Tesla Boy – Холод уйдёт Слова песни
Дата публикации: 05 апреля, 2019
Слова
[Куплет 1, Tesla Boy]:
Небо‚ зачем ты спрятало лучи?
Северный [холод] не кусает‚ но и не молчит
Почти не чувствую пальцев трогая стекло
Я устал просыпаться не видя солнца за своим окном
[Припев]:
Вспоминай‚ вспоминай, вспоминай
Как мы оказались здесь
Год назад, ровно год назад
Мы же как-то справились
Холод уйдёт!
Но холод уйдёт
[Куплет 2‚ Tesla Boy]:
Слова пусты, и ничему не верьте
Как бы на этот раз избежать депрессии?
Почти не чувствую пальцев трогая стекло
Я устал просыпаться не видя солнца за своим окном
[Припев]:
Вспоминай, вспоминай‚ вспоминай
Как мы оказались здесь
Год назад, ровно год назад
Мы же как-то справились
Холод уйдёт;
Но холод уйдёт;
Холод! Холод уйдёт;
Холод! Холод уйдёт;
Холод! Холод уйдёт;
Холод! Холод уйдёт;
Холод! Холод уйдёт;
Холод! Холод уйдёт;
Холод! Холод уйдёт;
Холод! Холод уйдёт;
Холод! Холод уйдёт;
Холод! Холод уйдёт;
Холод! Холод уйдёт;
Холод! Холод уйдёт;
[Финал]:
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Видео
Холод уйдёт by Tesla Boy видеоклип.
Другие песни Tesla Boy
Другие песни, которые могут быть Вам интересны.
Источник
Текст песни Tesla Boy – Холод уйдет
Небо, зачем, ты спрятало лучи?
Северный холод, не кусает, но и не молчит
Почти не чувствую пальцев, трогая стекло
Я устал просыпаться
Не видя солнца за своим окном
Вспоминай, вспоминай, вспоминай
Как мы оказались здесь
Год назад, ровно год назад
Мы же как-то справились
Холод уйдет
Тут холод уйдет
Слова пусты, ничего не верьте
Как бы на этот раз избежать депрессии?
Почти не чувствую пальцев, трогая стекло
Я устал просыпаться
Не видя солнца за своим окном
Вспоминай, вспоминай, вспоминай
Как мы оказались здесь
Год назад, ровно год назад
Мы же как-то справились
Холод уйдет
Холод уйдет
Холод уйдет
Холод уйдет
Холод уйдет
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Мы обязательно уедем на море
Понравился текст песни?
Оставьте комментарий ниже
Текст песни Tesla Boy – Холод уйдет — из тех треков, который хочется ставить на повтор раз за разом, погружаясь в волну удовольствия. Мелодия и ритм проникают в самое сердце, не оставляя равнодушным даже поклонников других стилей. То же можно сказать и о тексте песни, ведь слова в нём несут особую для каждого слушателя смысловую нагрузку.
Источник
Вокзал XXI
потом разнесу подборки по своим местам, временно все нашедшееся вместе
Топленым маслом фонарей
Залит грассирующий город.
Что мне до Франции твоей,
Я видела. Теперь нескоро.
Там не поют Пиаф и Брель –
Идут по улице со мною.
Она такая же ля бель,
Но умирают за другое.
С тобою площади дождей
И солнце в небе над Парижем.
Я не грассирую, мне ближе
Густая кровь молдавских вишен
И рык провинции своей.
Здесь в тот же сумеречный час,
Как люди, улицы уходят.
Труба играет в переходе
Под снег, танцующий о нас.
Не спят леса подъемных кранов –
Кричат в порту стальные птицы
Над черным морем-океаном.
А на Приморский снег ложится.
Сидели двое на карнизе,
По-голубиному воркуя.
Касалось солнце поцелуем
Кофейной чашечки сервиза,
Купалось в ложечке блестящей,
Все пустяками занимаясь.
А двое крыльями держались
И речь вели о настоящем.
Да если б только о любви…
Она и так вошла мгновенно.
Хотелось их благословить…
Они уже благословенны.
Ни звука зря не прозвенело,
Ни слова наземь не упало –
И я подслушать их хотела,
Но языка не понимала.
