Последние луны (2014)
Регистрация >>
В голосовании могут принимать участие только зарегистрированные посетители сайта.
Если вы уже зарегистрированы — Войдите.
Вы хотите зарегистрироваться?
информация о фильме-спектакле
Московский театр им. Евг. Вахтангова.
Премьера спектакля состоялась 8 декабря 2008 года.
В спектакле со странным названием «Последние луны» два акта и две одноактных пьесы — итальянца Фурио Бордона и немца Гарольда Мюллера. Пьесы неизвестны в России, но обе поставлены в двадцати странах.
Пьеса «Последние луны» написана в 1992 году и отмечена премией театральных деятелей Италии, как лучшая пьеса года. В сезоне 1995-1996 гг. она была поставлена для Марчелло Мастроянни и стала последней театральной работой великого артиста.
«Тихая ночь» Г. Мюллера написана три десятилетия тому назад и с успехом прошла в разных странах.
Старость не знает национальных границ и географических пределов. Она может быть умиротворенной и счастливой в кругу близких и стать катастрофой, если ты оставлен дорогими тебе людьми.
Человек — единственное живое существо на свете, которое знает, что умрет. Итальянская и немецкая история двух пожилых людей пронзительно и горько сыграна замечательными русскими актерами — Ириной Купченко и Василием Лановым.
И если у зрителей после спектакля заноет сердце, и они подумают о тех, кто в них нуждается или о тех, кому предстоит встретиться с их старостью, значит история, которую мы попытались рассказать, достигла цели.
Источник
Спектакль «Последние луны». Театр имени Вахтангова
В рамках проекта «Золотая коллекция» столичный департамент СМИ и рекламы и сетевое издание М24.ru представляют телеверсию спектакля Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова «Последние луны» в постановке Римаса Туминаса.
Сценография и костюмы — Мария Митрофанова; композитор — Фаустас Латенас; помощники режиссера — Ирина Горошкова, Наталья Кузина; заведующий художественно-постановочной частью — Владимр Довгань.
Действующие лица и исполнители:
Последние луны: Он — Василий Лановой, Она — Елена Сотникова, Сын — Олег Макаров.
Тихая ночь: Мать — Ирина Купченко, Cын — Сергей Юшкевич
Обитатели пансиона : Инна Алабина, Нина Нехлопоченко, Агнесса Петерсон, Дарья Пешкова, Анатолий Меньщиков, Евгений Федоров Елена Мельникова.
© 2012 – 2020
Все права на материалы, находящиеся на сайте m24.ru, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта ссылка на m24.ru обязательна. Редакция не несет ответственности за информацию и мнения, высказанные в комментариях читателей и новостных материалах, составленных на основе сообщений читателей.
СМИ сетевое издание «Городской информационный канал m24.ru» зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-53981 от 30 апреля 2013 г.
Средство массовой информации сетевое издание «Городской информационный канал m24.ru» создано при финансовой поддержке Департамента средств массовой информации и рекламы г. Москвы. (С) АО «Москва Медиа».
Учредитель и редакция — АО «Москва Медиа». Главный редактор И.Л. Шестаков. Адрес редакции: 127137, РФ, г. Москва, ул. Правды, д. 24, стр. 2. Почта: mosmed@m24.ru.
Информация о погоде предоставлена Центром «ФОБОС». Источник и правообладатель информации о курсах валют — ПАО «Московская биржа». По условиям распространения информации обращаться на ПАО «Московская биржа». Информация о пробках предоставлена ООО «Яндекс.Пробки».
Источник
Когда наступает последняя свобода
Худрук Театра имени Евг.Вахтангова Римас Туминас поставил спектакль о смерти
В первом акте играется пьеса итальянского драматурга Бордова «Последние луны», а во втором – немецкого автора Гарольда Мюллера «Тихая ночь». В первом акте добровольно отправляется в дом престарелых Он, отца отвозит сын, во втором сын встречается с матерью в канун Сочельника всё в том же доме престарелых, куда ее родные взрослые дети сдали без доброй воли на то их матери. Отца играет Василий Лановой, мать – Ирина Купченко.
Несмотря на всю комфортабельность ухода за стариками в этих учреждениях на Западе – с нашими не сравнить, – моральная проблема остается прежней: избавляться от отца ли матери при живых детях бесчеловечно. Об этом писала в 30-е годы прошлого столетия Вина Дельмар в пьесе, известной у нас под названием «Дальше – тишина…» и прославленной благодаря постановке Анатолия Эфроса в 1976 году, об этом продолжают писать и сегодня.
Туминас, обращаясь к теме, которая беспроигрышно может надавить на сентиментальные струны зрителя или спровоцировать художника к моральной проповеди бесчеловечным современникам, счастливо избегает и того, и другого.
