Роман садиков под луной

KRESTRAJ X КОМУТО ХЕРОВАТО — ПОД ЛУНОЙ

SUPPORTED NOW

Бунгурдское вино;
Я заливаю в сердце топливо,
Чтоб ты заметила, как я летал за окнами,
Показать полностью.
Невзрачным,трудным подростком,
Но внутри — хрустальный лебедь,
И мою ненависть запомнит в гардеробной скелетик.
Что среди брендовых шмоток,
Но нам родней «заплаканный худи»,
А глазки запачканы тушью?
«Фуксию» больше не любят.
И демон вырежет на теле самый модный узор,
Между рёбер. Носи.
Он на веке с тобой.

Монолог:
«Тебе расскажут, что я классный.
Не слушай этих смертных!
Твоя жизнь — одна большая клятва.
Пусть думают, что ты больна рассудком,
Этакая нравственность!
Но ты ведь помнишь, что нам даёт привязанность?
И цепи больше не блестят,
И твой любимый бар закроет свои двери утром.
А сердце едет на попутках,
В очередных бэдтрипах?
С объебаным придурком,
Не думай о поступках.

Малиновый сад наш украшен был розами
мертвыми, как и ты теперь.
Когда-то в нем мы любовались грооозами,
Промокшие до костей.

Я целовал твои рёбра,
Изучил каждый контур,
Рисовал акварелью тебя,
Обнаженной и мокрой.

Прикосновения твои, я задыхался от них,
Будто я на глубине в сотни миль и мне не доплыть.
Почти дотронувшись до дна твоего моря мертвых рыб,
Увидел на дне не рыб, а тех, кто тебя любил.

И я знаю что.
между нами сон.
Бесконечное цукиёми —
твой любимый приём.

А ты спишь, просто спишь.
Видишь мои мрачные.
Под луной, укутал тебя,
Белым светом моей любви.

А ты все спишь, просто спишь.
Видишь мои мрачные сны.
Под луной, укутал тебя,
Но.
Холод твой изнутри.н

Источник

Записки гуляющего на крыше под луной Текст

Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Вы бывали в пустых местах?»

Вы бывали в пустых местах?
Где нет звуков, и радость ни бесу.
Где так легко забывается страх.
А жизнь твоя стоит каких-то пять песо.

Там заплутать, как тебе рассмеяться,
Только стоит ли это работ твоих мышц?
Только стоит ли каждой тени бояться?
Когда тень всего лишь белая мышь.
Не старайся оттуда выйти ты прежним,
Это можно лишь тем кто верит в людей.
Тем у кого внутри стоит стержень.
И тот кто идет за своих матерей.

«Когда нибудь и кто нибудь…»

Когда нибудь и кто нибудь
Не побоится злой судьбы,
И будет нам кричать: «Забудь
Все, что недавно помнил ты».

Я буду знать, что он другой.
Я буду знать, но промолчу,
Ведь каждый сможет спрятать свой
И меч, и шпагу, и чуму!

Но все забыть нам не дано.
Мы подвиги отцов оставим,
И черные востанят, но
Мы снова спрятаться заставим.

Наверно, нам дано судьбой
Родиться в непростое время,
Но не склонимся головой,
Хоть на плечах повисло бремя.

И пусть не думают враги,
Что слабее, вроде, стали.
А мы крепились и росли,
Законы предков почитали.

Да! Мы помним то, что было встарь,
И как росла Славянов сила.
Фашисты злобу всю тая,
Но мы отбили их красиво!

И можно много написать,
И то что было, и что будет.
А мне хотелось бы сказать
О том, что «Время» не забудет.

«Люди хотели зрелищ и хлеба?»

Люди хотели зрелищ и хлеба?
Отлично! Судьба дала такой шанс.
Города строили от земли и до неба.
Ошибки совершать может каждый из нас.

Закрывая Земле доступ к кислороду,
Швыряем асфальт без всяких мер.
Сколько погибло животных! Народу
Плевать. Землю не ставят в пример.

И покуда будут гореть наши души,
Мы будем жить, замкнувшись в себе.
Уезжайте с городов, а не то будет хуже.
Природа еще может простить все тебе.

Разговор старого поэта со смертью

Привет! Какими судьбами!
Неужели за мной?
Сядь, посиди с нами!
Я уже не помню тебя такой.

Что говоришь? Торопишься?
Да ладно! Я немного прошу.
Хотел спросить, а ты молишься?
Тогда я вот что тебе скажу.