НИ РАЗУ НЕ ПОСМОТРЕННОМУ ФИЛЬМУ
*
однажды в порту
поднимаешься на первый попавшийся корабль
и растягиваешься на кровати покрепче затыкая уши
идите к дьяволу со своим засиженным мухами фильмом
целый океан слез о любви
вместо того чтобы сказать счастливого пути
о вас будет помнить не одно прилипшее к экрану поколение
*
то что я спорю с Богом
еще не значит что я соглашаюсь с дьяволом
*
моя беспомощность слишком велика
если она протянет руку здорово испортится солнечная погода
*
тысяча иерихонских криков
оцарапавших недвижные камни
следы когтей на стене плача
откуда они у овец
запивающих вином любви плоть своих пастухов
*
счастливая дудочка ветра
и она легко забудет твое дыхание
и она подпоет первому подхватившему налету
лишь камни помнят как собаки
одни надгробные камни
верно хранят свои имена
Потому что предашь,
Потому что предам,
Потому что не вынести музыки нам
Из огня, не сжигая ладони, –
Эта музыка нас похоронит,
Сумасшедшая сводит с ума,
Над землею встает, багровея,
И пожаром объяты Помпеи,
И в костре полыхает сама
То ли музыка, то ли чума.
Когда тюрьма «De Profundis’» твоя
На Ты, на Вы, со строчной и с заглавной –
Смешные люди, тут идут на Я
И Readingum захлопывает ставни.
Застыла птичка, канарейка суть,
Бессмертных ижиц до смерти наелась.
Пролей ей, Боже, чистую на грудь…
Слеза чиста, но тут другое дело.
Когда слова стоят не тет-а-тет,
А колом в позвоночнике и горле,
И ты глотаешь падающий свет,
Над пропастью и перед небом голый,
Всей азбуки складные кирпичи
Растят застенки башен Вавилона.
На дне колодца человек кричит,
Приговорен, распят и коронован.
Сколько там верст до лазурного неба,
Если ползти под безжалостным солнцем
По храмовым стенам змеиным побегом,
Вьюнком прижимаясь к камням вавилонским?
И мой паучок не имеет понятья,
Когда опускают спасительный тросик.
Вот же мы, Господи, волки и братья,
Братские шрамы под шкурою носим.
Плыл паутинкой Эдемского сада
Каждый твой волос, упавший недаром.
Боже, когда мы вернемся из ада,
Ты не поставь нас лицом с кочегаром.
Пепел стучится в открытые двери,
Нет ни души в переполненных храмах.
Господи, знаешь, как хочется верить
В эту толику не взвешенных граммов…
И говорят они в пустыне,
Кувшин и высохшее море.
Любовь их больше не покинет,
Не бросит в радости и в горе.
На языке звезды полынной,
Земной тоски дочеловечьей
Морская соль и песня глины,
И эхо жизни скоротечной
Еще звенит на дне сосуда.
Всех выше – вечности икринки
И ветер, веющий повсюду
В лицо луны на паутинке.
Сардинок трепетные солнца
Над головою проплывают.
И как-то каждая зовется,
Но ни одна не отвечает.
Увы вам, пойманные звезды
Ночною сетью океана.
Вас открываешь слишком поздно
И выбираешь слишком рано.
Последний листок наступающим ордам сдается,
Ложится на снег беспощадный, холодный и белый.
И ужас победы древесные тянет обрубки
Ослепшему сердцу – и солнце ласкает их взглядом.
Проворной рукою зима в равнодушье сестринском
Льняным полотном накрывает багряные пятна.
Румяный щенок в оттопыренной крыльями шапке
Несется на саночках с горки. Звенит колокольчик.
Открытая книга-раскраска готова к параду,
Пусть дворник щербленной лопатой бинты не сдирает.
А звезды салюта сойдут за медали, за свечи,
За родинки неба, и просто стрелять приказали.
А мы еще станцуем и споем,
Расправим плечи молодо и гордо,
Натянем чьи-то старые ботфорты –
И по ноге придется вторсырье,
Когда утопим в море оптимизма
Живые трупы веры и отчизны.
Что бы там ни брехала собака –
Догорят и дворец, и крыльцо.
Жизнь прошла хорошо или всяко,
Уходилась, в конце-то концов.
А пластинка все пела и пела,
Все тащила на паре гнедых
Безнадежную песенку в целом
И моменты надежд золотых.