Эти пьесы становятся для него поводом, чтобы вглядеться в то, как уходит человек. Каков этот момент по правде, когда старик глядит на стены своего дома в последний раз, о чем он думает, какие вещи берет с собой, на чем особенно задерживается его взгляд. Герой первой части осуществляет свой уход в приют добровольно, он освобождается от всех бытовых привязанностей, но чем настойчивее Лановой ведет эту тему, тем невыносимее, отчаяннее становится. Его герой, композитор с внешностью пожилого Ференца Листа, воодушевлен своим решением: жизнь, понимает он со всей ясностью, прожита, и какая разница, где ее доживать. Старости никто не хочет видеть. Никто не будет счастлив наблюдать, как ты умираешь, как твое тело перестает подчиняться тебе, как угасает твой разум. Туминас романтическую манеру игры Василия Ланового как бы перенаправляет: приподнятый энтузиазм, свойственный манере игры этого известного актера, в этом спектакле связан с постижением трагической истины об одиночестве человека перед приближающейся смертью, осознанием последней свободы. Беспокойные думы в прошлом – пришло решение, а с ним и счастье пусть жестокой, но истины.
Он ведет свой последний диалог в стенах родного дома со своей женой, которая умерла в 45. Ее тень взывает своими воспоминаниями к диалогу. Ее играет Елена Сотникова. Она не успела состариться – и молодой женщиной является к своему мужу. Ей он поверяет свои мысли обо всем. Это разговор двух любящих людей, которые были счастливы, родили сына, которые спорили, кто лучше – Бах или Армстронг. Сыграть тень женщины и вместе с тем женщину непросто, но Елена Сотникова с мужественным тактом ведет свою роль, не боясь, что статика, которую ей определили постановщик Римас Туминас и режиссер Алексей Кузнецов, толкнет к монотонности. Они ни разу не взглянули друг на друга. Все реплики – в зал.
Образ любимой жены исчезнет. Он с ней попрощался так, как хотел. Надо уметь жить, но надо уметь и умирать.
Во втором акте вступает в права история о судьбе Матери, живущей в приюте. К ней приезжает Сын (Сергей Юшкевич), который обычно забирал ее на Рождество. В этот раз все случится по-другому. Туминас, которому несвойственно впадать в социальный пафос, тем не менее следует в унисон авторским размышлениям: почему сытое благополучное общество не становится добрее, а, напротив, жестче и бесчеловечнее. Сын приезжает на «Мерседесе», но мать отправил в приют. Мало того, тайная цель, которую предстоит ему сделать явной – взять подпись матери на продажу недвижимости, – последнего бастиона, за который держится она.
Мать играет виртуозно Ирина Купченко. Ее старуха груба, она осталась деревенщиной. Поработай на скотобойне. Как она входит в раж, описывая технологию забоя быка вручную. Сколько в ее речи темперамента, ажиотажа и жутковатого восторга. А как она обставляет собственное дефиле, демонстрируя новый наряд, купленный на распродаже. Паричок, шляпка, меха поверх костюма и грубые крестьянские чулки, съезжающие гармошкой. Купченко еще играет другую грань старости, несентиментальную. Старикам свойственно выживать из ума. Она то и дело впадает в агрессию подозрительности, мелкого, но страстного обличения пороков приюта и его обитателей. С ней детям трудно – вот что мужественно сыграно Купченко. А сцена, когда Сын выколачивает из нее подпись, сыграна большой актрисой. В этот момент она тоже обретает свою свободу. Почти блаженная детская улыбка застывает на ее лице. Она сворачивается на приютской койке калачиком, как ребенок, чтобы уйти из этого мира, в котором уже нет ни рынков, ни ее любимого леса, ни ее скотобойни. Мир унифицирован, подстрижен и жесток.
Сморщенный старостью Ангел, нестройный хор старческих голосов, который сопровождал второй акт, выйдет в хороводе на сцену. Мелькнет и композитор в лыжной шапочке с помпончиком. Вот оно – последнее пристанище, казенный дом, где встречают смерть.
Труд, 15 декабря 2008 года
Глеб Ситковский
Хорошо сделанная старость
Василий Лановой и Ирина Купченко сыграли в спектакле Театра имени Вахтангова «Последние луны»
Вступая в прошлом году в должность худрука, Римас Туминас пообещал труппе Вахтанговского театра обойтись без кадровых перетрясок и работать с теми, кого ему бог послал. Сказав «а», нужно говорить «б» и обеспечивать работой самые разные актерские поколения.
Поэтому в начале сезона Туминас дал порезвиться молодежи в спектакле «Троил и Крессида», а теперь выпустил на сцену тяжелую артиллерию — Василия Ланового и Ирину Купченко в спектакле-диптихе «Последние луны».
Почти все произведения мирового репертуара сочинены в расчете на молодых героев, и найти подходящую пьесу для очень хорошего, но уже немолодого актера — это настоящая головная боль для режиссера. Но Туминас расстарался и обнаружил сразу две незамысловатые пьески об одиноких стариках, собирающихся окончить свою жизнь в доме престарелых. Первая из них — «Последние луны», написанная итальянцем Фурио Бордоном, вторая — «Тихая ночь», сочиненная немцем Гарольдом Мюллером. Если вам не известны фамилии этих драматургов, не спешите сокрушаться о пробелах в своем образовании. Имена авторов можно тут же забыть, поскольку оба этих иностранца лишь обеспечивают актеров подходящим материалом для бенефиса. «Последние луны» и «Тихая ночь» — это пьесы-близнецы, безликость которых выглядит особенно комично, если их положить рядом, разделив антрактом, как это сделал Туминас. В первой части спектакля герой Василия Ланового готовится к отправке в дом престарелых, вяло переругиваясь с сыном, а после антракта нам дадут испытать дежавю, сделав свидетелями точно таких же семейных склок, но уже с участием Ирины Купченко, переселившейся в аналогичную богадельню несколькими годами раньше.
