Русский космический код
Эту статью можно рассматривать как непосредственное продолжение разговора о культурных кодах разных стран и народов. Напомню, что детерминантами, определяющими культурный код, являются особенности географии, свойства языка и импринтное историческое событие, зафиксировавшееся в культуре и генетической памяти народа и регулярно воспроизводящееся в последующей истории, формирующее национальный сценарий.
Для русского этноса определяющими факторами стали:
в области географии:
— короткое лето, холодный климат
— огромные расстояния (простор)
— отсутствие естественных границ
— двухфазное враждебное окружение
в области исторических событий:
— монгольское завоевание и его преодоление, Куликовская битва как основа национального характера
в области языка и культуры:
сложность и богатство языка
— широкий семантический спектр
— низкая способность языка передавать команды без искажений, то есть низкая глубина трансляции.
Эти факторы определили культурный код как дающий власть над пространством (для сравнения: англосаксонский код — власть над миром и денежными потоками, иудейский — власть над временем) и фиксирующий паттерн народа-первопроходца. Само собой разумеется, что культурный код порождает и негативные стороны национального архетипа. Для русских это «застревание на пионерской стадии», то есть умение открывать, но не осваивать территории, способность к короткому сверхусилию, но не к длительному размеренному труду (к науке и образованию это тоже относится), склонность к сверхцентрализации и самодержавным моделям поведения, понимание свободы не как торжества закона, а как воли, произвола.
Космическая экспансия и русский культурный код
Русский культурный код остаётся одним из очень немногих ещё сохраняющих самостоятельность в эпоху глобализации и последующем постглобальном (коронавирусном) мире, но этот код находится в серьёзнейшем кризисе, и, возможно, поколение 1950–1970‑х годов рождения окажется его последним носителем.
Кризис русского культурного кода связан с проигранной Первой мировой войной, с трагедией распада СССР в 1990‑е годы, с инфодемией 2020 года, которая нанесла сильнейший удар и по русской религиозности, и по русской тяге к общинности/доменности. Но в наибольшей степени к этому кризису привело поражение страны в «лунной гонке», что возвращает нас непосредственно к теме данной статьи.
Экспансия — в форме миграции/освоения или войны, судя по всему, является естественным откликом вида Homo Sapiens на пассионарный взрыв[1] . Пассионарии уходят из освоенного пространства — «дома», «нома», «ойкумены» — в чужой и пустой мир «окраины», «пустоши», «хаоса». Антропоток всегда имеет трансцендентную природу — движение «за Солнцем», или «к последнему морю», или «до края Света». Поэтому человеческие течения не поворачивают назад, не возвращаются обратно по своим собственным следам. Первопроходцы, а иногда и целые народы идут, пока не исчерпывается пассионарность или пока они не оказываются в своеобразном стоке, из которого нет пути вперёд — по крайней мере, на данном уровне социального и технологического развития.
В стоках пассионарность конвертируется в инвентонарность, и начинается бурное культурное развитие, создаётся или совершенствуется цивилизация.
Существуют стоки, в которые волны миграции приходят одна за другой и оборачиваются волнами варварских нашествий и завоеваний. Для народов, попавших в подобные условия, это — несчастье. Но каждая следующая волна добавляет пассионарное горючее в социальный реактор, и это горючее в следующем поколении задаёт условия для культурного подъёма. Так было в Греции: исходный доиндоевропейский субстрат (скорее всего, не один), пеласги, крито-микенская культура (ахейцы), дорийцы. Итогом стала классическая Греция, колыбель европейской сверхцивилизации.
В первобытном обществе антропотоки решали, прежде всего, задачу утилизации пассионарности (и попутно обеспечивали распространение и процветание вида). В сельскохозяйственных обществах дело обстояло сложнее, хотя «пассионарное содержание» миграции, разумеется, остаётся. Во-первых, это захват новых, пригодных для хозяйственного освоения земель. Во-вторых, «приключение», всегда связанное с поиском сокровищ. В-третьих, это уход от давления — общины, власти, традиций или, напротив, неприемлемых нововведений. Обустройство места на краю мира, где ещё можно жить свободно.
В индустриальном мире миграции — это форматы обеспечения развитых стран дешёвой рабочей силой и в какой‑то мере поиск ещё не задействованных источников сырья, а также борьба за рынки.
