Сказки туманной луны после дождя/Ugetsu monogatari (1953)
Фильм 1953 года знаменитого японского режиссера Кэндзи Мидзогути.
Необыкновенно поэтичный и изящный фильм, в котором каждый кадр, живописное полотно, выполненное в технике японских живописцев, а каждый диалог хокку или танка. Все сплетается в некую притчу, о двух мужчинах и их жёнах, на фоне средневековой Японии утопающей в ужасах междоусобицы. Призрачная надежда изменить свою судьбу посреди всеобщего хаоса посещает героев, и они, гонимые алчностью и тщеславием, вопреки уговорам своих жен, бросаются в самый водоворот. И, казалось бы, они поймали птицу удачи за хвост, гончар оказался в доме богатой дамы, полюбившей его, а его сосед найдя на дороге голову вражеского генерала, становится уважаемым самураем. Но, богатая дама оказывается коварным призраком, а мнимый самурай обнаруживает свою жену в доме терпимости.
Карточный домик призрачного счастья разваливается, туман медленно рассеивается и герои возвращаются к вечным ценностям: дому, семье, любви и труду, тяжёлому но приносящему радость. В соответствии с буддистской идеей кармы герои получают свою порцию последствий и наказаний. Путь страданий вывел каждого из крестьян на верный путь. Однако урок их оплачен слабыми и мудрыми — женами главных героев.
Визуальный ряд фильма поэтичен и символичен. Плывущая лодка с нависающим туманом, сливающимся с водной поверхностью превращает ее в призрачный фантом, дрейфующий по просторам бескрайнего космоса. Мир замирает, грань между сном и реальностью пропадает, призраки обретают плоть и вступают в контакт с людьми. Берегите своих близких, вот та мысль которую более чем полвека назад проиллюстрировал своим фильмом Кэндзи Мидзогути, берегите, где бы вы ни жили, в средневековой Японии или в современном мегаполисе.
Источник
СКАЗКИ ТУМАННОЙ ЛУНЫ ПОСЛЕ ДОЖДЯ: Гоголь и Мопассан в японском стиле
Кэндзи Мидзогути, 1953
И решил наш горшечник круто поднять бабла, невзирая на риски военного времени. А его сосед все хотел стать фрилансером – в исконном смысле этого слова, то есть пойти в самураи, только у него копья не было и прочей амуниции и не брали его на службу. Поэтому он напросился в ко-фаундеры к стартаперу-горшечнику, причем нормально так его прогнул, на 1/3 долю в бизнесе. Продукт у них был годный, по проверенной технологии, юнит-экономика сходилась, так что они сразу вышли на хорошую выручку.
Но тут есть одна заковыка: оба были женаты, у горшечника уже и ребенок. И никак женщины в их бизнес-стратегию не вписывались. Парни хотели сделать единорога, пока хайп, некогда им было думать про work-and-life balance. Естественно, на этой почве начались у них конфликты.
Первой отвалилась жена горшечника – ее оставили в деревне, мол слишком опасно ехать в город на базар. (Вообще-то было реально опасно.) Потом, когда продали вторую партию и поделили бабки, сосед помчался в военторг, прикупил доспехи и копье и пошел воевать. А бабу свою просил. – Мол, жди меня, вернусь весь в орденах, будешь гордиться! – Дурак, полный дурак!
Конечно, ей пришлось лихо – сидела она, как Аленушка, в печали, а тут мимо взвод солдат. Режиссер деликатно избавил зрителя от подробностей насилия, это вам не Гаспар Ноэ с «Необратимостью», это ж все-таки 53-год – тогда насилие было в жизни, но не на экране. Но солдаты обошлись с ней для военного времени даже гуманно – даже денег дали, а могли бы и горло перерезать. Понятно, что возвращаться в деревню ей смысла не было…
С горшечником же приключилась история в стиле Гоголя – подходит к нему на базаре девица неземной красоты, видно из знатных, и закупает сразу кучу товара. Ну и логично, просит доставить на дом – мы, говорит, живем в поместье за городом. Наш герой парень-то простой, деревенский, никогда в таких хоромах не был, а его встречают как важную шишку, поят саке, песни поют – вот он бдительность и потерял.
Ну откуда бы этой благородной девице знать его имя и из какой он деревни? Человек падок на лесть, особенно, если мнит себя художником. Ему бы испугаться и драпать без оглядки, когда убиенный папаша этой панночки загробным голосом стал ей подпевать – типа одобрил ее выбор.
И внезапно она такая: «Женись на мне! Прям сейчас!» И кинулась ему на шею. Хорошо, не укусила сразу. Повела его купаться, помыла, спать уложила. (Опять нам режиссер ничего интересного не показал, вот сейчас обидно было!) Понятно, что при таком неожиданном раскладе он забыл про семью, ладно, по пьянке с кем не бывает. Но и наутро он на полном серьезе пребывал в уверенности, что ему крупно повезло – будет теперь жить господском доме с молодой женой, делать свои горшки не на продажу, а так, чисто для искусства… Эко размечтался!