Каждая из этих одноактовок сокрушается по поводу жестокосердия нашего века и страшит зрителя фантомом одинокой старости, от которого не застрахован никто из нас. Но, положенные бок о бок, они скорее дают повод для рассуждений о роли цинизма в драматическом театре. Угадать, что эти пьесы поставлены Римасом Туминасом — талантливым литовским режиссером, знающим толк в метафорическом театре, решительно невозможно. Выиграв тактическую битву как худрук, Туминас обрек себя на поражение как режиссер. Перед нами что-то вроде обязательной программы по фигурному катанию, когда каждая пара должна выполнить необходимое количество сложных элементов и продемонстрировать публике свое мастерство. После спектакля можно, конечно, порассуждать о том, что Купченко выполнила задание на тему «одинокая старость» с большим блеском, чем Лановой, и выставить ей высшие балы за технику перевоплощения и артистизм, но оба они слишком большие актеры, чтобы удовлетвориться победой в таком соревновании.
Новые известия, 11 декабря 2008 года
Ольга Егошина
Некрасивая старость
Театр им. Вахтангова присоединился к разговору об отцах и детях
Во вторник в Театре им. Вахтангова состоялась премьера спектакля «Последние луны» по пьесам Ф.Бордона и Г.Миллера. Объединив пьесы двух драматургов, режиссер Римас Туминас создал диптих о несчастных людях, брошенных в доме престарелых. В главных ролях заняты звезды старшего поколения труппы театра – Ирина Купченко и Василий Лановой. Спектакль вахтанговцев продолжает тему «отцов и детей», ставшую одной из самых актуальных в этом театральном сезоне.
Несмотря на ставшее штампом определение Гоголя о театре-зеркале, отражающем кривую рожу зрительного зала, мы крайне редко задумываемся о том, что в укрупняющей сцене-линзе можно различить и проблемы современного театра. Скажем, вдруг и сразу становятся популярными исторические темы. Или в трех театрах одновременно ставят пьесу о богатом и благородном купце (московском олигархе) Прибыткове, провернувшем удачную интригу, посрамившем завистников и вышедшем по всем статьям победителем. Или вдруг и разом театры займутся историей несчастного чиновника Тарелкина, решившего жить шантажом, но обойденного хитрым начальником-выжигой. Этой осенью главными героями московской сцены стали несчастные родители, заброшенные детьми.
В «Саранче» Биляны Срблянович, поставленной в Театре Пушкина, всю первую половину пьесы живописуются ужасы, которые дети творят с собственными предками. Дочь-хирург выгоняет приехавшую к ней на побывку мать, и та ломает шейку бедра. Брат с сестрой по взаимной договоренности оставляют на улице своего сумасшедшего старика-отца: сажают на скамейке возле автострады с запасом запретного для пожилого диабетика сахара. Другого отца тиранят внучка, сын и невестка с целью выманить последние деньги с его сберегательной книжки. Несмотря на мрачность, эту современную пьесу громко распиарили не только у нас, но и в других странах, где она ставится.
Рядом с современными нравами сладкой патокой воспринимаются конфликты тургеневских «Отцов и детей», поставленных под занавес прошлого сезона в «Табакерке» (театре под руководством О.П. Табакова. – «НИ»). Дети бравируют своей нелюбовью к Пушкину и демонстративно режут каждую лягушку, если та вдруг проскочит мимо. В самой крайности старикам кроме дуэли, ну, ничего не грозит! Никто и ниоткуда их не выгонит. Да и мысли такие тургеневским нигилистам в голову не приходили: ни младшему Базарову, ни младшему Кирсанову.
Современные дети, чуть что не по ним, немедленно заводят речь о доме престарелых. Так, как это делает дочка героя в спектакле «Я не Раппапорт» на Малой Бронной. Или дети героев свежей премьеры «Последних лун» в Театре Вахтангова. Римас Туминас объединил в своей постановке две малоизвестные западные пьесы – итальянскую пьесу Ф. Бордона «Последние луны» и немецкую пьесу «Тихая ночь» Г. Мюллера. В первой сын отправляет старика-отца в дом престарелых, чтобы освободить комнату подросшему внуку. А во второй сын отказывается взять мать из такого дома на Рождество, поскольку приглашены гости и свободных кроватей не осталось. Действие в обеих пьесах практически отсутствует, а сюжет сводится к вялому выяснению: оставит или не оставит – в первом случае, возьмет или не возьмет – во втором. Причем предрешенность результата делает выяснение отношений особенно монотонным.
