Салтыков щедрин назвал художественную литературу сокращенной вселенной

«Салтыков-Щедрин назвал художественную литературу «сокращенной вселенной»»

Это тонкое и точное определение вполне применимо к наследию классиков, в котором спрессован многовековой духовный опыт человечества. Классика всегда была мощным возбудителем в развитии культуры любого народа. Изолировать современную литературу от классических традиций значило бы отрезать ее от национального корня — она обескровится и зачахнет.

Нерасторжимая связь времен особенно наглядно воплощается в вершинных произведениях художественной литературы, которые мы называем классическими: в их познавательном значении, неугасающем нравственном воздействии их героев на многие поколения людей, а еще — в том, что эти произведения продолжают служить неиссякаемым родником прекрасного. Большое искусство не знает прошлого, оно живет настоящим и будущим. Надо не только читать классиков, надо еще и научиться их перечитывать. Потому что каждая встреча с ними таит в себе радость открытия. Человек на каждой последующей ступени своего бытия способен все глубже воспринимать духовные ценности. Выдающееся произведение, когда-то прочитанное и заново воспринимаемое, вводит нас в атмосферу неизъяснимого очарования, вызванного, между прочим, еще и возможностью реально ощущать свое собственное, эстетическое, по слову Герцена, «возрастание». Пожалуй, уместно напомнить здесь прекрасную запись молодого Герцена: «У меня страсть перечитывать поэмы великих маэстро: Гёте, Шекспира, Пушкина, Вальтера Скотта. Казалось бы, зачем читать одно и то же, когда в это время можно «украсить» свой ум произведениями гг. А., В., С? Да в том-то и дело, что это не одно и то же; в промежутки какой-то дух меняет очень много в вечно живых произведениях маэстро. Как Гамлет, Фауст прежде были шире меня, так и теперь шире, несмотря на то, что я убежден в своем расширении. Нет, я не оставлю привычки перечитывать, по этому я наглазное измеряю свое возрастание, улучшение, падение, направление… Человечество своим образом перечитывает целые тысячелетия Гомера, и это для него оселок, на котором оно пробует силу возраста».

Всякий поворот истории дает возможность людям как бы по-новому взглянуть на самих себя и заново открыть для себя бессмертные страницы произведений искусства. Каждая эпоха по-своему прочитывает их. Гончаров заметил, что Чацкий неизбежен при смене одного века другим, что каждое дело, требующее обновления, рождает тень Чацкого.

Великие художники отзывчивы на зовы всех времен, их справедливо называют вечными спутниками человечества. Классическое наследие тем и замечательно, что оно выражает самосознание не только своей эпохи. Движется время, а с ним вместе по той же орбите движется и классика, в которой происходит как бы постоянный процесс обновления. У нее есть что сказать каждому поколению, она многозначна. Конечно, сегодня мы по-другому воспринимаем наследие Гоголя и Достоевского, чем их современники, и глубже понимаем его. И происходит это не потому, что мы умнее, проницательнее. Общественный опыт поколений образует ту историческую вышку, с которой человек нашей апохи осознает духовную культуру прошлого. С этой пышки многое видится нам дальше и яснее. Классика неисчерпаема. Ее глубина бесконечна, как бесконечен космос. Шекспир и Пушкин, Гёте и Толстой обогащают читателя, но и читатель в свою очередь непрерывно обогащает творения великих художников своим новым историческим опытом. Вот почему наше знание классики никогда не может считаться окончательным, абсолютным. Каждое последующее поколение открывает в старых произведениях новые, не увиденные прежде грани. Это означает все более емкое постижение смысла и художественной природы бессмертных произведений прошлого.

Освоение классического наследия отвечает современным потребностям общества, ибо оно само, это наследие, становится активным участником современной жизни. Чрезвычайно важно социальное содержание произведений русской классики. Она всегда была оплодотворена передовыми идеями времени и выражала дух освободительной борьбы народа, его ненависть к деспотизму и неукротимое стремление к свободе. Немецкий писатель Генрих Манн прекрасно сказал, что русская классическая литература была революцией «еще до того, как произошла революция».