Как взглянула на дело разумно,
Как свихнулась всему голова –
Прогуляла на станции шумной
И лошадок, и крест однова.
Разлетайся ж, душа, что есть мочи,
Отворяй терема сапогом.
Чуешь ночь? Эти карие ночи?
Этот крест. да и черт с ним, с крестом.
Каждый царь сумасшедшего дома
Сумасшедший построит дворец.
И обложит палаты соломой.
И ее подожжет, наконец.
Пастушковый и тирольский
Йодль-йодль
Пейся-пойся
Пиво пенное пока
Синевенная рука
Никотиновые кольца
Весь рассадник удовольствий
Этот пригород тирольский
Прогуляемся слегка
Настроенье нервное
Улыбайся стервою
Пастушки-пастушечки
Улыбайся душечка
Йодль-йодль
Пойся-пейся
И по веночке завейся
С бела облачка катись
Лихо-лихо
Зашибись
Это пригород австрийский
Украинский
Прибалтийский
И лесок зеленый
И бычок каленый
Извелась затяжка
На таврушку зряшно
А в лесочке волки
Будут кривотолки
Ноют волки воют бабы
Прогуляемся неслабо
По маркизовой опушке
Отвори-ка ротик душка
Да скажи душевное
Сдохнем тут наверное
Во селе Маркизово
В босоножках кирзовых
На кой мне ляд пустых бутылок строй
С осадком простодушного хорея –
Чужие вина выпиты не мной,
И гроздья виноградные не зреют
На площади Паяца городской,
И гневом их торгуют на Сенной.
Из яблочно-умеренных широт
Не выжать капли огненного сидра,
Того, что скорчит судорогой рот
И побежит по внутренностям выдрой.
Однако ж есть задворки во вселенной! –
Порою выше рисочки нальют.
Но обдерут как цыпку непременно.
Зато какие песни подадут!
Цвет твоих ангелов маков,
В дождь лепестков разбуди.
Брошенных в комнате страха
Не оставляй взаперти.
Если для всех одинаков
Твой померанец и гром –
Выжги до пепла и праха,
Не оставляй на потом.
Пусть одного не обманет
Танец холодных шелков –
Красное, красное знамя
Войска твоих пастухов.
Брошен пылающий камень,
В Марсовом поле огни.
Боги спускаются сами,
Только шнурок потяни.
Ночь Саломеи танцует…
Не доплясала еще.
В небе горят поцелуи,
Жарко,
Глазам горячо.
В небе пчелиные жала,
Город алеет цветком.
Господи, мороси мало,
Не оставляй на потом.
Если больше не будет слов,
Мы не станем с тобой говорить.
Если небо звезд не зажгло,
Мы дождемся без них зари.
Мы посеем в пустыне рожь
И уснем, перестав гадать.
Будут тучи – и хлынет дождь.
Будет ясно – взойдет звезда.
ПОКА ПАДАЕТ СНЕГ
Мир огляделся – и застыл,
Накрытый белыми цветами.
Играло небо сотней крыл,
Но птицы не было над нами.
А стало тихо и светло,
А стало. Просто время стало
И у мольберта набело
Рисует первый день сначала,
Перенося на чистый холст
Один новорожденный город,
Где нет ни до, ни при, ни пост –
Ни скриптума, ни приговора.
иду играть в бадминтон со своей девочкой
у нее плохое настроение и нечего делать
вечером иду играть со своим мальчиком
ему надо худеть и делать нечего
заодно с соседским
у него нет бадминтона и мама на работе ей еще бадминтона не хватало
(сейчас скажут мне нечего делать и хватит худеть)
а кто со мной пойдет играть в бадминтон
А башмачки еще звенели
Высокогорного стекла,
Качала сказка колыбели
И в каждом яблоке жила.
………
Сентябрь антоновку и сливы
Срывал в сиреневый подол.
И вышел месяц говорливый
И сватать звездочку пошел.
………
Ах, это песня виновата,
Что молча он пошел обратно.
Мелодию не выбирают,
Она какая? – Вот такая.
………
Она вослед ему летела,
Она бежала по канату,
Срывалась в пропасть то и дело
И замолкала виновато.