Все постановки, о которых идет речь, никак не относятся к художественным удачам современной сцены. Намерения режиссеров никак не затемнены талантом или успехом. Тем интереснее понять причины, по которым «тема несчастной старости» стала столь популярной.
Можно объяснить выбор пьес на актеров за семьдесят сугубо прагматическими причинами. В каждом театре достаточно немолодых хороших актеров, годами ждущих новой роли. Как можно кинуть камень в Туминаса, озаботившегося ролями для Василия Ланового и Ирины Купченко? А что не хватает качественных пьес для возрастных актеров – тоже не новость. В отечественной драматургии с ними просто караул. Вот и приходится пробавляться западными низкокачественными поделками. И результат компромисса художественного вкуса и «нужд жизни» вызывает оторопь (когда бы не подпись «Римас Туминас» в программке, в жизни не узнать руку уважаемого мастера в предъявляемом на сцене зрелище).
Однако прагматические соображения, объясняя позицию театра, никак не объясняют зрительскую востребованность темы несчастной старости. Понятен дефицит трогательного в нашей грубой жизни. Но почему предметом соболезнований становятся исключительно старики-иностранцы?
Казалось бы: что может быть дальше от нас, от нашего быта, чем сетования стариков, которых жестокосердные дети отдают в дома престарелых? У кого есть реальный опыт по этой части? Где эти дома с телевизорами, медсестрами, высокой ежемесячной платой в нашей действительности? Где эти старики с большими сбережениями, ненужные своим отпрыскам.
И тут появляется догадка, что старикам-иностранцам сострадать легко и удобно именно потому, что далеко от собственного реального опыта. Так сострадали рабыне Изауре или какой-нибудь аристократке и богачке в сетях соперницы-злодейки.
Скажем, пьеса, где старики собачатся с детьми, запертые в однокомнатной хрущобе, слишком близко подходит к нервным волокнам, бьет по реальным болевым точкам. Пьеса, где сын-алкоголик дерется с матерью-алкоголичкой, опять же кажется фотографией надоевшего до оскомины собственного быта. И потому – никому не нужна. А в Театре Вахтангова прекрасный подтянутый старик-профессор с высоким лбом Василия Ланового ночами слушает Баха и никак не найдет общий язык с сыном. Вам такой попадался в вашем подъезде? Или богатая старушка с точеной фигурой Ирины Купченко и ее молодыми интонациями, – вы с ней сталкиваетесь в булочной? Сострадать чужой старости легко и приятно с чувством собственного превосходства.
Как писала на одном из форумов переживающая зрительница: «Какие гады тамошние дети! У меня квартира в три раза меньше, мать – стерва, с этой не сравнится. А ведь терплю, живу с нею! Хоть иногда и хочется стукнуть ее сковородкой, но в дом престарелых не отдам!»
Газета, 11 декабря 2008 года
Ольга Романцова
Лунное затмение
В театре им. Вахтангова сыграли премьеру спектакля «Последние луны»
Худрук театра им. Вахтангова Римас Туминас, месяц назад поставивший с молодыми актерами «Троила и Крессиду», на сей раз вывел на сцену именитых вахтанговцев. Главные роли в его новом спектакле «Последние луны» сыграли Василий Лановой и Ирина Купченко. Ради них Туминас отказался от ярких режиссерских метафор, позволив себе целиком раствориться в актерах.
Пьесы с актерами старшего поколения в главных ролях — редкость, драматурги гораздо чаще видят их в качестве благородных отцов, комических стариков или слуг-резонеров. Разыскать современный материал для возрастных персонажей все равно, что раздобыть копченую колбасу в эпоху советского дефицита. Туминасу пришлось собирать свой спектакль из двух одноактовок. «Последние луны» сочинил итальянец Фурио Бордон, «Тихую ночь» — немец Гарольд Мюллер. У пьес, созданных в разных концах Европы, обнаружилось много общего. Герои их — брошенные взрослыми детьми старики. В первой пьесе сын отправляет отца в приют для престарелых. Приехав в подобный же приют из второй пьесы, сын сообщает старой матери, что не возьмет ее домой на Рождество. Темы вечные, наболевшие. Герои — безымянные: «он», «она», «мать», «сын». В репликах стариков — рассказы о возрастных немощах и болезнях, мысли о предстоящей смерти. В общем, материала для мелодрамы, способной растрогать даже циников, у режиссера более чем достаточно.
Но Туминас попытался добиться совершенно иного результата. Его цель — не просто снова вывести на сцену Ирину Купченко и Василия Ланового, а показать с их помощью судьбу пресловутого «вахтанговского начала». Эта тема не раз звучала в его интервью. Неудивительно, что в «Последних лунах» режиссер пытался разобраться, какие из принципов «школы» отца-основоположника вахтанговского театра сохранились до наших дней? Жизнеспособно ли его наследие, добравшееся до нас через учеников его учеников, или оно уже на свалке истории? Чтобы не портить результат исследования чем-то посторонним и к делу не относящимся, Туминас добился практически невозможного — отказался от собственной эстетики. Его фирменный режиссерский почерк не распознать и опытному театралу. В спектакле не сыщешь ярких мизансцен или привычных для Туминаса театральных картинок. Все предельно просто, аскетично, даже скупо. Актерам буквально не за что спрятаться. На сцене минимум бытовых деталей, задником в обоих случаях служит абстрактная серая конструкция, похожая на огромную букву «н». Она уменьшает пространство, превращая его практически в камерное и приближая исполнителей к залу.