Тут ему повстречался старый дед. Говорит, ну-ка стой, что-то с тобой не так. А не заколдовали ли тебя? – Да не, все норм. Вот подарки бабе своей несу. – Дай-ка я тебя осмотрю. – Э, чувак, тебе кирдык. Уноси ноги пока цел. Вали в свою деревню. – Да какая деревня! У меня любовь!
Но дед так просто его не бросил, разрисовал всего оберегами на санскрите. Видимо, японские злые духи на санскрите не читаю и их от этого корежит. В общем, оказалась его краля с того света. При жизни не догуляла, так как весь их клан враги вырезали, и ее вместе с папашей. Вот вернулась жениха искать. Упрашивала она его смыть с себя эту гадость и жить с ней вечно – может и вправду влюбилась. Кто знает? Но горшечник почему-то не захотел умирать, схватил самурайскую шашку и давай отмахиваться от демонов. А тут и петух прокукарекал. (Вру – петуха не было, но был бы кстати.)
Тем временем его сосед делал военную карьеру. Ну какой из крестьянина самурай? Ясен пень, продвинуться можно только хитростью. Вот в одном из сражений где-то в лесу видит, как раненый вражеский генерал просит адъютанта снести ему башку, видать на полноценное харакири у него сил уже нет. Адъютант вжик сабелькой – и готово, два раза просить не надо. А тут наш бывший стартапер из кустов – раз – и своим копьишком адъютанта пришил. И принес голову вражеского генерала своему командиру. Типа, я лично, в честном бою его укокошил – прям как сэр Фальстаф в «Генрихе IV» врет всем, что он победил мятежника Генри Перси – никто не верит, но его награждают.
Итак, сосед горшечника получил, что хотел – славу, высокий чин, лошадь и отряд под свое командование. Хотел тут же отправиться в свою деревню, чтоб все ахнули, но по дороге солдаты уговорили его остановиться в борделе, чтобы отдохнуть после воинских трудов. Вы уже догадались, кого он там встретил? – Свою жену. (А сюжетец этот режиссер позаимствовал у Ги де Мопассана.) Конечно, он сразу осознал всю нелепость своего тщеславия, дезертировал из армии, забрал свою женщину из борделя и пошли они домой.
А вот с женой самого горшечника еще более печально получилось. В их деревню тоже пришли солдаты. Только там не было семи самураев, чтобы отбиться от них, кто смог попрятался в лесу, а остальных поубивали, и ее тоже. Но мальчик остался жив.
И возвращается горшечник домой – без товара, без выручки, но живой. Заходит в дом – а там все хорошо. Ребенок спит, жена готовит ужин. «Дорогой, как хорошо, что ты вернулся! Я сакэ сварила – на, выпей!» Тут бы ему тоже напрячься. Виданое ли дело – мужик шлялся невесть где, пришел без зарплаты, и вместо того, чтоб огреть его скалкой, жена ему выпить подает. Совсем бдительность потерял. Проснулся утром – а ее нет как нет. Дом в разрухе, но хоть сын на месте. Пришли соседи, рассказали ему все как было, к могилке отвели.
И понял он, какой же он был дурак! Погнался за длинным рублем и потерял любимую женщину. Но делать нечего, слезами горю не поможешь – стал он работать, как прежде. Делать красивые горшки.
Источник
Сказки туманной луны при дожде
«СКАЗКИ ТУМАННОЙ ЛУНЫ ПОСЛЕ ДОЖДЯ» 1953
Александр_Люлюшин
Дата: Понедельник, 15.04.2013, 16:29 | Сообщение # 1
«СКАЗКИ ТУМАННОЙ ЛУНЫ ПОСЛЕ ДОЖДЯ» (УГЕЦУ МОНОГАТАРИ / 雨月物語) 1953, Япония, 96 минут — японская историческая драма (дзидайгэки) Кэндзи Мидзогути, признанная одним из высших достижений национального и мирового киноискусства
XVI век. В Японии идёт гражданская война. Бедный горшечник получает шанс как следует подзаработать — его горшки на удивление хорошо продаются, и изумлённый ремесленник крепко держит в кулаке невиданные доселе серебряные монеты. Заработок вызывает азарт, быстро переходящий в одержимость…
В основу сюжета положены два кайдана Акинари Уэда из сборника «Луна в тумане» (1776).
Фильм принёс Кэндзи Мидзогути второго «Серебряного льва» на Венецианском фестивале, а вместе с ним и бурные восторги европейской кинокритики, не стеснявшейся сравнивать режиссёра с Шекспиром, Тицианом и Бетховеном. Это один из любимых фильмов Андрея Тарковского.
Между тем в самой Японии в фильме увидели пессимистический комментарий Мидзогути по поводу массовой миграции сельского населения в города, которая развернулась в стране после Второй мировой войны. Одновременно с Мидзогути на тот же самый процесс откликнулся и Одзу — фильмом «Токийская повесть».
В «Сказках туманной луны» в полной мере использованы характерные для Мидзогути художественные приёмы — отказ от монтажа (склейки применяются только для соединения сцен) и долгие горизонтальные «планы-свитки» (как, например, переход из комнаты в доме госпожи Вакасы к купанию супругов в бане к их пиршеству на свежем воздухе). Благодаря этим непрерывным планам, как подметил критик М. Трофименков, в художественных координатах фильма «грань между реальностью и волшебством, миром людей и миром духов (далеко не всегда враждебных) не просто проницаема, а не существует вообще».
