Солнце лечит все болезни

РОЛЬЕ. ЛЕЧЕНИЕ СОЛНЦЕМ. Старый доктор Солнце. Туберкулёз

| Опубликовал: svasti asta, посмотрело: 3 700, фото: 3

Мужественный Финзен, вероятно, как солнечный свет, оказывал огромное вдохновляющее влияние на работавших с ним людей. В них словно погасло что-то, когда он умер. Как иначе объяснить девятилетний промежуток между намерением Финзена начать применение солнечных ванн и осуществлением этого намерения в Финзеновском институте?

Но Финзен, так и не узнав об этом, оставил после себя учеников далеко за пределами Копенгагена. Оба они были швейцарцами. Чудаковатый старый Бернгард знал поговорку итальянских горцев: «Где есть солнце, там не нужен врач». Бернгарда вдохновил Финзен, и он передал это вдохновение Ролье — охотнику, ненавистнику городов, солнцепоклоннику.

Ролье ушел от науки на свежий воздух, в горы, куда лабораторные крысы до тех пор еле решались заглянуть. Вдали от больниц и лабораторий Ролье может показать вам, если вы встанете достаточно рано, побеждающнй смерть восход солнца.

По освещенному солнцем холму гуляли почти голые мальчики. Их тела от солнца потемнели, как старые медные монеты, и эти крепкие, загорелые тела когда-то хилых и больных детей впервые научили меня презирать микробов. Это было задолго до моего знакомства хотя бы с одним из моих дядюшек — Осборном, Джеком Майнером или Корсаном. Это произошло вскоре после того, как мне пришлось бросить свою комнатную работу, состоявшую в приготовлении вакцины, которая, возможно, предохраняла бы кроликов от бронхо-пневмонии. Здесь на солнце играли бывшие инвалиды, мальчики с сильными коричневыми телами. Ни один микроб не решится напасть на них.

И сразу я обрадовался, что перестал быть лабораторной крысой, бактериологом.

Эти мальчики приехали в горы бледными заморышами,—туберкулезные бациллы гнездились у них в бронхиальных железах. Теперь это были здоровые школьники, нисколько не тяготившиеся учением в школе старого солнцепоклонника Огюста Ролье. В 1903 году этот практикующий швейцарский хирург забросил свою практику. Он пришел к заключению, что скальпель, сыворотка и новые лекарства с длинными названиями — помогают гораздо меньше, чем простой дешевый свет старого доктора Солнца.

По крайней мере — в борьбе с туберкулезом.

Ролье — огромного роста, у него смуглое лицо и мягкий голос. Двадцать восемь лет с неимоверным терпением наблюдал он, как солнечная энергия возбуждала в телах его пациентов какие-то непонятные химические процессы, истреблявшие микробов. Эти люди приезжали в горы, изнуренные неизлечимой болезнью. Терпеливый Ролье добился того, что не удавалось самым изобретательным ученым. Продолжительное лечение и глубокая простота идеи использования энергии альпийского солнца как лекарства — делали метод Ролье таким малопонятным для остроумнейших ученых.

А именно в этом и заключалась революционность его метода.

Ролье первый рассмеялся бы, если бы его назвали ученым. Он в гораздо большей степени своеобразный пророк (несомненно, обладающий всеми недостатками, свойственными специалистам этой рискованной профессии)— идущий своим путем, а не избитой дорогой официальной науки. То, что он сделал, не слишком укладывается в рамки этой науки, если, конечно, вы вообще считаете результаты, полученные на людях, такими же научными и убедительными, как и полученные на обезьянах, кроликах и морских свинках.

Его поклонение солнцу началось еще на берегу Невшательского озера, в восьмидесятых годах, в школе. Он был бледнолицым сыном книжного ученого, и с первого же года в школе его очень раздражало, что все загорелые крестьянские мальчишки были гораздо сильнее его. — «Они доказывали мне свое превосходство самым неприятным образом», — рассказывал Ролье. С тех пор он начал, как ящерица, лежать подолгу на солнце, и тело у него загорело, как у индейца.

Хороший урок дал ему его спаниель. У собаки появилась опухоль на спине. В то время Ролье уже считал себя хирургом. Он вырезал эту опухоль и тщательно забинтовал рану. «Сколько я его ни перевязывал, он каждый раз срывал повязку», — рассказывал Ролье. И как-то он натолкнулся на своего непокорного пациента, который лежал, подставив открытую рану солнечным лучам. Так собака делала каждый день, пока рана не зажила.