Для реанимации вахтанговской «праздничной театральности» и гротеска Туминас ставит обе мелодрамы как трагикомедии. И это помогает. Особенно заметно, что эксперимент проведен не зря в «Тихой ночи», где Ирина Купченко играет мать. Играет с куражом, на редкость изобретательно, отстраняясь от образа взбалмошной старушки, будто клоунесса, легко переходя из одного состояния в другое. Только что обижалась на сына — и тут же с гордостью любуется его новым Mercedes. Жалуется, что вынуждают рано ложиться спать — и кокетливо встряхивает головой, рассказывая, что к ней пристает главврач. Она молодеет на глазах, надевая праздничный костюм и парик. И, кажется, с самого начала знает, что сын не возьмет ее домой, но всеми силами сопротивляется этому и умудряется не сломаться, даже оставшись одна. Герой Василия Ланового более предсказуем и фирменно романтичен. Он может гордо взмахнуть головой, патетически воздеть руки или заставить зрителей рассмеяться самой примитивной шутке. Глядя на него, сразу вспоминаешь, что ту же роль играл Марчелло Мастрояни, не менее знаменитый герой-любовник театра и кино.
«Последние луны» доказали, что кое-что из классического наследия в театре уцелело. Актерская молодежь, судя по «Троилу и Крессиде», тоже в неплохой форме. Пожалуй, главная головная боль театра сейчас — актеры среднего поколения, которые выросли в тени у легендарных мастеров.
Итоги, 15 декабря 2008 года
Марина Зайонц
Позвоните родителям
«Последние луны» в Театре им. Вахтангова
В последнее время в театре модным стал сюжет о драматических проблемах отцов и детей. Сразу несколько спектаклей на эту тему было выпущено в Москве. Создатели их, так или иначе, взывают к жалости и призывают внимательно и с любовью относиться к близким. С этим не поспоришь, тема и в самом деле важная. Стариков надо беречь, особенно родителей. И детям внимание к ним надо проявлять, и государству. А теперь признаюсь, что давний и знаменитый спектакль на ту же тему — «Дальше тишина» (его часто по телевизору крутят) мне не слишком нравился. При этом все в нем, кроме, пожалуй что, пьесы, было высшего качества. Анатолий Эфрос ставил, выдающиеся актеры — Плятт и Раневская — играли. А что-то смущало, смотреть мешало. Мешала надрывная сентиментальность, не прикрытая ничем. Как будто меня носом тыкали: плачь, плачь, несчастная. Поплакать-то я в театре люблю, только не люблю, когда на меня давят, изо всех сил жмут слезу.
Я это к тому, что «Последние луны» в Театре им. Вахтангова как раз на ту же тему. О стариках, выпавших из жизни и мешающих детям бодро двигаться вперед. Режиссер Римас Туминас после откровенно игрового, фарсового «Троила и Крессиды» решил поставить что-то прямо противоположное. То есть вы думаете, я мастер по штучкам, так нет же, могу и другое — и умереть в артистах, и психологические кружева сплести, если надо. В «Троиле» он работал в основном с молодежью, здесь решил привлечь заслуженных мастеров. Спектакль составлен из двух разных пьес, объединенных одной, уже названной темой. Одна итальянская (Фурио Бордона), другая немецкая (Гарольда Мюллера). В одной герой только собирается в дом престарелых, героиня другой там уже живет. Отчего режиссер выбрал именно эту тему, судить не берусь. То ли, как всякий не слишком молодой человек, задумывается о грустном, примеривает, каково это — быть вычеркнутым из списка. То ли еще что. Но что касается сентиментальности, то тут Туминас решил бороться. И предложил двум своим главным актерам вспомнить о Чаплине, Феллини и сыграть стареющих клоунов. Занятно, что итальянская пьеса писалась в свое время для Марчелло Мастроянни. Так что о Феллини, похоже, вспомнили не зря. Сюжет в ней, прямо скажем, экстремальный — пожилой человек, собираясь переезжать в приют, беседует с женой-покойницей, а заодно жестоко разыгрывает сына. Отца играет Василий Лановой, и, как вы понимаете, режиссерский выбор был рассчитан на преодоление давно сложившейся актерской манеры. Расчет, может, и правильный, а результат пока сомнителен. Тут, похоже, требовался какой-то решительный подход, но активности, как мы помним, Туминас решил избегать, словом, первая часть не слишком задалась.