Русский культурный код, как и все остальные культурные коды, сложился в Высокое Средневековье, то есть на вершине сельскохозяйственной (традиционной) фазы развития. Изначально этнос населял леса северо-востока Европы. И уже здесь проявляется русская антиномийность: в эпоху, когда наибольшей ценностью была свободная земля, этой земли у русских было много, даже очень много. Только земля была плохая — бедные почвы, короткое лето, холодная зима. Хватало и воды в форме озёр и крупных рек, но эти реки оказывались не столько транспортными путями, сколько барьерами: дважды в год, весной и осенью, реки разливались, и местность становилась совершенно непроходимой. Когда начался активный поиск полезных ископаемых — прежде всего, угля и железной руды, — оказалось, что русская земля очень богата всеми видами ресурсов, но эти ресурсы сосредоточены по преимуществу там, где нет людей, городов и дорог и где люди жить не хотят или даже просто не могут.
Всё это усугубляется низким прибавочным продуктом на уже освоенных землях. Как следствие — неизбежное общинное устройство сельского хозяйства при колоссальном уровне насилия со стороны государства. Коллективизм плюс самодержавие. Двойное давление на сколько‑нибудь пассионарные элементы — и не важно, кто это: бунтари, революционеры, религиозные отступники или ковид-диссиденты. Российский «социальный тепловой двигатель» работает при очень высоких «температурах». Суть очень проста: оставаться нельзя, идти некуда.
Поэтому русские антропотоки оказываются направленными на холодные и пустынные земли севера и востока Евразии. «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным Океаном. Но жить там нельзя», — писал М.В. Ломоносов. Антиномийность стала пословицей и программой действий народа на пятьсот лет. Сейчас, когда Сибирь в значительной степени освоена — застроена в ключевых точках городами, пронизана дорогами и трубопроводами, оснащена аэродромами и вертолётными площадками, а её природные богатства стали «монетизируемыми», — в мировых СМИ начался разговор, что, дескать, эти богатства должны принадлежать не России, а всему человечеству. Почему‑то вопрос об интернационализации урановых месторождений Австралии и Канады, а равным образом и пресной воды Великих Озёр никем не поднимается…
Российская экспансия на восток и северо-восток имела четыре составляющие. Во-первых, отдельные люди: купцы, «приключенцы», беглые каторжники. Во-вторых, монахи, продвигающие линию православных монастырей как ощутимую границу русской «ойкумены» и дикой окраины. В-третьих, религиозные меньшинства и, прежде всего, староверы, пытающиеся уйти от репрессий со стороны РПЦ и государства. В-четвёртых, само государство, заинтересованное не столько в новых землях и подданных, сколько в рудниках и военных опорных пунктах, прикрывающих территорию собственно Руси от Великой Степи[2].
Первая группа нуждалась только в торговых факториях, где можно было снарядить экспедицию и продать товар, пусть и много дешевле, чем в метрополии. Её продвижение к Тихому океану имело своим результатом завоевание территории, покорение ряда «коренных народов Сибири и Севера» и создание городов-баз, городов-складов, городов-верфей, последним из которых был Охотск.
Государственная экспансия сопровождалась созданием городовкрепостей (острогов): Томск, Чита, Петропавловск (и казахстанский, и камчатский), Владивосток. Вокруг них постепенно развёртывалась система деятельностей, опирающаяся на труд крепостных (Урал), каторжников (Восточная Сибирь) или солдат с матросами (Дальний Восток).
И для авантюристов, и для «государственных людей» освоение территории как объекта хозяйствования не было самоцелью. Очень медленно[3] такое освоение всё‑таки происходило: Урал, например, из порубежья стал «становым хребтов державы» и её главным арсеналом, а в Сибири появились наукограды и высокотехнологичные производства.
Остальные вольные или невольные переселенцы — монастыри и раскольнические поселения — с самого начала должны были рассчитывать только на себя. Им необходимо было любой ценой обеспечить замкнутость по невосполнимым ресурсам, в том числе — по человеческим. И люди быстро научились хозяйствовать в условиях тайги, тундры и едва ли не полярной пустыни[4]. Тоже — своеобразная антиномийность культурного кода: мгновенное овладение территориями и их обустройство до уровня, обеспечивающего выживание пионеров, и затем очень медленный подъём к цивилизации.
Само собой разумеется, русские переселенцы, добровольные и не очень, практиковали именно хозяйствование, то есть производство продуктов для внутреннего потребления, а не экономику, когда выпускаются товары для получения рыночной прибыли. Получить выгоду от выращивания помидоров на островах Соловецкого архипелага невозможно, но можно разнообразить ими питание монахов, солдат или заключённых.
За XVI–XX века Россия приобрела опыт превращения пустынных пространств в земли хозяйственного освоения.
