дорога тяжелая, может, потому он так и рвется.
— Это тебе, наверное, наговорили в твоей кавалерии? — ядовито заметил Кац Звамбая. — Как раз по такой грязи да по пахоте и надо пускать необъезженного коня.
— У нас учили держать поводья обеими руками.
— Хорошо учили, чтоб им. Если не можешь справиться с жеребцом, давай поменяемся.
Арзакан комсомолец, но старые абхазские обычаи сидят в нем еще крепко. Он гнушается ездить на кобыле, отнекивается.
— Лучше перебороть жеребца сейчас, в дороге, чем обуздывать его во время скачек, — отговаривается он.
Кобыла Кац Звамбая, недовольно фыркая, рвалась вперед. Лошадь завистлива, она не терпит, когда другая ее обгоняет.
Оглядывая персиковые и алычовые деревья, луна рассыпала по полям свои серебряные улыбки. Поднятое дыханием Черного моря, проплыло облако, обернулось вокруг луны, заволокло, закрыло ее, как павлин, раскинувший хвост.
Прохладный морской ветерок ласкал разгоряченные лица всадников. Мимо проносились темные силуэты тополей и чинар. Длинные тени лежали на равнине. Зубчатые вершины гор вырисовывались на эмалевом небе, как гигантские орнаменты из гишера.
«Через Ингур не переправиться до ужина», — думал с тревогой Кац Звамбая. Но в глубине души радовался: чего лучше? Едешь… и сам еще крепкий мужчина, и рядом гарцует на лошади взрослый сын!
Старик не переставал наставлять Арзакана, нетерпеливого наездника: у хорошего ездока удары считаны, лошадь понимает настоящего хозяина и без плети. Самые заезженные лошаденки, с запалом, — это те, что побывали у мегрелов. Мегрел все на свете отдаст за лошадь, и жену и детей, но, подвернись случай показать лихую езду, — не пожалеет и лошади.
Впрочем, какой толк отчитывать Арзакана. Разве он слушает наставления?
«Убеждал: не вступай в комсомол, — нет, первым записался. Не водись с секретарем райкома, — а он души в нем не чает!
Бросил невесту, обрученную с ним еще в люльке, и бегает за Тамар, дочкой Шервашидзе. Не его дело гоняться за княжной. Куда Звамбая до Шервашидзе!
А в кавалерии и совсем ошалел. Как образумишь нынешнюю молодежь? Сжечь бы все книги и газеты! Пусть бы мор забрал этих… в блузах да кепках!»
Некоторое время отец и сын молча скакали проселочной дорогой, вдоль густо заросшей лощины. В кустах зашуршал зверь. Вздрогнул всем телом, шарахнулся жеребец. Седок натянул поводья. В ночной темноте взметнулись всадник и лошадь, вставшая на дыбы. Только искры сверкнули светляками на кремнистой дороге.
Просвистела плеть. Осадив жеребца, Арзакан круто повернул его и с правой стороны подъехал к отцу.
Юноше не хочется, чтобы отец заметил, как не терпится ему поскорее попасть в Зугдиди.
Но разве от старика утаишь что-нибудь? Разве не догадывается он, почему Арзакан так спешит к Ингуру, боится пропустить паром.
Где-то крикнула птица. Снова заволновался разгоряченный жеребец.
Кобыла рванулась за ним. И, не сдерживаемые всадниками, лошади понеслись.
В непроглядную ночь, через пни и камни, через лужи, овраги, кусты и ручьи скакали. — Кац, слегка навеселе, и пылкий юноша.
Седой, степенный Кац невольно заразился задором сына.
Крепко натянув поводья, забыв, что он — прославленный на всю Абхазию наездник, Кац Звамбая, отец воина-красноармейца, вдруг ощутил радость. И раздвоилось сердце старика. Вспомнилось ему, как двадцать лет назад, охваченный таким же возбуждением, он, молодой Кац, спешил на скачки и как у этого же «турьего стана» его понесла лошадь, испуганная шорохом в кустах.
Прошли годы, юность осталась позади, но широкая радость, сдвинув лед годов, зашумела вновь в сердце Кац Звамбая. Разве не родная кровь кипит в жилах его сына, разве он не плоть от плоти его самого?