Ролье учился хирургии у знаменитого профессора Кохера, который был одним из творцов этого кровавого искусства. Кохер первый из хирургов решился частично удалять щитовидную железу. Историк медицины Гаррисон говорит, что Кохер был осторожный, внимательный и необычайно искусный оператор. у которого успех почти всегда предшествовал окончанию операции.

Участь одного из школьных товарищей Ролье показала ему, как скальпель, даже в руках такого неоспоримо гениального хирурга, каким был его худощавый и седобородый учитель, может, вместо выздоровления, принести страдания и смерть. Товарищ Ролье споткнулся и скатился с лестницы. У него начался туберкулез бедра. После тщетных попыток как-нибудь вылечиться, он отправился в Берн к великому Кохеру, который мастерски удалил ему тазобедренный сустав. В Кохере не было ничего показного. Он работал медленно, точно, соблюдая полнейшую асептику и был совершенно уверен, что полностью удалил зараженные туберкулезом ткани из бедра этого мальчика.

Бледный, с укороченной ногой, мальчик вернулся в школу. Он был весел и спокоен — уверенный, что выздоровел окончательно. Но свирепые бациллы туберкулеза начали разрушать его коленный сустав, и Кохер, со свойственным ему мастерством, удалил ему и колено.

Ролье был уже правой рукой Кохера, когда в клинике снова появился этот его старый товарищ, у которого Кохер удалил из колена последние следы туберкулезных бацилл. У него было землистое, измученное, полное отчаяния лицо. Тяжелый урок получил Ролье, когда его учитель — величайший из всех хирургов после Джона Гейтера, — в конце концов удалил и плечевой сустав его товарищу. Это была уже пятая операция после удаления суставов бедра, колена, одной ноги, одного пальца.

Молодой человек поблагодарил Кохера и Ролье за их искусство и участие, оставил клинику и вознаградил себя за перенесенные страдания. самоубийством.

Кохер был великим хирургом в стиле Игнаца Семмельвейса. Он замечательно охранял своих пациентов от заражений во время операций, и даже при сложнейших операциях удаления щитовидной железы у него погибало не больше четырех процентов. Но четыре года, в течение которых Ролье работал плечо к плечу с этим длиннолицым волшебником, он наблюдал, как пятьдесят процентов несчастных больных костным туберкулезом умирали после операции Кохера, Эта жуткая пляска смерти показала Ролье то, чего даже Кохер, несмотря на всю свою ученость, как будто не понимал: туберкулез костей и суставов пельзя удалить из организма, как опухоль; в этом отношении туберкулез похож на бледное чудовище Шаудина: он скрывается в крови и, выскобленный из колена, появляется в бедре.

В пятидесяти случаях из ста костный туберкулез был болезнью неизлечимой.

В это время невеста Ролье заболела тяжелым туберкулезом легких и поехала отдохнуть и подышать свежим воздухом в Лейзэн, на южном склоне Альп, на высоте 1700 метров. Там она смотрела на покрытые вечным снегом вершины «Южных зубцов», слушала звон колокольчиков, громких как церковные колокола, подвешенных к шеям лейзэнских коров, которые лазают по горам, словно козы. Она жила там и думала о том, выздоровеет ли она, выйдет ли замуж за Ролье, или.

Ролье бросил блестящую карьеру хирурга и отправился к своей невесте. Там он сызнова начал жизнь в виде сельского врача. Вверх и вниз по горам пробирался он от одной жалкой избушки к другой, детский врач, гинеколог, акушерка. Он был врачом на все руки у этих горцев. Он делал операции в погребах и амбарах, где не приходилось рассчитывать на сверхчистоту современных операционных. Возвращаясь к своим пациентам по сверкающему на солнце снегу, он ждал, что увидит загнившие раны, заражение крови, смерть. Но, к своему удивлению, он почти не находил ни инфекций, ни гноя.

И Ролье возвращался к своей невесте, раздумывая, спрашивая себя, почему, почему. В его мозгу вытянулась в прямую нить рассуждений путаница воспоминаний о загорелых, никогда не болевших товарищах, о спаниеле, который принимал солнечные ванны и сам был своим лучшим врачом, о бедняге с изъеденными туберкулезом костями, которого привел к самоубийству бессильный скальпель замечательного хирурга Кохера.