Венецианский кинофестиваль, 1953 год Победитель: Серебряный лев Номинация: Золотой лев
Оскар, 1956 год Номинация: Лучшая работа художника по костюмам (ч/б фильмы)
Смотрите трейлер и фильм
Александр_Люлюшин
Дата: Понедельник, 15.04.2013, 16:31 | Сообщение # 2
19 апреля 2013 года Киноклуб «Ностальгия» представляет фильм №11 (27; 319) сезона 2012-2013 «СКАЗКИ ТУМАННОЙ ЛУНЫ ПОСЛЕ ДОЖДЯ» режиссёр Кэндзи Мидзогути, Япония
О фильме «СКАЗКИ ТУМАННОЙ ЛУНЫ ПОСЛЕ ДОЖДЯ» посетители сайта http://www.kinopoisk.ru
Один из самых известных японских фильмов.
Хороший фильм, добрый, хотя местами и жестокий. Особенно хорошо сделан финал. Очень нетривиальный.
Мидзогути входит в великую тройку классических патриархов японского кино, очень уважаем за особенности поэтики и внутрикадрового движения персонажей.
Данная лента Кэндзи Мидзогути исполнена глубокой народной мудростью, верой в человеческую жизнь как высшую ценность.
Как и другие японские режиссеры — Кэндзи Мидзогути воспевает быт. Простые деревянные лачуги благодаря теням отбрасываемых от очага так и просятся в традиционное хоку… Немаловажная деталь присущая творениям метра — воспевание женщины, наделение ее волей и душевной силой присутствует и здесь именно жены «спасают» главных героев, возвращая их домой. Раздираемая противоречиями и сомнениями человеческая сущность удовлетворена — познав невиданные для них приключения, удовлетворив жажду, которая бы жгла снова и снова. В этом главная ценность картины, не являясь философски отрешенной, она снисходительна к человеческим слабостям воспевая все то, что делает жизнь менее тягостной.
Кэндзи Мидзогути разворачивает перед зрителем старинный свиток с честным, немного простодушным и житейски справедливым для всех времен сказанием, написанным каллиграфическим кино-почерком. А своей особенной манерой съемки, когда камера двигается горизонтально из одного пространства в другое, соединяя в одно целое волшебное и бытовое без всякого монтажа лишь укрепляет уверенность зрителя в актуальности увиденного.
Из более чем 80 фильмов, созданных Кэндзи Мидзогути (1898-1956), всего лишь несколько известны за пределами Японии. Три из них, «Жизнь куртизанки Охару» (1952), «Сказки туманной луны после дождя/Ugetsu Monogatari» (1953), и «Управляющий Сансё» (1954) получали Серебряного льва, главный приз на кинофестивале в Венеции три года подряд. Ни один режиссёр ни до, ни после него, не добился такого же успеха. Французские режиссёры Новой Волны просто обожали Мидзогути. Жан-Люк Годар назвал его лучшим режиссером, когда либо жившим — серьёзное заявление.
«Сказки туманной луны после дождя» со дня его выхода на экраны в 1953 году и победы на Венецианском Кино-фестивале, постоянно входит в списки наилучших фильмов всех времён. Почти единогласно и критики и зрители называют его шедевром. После того, как я его недавно посмотрела, я совершенно согласна с критиками. Кэндзи Мидзогути соединяет в фильме исторические события 16 века в Японии, разрываемой на части феодальными войнами, реалии из жизни простых людей, гончара и фермера и их семей и добавляет элементы волшебных сказок и историй о призраках, которых трудно отличить от смертных. Путём какого-то кинематографического волшебства, соединённые вместе, эти элементы складываются в фильм неземной красоты, который в то же время и глубокое, прочувственное размышление о реальных ценностях и о химерах. Этот фильм не уступает по эмоциональному и артистическому воздействию лучшим фильмам современника Мидзогути, Акира Куросавы, который примерно в тоже время (1950ые) выпустил свои самые известные фильмы, «Семь Самураев» и «Расёмон».
С артистической точки зрения он безупречен — как в классической мраморной статуе, в нем всё соразмерно и идеально, подчинено изысканному вкусу и элегантно скомпоновано. Или сравнивая его с традиционными Японскими короткими стихотворениями, хокку и танка, каждый образ, каждая сцена полны глубокого смысла, гармонии, красоты и гуманизма. Ещё меня фильм бесконечно тронул сочувственным отношением режиссёра к женщинам, к их несправедливому, угнетённому положению в феодальном Японском (да и не только) обществе, к их способности беззаветно и преданно любить, понимать и прощать. Финальная сцена фильма способна вызвать слёзы на глазах — и от красоты, и от грустной реализации, того, что так часто человек не замечает истинные сокровища, которые его окружают, принимает их как должное и проводит жизнь, гоняясь за призраками богатства и славы. Озарение приходит, но только, к сожалению, слишком поздно. Я счастлива, что открыла его для себя Кэндзи Мидзогути и его творчество, пусть лучше поздно, чем никогда. Как подумаю, что прожила бы жизнь и пропустила такое чудо, прямо не по себе делается.
