При луне шумят уныло
Песнь моя летит с мольбою
Тихо в час ночной.
В рощу легкою стопою
Ты приди, друг мой.
При луне шумят уныло
Листья в поздний час,
И никто, о друг мой милый,
Не услышит нас.
Слышишь, в роще зазвучали
Песни соловья,
Звуки их полны печали,
Молят за меня.
В них понятно всё томленье,
Вся тоска любви,
И наводят умиленье
На душу они.
Дай же доступ их призванью
Ты душе своей
И на тайное свиданье
Ты приди скорей!
Другие статьи в литературном дневнике:
- 16.06.2013. ***
- 14.06.2013. ***
- 13.06.2013. ***
- 10.06.2013. ***
- 06.06.2013. ***
- 03.06.2013. ***
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Источник
Серенада — Рельштаб-Шуберт-2
Интерпретация
«Серенады»
Л.Рельштаба,
музыка Ф. Шуберта
Слушай слова этой песни моей и,
Если тебе не до сна,
Дом свой покинь и под сводом аллеи
На меня покажет луна,
Ветер с листвою помогут
Сберечь нашу тайну с тобой,
Ты не тяни подолгу,
Вечер для встречи какой!
А соловей весь извёлся на ветке:
Нет соловушки, нет.
И его сердце птицею в клетке
Бьется, а скоро рассвет.
И неужели не слышишь ты трелей,
Что просто сводят с ума?
И неужели амуровы стрелы
Впустить не хочешь сама?
Так проникнись птичьей песней,
Я твой нежный соловей.
Под шатер спеши небесный,
Сердце не разбей.
Leise flehen meine Lieder
Durch die Nacht zu dir;
In den stillen Hain hernieder,
Liebchen, komm zu mir!
Fl;sternd schlanke Wipfel rauschen
In des Mondes Licht;
Des Verr;ters feindlich Lauschen
F;rchte, Holde, nicht.
H;rst die Nachtigallen schlagen?
Ach! sie flehen dich,
Mit der T;ne s;;en Klagen
Flehen sie f;r mich.
Sie verstehn des Busens Sehnen,
Kennen Liebesschmerz,
R;hren mit den Silbert;nen
Jedes weiche Herz.
La; auch dir die Brust bewegen,
Liebchen, h;re mich!
Bebend harr’ ich dir entgegen!
Komm, begl;cke mich!
Текст взят отсюда:
Перевод
Николая Огарёва
Песнь моя летит с мольбою
Тихо в час ночной.
В рощу легкою стопою
Ты приди, друг мой.
При луне шумят уныло
Листья в поздний час,
И никто, о друг мой милый,
Не услышит нас.
Слышишь, в роще зазвучали
Песни соловья,
Звуки их полны печали,
Молят за меня.
В них понятно все томленье,
Вся тоска любви,
И наводят умиленье
На душу они.
Дай же доступ их призванью
Ты душе своей
И на тайное свиданье
Ты приди скорей!
Источник
Николай Платонович Огарёв. О любви! О свободе.
Отечественный поэт, писал революционные стихи; а также о дружбе, о любви, о себе, о назначении поэзии. Соратник Пушкина и Лермонтова.
Песнь моя летит с мольбою.
Песнь моя летит с мольбою
Тихо в час ночной.
В рощу легкою стопою
Ты приди, друг мой.
При луне шумят уныло
Листья в поздний час,
И никто, о друг мой милый,
Не услышит нас.
Слышишь, в роще зазвучали
Песни соловья,
Звуки их полны печали,
Молят за меня.
В них понятно все томленье,
Вся тоска любви,
И наводят умиленье
На душу они.
Дай же доступ их призванью
Ты душе своей
И на тайное свиданье
Ты приди скорей!
Тебе я счастья не давал довольно.
Тебе я счастья не давал довольно,
Во многом я тебя не понимал,
И мучил я тебя и сам страдал.
Теперь я еду, друг мой! сердцу больно:
И я с слезой скажу тебе — прощай!
Никто тебя так не любил глубоко.
И я молю тебя: ты вспоминай
Меня, мой друг, без желчи, без упрека,
Минутам скорбным ты забвенье дай
И помни лишь, что я любил глубоко
И с грустию сказал тебе — прощай!