Обратим внимание на особенности участия русского этноса в процессе Великих географических открытий. Сначала Португалия и Испания, потом Нидерланды и Великобритания осваивали труднодоступные, но богатые и населённые территории — американский суперконтинент, Австралию, Австралазию. Россия строила сухопутную колониальную империю на пустынных землях Сибири, Якутии, Чукотки, Аляски. И открывала Антарктиду и острова полярных морей.
Вектор экспансии направлен в неутилитарное
В ХХ столетии белые пятна исчезли с географических карт, зато начинается освоение Пятого океана. И парадокс — Россия, страна, которая на начало века не входила в число технологических лидеров, заведомо отставая от Германии, Великобритании, США, Франции, довольно быстро включается в этот процесс. К началу Первой мировой войны она стала единственной страной, имеющей на вооружении тяжёлую авиацию. Тридцатые годы — время советских авиационных рекордов. Далее были Великая Отечественная война и война холодная: в полной мере догнать мирового лидера — США — Советскому Союзу не удалось, но второе место в мире советская авиация занимала гарантированно, а в отношении завоевания превосходства в воздухе претендовала на первое[5].
Здесь слились воедино три фактора: небо — это безграничный простор, небо — это абсолютная свобода и независимость, наконец, небо — это сам Господь, высшая трансценденция и подлинный смысл этого мира.
И ещё одно: небо не терпит имитации. Ты либо становишься мастером, либо тебя в лучшем случае списывают с лётной работы.
Оказалось, что русский культурный код всегда был направлен в небо. А небо приводило в космос.
И в 1960‑е годы русский человек в космос вышел. На повестке дня оказались великие космические открытия. Сложилась примерно та же ситуация, что и XV веке, только ставки стали гораздо выше.
Космос довольно долго воспринимался в антропоморфной парадигме. Предполагалось, что Вселенная полна жизни: на Луне есть моря, а на Марсе местные разумные жители понастроили каналов, Венера — воистину «сестра Земли», и её населяют не то динозавры, не то обольстительные туземки, а пояс астероидов возник в результате атомной войны несчастных фаэтов. И самое главное — казалось, что до звёзд можно дотянуться. Когда И. Ефремов в «Туманности Андромеды» отнёс звёздные полёты в довольно неопределённое будущее (XXV век и далее), ученые активно критиковали его за «неверие в неисчерпаемую силу человеческого разума».
А потом Вселенная стала пуста и безжизненна.
Особенно сильно ударила по человеческим ожиданиям Венера. Ни океанов, ни бурной растительности, ни даже нефтяных гейзеров. Жара, которую не выдерживает никакая земная техника, высокое давление, ядовитая атмосфера, в основном из углекислого газа.
Некуда и незачем лететь?
Прошло всего четверть века, и этот вывод пришлось признать ложным. Но время было потеряно, Советский Союз прекратил существование, а русский культурный код начал разрушаться.
Не имеет значения, высадились американцы на Луну летом 1969 года или они только убедительно об этом рассказали, — Советский Союз не только не опротестовал их победу, но и свернул собственную «лунную программу», которая была уже больше чем «наполовину — в металле». Руководство страны потеряло всякий интерес к продолжению большой космической игры, хотя, если вдуматься, эта «партия» только началась.
Не первое предательство русских элит — и не последнее.
Космический проект, русский космизм и ноосферная модель
Итак, выход в космос, рассмотрение Вселенной как пространства хозяйствования — естественное проявление русского культурного кода народа-первопроходца, реализация сильных сторон этого кода. И сверх того — возможность увязать антиномийные проявления национального характера: самодержавие с абсолютностью «вертикали власти» и тягу к вольности-воле, предельной свободе, снятию всяких ограничений.
Логика культурного кода определяет космическую экспансию как необходимую часть российской долгосрочной стратегии. Но мышление выше стратегии.
Значимые системы деятельности — такие, как освоение космического пространства, — удобно рассматривать в координатах «время–сложность» (см. график 1). Любая содержательная осмысленная человеческая активность, любой масштабный проект соединяет «небо», высшую трансценденцию, представления о целом, картину мира, то есть онтологию, и «землю», где в обычном метрологическом (календарном) времени осуществляются конкретные действия и возникает хозяйственный праксис или даже экономическая выгода.