Зато вторая часть удалась вполне. Ирина Купченко прекрасно сыграла престарелую клоунессу. Невозможную, вздорную и очень трогательную. Она играет смело и как-то очень азартно, пускаясь во все тяжкие. Впрочем, и с партнером ей повезло — актер «Современника» Сергей Юшкевич отлично играет ее сына. В их дуэте и в самом деле все как встарь — петелька-крючочек и опять петелька. И знаете, что я вам скажу? Купченко давно в родном театре на сцену не выходила, Туминас дал ей роль и обнаружил в ней неведомые досель возможности. Это ли не задача для художественного руководителя?
Культура, 18 декабря 2008 года
Ирина Алпатова
Если бы старость могла.
«Последние луны». Театр имени Евг.Вахтангова
Когда Римаса Туминаса представляли труппе Вахтанговского театра в качестве художественного руководителя, он обронил интригующую фразу: «Раньше я артистов любил, теперь я их уважаю». Сказано то было, конечно же, с юмором, для красного словца. Однако «Последние луны» оказались образчиком такого вот «уважительного» спектакля. Что вовсе не означает какой-либо неприязни или протеста, но предполагает некую дистанцию, снижение эмоциональности, определенную настороженность по отношению друг к другу при полном взаимном понимании заслуг, опыта, мастерства и таланта. Но и в воплощении, и в восприятии эта грань между любовью и уважением сказалась явно.
Хотя куда нам деваться от этой вечной проблемы отцов и детей, от осознания неумолимо приближающегося жизненного финала, так часто несправедливого. В театре же все это накладывается на острую и больную проблему старшего актерского поколения, когда и востребованность снижается, и силы уже не те, и возможности, притом что актерская профессия не знает прошедшего времени. И тут сам Туминас тоже достоин уважения, потому что как худрук понимает: нужно делать не только то, что душа просит, но и то, что делать просто надо, ведь ответственности за конкретные актерские судьбы никто не отменял.
«Последние луны» — спектакль о стариках и для «стариков». Этих в актерском воплощении возьмем в кавычки, потому как подобное определение для Ирины Купченко уж явно не подходит, да и Василий Лановой во все эти возрастные немощи явно играет. Есть еще и массовка, обитатели пансиона для престарелых (Инна Алабина, Любовь Корнева, Наталья Молева, Нина Нехлопоченко, Агнесса Петерсон, Анатолий Меньщиков, Рубен Симонов и Евгений Федоров). Но это уж явный реверанс в сторону старшего поколения — трехминутное появление в финале вряд ли может сойти за полноценную роль. Да и, к слову, в куда более энергичном спектакле «Троил и Крессида» опытные мастера (возьмите хотя бы Александра Граве) держались не менее уверенно, чем склонная к экспериментам молодежь.
Нынешний спектакль Туминаса — композиция из двух одноактных пьес: «Последние луны» итальянца Фурио Бордона и «Тихая ночь» немца Гарольда Мюллера. Обе не новы (одной — 16 лет, другой уж больше 30-ти), малоизвестны в России, но популярны в Европе. «Тихая ночь» когда-то шла в Вильнюсе и, как говорят, произвела на Туминаса сильное впечатление. Сюжеты и посылы обеих пьес тоже схожи: в «Последних лунах» — это последние часы старика в родном доме перед отправкой в приют, «Тихая ночь» — это уже приютское существование матери, куда ее поместили четверо великовозрастных деток. Есть, впрочем, и различия: если первая полна экзистенциальных монологов о смысле жизни и диалогов с давно умершей женой, то вторая больше повернута в бытовые реалии.
Будет ли кто-то спорить, что сама эта тема брошенных стариков, разрыва душевных связей между отцами и детьми остра как никогда? И как всегда. Да никто не будет. Равно как и с тем, что все эти вопросы нужно адресовать прежде всего самому себе, в целях сердечной профилактики. Но, с другой стороны, от обеих пьес ощутимо веет европейским холодком, рациональной сдержанностью. Здесь нет ничего такого, что способно вдруг вывернуть душу наизнанку. Да и, честно признаться, нет каких-либо неожиданностей, новых поворотов, интриги. Все предсказуемо, особенно в «Тихой ночи», логично, а потому и немного скучно. Но не в российском это зрительском менталитете — воспринимать подобные истории головой, а не сердцем. Хочется ведь, чтобы и платочек у глаз, и носами публика зашмыгала, но не получается.
Да и сам Туминас в этом спектакле — вполне европейский режиссер, не менее рационально сдержанный, на время оставивший всю эту привычную эмоциональную метафоричность в пользу крупного актерского плана. Под стать и сценография Марии Митрофановой: холодная пластиковая стена с проемом для несуществующей двери — словно некий раздел между тем и этим миром. Впрочем, тот, который мы так и не увидим, поданный намеками — с верхушкой рождественской елки, заиндевевшими стеклами, окажется едва ли не теплей, чем прижизненное пространство. В «Последних лунах», правда, эту стену оживляют постепенно проступающие и обретающие цвет кадры из знаменитых диснеевских мультиков, символы домашней жизни, где всегда есть дети, а потом внуки. Но как же здесь холодно и неуютно, в аккомпанементе эстетически монотонных, постоянно повторяющихся музыкальных «строчек» Фаустаса Латенаса.