Теперь блуждать в стране я стану дальней!.
Мне тяжело. Еще лета мои
Так молоды; но в жизни я печальной
Растратил много веры и любви.
Живу я большей частью одиноко,
Все сам в себе. Но ты не забывай,
Что я, мой друг, тебя любил глубоко
И с грустию сказал тебе — прощай.
Когда настанет вечер ясный,
Люблю на берегу пруда
Смотреть, как гаснет день прекрасный
И загорается звезда,
Как ласточка, неуловимо
По лону вод скользя крылом,
Несется быстро, быстро мимо —
И исчезает. Смутным сном
Тогда душа полна бывает —
Ей как-то грустно и легко,
Воспоминанье увлекает
Ее куда-то далеко.
Мне грезятся иные годы,
Такой же вечер у пруда,
И тихо дремлющие воды,
И одинокая звезда,
И ласточка — и все, что было,
Что сладко сердце разбудило
И промелькнуло навсегда.
Ночь темна, ветер в улице дует широкой,
Тускло светит фонарь, снег мешает идти.
Я устал, а до дому еще так далеко.
Дай к столбу прислонюсь, отдохну на пути.
Что за домик печально стоит предо мною!
Полуночники люди в нем, видно, не спят;
Есть огонь, заболтались, знать, поздней порою.
Вон две свечки на столике дружно горят.
А за столиком сидя, старушка гадает.
И об чем бы гадать ей на старости дней. —
Возле женщина тихо младенца качает;
Видно, мать! Сколько нежности в взоре у ней!
И как мил этот ангел, малютка прелестный!
Он с улыбкой заснул у нее на руках;
Может, сон ему снится веселый, чудесный,
Может, любо ему в его детских мечтах.
Но старушка встает, на часы заглянула,
С удивленьем потом потрясла головой,
Вот целуется, крестит и будто вздохнула.
И пошла шаг за шагом дрожащей стопой.
Свечки гасят, и в доме темно уже стало,
И фонарь на столбе догорел и погас.
Видно, в путь уж пора, ночь глухая настала.
Как на улице страшно в полуночный час!
А старушка недолго побудет на свете,
И для матери будет седин череда,
Развернется младенец в пленительном свете,-
Ах, бог весть, я и сам жив ли буду тогда.
Тускло месяц дальний
Светит сквозь тумана,
И лежит печально
Снежная поляна.
Белые с морозу
Вдоль пути рядами
Тянутся березы
С голыми сучками.
Тройка мчится лихо,
Колокольчик звонок;
Напевает тихо
Мой ямщик спросонок.
Я в кибитке валкой
Еду да тоскую:
Скучно мне да жалко
Сторону родную.
О, возвратись, любви прекрасное мгновенье!
О, возвратись, любви прекрасное мгновенье,
О, исцели тоскующую грудь,
Дай тихо, свято, радостно дохнуть
Восторгом чистым неземного упоенья.
Минуты чудные живого наслажденья:
Влюбленных душ безмолвный разговор,
И поцелуй, и неги полный взор,
И мира дольнего прекрасное забвенье.
Я отвыкал от вас — и тьма на ум ложилась,
И сердце сохло в душной пустоте,
И замирала жизнь в бесцельной суете,
И скука надо мной тяжелая носилась.
Теперь опять ко мне, сдружись с моей душою,
Знакомый рай святой любви моей,
Я выплакал тебя бесцветных дней
Несносной, длинною и скучной чередою.
В вечернем сумраке долина
Синела тихо за ручьем,
И запах розы и ясмина
Благоухал в саду твоем;
В кустах прибережных влюбленно
Перекликались соловьи.
Я близ тебя стоял смущенный,
Томимый трепетом любви.
Уста от полноты дыханья
Остались немы и робки,
А сердце жаждало признанья,
Рука — пожатия руки.
Пусть этот сон мне жизнь сменила
Тревогой шумной пестроты;
Но память верно сохранила
И образ тихой красоты,
И сад, и вечер, и свиданье,
И негу смутную в крови,
И сердца жар и замиранье —
Всю эту музыку любви.
Расстались мы — то, может, нужно.