двойной клик — редактировать изображение
Как правило, в этой схеме выделяют пять уровней/линий, хотя в крайнем случае можно ограничиться всего тремя. Наверху, там, где находится «небо», располагается трансцендентная линия: философия и теология деятельности. Внизу, на «земле», живут ресурсы, технологии, программы действий, календарные планы. Там происходят события. Стратегическая линия занимает центральную позицию, поскольку для сложных проектов ресурсов всегда недостаточно и дело стратегии[6] — объяснить, откуда их взять.
Между «небом» и стратегическим уровнем выделяется линия концепций. Концепция — это проекция сложных и путаных теолого- философских построений на реальность, это относительно простые и доступные смыслы данной трансценденции. Как правило, концепция отвечает на вопрос «что будет?», то есть разъясняет образ будущего, соответствующего намерениям «неба». Очень сильной стороной англосаксонского культурного кода, положенной в основу долгосрочной политической деятельности США, является умение монополизировать концептуальный уровень, отрезая возможных конкурентов от небес.
«Внизу» часто разделяют собственно событийную линию непосредственной деятельности и ресурсно-технологическую, которая, по существу, представляет собой менеджмент этой деятельности.
В этой схеме реальные события происходят на «земле», в календарном времени, но задумываются они на «небе», в онтологическом времени[7] . Стратегия связывает эти времена и обеспечивает шаг развития.
Философскую основу русской космической мечты заложили представители русского космизма на рубеже XIX–XX веков. В. Вернадский, Т. де Шарден, Э. Леруа включили эту философию в общий контекст развития человеческой цивилизации, разработав концепцию ноосферы.
В сущности, ключевая мысль русского космизма очень проста: люди, носители разума, должны вносить в мир гармонию и порядок. Здесь есть очень важный лингвистический момент. В древнегреческом языке слово «космос» использовалось, прежде всего, для обозначения упорядоченной, эстетичной, тщательно оформленной женской причёски. «Космос» противопоставлялся «хаосу», растрёпанным волосам. Поскольку древние греки были лишены возможности использовать для научных или философских рассуждений какой‑либо язык, кроме собственного, они применяли привычные термины, расширяя их семантический спектр. «Космос» стал обозначать упорядоченный, структурированный, «огранённый» мир, в то время как «хаос» превратился в метафору мира с активным отрицанием порядка — бесформенного, безóбразного и безобрáзного. При этом сохранилось понимание того, что космос из хаоса можно (и нужно) делать. То есть космос — рукотворен. Космисты превратили эту мысль, органически вписывающуюся в платоновскую философско-религиозную традицию, в некоторый потенциальный праксис.
Идея единения человека как мыслящего существа с Вселенной как целым могла быть отнесена и к христианской теологии, и к восточной философии, и к советскому атеизму. В. Вернадский рассматривал её с вполне материалистических позиций: если жизнь должна рассматриваться как деятельный геологический фактор, оказывающий влияние на рельеф и его изменения, то нет никаких оснований отказывать разуму в подобном воздействии на материальный мир. Биосфера в своём развитии сформировала Землю такой, какая она есть, со всей её уникальностью. Но разум, который существует лишь первые миллионы лет (во времена Вернадского считалось, что значительно меньше), уже начал оказывать ощутимое воздействие на земную географию и биологию[8] . Что будет дальше? Не станет ли он, в конце концов, фактором вселенского масштаба? И если это так, с философской позиции необходимо рассматривать не пустое пространство, чуть заселённое звёздами, но одушевлённый и пронизанный разумом космос. То есть нужно перейти от земной биосферы к ноосфере как форме соорганизации Вселенной.
Ноосферный подход, естественно, приводит к представлениям о психичности Вселенной и о наличии связей (сейчас сказали бы — «квантовой запутанности») человека со всеми проявлениями вселенского разума. Это связывает концепцию В. Вернадского с представлениями Н. Фёдорова и с «четырьмя принципами Циолковского»: панпсихизмом как признанием чувствительности Вселенной, монизмом, пониманием бесконечности и равномощности Вселенной и человеческого разума, и наконец — самоорганизацией. В то же время ноосферный подход хорошо согласуется с рядом интерпретаций квантовой механики: человек как квантовый наблюдатель, коллапсирующий волновую функцию и вносящий порядок, человек как фактор отбора текущей реальности из множества возможных реальностей и т.д.
Ноосферный подход придаёт эволюции смысл и направленность — развитие жизни, как и социальный прогресс, теряет стохастичность и приобретают телеологичность. Становится понятным, что является движением общества вперёд (а что, соответственно, не является). Ноосферный подход видит человеческое общество самоорганизованной силой космического масштаба, способной к астроинженерной деятельности. «По построению» это, конечно, бесклассовое низкоэнтропийное общество, основанное на сотрудничестве, а не на конкуренции[9].