Прожил я жизнь нормально, без бед.
Наделал делов хороших и плохих.
По профессии я романтик-поэт.
Нас много в мире поэтов таких.

Курить не курил, и вчера бросил пить.
Хоть и бросила меня шестая жена.
А я ведь и не стал даже слезы лить,
Когда забрала всех детей она.

Да что я все о себе, да о себе!
Ты лучше расскажи как там рай.
Что говоришь? Пора уходить тебе?
Ну ладно, пока! Заходи на чай!

Источник

Маскарад под луной — Джуд Деверо

Категория: Книги / Романы Автор: Джуд Деверо Страниц: 88 Добавлено: 2019-05-12 11:56:54

Маскарад под луной — Джуд Деверо краткое содержание

Маскарад под луной — Джуд Деверо читать онлайн бесплатно

Эдилин, штат Виргиния

— Я ухожу! — в сердцах выпалила Хизер. — С меня довольно! Не желаю больше терпеть ужасный характер этого человека.

Дело происходило в приемной клиники доктора Рида Олдриджа. Гневная тирада Хизер предназначалась Элис и Бетси. Элис собиралась уйти на пенсию и от души надеялась, что ее место займет Хизер. Эта молодая женщина, недавно выйдя замуж, переехала в Эдилин. Однако Хизер, похоже, так и не смогла поладить с невоздержанным на язык доктором Ридом. Бетси с Элис мирились с его крутым нравом, объясняя резкость присущим ему перфекционизмом — доведенным до крайности стремлением к совершенству, но Хизер доводы их не убедили.

— От него слова доброго не услышишь.

— Зато он всегда говорит правду в глаза, — бодрым тоном возразила Элис.

— Да, но в какой форме! Сегодня я сказала доктору: «Доброе утро», а он отвечает: «Я же не выходил из клиники, откуда мне знать, доброе ли нынче утро?» А вчера заявил миссис Кейсин, что она ест слишком много пирогов, которые печет ее муж, и в этом ее единственная проблема.

Бетси с Элис молчали, глядя на Хизер. Бетси, чей возраст близился к пятидесяти, жила в Эдилине с шести лет. Она ни за что не поменялась бы местами с Хизер, медицинской сестрой. Ее вполне устраивала своя работа. Бетси целыми днями сидела за компьютером и отвечала на телефонные звонки, из-за чего очень мало общалась с молодым доктором Ридом.

Хизер без труда угадала, о чем думают женщины, по выражению их лиц.

— Знаю, знаю, — проворчала она. — Доктор был прав насчет пирогов, но разве нельзя быть хоть чуточку деликатным? Неужели он никогда не слышал о врачебной этике? На прошлой неделе Сильвия Гарленд выбежала из клиники в слезах. Доктор не выказал и тени сочувствия.

Бетси с Элис все так же молча продолжали смотреть на Хизер.

— Ну что?! — раздраженно воскликнула она.

Хизер переехала в Эдилин, поскольку ее муж работал неподалеку. Он считал, что маленький городок — отличное место, чтобы растить детей. Хизер страшно обрадовалась возможности получить работу в клинике рядом с новым домом. Но с тех пор прошло три недели, и теперь она всерьез сомневалась, что останется здесь работать. В последние дни Хизер постоянно твердила об уходе.

Первой заговорила Бетси:

— Сильвия Гарленд не встречается с подругами по четвергам. Об этом знают все в городе, кроме ее мужа. Сильвия крутит любовь со всеми подряд… доктор Рид так и ей сказал.

— Какое ему до этого дело?

— Думаю, Сильвия подцепила какую-то инфекцию, — примирительно заметила Элис. — Вдобавок доктор Рид привык иметь дело с пациентами, у которых действительно серьезные заболевания вроде слоновьей болезни или проказы.

Хизер слышала, что доктор Рид объехал весь мир и работал во многих странах, но это нисколько не извиняло его в ее глазах.

— Если он считает, что проблемы жителей маленького городишки для него слишком незначительны, почему бы ему не уехать?

— Доктор Рид пытался найти другого врача себе на смену, чтобы оставить практику, — проговорила Элис.

— Но нынешние врачи слишком любят деньги, — добавила Бетси. — Они не хотят жить в провинции и лечить местных жителей, которые непрестанно болтают, да туристов, пострадавших от укусов комаров.