Расстались мы — то, может, нужно,
То, может, должно было нам,-
Уж мы давно не делим дружно
Единой жизни пополам.
И, может, врознь нам будет можно
Еще с годами как-нибудь
Устроиться не так тревожно
И даже сердцем отдохнуть.
Я несть готов твои упреки,
Хотя и жгут они, как яд,
Конечно, я имел пороки,
Конечно, в многом виноват;
Но было время — ведь я верил,
Ведь я любил, быть счастлив мог,
Я будущность широко мерил,
Мой мир был полон и глубок!
Но замер он среди печали;
И кто из нас виновен в том,
Какое дело — ты ли, я ли,-
Его назад мы не вернем.
Еще слезу зовет с ресницы,
И холодом сжимает грудь
О прошлом мысль, как у гробницы,
Где в муках детский век потух.
Закрыта книга — наша повесть
Прочлась до крайнего листа;
Но не смутят укором совесть
Тебе отнюдь мои уста.
Благодарю за те мгновенья,
Когда я верил и любил;
Я не дал только б им забвенья,
А горечь радостно б забыл.
О, я не враг тебе. Дай руку!
Прощай! Не дай тебе знать бог
Ни пустоты душевной муку,
Ни заблуждения тревог.
Прощай! на жизнь, быть может, взглянем
Еще с улыбкой мы не раз,
И с миром оба да помянем
Друг друга мы в последний час.
Тебе я счастья не давал довольно.
Тебе я счастья не давал довольно,
Во многом я тебя не понимал,
И мучил я тебя и сам страдал.
Теперь я еду, друг мой! сердцу больно:
И я с слезой скажу тебе — прощай!
Никто тебя так не любил глубоко.
И я молю тебя: ты вспоминай
Меня, мой друг, без желчи, без упрека,
Минутам скорбным ты забвенье дай,
И помни лишь, что я любил глубоко,
И с грустью сказал тебе — прощай!
Теперь блуждать в стране я стану дальней..
Мне тяжело. Еще лета мои
Так молоды; но в жизни я печальной
Растратил много веры и любви.
Живу я большей частью одиноко,
Все сам в себе. Но ты не забывай,
Что я, мой друг, тебя любил глубоко,
И с грустью сказал тебе — прощай.
Бывают дни, когда душа пуста:
Ни мыслей нет, ни чувств, молчат уста,
Равно печаль и радость постылы,
И в теле лень, и двигаться нет силы.
Напрасно ищешь, чем бы ум занять,—
Противно видеть, слышать, понимать,
И только бесконечно давит скука,
И кажется, что жить — такая мука!
Куда бежать? чем облегчить бы грудь?
Вот ночи ждешь — в постель! скорей заснуть!
И хорошо, что стало все беззвучно.
А сон нейдет, а тьма томит докучно!
Песнь моя летит с мольбою
Тихо в час ночной.
В рощу легкою стопою
Ты приди, друг мой.
При луне шумят уныло
Листья в поздний час,
И никто, о друг мой милый,
Не услышит нас.
Слышишь, в роще зазвучали
Песни соловья,
Звуки их полны печали,
Молят за меня.
В них понятно все томленье,
Вся тоска любви,
И наводят умиленье
На душу они,
Дай же доступ их призванью
Ты душе своей
И на тайное свиданье
Ты приди скорей!
Я по дороге жизни этой
Скачу на черном скакуне,
В дали, густою мглой одетой,
Друзья, темно, не видно мне.
Со мною рядом что за лица?
Куда бегут? Зачем со мной?
Скучна их пестрая станица,
Несносен говор их пустой.
В моих руках моя подруга,
Одна отрада на пути,
Прижалась, полная испуга,
К моей трепещущей груди.
Куда нас мчит бегун суровый?
Где остановит он свой бег?
И где приют для нас готовый?
Нам в радость будет ли ночлег?
Я по дороге жизни этой
Скачу на черном скакуне,
В дали, густою мглой одетой,
Друзья, темно, не видно мне.
Когда ж, случится, взор усталый
Назад бросаю я порой,
Я вижу радости бывалой
Страну далеко за собой.
Там ясно утро молодое,
Там веет свежею весной,
Там берег взброшен над рекою
И шумен город за рекой.