………
Но слышно не было отсюда –
Играл хрусталь, шумел камыш,
Меняли скатерти и блюда.
А ты о чем-то говоришь.
К чему ни прикоснись, все искажает
Свои первоначальные размеры.
Мой добрый мир окажется химерой –
О, как химеры нынче дорожают!
В долг не дадут, но втридорога спросят
За самую никчемную забаву.
С такой скорей удавишься от злости,
Но удавиться не имеешь права.
А в остальном, свободная, как птица,
Ну, разве что привязанная к телу,
Душа как есть забавная вещица,
Кричит «летю!», пока не отлетела.
Лети – не выпадая за границы.
Кричи, но уважай соседский отдых.
Да удавись, когда такая мода
Есть у поэтских, но зачем же злиться?
Давись, ma cherie, с сознательною мордой,
Чтоб улица могла тобой гордиться.
Обжигают поводья ладони
(маникюр хорошо б не задеть),
И горячие красные кони
На рассвете идут по воде.
(Каскадеры пошли – дубль первый.)
Берег. Выстрел. Упал в камыши.
Слышно музыку. Трепетно. Нервно.
(Фонограмма спешит – не спеши!)
В белом девушка (дура! – манерно!)
Против солнца. Красиво. Восход.
Крупным планом – курок револьверный.
Все, финита. И девку – в расход.
Мир стоит на лабутенах.
Лабутен ему идет.
Отстоит вторую смену,
Лабутен произведет.
Потому по всем приметам
Он живое существо.
Если лабутена нету,
То и нету ничего.
КОГДА ЗАКОНЧИТСЯ ВЕСНА
Когда закончится весна
На три задерганных аккорда
И впишут, впишут имена
В реестр оставшихся за бортом –
Как будет жабрами дышать
Спокойно и холоднокровно
Одна бездомная душа,
Укрывшись сетью рыболовной!
В ней, говорят, двенадцать грамм.
Ну, может, врут – накинем десять.
Как будто рыбная икра
Столб атмосферный перевесит.
Зрением периферийным
Успеваешь зацепиться
В окружении стерильном
За всплывающие лица.
Колокольчик в чистом поле
Расцветает глазом красным.
Прозвенит, не слыша боли,
О своем негромко-частном.
Две минуты до возврата –
До несчастья – духа телу.
А на облаке кудлатом
Птичка райская сидела…
А ушко все уже, уже,
Катится в таможню грошик,
И берут свое дороже
За гуляющую душу
Колокольчики по дружбе
И по службе – птичка божья.
Немного неба, пыль и копоть.
Не много неба, больше пыли.
Увидишь длань, представишь локоть…
Ну вот и все, поговорили.
В глазах от облака белеет,
Кочует парус одиноко
От придорожной Лорелеи
До городского водостока.
Привет вам, шлюхи и калеки
И вся армада цеховая!
Он покидает вас навеки,
Его несет и заливает
Сначала строчками элегий,
Сначала сладостью Токая…
Не открывай бродяге веки,
Их только небо обрывает.
Но облако…
Чтоб не болела
Во рту распаханная полость.
И легче крик, и тише голос,
И горизонт без точки белой.
Скрипят качели. Налипая, снег
Озябшее видение качает.
Качается фигура голубая,
Здесь самая нежданная из всех.
К чему ей быть – в полупрозрачном платье,
Взлетать под захлебнувшимся окном?
Тоска, тоска о платье голубом,
Мечта о не встречающемся счастье
Или о чем-нибудь почти таком.
Скрипят качели. Человек идет.
Куда идет – и знать о том не знаю,
Когда она порывисто встает
И рот ему губами закрывает.
Уездный город, длиннополый век,
Во все концы заснеженная местность…
Какая все же дура человек,
Глядит, как снег идет за занавеской.
Чего тебе надобно, рыбка?
Оставь старика в покое.
Ему и земного в избытке,
Куда ему деть морское?
Царской любви сила
Длится до побережья.
Море в твоих жилах
Крепче цепей держит.
Шумят в груди океаны –
Верь волшебному слову:
Плыви подобру-поздорову,
Есть дальние-дальние страны.
Не будет в них по-другому.
Все возвращается к дому,
Поздно, скорей, чем рано.
Лукавый день, двузначное число,
На две руки – две половины лета.