Художественные картины Кэндзи Мидзогути обладают заметным женским началом, недаром философ Жиль Делёз сравнивал его с драматургом Пьером Корнелем, писавшим свои трагедии с позиции «женского взгляда». При этом, режиссёрский почерк японца был противоположен театральным условностям, отдавая дань изобразительному стилю воплощения. Выводя окуляр кинокамеры за пределы душных павильонов студии Дайэй, он изыскано редуцировал природную натуру страны восходящего солнца в изящество кадра.
Средневековая притча-сказка «Сказки туманной луны после дождя» закрепила за Мидзогути славу главного островного киносэнсэя, умеющего соединить экспрессионизм фантастики и пластику реализма. Упражняясь в малой форме, он довёл эту свою ленту до «широкоэкранного размаха», спроецировав религиозный и мистический опыт на банальные обывательские будни.
Здесь абсолютно отсутствует образная перспектива, но это скорее свойство умудрённой «перезрелости» азиатского искусства, освобождающего пространство изображения от напускной объективности и выносящего текстуальностью метафизический центр. Как опытный портной, японец ткёт плащаницу экрана из сцен-грёз, сводя мёртвых и живых в единой ирреально-пограничной действительности.
Снимая все смежные планы фильма под одним углом, он заставляет зрителя постигать архитектонику реальности, не как истинность бытия, а как правдоподобие казания. Тут нет, как прикладной ширмы Запада, так и разложившегося национального сознания пост-Хиросимы. А есть всего лишь личностная манера художника-каллиграфа, проводящего прямую линию между памятью дремучего прошлого и декоративностью настоящего.
Среди произведений, особо почитаемых народом Японии, являются сказки. Грустные и назидательные, они дарят добро и справедливость, являясь вдохновением и культурной ценностью своей страны. Каждая японская сказка поэтична и музыкальна. Картина «Сказки туманной луны после дождя», навеяна песней призрака о любви, где зритель, вместе с героем, попадает в ловушку колдовства женских чар. Искушая мужчину, женщина-призрак, затягивает «супруга» в волшебный мир, в котором заботы улетучиваются под сладкой негой, нависшей над домом у реки.
Название картины, скорее всего, относит ее к древним мифологическим представлениям о богине, которая не смогла остаться на земле, и согласно восточноазиатской традиции, каждый месяц, умирала и оживала. Луна, являлась символом бессмертия, оставалась прекрасной и молодой и видимо, воплотилась в сияющем, дивном призраке леди Вакасы.
В основе кайдана (сказание о приведениях), лежат рассказы Акинари Уэды — о двух крестьянах, которые пренебрегли семейным счастьем в погоне за наживой и властью. Один, в порыве стать самураем, теряет честь. Другой, познает важный жизненный урок, где главными ценностями являются: мир, дом, семья. Считается, что женская жертвенность, благодаря которой режиссер (Кэндзи Мидзогути) выжил и получил образование, определила нравственную силу его творческой позиции. В картине хорошо прослеживается мудрость женщины и глупость мужчины, готового ради подвига лезть в «пекло» и сражаться с «воздушными мельницами». Женщина говорит: «Счастливой меня делает твоя доброта, будь всегда со мной. Единственно, чего я хочу, чтобы мы жили в мире».
Визуальный ряд фильма поэтичен. Кадры плывущей лодки по реке, с нависшим туманом — предвестник надвигающейся опасности. Кость на берегу — символ поруганной чести. А мужчина, счастливый, видением жены в дорогом кимоно, трогает зрителя, ощутившего душу героя. Его мечты о достатке в семье иллюзорны, ведь платить по счетам придется по-крупному.
Картина поражает своей оригинальностью и эмоциональной глубиной, рассказывая мудрую, сказочную, но не менее реальную историю. В ней одерживают верх добрые силы и хорошие качества человека: благородство, отзывчивость, храбрость, терпеливость, великодушие и, самое главное, любовь. Неторопливый сюжет, плавностью сменяющихся кадров увлекает в мир черно-белого кино, в котором женщина, занимающаяся хозяйством, мудрее мужчины, ведь она чувствует мир сердцем, а уже после, головой.
ИНТЕРНЕТ
Дата: Пятница, 19.04.2013, 21:25 | Сообщение # 3
СКАЗКИ ТУМАННОЙ ЛУНЫ ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Мидзогути — это уже не просто алфавит кинематографа, как Ясудзиро Одзу, но нечто мифологическое, наподобие Орфея — произведения есть, а был ли реальный человек, никто сказать точно не может. (Хотя разница в датах рождения и дебюта между Мидзогути и Одзу всего в пять лет.)