Но ту страну, душе родную,
Уже давно оставил я,
Там пел я вольность удалую,
Там были вместе мы, друзья,
Там верил я в удел высокий,
Там было мне восемнадцать лет,
Я лишь пускался в путь далекий
Теперь былого нет как нет.
И по дороге жизни этой
Я мчусь на черном скакуне,
В дали, густою мглой одетой,
Друзья, темно, не видно мне.
Ребенком он упрям был и резов,
И гордо так его смотрели глазки
Лишь матери его смиряли ласки
Но не внимал он звуку грозных слов.
Про витязей бесстрашных слушать сказки
Любил в тиши он зимних вечеров,
Любил безбрежие степи раздольной,
Следил полет далекий птицы вольной.
Провел он буйно юные года:
Его везде пустым повесой звали,
Но жажды дел они в нем не узнали
Да воли сильной, в мире никогда
Простора не имевшей. Дни бежали,
Жизнь тратилась без цели, без труда;
Кипела кровь бесплодно. Он был молод,
А в душу стал закрадываться холод.
Влюблен он был и разлюбил; потом
Любил, бросал, но — слабых душ мученья —
Не знал раскаянья и сожаленья.
Он рано поседел. В лице худом
Явилась бледность. Дерзкое презренье
Одно осталось в взоре огневом,
И речь его, сквозь уст едва раскрытых,
Была полна насмешек ядовитых.
Я помню робкое желанье.
Я помню робкое желанье,
Тоску, сжигающую кровь,
Я помню ласки и признанье,
Я помню слезы и любовь.
Шло время — ласки были реже,
И высох слез поток живой,
И только оставались те же
Желанья с прежнею тоской.
Просило сердце впечатлений,
И теплых слез просило вновь,
И новых ласк, и вдохновений,
Просило новую любовь.
Пришла пора — прошло желанье,
И в сердце стало холодно,
И на одно воспоминанье
Трепещет горестно оно.
Как жадно слушал я признанья.
Как жадно слушал я признанья
Любви глубокой и святой!
О, как ты полон упованья!
О, как ты бодр еще душой!
Ты счастлив, друг мой, дай мне руку.
Но, брат, пока ты говорил —
Какую тягостную муку
Я про себя в душе таил.
И не скажу, о чем тоскую.
Я затворен в себе самом;
Я сердца ран не уврачую,
С участьем буду незнаком,
К чему пишу? И сам не знаю;
Но хочется кому-нибудь
Сказать, что втайне я страдаю
И что тяжел мне жизни путь;
Тебе же внутренних движений
Оттенки так понятны, друг.
Но мне не надо сожалений,
Лекарств не требует недуг.
Не спрашивай, о чем страданье
Души моей и от чего;
Но на меня ты, при свиданье,
Не говоривши ничего
Взгляни печально, и, быть может,
Руки пожатье мне поможет.
Молю тебя, святое бытие,
Дай силу мне отвергнуть искушенья
Мирских сует; желание мое
Укрыть от бурь порочного волненья
И дух омыть волною очищенья.
Дай силу мне трепещущей рукой
Хоть край поднять немого покрывала,
На истину надетого тобой,
Чтобы душа, смиряясь, созерцала
Величие предвечного начала.
Дай силу мне задуть в душе моей
Огонь себялюбивого желанья,
Любить, как братьев, как себя,- людей,
Любить тебя и все твои создания.-
Я буду тверд под ношею страданья.
И день и ночь, дитя мое,
Я занят мысленно тобою;
Ищу уныние твое
Рассеять любящей рукою.
Невольно взгляда твоего
Я вспоминаю выраженье
И голос слов твоих, его
Неуловимое значенье:
Я узнавать в тебе привык
И каждой мысли след летучий,
И каждый затаенный крик
Немых скорбей и страсти жгучей
О! дай уныние твое
Рассеять любящей рукою;
Молю тебя, дитя мое,
Не мучься ложною тоскою;
Святыни сердца своего
Не трать в порывах малодушно;
Люби меня, люби его,
Люби светло и простодушно,
Без притязаний, без обид,
Без подозрительности ложной,
Без жала мелких Немезид,
Без яда ревности тревожной.