Русская литература всегда отличалась необыкновенной чуткостью к решению нравственных вопросов, неизменно сплетавшихся с самыми главными социальными проблемами современности. Великий поэт гордился тем, что в свой «жестокий век» он «восславил… свободу» и пробуждал «чувства добрые». Поразительно здесь неожиданное соседство столь, казалось, различных по историческому смыслу слов, как «свобода»’ и «добрые». Первое из них в романтической поэзии почти всегда ассоциировалось с кипением страстей, с титанической и жестокой борьбой, с отвагой, удалью, кинжалом, мщением. А здесь оно стоит рядом со словами «чувства добрые». Замечательна эта убежденность Пушкина в том, что когда-нибудь в будущем пробуждение добрых чувств в людях будет осмыслено как нечто равноценное прославлению свободы. Но ведь вся русская классика — это проповедь человечности, добра и поиски путей, ведущих к нему!

Усовершенствовать свою душу, свой нравственный мир призывал людей Толстой. Как страшнейшую трагедию представлял себе Лермонтов угасание в Печорине лучших качеств его характера — любви к людям, нежности к миру, стремления обнять человечество.

Ненависть к разным проявлениям несправедливости была для великих русских писателей высшим мерилом нравственных достоинств человека. Своим неукротимым нравственным пафосом, равно как и художественным совершенством, русская литература давно завоевала признание всего мира. «Где в продолжение сорока лет,— вспоминал Ромен Роллан,— искали мы нашу духовную пищу и наш насущный хлеб, когда нашего чернозема уже не хватало, чтобы удовлетворить наш голод? Кто как не русские писатели были нашими руководителями?»

В сегодняшней нашей борьбе за нового человека — с нами великие художники прошлого. Борьба против несправедливости, различных проявлений зла есть не что иное, как борьба во имя победы добра, человечности. Это знает и такой «злой» жанр литературы, как сатира. Не было ли нежнейшим сердце Гоголя, мечтавшего об иной, более совершенной действительности! Не добра ли хотел России Щедрин, столь беспощадный к своему времени? Добрые люди во имя добра становились непримиримыми к разнообразным проявлениям зла и тому, что его порождало. Прекрасные идеалы требуют и прекрасных чувств.

Источник

Салтыков — Щедрин назвал художественную литературу «сокращенной вселенной» помогите сочинение рассуждение

Источник

Интересные факты из жизни Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина

Салтыков — Щедрин. Главное оружие – сатира

Великий прозаик, сатирик и журналист Михаил Салтыков появился на свет 15 января 1826 в одном из сел тверской губернии. Будущий писатель был сыном потомственного дворянина. Благодаря как своему отцу, так и своей доброй и любящей матери, будущий писатель получил хорошее воспитание и дальнейшее образование. Михаил с ранних лет приступил к обучению.

Сперва его учителем был один из крепостных, после гувернантка, студент духовной академии и даже священник. Получив базовые школьные знания, в десять лет Михаил продолжил обучение в дворянском институте в Москве, а затем за хорошие успехи, был переведён в Царскосельский лицей, где и началась его писательская карьера.

Многие стихотворения, написанные в период обучения Салтыкова-Щедрина в лицее были опубликованы в таких журналах, как «Библиотека для чтения» и «Современник». Полностью талант писателя раскрылся, когда Салтыков-Щедрин был переведен на службу в канцелярию и занял должность помощника секретаря в 1844.

Первоначально для Михаила литература являлась любимым увлечением. Он писал маленькие незначительные статьи в журнале «Отечественные записки», а также повести («Противоречие» и «Запутанное дело»).

Уже на начальном этапе творчества писателя, в произведениях проглядываются убеждения Салтыкова-Щедрина: ненависть к однообразию и рутине, к крепостному праву и навязанной обществу морали. Тонкой насмешкой пронизаны все его ранние произведения. Таким образом, безобидный смех над всем устоявшимся в жизни перерос в жёсткую критическую сатиру.

В 1883 году свет увидел «Сказки» Салтыкова-Щедрина, которые можно назвать главным трудом его жизни. «Для детей разрядного возраста»

, – подписал сказки автор. Таким образом, Салтыков-Щедрин сразу демонстрирует читателям особенный пафос своего романа.

Безусловно, что такая подпись открыто говорит о том, что книга адресована, конечно же, взрослым, которые продолжают жить в собственном мире иллюзий. «Я видел, как слушатели корчились от смеха при чтении некоторых очерков Салтыкова. Было что-то страшное в этом смехе. Публика, смеясь, в то же время чувствовала, как бич хлещет её самое»

, – говорил Иван Сергеевич Тургенев.

Жанр сказки был выбран писателем не случайно, потому что сказка – это соединение различных жанров как фольклорной, так и авторской литературы. Такой сплав позволил Салтыкову — Щедрину более точно высказаться о волнующих проблемах и более ярко высмеять бич современности.