Одна уже сгорела, как ракета,
Другой наполовину повезло.
О той и этой плакали сверчки
Сегодня ночью, маленькие твари,
Придуманные в приступе тоски
По тем, кого ни бросить, ни исправить,
И руку лэутара не схватить.
Но Боже мой, как хочется любить,
Как ни о ком не плакать, не жалеть,
Пока стрекочет песенка о главном,
И верить в чью-то маленькую смерть,
Как в непорочность уличной шалавы.
О, магия оплаченных минут!
Заполонишь – и титры побегут.
На открытке «Ich liebe dich»,
Васильковая тишина.
Тишина одна на двоих
И строка на двоих одна.
Лил гранатовый красный сок
Дни и ночи с ресниц седых
То ли наш сумасшедший Бог,
То ли Вий озирал сады.
И гранаты цвели цветком
У моей земли на груди.
А потом – тишина потом,
Только веки спят. Не буди.
Вот и спрашивай «за кого»
И не спрашивай «почему».
Господа, тишину кому?
Покупайте – недорого.
лужа лежала и думала
в чем ее лучше отразит небо
небо лежало в ней и ни о чем
утопленники не умеют
И зимы наши дворовые,
Бродяги и дворняги.
Китайский снег в универмаге,
И елки голубые
Несут в руках небесный свет
Вдоль голой автострады.
А снега не было и нет,
Не будет и не надо.
Вот так возьми да и спроси,
Кому, мол, голосуем?
Давайте вызовем такси
На улицу пустую.
Уедем к черту на рога,
Застряли, елки, тут.
Всё на ветру да на ногах,
И фуры не везут.
А кто не спрятался – пропах
Не цитрусом, так марципаном.
Висит на елке пух и прах,
И солнце скатывает рано
В рулончик серый ватман дня
И смотрит в трубку на меня.
И тырит мелочь по карманам,
И подрастает малышня.
Смотри-ка вышел исполин
Из ученической тетрадки
И где-то я тут рядом с ним
Мои останки и остатки
Уже вокруг не суечусь
И башмаки не полирую
И ничего я не хочу
И ничего не захочу я
Февраль. От судорог свело
Косматый тюль в дыре окна.
Сидят два стула за столом,
И улица в дыру видна.
Рабина или Рабина,
Она же Рабина-Якира.
Что имена на фоне дырок!
Что перед бездной времена…
Однако снега намело.
Заиндевевшее стекло
Счастливо врёт о безнадежном
И переламывает свет,
И удивительно несложно
Быть между Богом и безбожно,
Не жив, не умер, не отпет.
И только в пальцах силы нет
Кромсать шагреневую кожу.
И дел важней на свете нет.
А чай чернел а кофе стыл
И растворялся добрый вечер
А разговор уже уплыл
Как осьминог осьмиконечный
А блюдце – дзынь
А ложка – стук
На север запад и на юг
Из крана капала вода
Из неба капала она же
И получалось как всегда
Или еще печальней даже
А так бы было счастье
Жилось не вкривь и вкось
Но гвоздь в душе торчащий…
По счастью не срослось
Зато пришли к согласью
И кузница и гвоздь
Порвали на перья хорошую птицу.
Баян прогуляли. Хороший баян.
А тот, кто еще предложил застрелиться,
Был тоже хороший, но несколько пьян.
Огромному миру – достойные люди!
Большому орленку – больших облаков!
И мне что-нибудь, высоко-далеко,
Где жизнь хороша
И баяна не будет.
КОМАНДИР ЭКИПАЖА СЕГО
*
С башмака вспорхнет
Бабочка алюминиевая
Полетит самолет
По небу синему
*
Полетим по небу синему
В мотыльке алюминиевом
На седьмую вышину
В самураеву страну
В сарафане-кимоно
Там глазами удивляться
Не умеют все равно
*
Провалившихся в нору сна
Приветствует Белый Кролик!
Пока вы летите до дна,
Давай поменяемся ролью.
Разнообразим полет,
Выключим иллюминатор.
Кто за окошком живет.
Можно, но лучше не надо.
Ладно, зайчишка, беги,
От самого А, от Апдайка.
Все думаешь, светит Ямайка?
Лоретти тебе помоги.
Гуще пар над самоваром,
С каждой ложкой слаще мед,
Тот, что даром-даром-даром
Вместе с паром пропадет.