Василий Лановой, прошедший школу современной европейской драматургии (он и сегодня играет в двух спектаклях по пьесам Э.-Э.Шмитта), отважно сражается с текстовым многословием пьесы, вслед за автором то карабкаясь на вершины духовных откровений, то «падая» в физиологический анализ «менопаузы» и старческого недержания. Ему, конечно же, хочется многое сказать от первого лица, но при этом надо умудриться остаться ироничным и чуточку отстраненным. Ведь общаться-то приходится в основном с видением умершей жены (Елена Сотникова). И немного с реальным Сыном (Алексей Завьялов), в котором, несмотря на неприглядную авторскую определенность, странным образом сказалось нечто «туминасовское». В его облике, в мимике «мимо текста», в приметах большого, порядком изломанного ребенка, с которым некогда «заигрались» фантазеры-родители.
Вторая история, «Тихая ночь», вышла немного почеловечнее, да и Ирина Купченко — Мать предпочла играть не «образ» полузаброшенной детьми старухи, но реальную женщину. С историей и биографией, с переодеваниями и наивным украшательством себя потрепанной горжеткой и старой шляпкой, с наигранной глухотой, дабы подольше не расслышать слов Сына (Сергей Юшкевич), который вовсе и не собирается забирать мать домой хотя бы на Рождество. Женщину чуть грубоватую, помнящую о былом положении хозяйки дома, и безмерно жалкую в ее нынешнем состоянии.
Но при всех благих намерениях худрука-режиссера и актеров публика оценивает все же результат. Он, если честно, впечатляет не слишком, да к тому же отчасти утомляет. Ведь никуда не деться от многословной монотонности, отсутствия какого-либо движения (пусть и не сюжетного). Это, впрочем, и не предполагалось, да и во всех аннотациях говорилось о том, что эти три часа сценического времени предназначены не для развлечения, а для серьезного разговора. Хотя серьезность вряд ли является синонимом скуки, а без нее здесь не обошлось. А может, все это просто издержки личного восприятия, когда почему-то не случилось эмоционального контакта. Римас Туминас, режиссер «энергетический», здесь предстал совсем другим. Но ведь и он, наверное, хочет быть разным. Театральный праздник — это, конечно же, здорово, но ведь театральные будни занимают куда больше реального времени. Впрочем, здесь и «будничный» уровень оказался весьма достойным.
Планета Красота, № 1-2, 2009
Инна Вишневская
Повесть о непогашенной луне
Две истории по пьесам Ф. Бордона «Последние луны» и Г.Мюллера «Тихая ночь» в театре им. Евг. Вахтангова. Режиссер Римас Туминас
Много по-хорошему странного творится сегодня в театре им. Вахтангова, долгое время после смерти его лидера Михаила Ульянова прекрасной молчаливой громадой возвышавшегося на Старом Арбате. Дул таинственный ветер, вахтанговско-булгаковсий ветер, едва подсвечивались старые афиши, что-то сторожили, ставшие охранниками, перекупщики. Бурно жила легенда, медленно замирала реальность.
И вдруг все переменилось. Во главе театра встал известный литовский режиссер Римас Туминас. И это не было противоестественно. Несомненно вахтанговские корни есть в литовских режиссерских биографиях — дерзкая смесь трагического и комического, едкая грусть даже в самой комедии Дель Арте, самозабвенная влюбленность в драгоценную форму, стремление заменить слово — цветом, светом, изощренностью причудливых мизансцен, вязкий психологизм, как пряная приправа к легкой фантастике.
Все переменилось. Стих ветер, и бледные розы стали продаваться в театральном фойе, и народ затолпился и потребовал лишнего билетика, и охранники опять переоделись в перекупщиков. Премьера следует за премьерой. Сегодня это маленькие западные истории, соединенные общей нравственной темой — «Последние луны» Ф.Бурдона и «Тихая ночь» Г. Мюллера.
А что же странного? Да все. Ритм работы, заданный режиссером, театр — это очаг культуры, а очаг должен греть постоянно, без творческих простоев и внутренних катастроф. Зритель всегда прав, как писал наш Островский, и прав уже потому, что его всегда ждут. Странно и то, что в минуты нашего всеобщего истерического веселья, когда смехом только и можно защититься от страха, режиссер выбрал пьесы мрачные, сумрачные, болезненно ранящие. Смех не смывает здесь слезу. Она так и остается повисшей на зрительских ресницах.
Странно и то, что тема обеих этих пьес — старики, отданные детьми в дома Призрения. Вроде как бы не главная у нас в России эта тема. У нас, как известно, в тесноте, да не в обиде. Лепятся и лепятся к старым «квадратным метрам» новые поколения, разделенные занавесками, соединенные хрущевками. Так и живут, пока не убьют друг друга. А пока живут — милосердны, жалостливы, добры. Все здесь свои. Другое дело, что наши богоугодные заведения страшнее ада, а западные в основном комфортны, богаты, и рояли там есть, и телевизоры, и диеты, и дуэты.
Но не об этом думал режиссер, не о материальных конфликтах. Не о нашей бедности, не об их богатстве, так было бы традиционно. Сто раз видено.