Ведь именно этому человеку принадлежит фраза: «Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу, — пьют и воруют». Большинство современников негативно относились не только к творчеству Михаила Евграфовича, но и к самой его личности.

Многие до сих пор упрекают его в лицемерии, и считают его лжецом, смеющимся над своими коллегами, потому что Салтыков-Щедрин имел немалые успехи и был, можно сказать, успешным карьеристом. Он дважды занимал пост вице-губернатора, при том, что начинал он свою карьеру как ссыльный.

Он был успешным состоявшимся издателем, признанный властью. Однако стоит отметить, что только занимая столь высокий чин, писателю и удалось так точно разглядеть все пороки российского государства.

Ярчайший пример творчества писателя – роман «История одного города». Это произведение исполнено противоречиями, потому что Салтыков-Щедрин видит широкий потенциал русского народа, возможности людей изменить уклад страны. Вместе с тем, писатель понимает, что народ далёк от убеждённого идеала.

Город Глупов-типичный пример самодержавного государства. Однако писатель не преувеличивает степени народного самосознания. В произведении изображены массы российской действительности периода Салтыкова-Щедрина. Таким образом, он высмеивает не только жёсткие нравы государства, но и слепую, безумную покорность народа.

Кажется, писатель не отличался любовью к родине. «Не было минуты, когда этот человек не был бы чем-нибудь недоволен и на что-нибудь бы не раздражался»

, – говорила Авдотья Панаева, работавшая в «Современнике» вместе с Салтыковым-Щедриным.

Однако за крепкой стеной сатиры и критики как общества, так и государства, скрывалась тоска писателя по настоящей великой России, которая не страдала от взяточничества и казнокрадства, царившее в период Салтыкова-Щедрина.

«Я люблю Россию до боли сердечной и не могу по мыслить себя где-либо, кроме России»

, – говорил Салтыков-Щедрин. Он верил в то, что истинная любовь к своей родной стране и народу заключается в трезвой оценке сильных и слабых сторон. Важно открыто говорить о проблемах, для их решения и для достижения свободы и счастья.

Таким образом, нельзя допускать мысли, что Россия сатирику была безразлична. Салтыков — Щедрин – гражданин своего государства. И его целью всегда было достижение благосостояния своей родины любыми средствами. И сатира для него была самым действенным орудием.

За что Салтыков-Щедрин был сослан в Вятку?

Михаил Евграфович Салтыков, один из величайших русских писателей, родился 15/27 января 1826 г.

Детство будущего сатирика прошло в помещичьей семье. Салтыков рассказал в «Пошехонской старине» о быте захолустной помещичьей усадьбы, где он рос. Противоречия между барином и крестьянином ничем не прикрытые, грубая эксплуатация, безудержный произвол, с одной стороны, и глухой, сдавленный, но никогда не прекращавшийся протест — с другой, — вот что определяло впечатления ранних лет Салтыкова.

Учился Салтыков в Александровском лицее, прославленном великим именем одного из своих питомцев — Пушкина. Подобно другим воспитанникам лицея юный Салтыков мечтал о славе поэта, писал стихи и даже печатал их.

В дворянском учебном заведении были популярны критические статьи Белинского, которые приобщали юного лицеиста к самым передовым идеям 19 столетия.

Выпустившись из лицея, в 1844 г. Салтыков начал служить в канцелярии военного министерства. Но не карьера чиновника, а совсем иные интересы поглощают его. Он сближается революционно настроенной молодежью, и вместе с ними впитывает идеи, шедшие с запада, главным образом из Франции. Впоследствии Щедрин писал, что идеи эти — идеи утопического социализма — внушили ему уверенность, что «золотой век» не позади, а впереди. Эта уверенность сочетается у него с последовательным отрицанием крепостничества.

Утопический социализм был далек от социализма научного, но он уже указывал на противоречия буржуазного прогресса. Первые повести Салтыкова — «Противоречия» (1847) и «Запутанное дело» (1848) —полны сознания этих противоречий. Они написаны под впечатлением бесед в кружках революционно мыслящей молодежи, группировавшейся вокруг Петрашевского. Уже в этих художественно незрелых повестях сказался реализм Щедрина. Здесь заметны элементы критики утопизма,стремление найти опору для преобразования действительности в ней самой.

«Запутанное дело», опубликование которого совпало с началом революции 1848 г.(во Франции), не могло не привлечь внимания учрежденного тогда секретного комитета для наблюдения за литературой.