Больше струны не дерет
Семиструнная гитара.
Плачет девушка Тамара
И бараночку берет.
На душе сурьма
За душой ни зги
Обрывая бабочкам лепестки
У последней спички пытать ответ
Трою
Китеж
Град Назарет
Как стоял на ней вавилонский сад
Как от спички той небеса горят
ЧТО ПОЕШЬ О ВЕСНЕ, СНЕЖНОЕ ПОЛЕ
Идут года большого урожая
Но что их зерна спящим косарям
Как птичка божья пела аз воздам
Как недообещала улетая
Как недопела пташечка по нам
Густая ночь разлита по дворам,
В карманы улиц, в плошки подворотен.
Давайте выпьем за одну из дам,
За самую безлунную из сотен.
Так за нее привычно умирать
И проливать канцоны и чернила,
Что братская могильная тетрадь
Не одного скворца похоронила.
Тетрадь – копейка, кружка – ерунда,
На всю расписку – капля Абсолюта.
Я ей и так все лишнее отдам
Как самую дефолтную валюту
За этот в горло налитый кисляк,
За мутную неистину колодца.
За то, что все окажется не так,
Как только ей не спится и не врется.
КОЛЛЕКТОР
Под трубный аккомпанемент,
Давя слезу как воск,
Коллектор выбьет свой процент.
Но миром правит Босх.
И ты не должен ничего
На свете никому,
Вот кроме дела одного.
Но все вернем Ему.
Позволь же не благодарить
Своих ростовщиков
За крепко связанную нить,
За то, что жить легко.
А трубы трубите, а скрипки рыдайте,
Срывай инструмент, гармонист!
Подайте на радость глоток попрошайке,
Он чист перед Господом, чист.
Он первым подходит с пустою рукою,
Он гол, как последний Адам, –
Грудную дыру ваша милость прикроет.
Ах, как ей покоится там,
Упавшей салфеткой в зиянье слепое,
Алкавшей и слез, и вина?
С такою поющей ночами дырою
И милость теперь не страшна.
А все же слабай вечерок, не жалея,
Спали этот город в огне! –
И равно по сердцу придется затея
И милости вашей, и мне.
Усни, моя радость,
Молчи, моя грусть.
С тобой не останусь,
С тобой не проснусь.
Пусть многие лета
Летят над землей
И лебедь, и Леда,
И диск золотой.
Проходит Венера
Под сердцем рассвета,
Вторая планета,
Любовь и химера.
Такого покоя
Искала бы я.
Что делать с тобою,
Тревога моя…
Как этим дням немного надо,
Природа русская моя
И черноморская природа, –
Тонуть в дождях и листопадах,
Держать за руки тополя,
Гуляя по Водопроводной
И облетая до нуля
По-над подземным переходом,
Единственно предлога для.
Все лето пели колокольчики
На зацелованных полянах.
Как быстро, господи, все кончилось.
Динь-динь! – и нет их, окаянных.
Приснились к счастью колокольчики.
И в самом деле, в самом деле –
Динь-динь! – стеклянные осколки
По свету белому летели.
И, как пощечины, звенели –
Динь-динь – легко,
Ди-линь-динь – звонко.
Долгая ночь прожигает звезды.
Сердце ударит в цыганский бубен.
С губ обрывается слово «поздно!»,
А повторяется: «Будь что будет».
Тянется ниточка света к тени,
Переплывает зрачок ресница.
Руки, забытые на коленях,
Спят, как упавшие наземь птицы,
Только часы-часовые ходят.
Птицы летят потому, что верят.
Ты, отыскавший ключи рапсодий,
Ищешь к ключам золотые двери.
Храм ли, дворец ли, высокий терем…
Месяц устанет бродить по свету.
Руки сгорают, как сигареты,
В черные дыры макая перья.
Карточный ветер да бубен вольный,
Сколько ловили тебя транжиры –
И забирались на колокольни,
И отдавали все царства мира.
ВРЕМЯ ДЛЯ ДОЖДЕЙ
Тот мир, который был знаком,
Как пятерня, свободно
Слизало море языком
Соленым и холодным.
И волны белые пусты,
И берег чист и гол.