Я, возможно, передаю свои глубоко субъективные впечатления, но они неотвязны. Внешне, эстетически фильмы Мидзогути и Одзу (а также Кането Синдо и, отчасти, Куросавы) — «поколенческие», совпадают по духу и характеру. Но при этом Мидзогути хочется отнести к эпохе немого, грубо говоря — примитивного кино, а прочих — уже к эпохе звука, технической изощренности, принципиально нового подхода к актерской игре. Как относят Чаплина — ведь доказал, что может работать и со звуком, и с цветом, и со звездами. Но никто и никогда не назовет его автором «Короля в Нью-Йорке» или «Графини из Гонконга», а будут вспоминать придурка в штанах не по размеру… Мидзогути достаточно было снять только «Сказки…», чтобы доказать свою полную состоятельность как современного кинематографиста, а все равно — миф!
Во всем этом есть часть проблематики расизма. Вплоть доныне работающих Осимы и Имамуры, мы воспринимаем японцев как японцев, как экзотику. Пришел конкистадор и размышляет — чтобы эдакого необычного увезти домой. А вот Мидзогути — только как режиссера. Он с самого начала был постановщиком европейского, так сказать, формата. Соответственно, как к своему и относишься, в свою систему координат помещаешь.
Почему именно к немому кино? Там (невольно) происходит концентрация на движении, жесте, картинке, красивостях. С появлением звука появилась дополнительная возможность обогатить сюжет, историю. Но в подавляющем большинстве за нее ухватились не как за ДОПОЛНИТЕЛЬНУЮ возможность, а как за способную самостоятельно передать мысль автора. Кино утратило больше, нежели приобрело. Не так уж и скоро начали ощущать эту потерю — процесс возврата к пропущенной «золотой середине» шел медленно. И в массовом порядке завершился, пожалуй, лишь в 80-е. А некоторые и до сих не раскаялись — мой любимый Жан-Люк Годар, похоже, никогда не избавится от завороженности словом. Ну так вот — поскольку до массового феномена второй picture-волны в то время было еще далеко, Мидзогути и относишь — по принципу подобия — к первой волне, к немому кинематографу.
Как это ни парадоксально прозвучит, но японское кино, со всем штампованным набором характеристик — многозначность, многозначительность, многослойность — отличается еще и типовой прямолинейностью. Неважно, какую задачу ставит автор — рассказать притчу о преданности, показать штурм средневекового замка или проследить трансформацию чувств в их противоположность — он будет прямо и упрямо двигаться к цели, отмахиваясь нунчаками, ежели его пытаться отклонить с пути. Ничего подобного у Мидзогути! Он именно в европейской манере создает густое драматургическое пространство, где невозможно отличить главное от второстепенного, суть от выразительного штриха. Я с первых кадров начал классифицировать «Сказки…» — ага, притча о жадности! Проходит время: не-е, ни фига не притча, тут какая-то образцово-показательная демонология. Ну и так далее…
О фильме-то я, собственно, ничего и не сказал. Но пусть интрига сохранится. Разве что в двух словах: XVI век, все ждут начала очередной войны, а в это время в одной деревушке гончар лепит свои горшки…
Игорь Галкин http://www.kino.orc.ru/js/elita/elita_luna.htm
ИНТЕРНЕТ
Дата: Пятница, 19.04.2013, 21:26 | Сообщение # 4
«ЛУНА В ТУМАНЕ» («Сказки туманной луны после дождя», Ugetsu monogatori) Драма по легенде Акинари Уэда
Один из шедевров великого японского режиссера Кэндзи Мидзогути далеко отстоит от своего литературного прототипа, воспевающего конфуцианские ценности. Действие отнесено к 16 веку, периоду гражданских войн в Японии. То и дело вспыхивают стычки между феодалами, а крестьяне и ремесленники остаются беззащитными. Но это лишь фон.
В первой части фильма, выстроенной во вполне реалистичной манере, два друга-горшечника с женами озабочены своим пропитанием и ремеслом. Тобеи женат на сестре Гендзуро, но мечтает стать самураем, бродячим воином. После нападения враждебных войск Тобеи и Гендзуро приходится бежать. Так они попадают на таинственное озеро, покрытое туманом, и начинается вторая, мистическая часть легенды. Туман кажется живым и враждебным, эти кадры — одни из лучших в мировом кинематографе. Пары теряют друг друга в тумане, а вскоре и сами распадаются. Тобеи становится самураем, но выходит наружу скрывавшаяся внутри него жестокость и трусость, и его с позором изгоняют. Жену свою он находит в публичном доме, проклинает себя и решает вернуться на родину.
Главным же героем становится Гендзуро. В его лавочку является таинственная дама под вуалью, товар для нее надо доставить в дом на горе. В доме прекрасной дамы к Гендзуро приходят любовь и покой, но он открывает, что его возлюбленная — призрак, демон. По-своему она любит Гендзуро и пытается его спасти, но от чего — от жизни? Горшечник бежит из дома дамы и сталкивается с жестокой реальностью жизни. Жену его изнасиловали и убили. Третья, заключительная часть фильма, вновь снята в реалистической манере, но привкус таинственного тумана встает за каждым кадром. Беспощадное, яркое солнце жизненной правды призвано рассеять туман. Жизнь, какова бы она ни была, все же лучше, чем обманчивый туман.