Салтыков был сослан в Вятку. Без малого восемь лет ссылки были самым трудным временем в жизни Салтыкова. Самодержавие казалось ему несокрушимыми и борьба с ним бесплодной.

Все же Салтыков надеялся принести пользу обществу своей административной деятельностью: он ревностно боролся со взяточничеством и другими пороками бюрократического механизма. Борьба эта немало дала Салтыкову-писателю. Он изучил бюрократический аппарат и превосходно узнал жизнь русской провинции.

Слухи, сплетни и романы

В вятском обществе Салтыков был принят не как опальный бунтарь, а как человек с хорошими средствами (родители его имели более 2000 крестьянских душ), благородного происхождения и блестящего образования, притом как завидный жених для лучших вятских невест. Логично, что на Салтыкова обращали внимание местные барышни, искавшие его расположения. Впрочем, он и сам, по воспоминаниям мемуаристов, был большим любителем женского пола. Приписывали Салтыкову роман с супругой губернатора А. И. Середы — Натальей Николаевной, женщиной уже весьма солидного возраста. Также в литературе крайне распространенной является точка зрения о бурном романе Салтыкова с супругой врача Н. В. Ионина Софьей Карловной. Ряд авторов даже придерживались мнения о том, что рожденная в 1856 г. С. К. Иониной дочь Лидия на самом деле являлась внебрачным ребенком Салтыкова. Впрочем, многие романы, которые приписывались Салтыкову, в реальности были просто слухами и небылицами. Об этом сам Михаил Евграфович очень ярко сообщал своему брату в одном из писем: «Ты не поверишь , какая меня одолевает скука в Вятке. Здесь беспрерывно возникают такие сплетни, такое устроено шпионство и гадости, что подлинно рта нельзя раскрыть, чтобы не рассказали о тебе самые нелепые небылицы… Живут здесь люди одними баснями да сплетнями, от которых порядочному человеку поистине тошно делается…»

М. Е. Салтыков-Щедрин.

Салтыков-Щедрин в Вятке. Как Салтыков 70-летних старух в тюрьму сажал.

Немало написано о служебной деятельности Салтыкова в вятской ссылке. Тема весьма занятная. Вятчанка Л.Н. Спасская вспоминала, что писатель, к нашему прискорбию, часто горячился на допросах и доходил до грубости с подследственными и даже до рукоприкладства. Читаешь и удивляешься — тот ли это человек? О нем ли речь? Как будто кто-то другой встает перед нами, иное лицо — не молодой человек с прогрессивными взглядами и начинающий писатель-народник.

У Иванова-Разумника в числе его литературоведческих трудов есть и биография Салтыкова-Щедрина (вышел только первый том — в 1930 году, затем Иванова-Разумника арестовали — по старым народническим делам). Есть в этой биографии писателя и глава, посвященная вятской ссылке, а в ней — интересный раздел, где идет речь о той роли, которую сыграл Салтыков-чиновник в расследовании дела вятских старообрядцев Ситникова и Смагина. Известно, что в правление Николая I на русских старообрядцев обрушилась новая волна гонений. Следуя указаниям высшей власти, чиновники на местах вели усиленный розыск и аресты проповедников старой веры. Не отставала и Вятская губерния. 13 октября 1854 г. Сарапульский городничий Фон-Дрейер докладывал секретным рапортом вятскому губернатору, что рабочий уральских заводов, крепостной Ананий Ситников, бежавший в 1850 г. и неизвестно где пребывавший, задержан им, градоначальником, при обыске в доме мещанина Тимофея Смагина. Ананий Ситников (он же — «лжеинок» Анатолий) оказался, по мнению Фон-Дрейера, весьма важным лицом в расколе, т.к. из допроса и обыска выяснились его обширные связи со староверческими центрами по всей России и даже в Болгарии и Турции. Доклад попадал в самую точку — император Николай видел в расколе проявление религиозного свободомыслия, а в старообрядцах, проживавших за границей, — опасную и бесконтрольную политическую силу, которую якобы могли в своих целях использовать революционеры. Подозревали староверов и в шпионаже в пользу враждебных России держав. Опасения были смехотворными; зато меры преследования раскольников, вылившиеся из этих опасений, оказались весьма жестокими. Большинство старообрядческих скитов в России в правление Николая были разгромлены. Сотни староверов угодили в тюрьмы — и лишь после начала либеральных реформ Александра II они были выпущены на свободу.