— Правда, в прошлом месяце доктор спас одного молодого человека, сорвавшегося со скалы. К пострадавшему пришлось спускаться по отвесному склону утеса. Доктору понравилось.

— Прекрасно! — не сдержалась Хизер. — Если бы все в Эдилине вдруг стали падать со скал, ваш доктор был бы совершенно счастлив?

Элис с Бетси ненадолго задумались. Обе они немало натерпелись от доктора Рида из-за его мерзкого характера. Элис даже решила уволиться из-за доктора, хотя ни за что не призналась бы в этом.

Хизер, презрительно фыркнув, плюхнулась в кресло возле ксерокса.

— А как у него с личной жизнью? Есть у него подружка? Доктор Рид довольно красивый мужчина. По крайней мере был бы, если бы не вечно угрюмый вид. Интересно, этот тип хотя бы раз в жизни улыбнулся?

— Когда-то доктор Рид улыбался часто, — вздохнула Бетси. — В детстве он любил бывать в приемной нашего доктора, отца его кузена Тристана. Рид был очень милым мальчиком, он с ранних лет хотел стать врачом. А потом…

— Что же случилось потом? — заинтересовалась Хизер.

— Лора бросила его ради баптистского пастора, — сообщила Элис.

— Что «где»? — не поняла Бетси.

— Где эта ваша Лора откопала пастора, из-за которого стоило дать отставку такому красавчику, как доктор Рид? — изумилась Хизер.

— Он и впрямь красавчик, верно? Хоть никогда и не улыбается, — заметила Элис.

— Взглянув на него, я сказала бы, что он великолепен. Но стоит ему открыть рот, и хочется бежать без оглядки как можно дальше. Так что же Лора? Куда она отправилась на поиски мужа?

— Никуда. Она живет здесь, в Эдилине. Ее родители приехали сюда в середине семидесятых годов.

— Погодите-ка минутку! — Хизер недоуменно наморщила лоб. — Уж не хотите ли вы сказать, что речь идет о Лоре Биллингс? Жене баптистского пастора из Эдилина?

— Именно о ней, — подтвердила Элис.

— Что она? — вздернула брови Бетси.

— Она такая невзрачная, — протянула Хизер. — Типичная мать семейства, погрязшая в домашних хлопотах. Трудно поверить, что к этой серой мышке кто-то мог воспылать великой любовью.

— И все же это правда. Они с Ридом были неразлучны с седьмого или восьмого класса вплоть до окончания школы. Затем он уехал, поступил в медицинский колледж, а Лора начала встречаться с новым пастором. — Бетси понизила голос: — Ходят слухи, будто доктор Рид так убивался, что пытался покончить с собой. Его спасла жена доктора Триса. Впрочем, тогда она была совсем юной, а замуж вышла позднее.

— Вот это да! — потрясенно выдохнула Хизер. — Большая драма в маленьком городке. Так вы говорите, доктор Рид пребывает в унынии с тех пор, как миссис Биллингс отдала свое сердце другому мужчине?

— Похоже, так и есть, — сказала Бетси. — Хотя он ни за что в этом не признается. Вот уже многие годы его считают героем, наш доктор — мировая знаменитость.

— Да, все только об этом и говорят. — Хизер мрачно хмыкнула. — Он успел побывать в Африке, Афганистане и в странах, о которых я никогда даже не слышала. И все же это не оправдывает его грубости.

— Если хотите знать мое мнение, — заметила Элис, — этот парень пытался убежать от своего прошлого.

Источник

Под Луной

Роман в жанре альтернативной истории.

1921 год. В госпитале для инвалидов войны пришел в себя «убитый» в марте 1920 года командующий Восьмой армией Максим Кравцов. Бывший эсер и штабс-капитан царской армии, бывший член ЦК ВКП(б), лично знакомый с Лениным и половиной героев Гражданской воны, и сам награжденный двумя орденами Красного Знамени… И да, это не наша история. Все это произошло в далекой далекой галактике, где другой Троцкий не дружит с другим Сталиным, и где командарм Кравцов отвечает на вызовы эпохи скупой улыбкой на жестком лице…

А в остальном, как всегда у Макса Маха, много исторических подробностей, закрученный сюжет, и любовь на фоне политической борьбы и борьбы за власть.