И ты ни веры, ни мечты
С собою не привел
К причалу юности своей,
Усталый и седой.
А время чаек и дождей,
И тучи – ни одной.
Долговязую птичью фигуру
К длиннополым вороньим впритык
Дорисует. Вот звезд фурнитура,
Чернобурки глухой воротник.
Будет профиль твоим незнакомок,
Будет в копии спрятана жизнь.
Дом без номера. Стань возле дома.
Дорисует сейчас. Не спеши.
Дорисует слепые витрины,
Пятна света на белом снегу,
Дорисует слепую картину,
Все, что я дописать не смогу.
Над Соборкою снежное сито –
Обернись, исчезая на ней,
С высоты довоенных открыток,
Фонарей, тополей, площадей.
Дорисует ночные дозоры,
Ту же полночь столетье тому.
За окном расплескается город,
Не успев погрузиться во тьму.
Где же все? Никого. Ничего.
Удивляешься? Нет, не особо.
Космонавт уходил в невесомость –
Значит, космос пойдет на него.
Космос справится с плевою целью.
Предположим, «большой индивид» –
Быть не может, но все-таки – дрелью
Пару дыр в корабле просверлит.
И повиснет вопрос в безвоздушной,
Непригодной для жизни среде –
Это космос меняет наружность
Или слишком земное везде?
Космонавт ничего не ответит,
Он от лишних вопросов свалил.
Потому что на этой планете
Этот разум опять победил.
Запах дождя и земли,
Самое доброе утро.
Ирисы расцвели.
Слышал, стреляли уток?
Знаю, прошел сезон.
Знания всех предавали.
Спи, это только сон,
Мы и не улетали.
Синь гребешков под окном –
И петушки не птицы.
Катится колесом
Жизнь по большим столицам.
А над Днестром-рекой
Крыльями ветер машет.
Снился мне дом родной,
Только в краю не нашем.
Есть дом на улице одной,
Когда-то я жила в нем.
Все это было не со мной
Во времени исправном.
А время, сколько лет ему? –
И Часовщик не скажет,
За вспышкой он исчез в дыму.
Что почему-то важно.
Здесь отвечает тишина
Тернового оврага.
Мы из горчичного зерна
Росли с ней шаг за шагом.
Ты помнишь, где мы родились?
Ушли в какие дали?
Как ниоткуда с ней пришли,
Так в полночи пропали.
Тень у оврага постоит,
Не обрывая ягод.
А у нее глаза мои,
Которых мне не надо.
Как странно пережить свой век,
Как промахнуться измереньем.
Вокзал, перрон и человек
И чемодан стихотворений.
Унес состав проводника.
Сияют лампы небосвода.
И марсианские народы
Не понимают языка.
А я растерянно стою,
Ловлю четвертую маршрутку.
Вези в гостиницу мою,
Где обменяют век на сутки,
На полчаса, на жизнь одну –
Всю вавилонскую страну
За небо родины даю.
ВТОРАЯ ИЛИ ТРЕТЬЯ
Я шла, не помню по какому делу –
От них наутро ни добра, ни зла.
Моя любовь крушенье потерпела
И, наглотавшись джина, умерла.
«И что с того, взамен придет другая.
Положено к чему-нибудь прийти», –
Мне говорят, а я не понимаю,
Иду и умираю по пути.
Она пришла, вторая или третья,
Стучала в двери, у окна звала.
Не отворил никто и не ответил:
«Покойница гостей не дождалась».
ГРАММАТИКА БОЯ
Красивое имя, высокая честь… М. С.
Вот ведь и не примирились
Ни по жизни, ни по смерти
Ангелы мои и черти,
В той же ярости и силе
Жгут один другого взглядом.
От меня уже не надо
Ни дыхания, ни слов.
Им делить добро и зло,
Мне – лежать в недоуменье
И белеть в полях сражений –
Что еще с меня возьми –
Оголенными костьми.
Одуванчики и я
В поле облетаем,
Ни о чем не думая,
Ничего не зная.
Состояние души –
Ветреное дело.
Эх, держи не удержи,
Чтоб не улетело.
Улетит – не подберешь,
Словно не бывало.
Ты, пшеница или рожь,
Так не пропадала.
Кто-то лапой ворошит
Облако на шее.
Что-то голову кружит
Головокруженье.