Секретное дело сарапульских староверов было поручено вести Салтыкову — как чиновнику, «заслуживающему полного доверия» (именно так!). Следствие растянулось на целый год. За это время Салтыков исколесил несколько губерний, проехав около семи тысяч верст. Архив дела распух до семи толстенных томов; одних собственноручных рапортов Салтыкова накопилось 350, некоторые из них занимают десятки листов. Короче говоря — это была целая эпопея.

Салтыков выехал в Сарапул и допросил Анания Ситникова. Тот упомянул ряд лиц, с которыми имел связи. Были прочитаны и письма, найденные при обыске. Всех адресатов и отправителей этих писем, всех упомянутых в них, а также всех оговоренных Ситниковым при допросе следовало разыскать. Машина дознания заработала… Салтыков сделал вид, что уезжает — чтобы усыпить внимание настороженных сарапульских староверов — и тут же вернулся и нагрянул с ночным обыском по трем адресам. Идя далее по следу, Михаил Евграфович поспешил в Глазов, но указанных Ситниковым скитов там не нашел. Оттуда он едет в Чердынский уезд Пермской губернии. И вот здесь его ждет «блестящий успех»! В пяти верстах от деревни Верх-Луньи Салтыков открыл в лесу тайный раскольничий скит, основанный «унтер-офицерской дочерью Натальей Леонтьевой Макеевой», она же — «лжеинокиня» Тарсилла. В скиту проживало несколько старух-отшельниц (!). Правда, саму Тарсиллу взять не удалось. Затем следуют обыски и допросы в Перми — у близких знакомых Торсиллы. Пермского мещанина Малыгина Салтыков на допросе спросил, считает ли тот государя Николая «благочестивейшим» — Малыгин отвечал уклончиво. Салтыков его арестовал и отправил в тюрьму (интересно, а сам Салтыков считал императора «благочестивейшим»?) С этого времени будущий писатель-демократ начинает арестовывать староверов «направо и налево», одного за другим. Что называется — входит в чиновничий раж. В феврале 1855 г. он докладывает из Сарапула, что отправил в тюрьму двух раскольников: 70-летнего(!) старика Китаева и старуху(!) Новоселову. В дополнительном рапорте он говорит о необходимости ареста допрошенной им ранее мещанки Смагиной: «Отдача мной Смагиной под надзор полиции вместо заключения ее под стражу произошла собственно от неопытности моей в подобного рода делах, а также и по уважению преклонных лет Смагиной, около 70 лет» (sic!). В третьем рапорте он перечисляет всех, кого он посадил в тюрьму: в Сарапуле, Перми, Чердыни, Оханске — всего 16 человек. Салтыков настолько разошелся в арестах, что сам министр внутренних дел Бибиков в письме вятскому губернатору предписывал напомнить Салтыкову, что «вообще он должен действовать с величайшею осторожностью, на точном основании законов». В феврале же, 18 числа, в Петербурге умирает Николай Первый.

В марте Салтыков едет в Нижний Новгород. Здесь ему на помощь приходит чиновник Мельников — впоследствии знаменитый писатель (Мельников-Печерский). Совместными усилиями они производят обыск и допрос купца Трофима Щедрина, 74-х лет(!) от роду. Обратите внимание на фамилию купца — вот откуда псевдоним Салтыкова. Не совесть ли грызла писателя, напоминая о вине перед глубоким стариком? Поразителен и рассказ автора предисловия к очерку Иванова-Разумника, В. Десницкого: «Мне в начале ХХ в., в моих скитаниях по Руси пришлось слышать на Керженце о двух «святых подвижниках» лесного, скитского старообрядческого благочестия, которых обратил на путь «истины» старой веры ни кто иной, как сам П.И. Мельников. Крестьяне, православные, они возили Мельникова по скитам во время его работы (следователем). И метод действия Мельникова произвел на них такое потрясающее впечатление, что они перешли в раскол, и в лесном отшельничестве, на местах разоренных скитов дошли до святости». Любопытный довод приводит Десницкий в осуждение Мельникова и в оправдание Салтыкова: «Для него (Мельникова) казенное православие было далеко не так безразлично, каким оно было для Салтыкова». Ну и логика: если Мельников, преследуя староверов, действовал не за страх, а за совесть — так он за это достоин презрения. А Салтыкова, который и вовсе в Бога не верил, но давил староверов ради своей карьеры и добиваясь освобождения из ссылки, можно, видите ли, и понять, и оправдать. Это как?!