И еще одна странность в его поведении. Пока театралы наши до хрипоты спорят, каким быть театру, — молодые — вперед, старые — в тень. Туманис работает с театром, который есть, и, не рассуждая, у кого рассвет, у кого закат, — дает бенефисы двоим известным актерам вахтанговской сцены — Василию Лановому и Ирине Купченко. Он лидирует в первой истории, она — во второй. И прекрасно. Им тоже нужен не пересмотр былой славы, а живые минуты нынешнего творческого бытия. Им тоже нужны теплые слезы, а не холодные воспоминания.
О чем же спектакль — своеобразный философский диспут, столкновение нравственных норм. Спектакль падения минувших идеалов, трагедия уходящих кумиров.
Спектакль об одиночестве, но не о том, где смерть оборвала все связи. Пока все еще живы, но давно не слышат друг друга. Разбежались сердечные струны, сознательно выбрано одиночество, одиночество среди родных.
Ты все дальше от людей, родня — безродна, чужие заботы — чужие, чужая боль не болит. И больше всех страдают в этой погибельной потери сердец старики и дети. Одним уже поздно меняться, другим — еще рано. Одни уже в последние часы видят солнце, другие — еще не осознают его вечности. И когда сын отдает отца в дом ветеранов, он отдает туда и себя, они оба заперты отныне в одиночестве, каждый приговорил себя к разлуке. Это сын, прекрасно исполненный актером А.Завьяловым, сходит с ума вместе с отцом. Не нашедшие путей друг к другу — они нашли страшный общий путь к дому призрения — к жизни — презрению радостей жизни.
Роль старика, уходящего из семьи, в своей романтической манере сыграл В. Лановой. Он и всегда играл романтиков революции, сегодня в его палитре романтика конца старой цивилизации. Их, былых хозяев жизни, сегодня сметают практики новой цивилизации — цивилизации денег и власти. Но и они, как видно из режиссерско-актерского замысла, — недолговечны, старики уже успели заразить их близостью смерти, и впереди, а что впереди — кто знает!
То и дело в доме гаснет свет, вспыхивают и гаснут зажигалки, передаваемые из молодых рук в старые руки. И когда внезапно вспыхивает свет — нет света, молнии непостоянны.
И когда уходит из дома старик, он спотыкается о какую-то незримую трещину в полу, сознание уже ушло в будущее, без будущего. Тело еще цепляется за истраченое прошлое — сильная режиссерская минута.
А во второй новелле (Г.Мюллер «Тихая ночь») царствует И. Купченко. Актриса — изменчивый Протей, актриса без возраста, без амплуа, без радостей и печалей, некрасивая красавица, грустная клоунесса, принимающая любой грим, модная в любом парике, бесстрастная в любой страсти, страстная в холоде разрушения, наша Катрин Денев, наша Ирина Купченко.
Ее героиня уже в богоугодном заведении. Сегодня — праздник, и сын должен приехать за ней, чтобы отвезти ее на несколько дней домой. Чуть ли не десяток ролей сыграла актриса в одной этой роли. Вот она — бесчувственная старуха на казенной железной кровати, и ноги, короткие скрюченные ноги в грубых теплых носках, словно толстые серые мыши. Вроде никогда и не встанет эта узница холодного дома, спит — не спит, ждет — не ждет. Но вот приезжает сын. Минута — и перед нами светская львица в чем-то Коко-шанель, в чем-то маленько-обтягивающем, черненько-пестром, одновременно и мини и макси, и жалко роскошная лиса вокруг тонкой шеи. И откуда ни возьмись — длинные, длинные, словно спагетти, — прекрасные молодые ноги. Такой, наверное, ее видел в лучшие дни сын, гордившийся матерью. Еще минута — и перед нами жесткая деловая женщина, богатейшая вдова, сведенные брови, узкий рот и целое ущелье морщин — тропинок-морщин — борьбы за капитал без идеала. Это западная Миссис Сэвидж, это наша Васса Железнова — любовь растрачена, долги заплачены. Роли актрисы в этом спектакле — целый собственный театр, театр в фантазиях Туминаса на родной вахтанговской сцене.
Действие движется — она знает, зачем приехал сын. Не столько за ней, сколько просить денег. Она еще не все отдала молодой семье. И он знает, что она знает. И уйти без денег не может, и смотреть в глаза не смеет. И она издевается, шутит, грозит и, наконец, соглашается.
Материнская любовь еще жива. Ведь это не взрослый мужчина, а ее ребенок, маленький мальчик, разбивавший мячом окно. И он, то малыш в короткий штанишках, то делец в модном плаще, то почти уже старик, занимающий ее место на железной кровати.
Достойный партнер Купченко артист С.Юшкевич. Он тоже играет сразу как бы несколько ролей. Он талантливо меняется с ней одиночеством, одиноки и те, кто послал своих стариков в одиночество.
Замирали голоса и звуки, Дом пустел, всех увезли на праздники к родным. И только двое остаются — два одиночества, не в силах сдвинуться, истерзанные любовью, ненавистью, стыдом, жалостью.
Источник