двойной клик — редактировать изображение
В золотую эпоху фантастики, в 1960‑е годы, ноосферный подход был положен в основу «стандартной модели коммунизма» И. Ефремова и А. и Б. Стругацких. И тогда, и сейчас эта модель рассматривалась как обоснование необходимости космических исследований и космической экспансии в контексте всеобщей истории человечества и коэволюции человека и Вселенной.
В 2019 году санкт-петербургской группе «Лабораториум РК39» удалось создать схему, которая может рассматриваться как современная версия ноосферного подхода.
В основу схемы были положены три ключевые человеческие эмоции: страх/ужас, интерес/любопытство, любовь.
Страх (насильственной смерти, голода, одиночества) был и пока остаётся движущей силой развития человеческого общества. Этот страх привёл к идее организации, соединил эволюционно эгоистичных приматов в общество и создал социосистему как форму существования разумных существ, поддерживающую четыре базовых процесса: познание как присоединение новой информации, образование как воспроизводство ранее накопленной информации, управление как распределение информации, производство как конвертацию информации в ресурсы выживания.
Основой существования социосистемы было хозяйствование, формами этого существования — семьи, рода, цивилизации, формами социальности — различные организованности — от сообществ до суперэтносов. Столкновения организованностей приводили к агломерационным процессам: создавались государства, империи, транснациональные корпорации. Процесс выделения «первичных единиц» — представлений социосистемы — имел ограничения как снизу, так и сверху. Представление должно быть способным воспроизводить себя, поэтому «пределом снизу» оказалась деревня. Вместе с тем необходимость минимального разнообразия систем деятельностей запрещала идеальную глобализацию с образованием общеземной гомогенной культуры: социосистема жила «юнитами» — от деревни до где‑то половины континента.
Форматом мышления в социосистеме является техноразум, с его коэволюционной связью: инструмент — рука — язык — мозг.
Следующей ступенью развития разума должен стать переход к парадигме «интересно». Основной деятельностью становится уже не производство, а познание, формат мышления — смыслоразум, где коэволюционная связь имеет подчёркнуто ноосферный характер: Вселенная — язык — мозг — нейросеть. Эта стадия основана уже не на организации, а на самоорганизации, на создании сложностей вместо организованностей. Здесь будут жить не государства и корпорации, а человечества, и объединять их будет не социосистема, а что‑то иное. Мы назвали это иное софиосферой.
Но подход В. Вернадского заставляет совершить ещё один шаг и рассмотреть разум, который существует уже не в логике «интересно», а в этике любви как вселенского фактора. Здесь существуют не человечества, а нообразия, не сложности, а запутанности, здесь формой существования разума становится крупномасштабная структура Вселенной.
Дальнейшим развитием этой концепции стало представление о числах Мейясу Q, где Q1 — творение материи, Q2 — творение жизни, Q3 — творение разума. В 2020 году удалось описать произвольные числа Мейясу, в том числе — дробные и иррациональные, а также прийти к пониманию чисел Мейясу, соответствующих представлениям о сверхразумах, — Q4 и т.д. В этой модели эволюция (Вселенной, Земли, жизни, разума, общества, отдельного человека) — это просто увеличение значения числа Мейясу. И движение к ноосфере, к одушевлённой Вселенной — путь к запредельно высоким «числам сверхразума».
Следует подчеркнуть, что софиосфера предполагает выход за масштабы Земли и овладение Солнечной системой как объектом хозяйствования. Что же касается нообразия — это уже астроинженерная деятельность, управление звёздами и звёздными скоплениями.
Как говорит китайская мудрость, «дорога в тысячу ли начинается с первого шага».
Концептуальная линия космической экспансии
Хотя советская фантастика 1960‑х годов немало способствовала пониманию «ноосферной модели», для большинства и для лиц, принимающих решения, эта модель остаётся слишком абстрактной и далёкой от проблем сегодняшнего дня. Она, конечно, отвечает на вопрос «зачем?», но слишком уж в большом масштабе.
Концептуальный уровень позволяет получить более приземлённые ответы. И этих ответов оказывается много. Ранжируем их в логике той же схемы «время — сложность», «сверху — вниз», что предполагает множественность концепций космической экспансии.