ИНТЕРНЕТ
Дата: Пятница, 19.04.2013, 21:26 | Сообщение # 5
Кайданность бытия // Михаил Трофименков о «Сказках туманной луны после дождя» Кэндзи Мидзогути
Было бы преувеличением сказать, что именно благодаря «Сказкам» мир открыл для себя японское кино, о котором ранее не имел ни малейшего представления. В 1951 году «Расемон» Акиры Куросавы уже получил венецианское золото и «Оскара», в 1952-м «Жизнь О`Хару, куртизанки» того же Кэндзи Мидзогути (1898-1956) — венецианское серебро. «Сказки» повторили венецианский успех режиссера. Но именно они удостоились в Европе похвал почти неприличных.
Мидзогути, автора 89 фильмов, большинство из которых утеряны, сравнивали с Шекспиром и Бетховеном за мрачную мелодию неотвратимого рока. С Рембрандтом, Тицианом и даже Пикассо за изощренную живописность черно-белого изображения, которое, конечно же, ориентировалось ни на какого не на Тициана, а на японское искусство XVI века — именно этой эпохой гражданских войн всех против всех, разбоя и нищеты датировано действие фильма. Кульминация этой экранной живописности — переправа героев-односельчан — горшечника Гендзюро (Масаюки Мори, самурай из «Расемона») и раздолбая-бездельника истеричного Тобеи (Эйтаро Одзава) — через затянутое туманом озеро Бива, отделяющее их деревеньку от большого мира.
Но Мидзогути действительно был не только гениальным режиссером — основоположником японского кино, но и искушенным в мировой культуре интеллектуалом. Художник по образованию, он работал рисовальщиком в газете, пока его не выгнали за участие в уличных беспорядках в защиту советской России. Левым убеждениям Мидзогути остался верен. В 1920-х годах экранизировал Юджина О`Нила, Льва Толстого, делал ремейки немецких экспрессионистических фильмов. Да и «Сказки», экранизацию новелл Акинари Уэды (1776), дополнил мотивами, заимствованными у Мопассана.
«Сказки» — это отчасти кайдан (или квайдан), традиционная японская история о привидениях. Гендзюро, удачно распродав свои горшки, вместо того чтобы вернуться к жене Мияги (Кинюо Танака), ради которой, собственно говоря, и покинул деревню в погоне за деньгами, теряет голову и счет времени, предаваясь утехам с околдовавшей его принцессой Вакасой (Матико Кио). И только когда священник объяснит ему что к чему, Гендзюро прозреет и поймет, что принцесса — выходец из царства мертвых, а ее дворец — заросшие руины. Но чудо фильма как раз в том, что грань между реальностью и волшебством, миром людей и миром духов, далеко не всегда враждебных, не просто проницаема, а не существует вообще. Ослепление Гендзюро можно объяснить чарами, но ослепление Тобеи, мечтающего стать самураем, прикупающего не все вырученные деньги доспехи, подвергающегося насмешкам настоящих воинов и лишь по стечению обстоятельств убивающего вражеского полководца, объяснимо лишь глупостью и подлостью. Но по большому счету Мидзогути плевать на то, что там случится с мужчинами. Его главная тема — несчастья женщин в мужском мире, его главные фильмы — о проститутках. Это часто объясняют тем, что разорившийся отец режиссера продал в гейши его сестру — совсем ребенка. И расхлебывать непомерные амбиции крестьян в «Сказках» приходится женам. Тут уж никакого кайдана не жди. Охаму (Мицуко Мито), жену Тобеи, изнасилуют бесхозные солдаты — муж встретит ее в борделе. Мияги за пригоршню риса убьет другая изголодавшаяся банда. Но Мидзогути сжалится над Гендзюро, вновь вернувшись в финале к эстетике кайдана и даровав своему герою пусть призрачную, но возможность видеть любимую и слышать до конца дней своих ее голос.
Журнал «Weekend» № 41(87) от 24.10.2008 http://www.kommersant.ru/doc/1043963
ИНТЕРНЕТ
Дата: Пятница, 19.04.2013, 21:26 | Сообщение # 6
Сказки туманной луны после дождя Ugetsu monogatari, 1953 Историко-поэтическая притча
Большинство своих фильмов 50-х годов, составивших классику не только японского, но и мирового кино, режиссёр Кэндзи Мидзогути создал при содействии продюсера Масаити Нагаты, с которым начал сотрудничество ещё двумя десятилетиями ранее — на ленте «Гионские сёстры». Надо думать, что и продюсеру, как и всей съёмочной группе, приходилось нелегко в работе с Мидзогути, который, по отзывам многих очевидцев, был просто дьяволом в павильоне, однако ангелом на натуре. И он буквально преображался, становился тихим и незлобивым, когда доводилось снимать на природе. Немногим в кинематографе ведома эта тайна превращения воды в вино (добавим для полноты картины, что Кэндзи Мидзогути, как и другой великий мастер кино Ясудзиро Одзу, был большим любителем выпить), иллюзии — в реальность, а павильона — в подлинную натуру.