Часть I — Командарм Кравцов 1

Глава 1 — Жизнь моя … 2

Глава 2 — …никогда не поздно 6

Глава 3 — Оперативные обстоятельства 13

Глава 4 — Люди и тени 19

Глава 5 — Катарсис 26

Часть II — Возвращение Максима 32

Глава 6 — Разговор по существу 33

Глава 7 — Бильярд в половине восьмого 41

Глава 8 — Дела давно минувших дней… 46

Глава 9 — Жаркое лето двадцать пятого 52

Глава 10 — Слом 57

Макс Мах
Под Луной
(Роман-фантазия)

Ничто не ново под луною…

Н. М. Карамзин, Опытная Соломонова мудрость, или Выбранные мысли из Экклезиаста

Часть I
Командарм Кравцов

В этот час к вокзалу, куда приходят поезда с юга, пришел поезд. Это был экстренный поезд, в конце его сизо поблескивал синий салон-вагон, безмолвный, с часовыми на подножках, с опущенными портьерами за зеркальными стеклами окон.

Б.Пильняк, Повесть непогашенной луны

Пролог (1)

Поезд подошел уже заполночь. Встал, окутавшись паром, на запасных путях — чуть ли не у самого депо — прогремел сочленениями, словно устраивающаяся на отдых стальная тварь, замер: только и жизни, что дыхание часовых, клочьями тумана поднимающееся в холодный октябрьский воздух, да свет, выбивающийся кое-где из-за плотно зашторенных окон.

— Чай пить будешь? — спросил хозяин салон-вагона, раскуривая трубку.

Трубку он раскуривал, не торопясь, «растягивая удовольствие», явно наслаждаясь теми простыми действиями, что почти машинально выполняли его руки. Руки же эти были руками рабочего человека, какого-нибудь слесаря с завода или крестьянина «от сохи», и широкое скуластое лицо им под стать. «Простое» лицо. Но вот глаза… Глаза у человека, одетого, несмотря на глухую ночь, по всей форме — то есть, в сапоги, брюки-галифе, в зимнюю суконную рубаху, перетянутую ремнями — глаза у него были отнюдь не простые. Умные, внимательные, «проницающие»… Хоть и «улыбнуться» могли. Сейчас улыбались:

— Буду. Спасибо, — собеседник был моложе, интеллигентней, и как бы не из евреев, но вот какое дело, ощущалось в этих людях нечто, что сближало их, превращая едва ли не в родственников, в членов одной семьи. Но, разумеется, родственниками они не были.

— Слышал? — не оборачиваясь, спросил старший застывшего в дверях ординарца.

Слышал, конечно. Как не услышать, даже если нарком говорит тихим голосом? Ординарец ведь не первый день на службе. Еще с Гражданской остался, попав в «ближний круг» в Туркестане, да так и прижился. Не стучал и глупостей до чужих ушей не допускал. А служил исправно, так зачем же другого искать?

Однако всегда есть слова, что не только при посторонних не скажешь, но и при своих — подумаешь: «а стоит ли?» И промелькнуло что-то во взгляде молодого собеседника, что не укрылось от внимательных глаз хозяина салон-вагона, насторожило, заставило, собравшегося было расслабиться в компании с младшим товарищем, собраться вновь.

«Что?» — спросили глаза старшего, когда собеседники остались одни.

— Скажи, Михаил Васильевич, я похож на сумасшедшего? — медленно, словно бы взвешивая слова, спросил человек, которому предстояло вскоре стать «военным министром» Украины.

— Говори, Иона, — предложил Фрунзе, выдохнув табачный дым, — здесь можно. Минут пять… можно.

Якир бросил короткий, но не оставшийся незамеченным взгляд на закрытую дверь, потянул было из кармана галифе портсигар, но остановил движение, и посмотрел наркому прямо в глаза.

— Через несколько месяцев, Михаил Васильевич… — произнёс он ровным голосом. — Когда точно, не скажу. Не знаю. В феврале или марте… Зимой… Еще снег лежал. Обострение язвы… Политбюро приняло решение — оперировать…

— Политбюро? — самое странное, что Фрунзе не удивился. Он только побледнел немного и сильнее прищурился.

— Сталин, — коротко ответил Якир. Он тоже побледнел сейчас. Пожалуй, даже больше, чем Фрунзе. — Вы не встанете с операционного стола… — сказал он, переходя на «Вы». — Сердце не выдержит или еще что… Точно не помню.

— Не помните… — переход на «Вы» оказался заразительным, но и то сказать, занимало Фрунзе совсем другое. Взгляда он не отвел, хотя глаза вдруг стали какие-то рассеянные, о трубке забыл, но при этом казался спокойным. — Что еще расскажешь?