В рамках основополагающей работы английского историка А. Тойнби всякая цивилизация есть ответ на вызов. Цивилизации и культуры развиваются, отвечая на свои ключевые вызовы, и гибнут, если они не находят нужного ответа. Современная земная сверхцивилизация может рассматриваться как ответ на вызов пустоты, хаоса, бесконечности. Обратите внимание: здесь концептуальный уровень смыкается с трансцендентным — русским космизмом и ноосферной моделью. Соответственно либо на этот вызов будет дан ответ, либо мы должны предсказать катастрофический кризис со значительным технологическим и социальным «откатом». И это затронет всех — и «золотой миллиард», и даже высшие транснациональные элиты.
Далее следует обратить внимание на то, что только из «вне-Земли» возможна планетарная рефлексия и соотнесение человека с его естественной средой существования. Космическая экспансия 1960‑х годов создала самое образованное поколение в истории человечества и, во всяком случае, научило людей географии. Сегодня знание Земли в значительной степени утрачено, что породило таких чудовищ, как современная инфодемия или глобальное потепление.
Не будет преувеличением сказать, что выход в космос и освоение пространства Солнечной системы (на данном этапе развития) есть требование онтологической безопасности. Кроме того, довольно очевидная социальная теорема: решение проблемы, относящейся к масштабу уровня N, требует выхода мышления на уровень N+1, — означает, что современные глобальные проблемы — перенаселения, загрязнения среды, миграций и т.д. — не могут быть решены на глобальном уровне и требуют выхода «за пределы глобуса».
К более низкому порядку целей относится необходимость возобновления «экономики фронтира». Замкнутость существующей глобальной экономики привела, во‑первых, к снижению производительности капитала, во‑вторых, к широкому рассмотрению иллюзорных деятельностей и «экономических пузырей», в конечном счёте — к полному отрыву денежной массы от производственных активов. Это послужило причиной экономических кризисов 2008, 2013–2014, 2020–2024 годов. Выход в космос и начало освоения Солнечной системы позволят повысить производительность капитала и ликвидность денег[10]. Дополнительный бонус здесь даст возможность создания в космосе нормативноправовых офшоров, то есть выхода за пространство абсолютной регуляции всего и вся.
С чисто практической точки зрения освоение планет земной группы позволит создать сравнительную геологию (планетологию), что, возможно, далеко продвинет нас в понимании механизмов функционирования планеты Земля. Это будет иметь важнейшие последствия, как онтологические, так и чисто практические — от поиска полезных ископаемых до предсказания стихийных бедствий.
Ещё более значимым фактором развития станет коренная трансформация биологии и медицины, создание новых антропологических практик.
В общем и целом все перечисленные обоснования космической экспансии проистекают — по крайней мере, отчасти — из ноосферной модели и в этом смысле относятся ко всему человечеству или даже ко всем человечествам. Что же касается России, то концептуальный уровень рассуждений смыкается со стратегическим: реализация масштабного космического проекта — наиболее простой и дешёвый способ восстановить национальный культурный код и воссоздать империю.
Можно сказать и проще: Россия опоздала к разделу Земли, но она ещё может успеть к разделу космоса.
Контуры стратегии освоения космоса
Остаётся ответить на самые простые вопросы: как это сделать и сколько это будет стоить?
Речь идёт об инсталляции на территории Российской Федерации если не всего технологического пакета «Космос», то, по крайней мере, его критических технологий. Сегодня данный технологический пакет — это транспортная система, обеспечивающая освоение Солнечной системы до пояса Койпера.
С чисто практической точки зрения имеет смысл разделить четыре группы задач.
Первая — ближний космос, или околоземное космическое пространство до орбиты Луны включительно. Эта «территория» открыта и нуждается в освоении. Освоение — это создание соответствующих инновационных кластеров, сложные формы конверсии технологий. Это — выведение не только околоземной, но и «лунной» космонавтики из‑под юрисдикции Роскосмоса (с сохранением за ним права на роялти от получаемых экономических результатов) и передача её Минсвязи (Минцифре), Минтрансу, МЭРу, бизнес-структурам.
Вторая — средний космос: Марс, пояс астероидов, Венера, исключая поверхность планеты. Базовое решение здесь — повременить! Рано или поздно «средний космос» достанется нам даром. Сегодня его освоение нежелательно, потому что слишком велико будет искушение сделать это, форсируя уже существующие технологии ракет на химическом топливе. При этом, наверное, удастся «прикоснуться» к Марсу, но это спортивно-космическое достижение нельзя будет продолжить.