О! жизнь нам тяжело далась
Довольно было огорчений,
Довольно рушилось у нас
Надежд, и чувств, и убеждений.
Ты наш союз благослови
Любви безоблачным приветом,
Наш вечер мирно оживи
Неугасимо кротким светом,
И пусть остаток наших дней —
Союза нашего достоин —
В живых лучах любви твоей
Пройдет торжественно спокоен!
Так смысл торжественный храня,
Развалины твердыней Рима
В вечернем озаренье дня
Еще живут невозмутимо.
НА СМЕРТЬ ЛЕРМОНТОВА .
Еще дуэль! Еще поэт
С свинцом в груди сошел с ристанья.
Уста сомкнулись, песен нет,
Все смолкло. Страшное молчанье!
Тут тщетен дружеский привет.
Все смолкло — грусть, вражда, страданье,
Любовь,— все, чем душа жила.
И где душа? куда ушла?
Но я тревожить в этот миг
Вопроса вечного не стану;
Давно я головой поник,
Давно пробило в сердце рану
Сомненье тяжкое,— и крик
В груди таится. Но обману
Жить не дает холодный ум,
И веры нет, и взор угрюм.
И тайный страх берет меня,
Когда в стране я вижу дальней,
Как очи, полные огня,
Закрылись тихо в миг прощальный,
Как пал он, голову склоня,
И грустно замер стих печальный
С улыбкой скорбной на устах,
И он лежал, бездушный прах.
Бездушней праха перед ним
Глупец ничтожный с пистолетом
Стоял здоров и невредим,
Не содрогаясь пред поэтом,
Укором тайным не томим,
И, может, рад был, что пред светом
Хвалиться станет он подчас,
Что верны так рука и глаз.
А между тем над мертвецом
Сияло небо, и лежала
Степь безглагольная кругом,
И в отдалении дремала
Цепь синих гор — и все в таком
Успокоенье пребывало,
Как будто б миру жизнь его
Не составляла ничего.
А жизнь его была пышна,
Была роскошных впечатлений,
Огня душевного полна,
Полна покоя и волнений;
Все, все изведала она,
Значенье всех ее мгновений
Он слухом трепетным внимал
И в звонкий стих переливал.
Но, века своего герой,
Вокруг себя печальным взором
Смотрел он часто — и порой
Себя и век клеймил укором,
И желчный стих, дыша враждой,
Звучал нещадным приговором.
Любил ли он, или желал,
Иль ненавидел — он страдал,
Сюда, судьба! ко мне на суд!
Зачем всю жизнь одно мученье
Поэты тягостно несут?
Ко мне на суд — о провиденье!
Века в страданиях идут,
Или без всякого значенья
И провиденье и судьба —
Пустые звуки и слова?
А как бы он широко мог
Блаженствовать! В душе поэта
Был счастья светлого залог:
И жар сердечного привета,
И поэтический восторг,
И рай видений, полных света,
Любовью полный взгляд на мир,
Раздолье жизни, вечный пир.
Мой бедный брат! дай руку мне,
Оледенелую дай руку
И спи в могильной тишине.
Ни мой привет, ни сердца муку
Ты не услышишь в вечном сне,
И слов моих печальных звуку
Не разбудить тебя вовек.
Ты глух стал, мертвый человек!
Развеется среди степей
Мой плач надгробный над тобою,
И высохнет слеза очей
На камне хладном. И порою,
Когда сойду я в мир теней,
Раздастся плач и надо мною,
И будет он безвестен мне.
Спи, мой товарищ, в тишине!
НА СМЕРТЬ ПОЭТА .
(По прочтении Евгения Онегина)
Зачем душа тоски полна,
Зачем опять грустить готова,
Какое облако волна
Печально отразила снова?
Мечтаний тяжких грустный рой
Поэта глас в душе поэта
Воззвал из дремоты немой.
Поэт погиб уже для света,
Но песнь его еще звучит,
Но лира громкими струнами
Звенит, еще с тех пор звенит,
Как вдохновенными перстами
Он всколебал их перед нами.