Дыша прозрачным, пьянящим, как шампанское, воздухом под лучами горного солнца, вливающего бодрость и энергию в тело, шел домой Ролье. Он внезапно понял все. Обычно, если только один человек познает истину, он не решается провозгласить ее. Но вот из-за гор — из Самадена в Энгадине — пришли вести от старого хирурга Бернгарда. Бернгард на основании горького опыта разочаровался в скальпеле и заметил, что его пациенты, невежественные горцы, лечились от всех болезней солнечными ваннами. Они доживали до чудовищно глубокой старости, не прибегая ни к лекарствам, ни к докторам, а только следуя своей пословице: — «Где есть солнце, там не нужен врач». В начале это раздражало только что окончившего медицинский факультет Бернгарда. Но он состарился, и когда эти, словно выдубленные, люди говорили ему, что именно солнце дало им такую долгую жизнь, он уже не с таким задором обвинял их в суеверии. В 1902 году он прочел статьи Финзена (не суеверные, а научные) о том, как этот пионер-датчанин применил свое искусственное солнце в борьбе с волчанкой. И немедленно старый хирург начал пользоваться швейцарским солнцем для заживления ран. В 1904 году о Бернгарде услыхал Ролье.

Его невеста поправилась на горном солнце, стала его женой, и они были очень счастливы. Но вот странная процессия потянулась по дороге из Эгля в Лейзэн, где жил Ролье. Это было печальное шествие искалеченных детей, похожих на маленьких стариков и старух. Многие из них стонали при малейшем движении. Кожа у них была землистая, морщинистая, вялая. Среди них попадались и взрослые. Одни — на костылях, и каждый шаг отдавался сотрясением в теле; другие — с конечностями в гипсовых повязках, столь же мучительных, как и бесполезных. Здесь были настоящие карлики, с большими горбами, с горечью страданья и стыдом уродства в выражении лица. В эти первые дни все они ни на что не надеялись, были унылы и бледны. Впрочем, у некоторых из них на щеках появлялись пятна зловещего румянца лихорадки, а глаза горели страшным пламенем туберкулеза.

От всех этих людей уже отказались хирурги. И большей частью, вопреки советам своих врачей, поднимался к Ролье по крутой тропке этот арьергард человечества, Ролье лечил их солнцем.

Вся суть этого нового, неслыханного в медицине метода Ролье заключалась в том, что он постепенно, почти незаметно, приучал этих несчастных к сильному, опасному свету горного солнца. Первые дни они лежали в комнате с настежь открытыми дверьми. Потом, в кроватях на больших колесах с шинами, Ролье выкатывал их на веранды, обращенные на юг, но тенистые. С их изувеченных конечностей он осторожно снимал бинты и ужасные гипсовые повязки и выставлял их гниющие раны на свежий воздух. но не на солнце.

Наконец, в какое-нибудь ясное утро они подставляли голые ступни своих ног яркому солнечному свету, но только в течение пяти минут. И так три раза в течение этого утра. На следующий день ступни ног освещались солнцем трижды по десять минут, и в то же время Ролье подставлял солнцу их худые ноги до колен. Так все выше и выше, понемножку Ролье открывал солнцу их тела. Ролье стоял около них, следя мечтательными, но зоркими глазами за малейшими проявлениями «опасной реакции».

Так, постепенно, подвергал он солнечным ваннам обнаженные тела, до тех пор, пока они не становились темнокоричневыми. При этом никогда на коже не появлялось ни пузырей, ни даже красноты солнечного ожога.

В этом и заключалось все искусство Ролье.

Когда кожа больных темнела, у них прекращались боли в костях; когда коричневый цвет их кожи превращался в темнобронзовый, на лицах у них появлялась слабая улыбка. Все это было очень медленно, проходили недели, месяцы, но что из того, если они чувствовали, как новые силы поднимались в них! Ролье обнаружил не остроумие, а только огромное терпение. Он знал, что природа работает медленно.

Он брался за самых безнадежных больных. Если бы вы видели больного мальчика, обозначенного в опубликованной статье инициалами Р. Р., вы бы сказали, что он находится при последнем издыхании. От него отказались лучшие хирурги Главного госпиталя в Вене. Ему было уже пять лет, но он весил всего двадцать два фунта. Когда его привезли в Лейзэн, лицо у него было серое как зола, с синеватыми губами и неестественно голубыми жилами на лбу. На шее, под руками, в паху — огромные, увеличенные от туберкулеза железы. Обе лодыжки, обе ступни, правая рука — по утверждению венских хирургов — были в безнадежном состоянии. В верхушке левого легкого шел активный процесс. В тридцати четырех участках его тела гнездились туберкулезные бациллы, а на конце большого пальца его ноги.

Но это так ужасно, что лучше не говорить.