Третья — дальний космос (поверхности Венеры и Меркурия, системы спутников больших планет — Юпитера, Сатурна, Урана, Нептуна, — небесные тела пояса Койпера). Здесь нужна новая технологическая платформа, и её создание не только потребует крупных инвестиций, но и будет сопряжено со значительным риском… что, вообще говоря, характерно для русского культурного кода.
Четвёртая — недоступный космос. Это звёзды, галактика. Здесь пока возможно только одно решение — думать, искать!
Суть стратегического маневра — отказ от среднего космоса в пользу дальнего, новая технологическая платформа: ядерный двигатель и ионный движитель. Механизмы капитализации — через «длинные деньги».
Для реализации проекта покорения дальнего космоса потребуется принципиально новое институциональное решение. Уже говорилось, что Россия не успела к разделу мира и сегодня не имеет сверхкорпораций с капитализацией прибыли на своей территории. Создать такие корпорации в рамках Земного шара невозможно, поскольку мир глобализации уже поделён и России в нём выделено от 2 до 3 процентов возможной капитализации. Но можно создать транспланетную сверхкорпорацию, вокруг которой объединить все необходимые дальнему космосу инфраструктуры: хозяйственные, финансовые, организационные, исследовательские, образовательные, инфраструктуры гео-, плането-, биоинжиниринга.
С самого начала эта сверхкорпорация должна иметь механизмы транспонирования космических технологий на Землю (и наоборот) и развитый финансовый кластер, позволяющий монетизировать космическую экспансию.
Первым шагом должно стать создание космического дока на геопереходной орбите (1–5 тысяч километров). Задачи такого дока — строительство и обслуживание планетарных кораблей, инженерная, учебно-тренировочная база, база для медицинских и биологических исследований.
Планетарный корабль нужно проектировать не для «космических открытий», а для «космического освоения». Это предполагает спускаемые шаттлы, способные нести «свёрнутую» базу (на базе этих шаттлов на Земле будет создано новое поколение авиации, как гражданской, так и военной), имеющие два реактора, два ионных двигателя, маршевую скорость от 100км/сек., массу покоя около 5 тыс. тонн. Здесь придётся решать массу задач — от вполне очевидных (собственно создание реакторов и двигателей, систем охлаждения, биозащиты) до совершенно неожиданных. Найденные решения должны сразу же становиться предметом конверсии.
Таких универсальных кораблей — разумеется, многоразовых, с возможностью перезарядки активной зоны реактора, с расчётным сроком службы в 100 лет — потребуется не менее четырёх.
Это позволяет прикинуть «цену вопроса».
Приблизительно, по подсчёту философа, на двадцатилетний срок — 150 миллиардов ежегодно.
Коронавирус обошёлся в триллион. За один год. Война в Ираке стоила примерно столько же…
Примечания:
1 По Льву Гумилёву, пассионарность — способность отдельных людей и целых сообществ усваивать из окружающей среды больше энергии, чем необходимо для выживания. В развитие данной модели были введены понятия инвентонарности как способности усваивать
и использовать информацию в масштабах больших, чем необходимо для выживания, и этионарности как способности создавать новые формы общности/связности. Пассионарность является «горючим» социальных процессов. Инвентонарность создаёт знания и технологии, этионарность — формы организованности. Все вместе эти скрытые параметры обеспечивают развитие общества.
2 Для русского культурного кода характерна некоторая условность границ между этими группами. Ермак, например, был и авантюристом, и купцом, и солдатом, и военачальником. Вполне возможно, что беглым каторжником он тоже был. Г. Шелихов начинал как купец, а умер, по сути, губернатором Русской Америки, «государевым человеком».
3 При освоении американского Дикого Запада полная смена поколений — пионеры — фронтирьеры — цивилизация — занимала не более 50 лет, но, как правило, происходила быстрее. Русское завоевание территорий Сибири и Дальнего Востока задерживалось на пионерской стадии на столетия.