Допустим, в весьма условном и по этой причине, увы, несколько подустаревшем фильме «Сказки туманной луны после дождя» (не является ли это горькой участью прежде признанных шедевров стареть всё же быстрее тех незаметных лент, которые не оценили «при жизни»?!) по-прежнему изумляют сцены в лодке на реке, снятые словно на грани реального и ирреального, а финальная встреча героя с женой-призраком восхищает своей поразительной конкретностью и достоверностью. Так что трудно заранее предугадать, как время всё расставит по своим местам, переоценит или придаст новый смысл ранее известным вещам.
Не секрет, что Кэндзи Мидзогути привыкли причислять к творцам-каллиграфам, которые пишут тушью свои картины на исторические темы, практически пренебрегая сегодняшней реальностью. Но ныне интересно, прежде всего, наблюдать, как пересекаются друг с другом (и не только благодаря актёрам, переходящим от постановщика к постановщику), аукаются, словно в тумане, семейно-бытовые «моногатари», созданные Одзу, Мидзогути и Нарусэ в течение трёх десятилетий — с начала 30-х до конца 50-х годов.
Вот и по прежним воспоминаниям о фильмах Кэндзи Мидзогути мгновенно пронзают уже впечатанные в сознание образы — река в тумане, поле с высокими белыми травами, название которых вовсе не знаешь. Визуальная красота чёрно-белого изображения, чья культура ныне почти утрачена, изумляет своей простотой и чистотой. Кадр промыт, как стекло (если перефразировать строчку из Арсения Тарковского). Эта зафиксированная на плёнке реальность обладает всеми признаками необъяснимой киногении, когда чуть ли не всё вокруг становится экранно привлекательным и метафорически значимым. Может создаться впечатление, что перед камерой Мидзогути мир поневоле приобретал особую кинематографичность, хотя только лишь великий режиссёр способен разглядеть изначальное и вечное наличие кино в самом бытии природы и человеческой жизни.
Сергей Кудрявцев http://www.kinopoisk.ru/review/934225/
Валентина_Нежумира
Дата: Воскресенье, 21.04.2013, 02:06 | Сообщение # 7
Всем привет!
«Сказки туманной луны поле дождя» — фильм, в котором чувствуется настоящая атмосфера Японии XVI века и, непосредственно, атмосфера простого японского народа.
Несмотря на высокую театрализованность, которая присуща японским фильмам, сюжет просто завораживает. С одной стороны, это сказка, но в тоже время, это сказка, которая рассказывает нам о довольно серьёзных вещах, а именно о том, что на пути к своей мечте можно забыть о самом главном и родном в своей жизни.
Один герой фильма на пути к своему счастью попадает под влияние духа, а второй становится самураем, как он мечтал. В этот момент их объединяет общая цель – разбогатеть. При этом они забывают о самом важном! В начале фильма прозвучали хорошие слова: «Деньги воспламеняют людскую жадность». Что, в общем, мы и видим. Мы можем проследить, как меняются главные герои после первых заработанных денег. Но к чему это привело? На что они обрекли своих жён и детей? Как говорится, что имеем – не храним, потерявши – плачем. К главным героям приходит осознание всего происходящего вокруг только после того, как они лишаются настоящего счастья, а именно своей семьи.
Надо отметить, что фильм окутан мистикой как густым туманом, в который попадают герои фильма. В этот момент у меня было особенное ощущение всего происходящего на экране, которое я не могу передать словами. Наверно, поэтому эта сцена запомнилась мне в фильме больше всего. На мой взгляд, этот туман вносит элемент таинственности и, как я уже сказала, мистичности, что напоминает некую сказку. После того как герои выходят из этого тумана, с ними начинают происходить эти удивительные вещи.
Кроме этого, никак не выходит из головы сцена, где муж на свой первый заработок покупает жене и сыну новые наряды. Жена в этот момент очень счастлива. Но радуется она не деньгам и новому кимоно, а той доброте, которую проявил её муж по отношению к ней и сыну. А материальные ценности для неё не имеют никакого значения.
Очень интересно узнать, что именно вам запомнилось в этом фильме и почему?
Александр_Мирошниченко
Дата: Воскресенье, 21.04.2013, 11:11 | Сообщение # 8
Привет тебе, Валя, и всем кто читает этот форум!
Прежде чем сказать что-либо по поводу отдельных деталей, хочется сказать, что фильм, в целом, мне очень понравился. Знаете, я люблю загадки, но еще больше я люблю загадки, на которые можно найти ответ. После этого фильма картина в голове была вполне ясной и понятной. Не было беспорядочных фонтанов мыслей, постоянных неоднозначностей и прочей суеты.
Сказка ложь, да в ней намек. Во всех смыслах этот фильм- творение талантливого мастера- притча. Как и всякая притча он учит нас. А вот чему учит пусть каждый понимает сам.
Этот фильм чем запомнился? Невероятными женскими образами и особенностями традиций японского народа. Это, пожалуй, ярчайшая особенность фильма.
Ну а так о многом уже написала Валя.)
Хочется пожелать вам, друзья, более чувственно, чутко и терпимее относится друг к другу. Получайте радость от того, что у вас уже есть. Добивайтесь счастья для тех, кто вам близок и дорог, тогда и сами будете счастливы.