Мимо проносились зеленые холмы, вырубленные, поредевшие леса.
Медленно проплывали в отдаленье надменно устремившиеся в небо горные вершины, словно исполины-отшельники в черных бурках, ушедшие от мирской суеты.
Арзакан разошелся — отец ему ни слова, — осмелел, неожиданно пришпорил коня, стегнул его плетью и крикнул.
Услышав мужественный и зычный голос сына, Кац Звамбая криво ухмыльнулся, хлестнул свою лошадь, привстал на стременах, едва касаясь их кончиками, носков, и отпустил поводья.
И горячая кобыла помчалась вслед за статным жеребцом, словно на ней не было седока, словно седок не понуждал ее к этой скачке.
Лошадь Кац Звамбая летит, вытянув шею, и радуется Кац: это его кровь в теле сына, который опередил отца. Это его плоть.
Промелькнула деревушка. Всполошились собаки, заслышав топот, и, перепрыгивая через плетни и канавы, заполнили ночь вздорным лаем.
Почуяв свободу, забыв наставления отца, Арзакан подхлестывает любимого жеребца, отпустив поводья, — как, бывало, там, в кавалерии.
«А-а, плетью меня?» — и быстрее помчался копь.
Над равнинами Ингура, обрадованный далеким его шумом, Арзакан гикнул, вызывая на состязание седого отца.
Отменный абхазский наездник, задетый за живое дерзким вызовом сына, усмехнулся… И, чтобы отрезать ему путь, одним духом, привстав на стременах, перелетел через высокий терновник.
Источник
Флибуста
Поиск:
Похищение Луны
Краткое содержание
Константин Симонович Гамсахурдиа — писатель, филолог-грузиновед, автор историко-литературных трудов. Родился в поселке Абаша Сонакского уезда Кутаисской губернии. Окончил грузинскую гимназию в Кутаиси. Учился в Петербургском Университете, где занимался в семинарии Н. Я. Марра. Из-за разногласий с учителем уехал учиться за границу (Кенигсберг, Лейпциг, Мюнхен, Берлин). В 1914 в связи с началом первой мировой войны арестован в Германии, около года провел в концлагере. Окончательно вернулся в Грузию в 1921. Один из основателей и руководителей «Академической группы писателей», издатель ряда журналов. Арестован 1 марта 1926. Тяжело больной, доставлен в Москву. 28 июня 1926 Коллегией ОГПУ приговорен к 10 годам лишения свободы (ст. 66). Отбывал заключение в СЛОН. Освобожден условно-досрочно 21 декабря 1927 на основании постановления Президиума ЦИК СССР от 23 ноября 1927. Сведений о реабилитации нет. Академик АН Груз.ССР (1944).
Соч.: Собрание сочинений. Тб., 1947 (на груз. яз.); Критика. Т. 1-2. Тб., 1956-1959 (на груз. яз.); Избранные произведения: В 6 т. Тб., 1964 (на груз. яз.); Собрание сочинений: В 10 т. Тб., 1983 (на груз. яз.).
Лит.: Радиани Ш. Д. Константинэ Гамсахурдиа. Тб., 1958 (на груз. яз.); Бенашвили Д. Г. Жизнь и творчество Константинэ Гамсахурдиа. Тб., 1962 (на груз. яз.); Жгенти В. Д. Константинэ Гамсахурдиа. Тб., 1967 (на груз. яз.); Шушаниа Э. Э. Творческий путь Константинэ Гамсахурдиа. Тб., 1970 (на груз. яз.); Мдзинаришвили Д. И. Константинэ Гамсахурдиа. Тб., 1983 (на груз. яз.); Маградзе Э. С. Праведное сердце. Тб., 1983 (на груз. яз.); Перченок, 1981. С. 225; Зелинский К. В июне 1954 года / Публ. и предисл. В. Стрижа [Е. Д. Прицкера] // Минувшее. Вып. 5. С. 69; РВ. № 4. С. 119.
Арх.: Гос. музей Грузии им. С. Н. Джанашиа АН Грузии; Музей дружбы народов АН Грузии.
Источник