И трепет их в цепи времен
Дойдет до позднего потомства,
Ему напомнит скорбно он,
Как пал поэт от вероломства,
И будет страшный приговор
Неумолим. Врагов поэта
В могилах праведный укор
Отыщет в будущие лета,
И кости этих мертвецов,
Уж подточенные червями,
Вздрогнут на дне своих гробов
И под догнившими крестами
Истлеют, прокляты веками.
Но что ж! но что ж! поэта нет!
Его ж убийца — он на воле,
Красив и горд, во цвете лет,
Гуляет весел в сладкой доле.
И весь, весь этот черный хор
Клеветников большого света,
В себе носивший заговор
Против спокойствия поэта,
Все живы, все,- а мести нет.
И с разъяренными очами
Им не гналась она вослед,
Неся укор за их стопами,
Не вгрызлась в совесть их зубами.
А тот, чья дерзкая рука
Полмира цепями обвивая,
И не согбенна и крепка,
Как бы железом облитая,
Свободой дышащую грудь
Не устыдилась своевольно
В мундир лакейский затянуть,-
Он зло, и низостно, и больно
Поэта душу уязвил,
Когда коварными устами
Ему он милость подарил
И замешал между рабами
Поэта с вольными мечтами.
Из лавр и терния венец
Поэту дан в удел судьбою,
И пал он жертвой наконец
Неумолимою толпою
Ему расставленных сетей.
Земля, земля! зачем ты губишь
Прекрасных из твоих людей!
Одну траву растишь и любишь,
И вянет злак среди полей;
Или, враждуя с небесами
Враждой старинною твоей,
Ты имя избранных меж нами
Гнетешь страдальчества цепями,
Пускай теперь слеза моя,
И негодуя и тоскуя,
Как дар единый от меня
Падет на урну гробовую;
И если в форме неземной,
Перерожденный дух поэта
Еще витает над страной
Уж им покинутого света —
Мою слезу увидит он
И незаметными перстами
Мне здешней жизни краткий сон
Благословит, с его скорбями
И благородными мечтами.
Когда я был отроком тихим и нежным,
Когда я был юношей страстно-мятежным,
И в возрасте зрелом, со старостью смежном,-
Всю жизнь мне все снова, и снова, и снова
Звучало одно неизменное слово:
Свобода! Свобода!
Измученный рабством и духом унылый
Покинул я край мой родимый и милый,
Чтоб было мне можно, насколько есть силы,
С чужбины до самого края родного
Взывать громогласно заветное слово:
Свобода! Свобода!
И вот на чужбине, в тиши полуночной,
Мне издали голос послышался мощный.
Сквозь вьюгу сырую, сквозь мрак беспомощный,
Сквозь все завывания ветра ночного
Мне слышится с родины юное слово:
Свобода! Свобода!
И сердце, так дружное с горьким сомненьем,
Как птица из клетки, простясь с заточеньем,
Взыграло впервые отрадным биеньем,
И как-то торжественно, весело, ново
Звучит теперь с детства знакомое слово:
Свобода! Свобода!
И все-то мне грезится — снег и равнина,
Знакомое вижу лицо селянина,
Лицо бородатое, мощь исполина,
И он говорит мне, снимая оковы,
Мое неизменное, вечное слово:
Свобода! Свобода!
Но если б грозила беда и невзгода,
И рук для борьбы захотела свобода,-
Сейчас полечу на защиту народа,
И если паду я средь битвы суровой,
Скажу, умирая, могучее слово:
Свобода! Свобода!
А если б пришлось умереть на чужбине,
Умру я с надеждой и верою ныне;
Но в миг передсмертный — в спокойной кручине
Не дай мне остынуть без звука святого,
Товарищ! шепни мне последнее слово:
Свобода! Свобода!
Свисти ты, о ветер!
Свисти ты, о ветер, с бессонною силой
Во всю одинокую ночь,
Тоску твоей песни пустынно-унылой
Еще я берусь превозмочь.
Я стану мечтать величаво и стройно
Про будущность нашей страны,-
В доверчивой мысли светло и спокойно,
Мне делом покажутся сны.
Я вспомню о прошлом, о жизни сердечной,
Таинственном шепоте дев,
И детской дремотой забудусь беспечно
Под твой похоронный напев.
******
*****
****
***
**
*
Источник