Александр_Люлюшин
Дата: Воскресенье, 21.04.2013, 16:58 | Сообщение # 9
Самая чудесная для меня в фильме, несомненно, это сцена на озере. Герои словно отправляются в царство мёртвых. Им встречается лодка как будто с Хароном, предостерегающим путников об опасности. Грань между этим светом и тем никак не уловима. Туман притупляет сознание. Мы вместе с героями оказываемся где-то между явью и сном. В этом безвременьи останется лишь Мияги. Остальные вернутся, но другими людьми, пережившими сиюмитное псевдосчастье и его тяжелейшее разоблачение. Вернутся, чтобы поверить в истинные ценности жизни…
Андрей_Шемякин
Дата: Воскресенье, 21.04.2013, 19:14 | Сообщение # 10
С большим удовольствием прочитал сказанное выше, и почти со всем согласен. Знаю картину (правда, не пересматривал её сейчас)), но в целом больше всего хочется понять, что так взволновало в ней Андрея Тарковского, назвавшего фильм среди лучших лент мирового кино, под номером 6. (см. журнал «Киноведческие записки», № 14, стр. 54.). Сам же больше всего был потрясён двумя вещами. Во-первых — сценой на рынке, — этой незаметной встречей с Неведомым, -архетипический мотив, но здесь он максимально обусловлен реальностью. До поры до времени. Только условный грим героини вводит смысловое измерение, связанное с маской. И во-вторых, поразил самый финал, -подъём камеры, открывающий пространство кладбища, и дорогие могилы, на которые смотрит мальчик. И музыка. Простое, казалось бы, движение вверх, предельно экономное, — а столько смысла! Всё-таки надеюсь найти высказывания Тарковского о фильме, ведь далеко ещё не всё опубликовано. Спасибо за возможность поговорить.
Тамара_Демидович
Дата: Понедельник, 10.06.2013, 19:09 | Сообщение # 11
Настоящее можно узреть в глубокой древности Уэда Акинари (1734-1803)
Сказки туманной луны после дождя — один из двух фильмов Кэндзи Мидзогути, получивших наивысшее мировое признание, частенько попадает в списки любимых и значимых фильмов, составляемые маститыми режиссерами. Однако все чаще о нем говорят как о кино, обладающем безусловной художественной ценностью, эстетической идеальностью, но, увы и ах, все больше теряющем актуальность. Возьму на себя смелость опровергнуть это утверждение.
Герои этой истории — двое крестьян, живущих в смутные времена. Гражданская война в Японии 16-ого века набирает обороты, разоряя одних, и обогащая других. Сельчане видят в этом всеобщем хаосе шанс изменить свою жизнь к лучшему, направляют свои стопы в город, пытаясь оседлать удачу. Один охвачен жаждой быстрых денег, которые вполне возможно получить от торговли, вдруг набравшей обороты. Другой ищет славы и военных подвигов, которые позволят изменить социальный статус. Разве это не реальности сегодняшнего дня? На военных конфликтах сделано в 20-ом столетии, и делается по сей день, не одна тысяча состояний. Политическая и социальная неопределенность постоянно дает шансы кому-то вылезти из грязи в князи.
Мечтая о подвигах, мужчины напрочь забывают о всякой личной ответственности. Пока они реализовывают свои желания, их жены страдают. Режиссер противопоставляет мужчинам женщин. Если первые не способны просчитать последствия сиюминутных поступков и мыслят все больше журавлями в небе, не бояться разрушений, то вторые изначально понимают прелесть обладания синицами в руках, стремятся к гармонии в отношениях, миру и спокойствию. Разве это не суть основных противоречий между полами? И они останутся вне зависимости от того насколько уйдет вперед в своем развитии человечество.
Непутевым искателям приключений фортуна, конечно же, подбрасывает сначала лакомые кусочки, увлекая все больше, а потом подменяет их иллюзиями. Нереальное переплетается с действительностью. Призраки поселяются среди людей, и становятся частью истории и средством обольщения. Они не воспринимаются чем-то чужеродным. Ведь фильм снят по двум квайданам гения японских «повествований о необычайном» Уэда Акинари. Да, здесь заблуждения принимают потустороннюю форму, но ведь они нато и заблуждения, чтобы противоречить тому, что есть на самом деле. А как часто каждому из нас приходится принимать желаемое за действительное.
Стержень всего показанного в этой картине- буддистская идея кармы. И, разумеется, герои получит свою долю последствий и наказаний. Лишь путь страданий выведет каждого из крестьян на ровную дорогу. Жизненный урок их будет оплачен слабейшими и мудрейшими- их женами. Думаю, каждый знает не понаслышке, насколько часто за ошибки приходится платить не тому, кто их совершил, а его близким.
Кэндзи Мидзогути разворачивает перед зрителем старинный свиток с честным, немного простодушным и житейски справедливым для всех времен сказанием, написанным каллиграфическим кино-почерком. А своей особенной манерой съемки, когда камера двигается горизонтально из одного пространства в другое, соединяя в одно целое волшебное и бытовое без всякого монтажа лишь укрепляет уверенность зрителя в актуальности увиденного.