— Конспективно… — как бы через силу произнес Якир. — За недостатком времени… — взгляд стал тяжелым. — Льва Давыдовича вышлют в двадцать девятом или тридцатом. Уедет в Турцию, потом в Мексику. Зиновьева расстреляют в тридцать шестом. А меня, — бледные губы растягиваются в подобие улыбки, — в тридцать седьмом вместе с Тухачевским, Корком, Эйдеманом… Рыкова еще, и Бухарина, но их по другому процессу.

— А с ума, значит, не сошел?

— Не знаю, — покачал головой Якир. — Девять дней уже… с этим живу. Проснулся утром, а оно тут, — коснулся указательным пальцем выпуклого лба. — А стреляли в затылок, как и сейчас…

— Он? — Фрунзе не уточнил, кого имеет в виду, но собеседник понял.

— Он, — кивнул. — А еще Молотов, Каганович, Ворошилов, Микоян…

— А Серго? — странно, но Фрунзе не спешил закончить этот бредовый во всех смыслах разговор.

— Застрелился в тридцать шестом.

— Его застрелил муж любовницы в тридцать четвертом… Вы не понимаете, я… я года до пятидесятого все помню. Иногда с подробностями… Форму свою помню. У нас в тридцать пятом персональные звания ввели, так мы с Уборевичем командармов первого ранга получили… Кажется, еще Шапошников, но про него я не точно помню… Нехорошо… Вы мне не верите?

— Верю, — в голосе Фрунзе прозвучала вдруг тяжелая нечеловеческая усталость. И еще что-то.

Но в этот момент, с легким стуком в дверь, в салон вернулся ординарец Фрунзе.

«Ну, и что мы будем с этим делать?» — молча, одними глазами спросил Якир.

«Будем… жить», — твердо ответил нарком.

Возможно, что на самом деле все обстояло не так. И разговор, описанный выше, состоялся не ночью, а ранним утром. И вел его не наркомвоенмор Фрунзе, а командарм Гаврилов. И, разумеется, разговаривал Гаврилов вовсе не с заместителем командующего военными силами Украины и Крыма Ионой Якиром, которого нет, и никогда не было в повести Пильняка. А с командиром стрелкового корпуса Двинским, молодым, энергичным красным генералом, хорошо показавшим себя там, где » порох, дым, ломаные кости и рваное мясо …» И это Двинский метался следующей ночью в постели, захваченный жутким в своей правдивости сном. И проснулся во втором часу ночи среди мокрого от пота белья, и сидел до рассвета на кровати, глядя в серую муть за окном. Сидел, не одевшись — в бязевых кальсонах и нижней рубахе — курил, думал, поглядывая по времени на лежащий рядом именной «Байярд», играл желваками… Однако же вопрос: сидел ли? Мог ли сидеть? Ведь в повести Пильняка нет никакого Двинского. Там есть старый друг командарма Попов, а вот Двинского… Был, правда, Лайцис, но ту книгу — «Голый год» — Борис Пильняк так и не дописал: умер от тифа в двадцать втором, чуть-чуть не успев с рукописью…

А Якир… Его ведь не зря считали умным человеком. Он — пусть и недолго — даже в Базеле учился. Студент, одним словом. А в те годы, следует заметить, не то что студент, но и просто выпускник реального училища или — бери выше — гимназии знал, не мог не знать, основы формальной логики. И выходило, что, едва лишь увидев будущее в своем «вещем» сне, Иона Эммануилович это будущее отменил. Самим фактом своего знания — сокровенного, богом или чертом «духновенного» — отменил. А, заговорив обо всем этом с другим — с Михаилом Васильевичем Фрунзе — тем более изменил это гребаное будущее, спустив со склона грядущего смертельно опасную лавину вероятностей. И Фрунзе умирал теперь то на операционном столе, то, отказавшись от операции, в Москве или Киеве, Одессе, где эсеровский террорист расстрелял его в упор из маузера «Боло», в Ленинграде, Харькове, Минске… Или оставался жив, входил в Политбюро, становился Генеральным секретарём, пережив застреленного женой Сталина… Могло случиться и так. Теперь могло. Будущее перестало быть тайной, но не стало от этого более определенным. Ночь, туман, неверная земля под ногами… и веер вероятностей, словно колода карт в руках судьбы…

Источник

Роман садиков под луной