4 Норильск расположен в 300 км к северу от линии полярного круга. Его население превышает 180 тысяч человек. Это самый северный город в мире с населением свыше 150 тысяч человек. Демографическая динамика города положительна (естественный прирос в 2018 году — 1357 человек). «Норильск и его окрестности относятся к районам Крайнего Севера. Норильск отличается крайне суровым климатом субарктического
типа. Это один из наиболее холодных городов мира, существенно более холодный, чем Мурманск, находящийся почти на той же широте. Зима в городе — долгая и холодная (средняя температура января — около –44 °C), характерной особенностью которой является частое установление морозной погоды в совокупности с сильными и очень холодными ветрами. Период устойчивых морозов длится около 280 дней в году, при этом отмечается более 130 дней с метелями. Норильск входит в пятёрку самых ветреных населённых пунктов планеты. Климатическая зима длится с начала второй декады сентября по первую декаду мая. Снежный покров сохраняется от 9 до 11 месяцев в году. Лето — короткое (с конца июня по конец августа), прохладное (+10,7 °C) и пасмурное; климатическое лето наступает лишь в отдельные тёплые годы. Среднегодовая температура воздуха в Норильске равна –16,4 °C, годовой ход абсолютных температур — 97 °C. Среднегодовая относительная влажность воздуха — около 76%. Полярный день в Норильске длится с 20 мая по 24 июля, полярная ночь — с 30 ноября по 13 января». Понятно, что существование города обусловлено богатейшими рудными месторождениями. Но мало кто помнит сейчас, что в годы войны Норильск не только снабжал страну и фронт никелем, кобальтом и углем, но и в значительной степени обеспечивал себя всем необходимым, «от бурильных станков и речных барж до карандашей и детских игрушек», а также противоцинготными средствами и продовольствием. Летние навигации 1941 и 1942 годов ведь в значительной мере были сорваны… «Вот заводская труба, которую тогда считали самой высокой в Азии, а может, и в Европе. Сложили её из трёх миллионов кирпичей. Как же их привезли сюда? Никак не привезли — сделали на месте. Так же, как и электровозы марки “ЭР-24”. Научились делать ковши экскаваторов. Скреперные лебёдки, — их тогда выпускал в стране лишь один завод, — железнодорожные стрелки. Блоки из местного сырья для строительства домов. Сваи для фундамента. Запасные части к автомашинам до свечей зажигания включительно. Свою взрывчатку. Серную кислоту из газовых отходов. Декоративные вазы из цветного стекла . Норильск производил огнеупорный кирпич
и цемент, серную кислоту и взрывчатку, бензин и битумы, химическую и кухонную посуду, самоходные суда и электровозы, витаминный экстракт из хвои и кетгут из оленьих жил. А ещё гвозди, карбид, железнодорожные вагоны, лопаты, мыло, кастрюли, ёлочные игрушки, карандаши, тушь, ложки и зубные коронки, столы и табуретки. Писчую бумагу получали, обесцвечивая в гипохлориде исписанную. Не было обогатительной фабрики — плавили богатую жильную руду. Не было коксохимического завода — кокс обжигали на открытой площадке».
5 Американский анекдот: «Сегодня мы с вами будем изучать военно-воздушные силы нашего противника, то есть Советского блока. Как известно, они там, за “железным занавесом”, самолёты делать не умеют, и все, что состоит у них на вооружении, они скопировали у нас. Но должен сказать вам, что в деле копирования они достигли таких успехов, что регулярно принимают на вооружение самолёты, которые мы ещё только начинаем проектировать».
6 Одно из определений стратегии: искусство реализовывать цели, имея заведомо недостаточные для этого ресурсы.
7 Уже древние греки различали эти два типа времени, именуя их «хронос» и «кайрос».
8 В 1917 году Г. Плюмер, командующий 2‑й британской армией, перед началом наступления на Мессинский хребет сказал своим офицерам: «Может быть, нам и не удастся войти в историю. Но географию мы сегодня точно изменим».
9 В этом отношении ноосферную модель можно охарактеризовать как коммунистическую (в то же время ничто не мешает связать русский космизм во всех его проявлениях с православным учением). Коммунизм ноосферного подхода, реальный или вымышленный, привёл к современной резкой критике учения В. Вернадского как «лженаучного». Но на В. Вернадского ссылался Т. де Шарден, католик и иезуит, которого в просоветских симпатиях обвинять и трудно, и небезопасно, поэтому ноосферная модель сохранилась в истории науки, хотя и в сильно урезанной форме. Интересно, что в наше время появилось довольно много философских, научных и полунаучных концепций, органически восходящих к ноосферной модели, если не к космизму как таковому. Теория «сингулярности» Винджа — Курцвейля использует понятие силы для обозначения гиперцивилизации, перешедшей через точку сингулярности. Такая сила имеет космический характер. Конечно, это — редукция, если не сказать, примитивизация исходной модели В. Вернадского, но генетическая связь очевидна. Прослеживается влияние панпсихизма К. Циолковского в представлениях Д. Симмонса о «связующей бездне». С ноосферной концепцией развития соотносится такой видный представитель современной философии спекулятивного реализма, как К. Мейясу.
Нажмите «Подписаться на канал», чтобы читать «Завтра» в ленте «Яндекса»
Источник