Вскоре следствие подошло к концу, и всех арестованных Салтыковым стали сгонять в Вятскую тюрьму — для суда. В конце 1855 года, 23 ноября, Михаил Евграфович получил радостное известие о своем помиловании и прекращении ссылки. Интересное совпадение — в тот же день вятский полицмейстер докладывал губернатору, что заключенный вятской тюрьмы Ананий Ситников «волею Божиею помер». Ситников не дождался ни суда, ни свободы, «а его уж Бог простил — помер», как заканчивает Лев Толстой один из своих рассказов о невинно заключенном человеке.

Дальше дело двигалось уже без Салтыкова и в декабре 1858 года было передано в Сенат. Но тут наступили либеральные времена, от раскольников отстали, и все арестованные Салтыковым были выпущены на свободу. Более того — им вернули большую часть отобранных у них книг. Впоследствии Салтыков описал в «Губернских очерках» обыски и аресты раскольников, производимые чиновниками Щедриным, Сертуковым и Филоверитовым. Нет сомнений, что в создании портретов этих следователей писатель использовал собственный опыт.

Еще у Салтыкова есть очерк под названием «Святочный рассказ» — он, без сомнения, также автобиографичен. В рождественскую ночь герой рассказа — чиновник-следователь едет по провинциальному тракту на поиски тайных раскольничьих скитов. Он думает: «Я хлопочу, я выбиваюсь из сил, и, наконец, мое усердие увенчивается полным успехом, и я получаю возможность насладиться плодами моего трудолюбия… в виде трех-четырех баб полуглухих, полуслепых, полубезногих, из которых младшей не менее семидесяти лет. Что ж, однакож, из этого, к какому результату ведут эти усилия? К тому ли, чтоб перевернуть вверх дном жизнь десятка полуистлевших старух. »

Освобождение

В течение восьмилетней ссылки Салтыков не раз подавал прошения об освобождении, но каждый раз они отклонялись. 18 февраля 1855 г. скончался император Николай I, появилась реальная надежда на изменения не только в жизни вятского ссыльного, но и в целом — в судьбе России. К тому же помог Салтыкову и счастливый случай. Осенью 1855 г. в Вятку по делам ополчения приезжает генерал-адъютант П. П. Ланской, двоюродный брат нового министра внутренних дел, с женою Натальей Николаевной (в первом браке — Пушкиной, урожденной Гончаровой). Познакомившись с Салтыковым и войдя в его положение, Ланской принял «живейшее участие» в его судьбе и 13 октября отправил в Петербург официальное представление об освобождении Салтыкова, подкрепив свою просьбу частными письмами брату-министру и управляющему III Отделением Дубельту. Ровно через месяц министр внутренних дел С. С. Ланской извещает вятского губернатора о том, что император Александр II «высочайше повелеть соизволил: дозволить Салтыкову проживать и служить, где пожелает». 29 ноября с Салтыкова снят полицейский надзор, а 24 декабря, сдав дела и распродав, а частью бросив свое имущество, он навсегда покидает Вятку.

Дом-музей М. Е. Салтыкова-Щедрина в Кирове (Ленина ул., д. 93)

Довольно сносная квартира

Все восемь лет вятской ссылки М. Е. Салтыков-Щедрин провел в одном и том же доме во второй части города на улице Вознесенской. Дом этот был построен в 1848 г. и принадлежал к усадьбе бывшего баварского фабриканта Иоганна Христиана Раша, переписавшегося в Вятке в мещанина. Салтыков арендовал весь дом — четыре комнаты и «людскую» — общей площадью около 120 м². В период ссылки с ним жили старый слуга («дядька») Платон и молодой камердинер Григорий. В письмах брату Салтыков назвал свое вятское пристанище «довольно сносной квартирой» и отмечал, что живет он достаточно скромно. Любопытно, что посмотреть именно этот дом искавшему жилье Салтыкову-Щедрину посоветовал вятский полицмейстер. Дом находился относительно недалеко от центра и от места службы Михаила Евграфовича, к тому же на тот момент он было абсолютно новым. То, что в здании до этого никто не проживал и он был чистым и опрятным, имело значение для приезжего ссыльного чиновника, родившегося и выросшего в богатой семье. Внутренняя планировка дома до сих пор сохранилась почти без изменений. Одна из комнат — сени; три комнаты занимал Салтыков; далее располагалась кухня и, наконец, людская, где помещались двое крепостных.

Дом в Вятке на Вознесенской улице, в котором М. Е. Салтыков проживал во время ссылки. Начало XX в.

Источник