Посмотри еще на нас –
Счастье бестолково,
Поля полного запас.
Завтра никакого.
Цвели цветы, листва горела.
На пустыре цвели цветы.
Уже природа побелела,
Уснули голые сады,
Отдали дань плодоношенья,
Подняли руки к небесам.
И, недоступные глазам,
Цвели цветы как наважденье,
Как будто плакали по нам,
Чтоб присягнувшие на верность
Легко отдать в минуты те
Могли бы жизнь за бесполезность,
За вспышку краски на кусте.
В нем больше не показывают сны,
Не крутят кинофильмы, суть не в этом.
Здесь каждый лист с просроченным билетом,
Трагедия, где все обречены
Смотреть в начало старой киноленты.
И как всегда, ломает времена,
Едва перевалив за половину,
Привычка наркотического сна
Впериться убывающему в спину.
Не то, не то, что вглядываться в бездну –
У призрака ни силы нет исчезнуть,
Ни смелости кина не досмотреть.
Как мертвецу нигде не встретить смерть,
Ни ускользнуть из зала на картину.
Я стану чьим-то сновиденьем,
И ты, владелец снов ночных,
Назначишь время представленья
В театре призраков своих.
Верни им волю, дай свободу –
Они в руках уносят сеть.
И нет звезды у небосвода
Их приговор пересмотреть.
Неотвратимое случится,
Освобожденные во тьму –
Ее полуночные птицы,
Поем для всех и никому.
Не помня днем, встречают ночью,
Дают права на тихий час.
И мы поем поодиночке,
Когда никто не слышит нас.
На край окна облокотится,
Стоит в мехах передо мной,
Глядит грузинскою царицей
И беломойкою простой.
И вдруг от снега побелело
В нем отражение мое.
Выкручивает душу с телом,
Как прачка мокрое белье.
Ослепший ангел белокурый,
Там не осталось ни слезинки.
Прекрасны барсовая шкура,
И пальцев дикая лезгинка,
И ты в снегу, совсем невеста,
Но эти бельма свет закрыли –
Еще не время и не место…
Тебя так многие просили.
Кричу о гибельной ошибке!
Но, вытирая капли пота,
Она вершит свою работу
И смотрит с дьявольской улыбкой.
Вот уже солнце садится на ветку,
Как не прощалось вчера.
Славная вера в простые ответы –
Знает, где встанет с утра.
Что же немеет от сока граната
Странное тело души –
И не бессмертна она, и горбата,
И не могла согрешить.
Пятна от солнца, от времени быта,
Меньше на небо глазей.
Спой колыбельную векам открытым,
Пьяной и маленькой ей.
Да отбери эту кружку заката,
Да уложи ее спать
Перышком белым в постели несмятой.
Или попробуй отнять.
Снежинок розовые пачки
Под солнцем площади горели.
В их электрической печали –
О, тише, тише, нетерпенье,
Мы торопиться опоздали –
На пальцах в воздухе хрустящем
Могло пройти стихотворенье…
Но свет и сам не ведал прозы.
Бежал заснеженный трамвайчик,
Конечно, красный от мороза…
Ну, в общем, так или иначе
Ходил трамвай по центру мира –
Когда и Рим не открывали,
Стихи не вешались в квартирах
И под трамваи не бросались.
Да их вообще не сочиняли,
А голоса ловил приемник
«Орленок». Кажется, «Орленок».
Все эти лишние детали
Так много ничего не значат:
Балетки, радио, трамвайчик…
Наверно, где-нибудь в эфире
Хранятся лицевыраженья –
Лишь подхвати одним движеньем…
Да где же слово «перемИрит»? –
Не ужилось бы, так смирилось,
Хотя бы будущее с прошлым.
Как невозможное с возможным,
На что и слов не находилось.
Проглянут вдруг и лица где-то,
И наши, может быть, вот так же,
И положительного света,
И человеческого даже.
Поковыряют нас отверткой –
А там все скучно и знакомо,
Там жили жизнью второсортной,
Но строго по закону Ома.
Ну, шепелявил наш транзистор,
Ну, уклонялся в трали-вали
И было что-то с ним нечисто –
А мы бы гордо промолчали,
Не заложили бы радистку!
В тылу английском и немецком
Не подвели завод советский.
******************
Источник