В июле 1908 года — первое легкое прикосновение старого доктора Солнца.

В июне 1909 года Р. Р., который приехал, как говорят врачи, in extremis 1 превратился в крепкого, загорелого чертенка. Через три года он уже ученик школы Ролье и бегает на лыжах нагишом. Еще годы — и он убирает сено, сильный, как любой деревенский мальчишка.

_________
1 Буквально — «в крайности» — медицинский термин, означающий крайне тяжелое, почти безнадежное состояние больного. — Прим. ред.

Сейчас, через двадцать три года, он торгует овощами со своего огорода и зарабатывает себе на жизнь теми самыми руками и ногами, которые хирурги признали безнадежными.

Метод Ролье был неэффектен, и это мешало врачам понять его и им воспользоваться. Тут не было блестящих мгновенных результатов, свойственных некоторым удачным операциям: не было того наглядного улучшения, какое сальварсан оказывает на внешние проявления деятельности спирохет. Этот метод был медлителен, как природа. Он казался ненаучным. Он был полон надежд, как постепенное появление весны. В этом методе было что-то бодрящее, как в сладкой песне красногрудой малиновки и задорном щебете пурпурного кардинала, впервые запевших сегодня, в майское утро, под моим окном.

Первые годы Ролье приходилось туго. Когда он делал свой первый доклад на физиотерапевтическом конгрессе в Париже, в 1905 году, слушатели выходили из зала. Но время шло, и все больше людей, которых врачи приговорили к смерти, спускались с гор от Ролье не только живыми, но свободно передвигающимися и способными снова зарабатывать свой хлеб. И если возвратившиеся к ним способности двигаться и работать казались врачам доказательствами недостаточно научными, то вот рентгеновские снимки.

До, во время и после лечения. Они показывали, как старый доктор Солнце, если ему дать время, может восстанавливать разрушенный туберкулезными бациллами сустав бедра. Это было вполне научно и убедило некоторых врачей.

Но широкого признания лечение солнцем не получало, потому что оно было слишком просто, до нелепости. Никаких сложных приборов, никаких лекарств, а только медленное, чрезвычайно осторожное облучение кожи солнечным светом, от которого она становится все темнее.

Ученым, убежденным в необычайной глубине «тайны жизни», поэтичная наука Ролье казалась поверхностной, но идущей глубже коричневой, бархатистой от загара кожи, фанатиком которой был Ролье. Ведь каждый студент-медик мог объяснить Ролье, что солнечный свет поглощается кожей и не может проникнуть вглубь больного человеческого организма. И все же.

Все же существовали факты. Вот на верандах Ролье лежали рядами больные, у которых прекратились боли, зажили язвы, суставы стали подвижными. К ним вернулся аппетит, и они смеялись, лежа на солнце. Изменилось их «общее состояние» (я знаю, что это не научное выражение). К несчастью, общее состояние нельзя измерить под микроскопом или в пробирке. О нем можно судить только по медленному заживлению отвратительных ран. Сам Барденгейер, знаменитый кельнский хирург, глава сторонников оперативной медицины, приехал однажды в Лейзэн. И в этот день он разочаровался в хирургии, которой отдал всю жизнь. Он был честным человеком и сказал Ролье: «Сегодня утром я был Савлом, сегодня вечером я стал Павлом».

В этих сильных, коричневых телах Барденгейер увидел совершенное солнцем чудо, которое нельзя было воспроизвести с помощью скальпеля. Здесь были несчастные, которые до своего появления в Лейзэне уже многие месяцы лежали неподвижно, с мышцами, иссохшими как веревки. Теперь к их мышцам вернулась упругость, к мышцам рук и ног, бездействовавших в течение долгого времени, пока туберкулезные бациллы разрушали суставы плеча или бедра. И это сделал солнечный свет.

Ролье нисколько не беспокоила ненаучность, расплывчатость понятия «общего состояния», которое старый доктор Солнце улучшал у его пациентов. Чем хуже общее состояние больных, тем более необходимо освещать их солнцем, — вот и все. К нему приходили люди, превратившиеся в скелеты, с лихорадочно горевшими, провалившимися глазами. Среди них были больные туберкулезным перитонитом и тяжелым туберкулезом легких. Солнце, только солнце — вначале всего на несколько минут, но солнце.

Из ста шестидесяти одного таких осужденных, пришедших в Лейзэн на протяжении многих лет, умерло всего пять человек. Около девяноста процентов выздоровели и вернулись к работе.

Ролье всегда с удивительной осторожностью освещал больных чахоткой — туберкулезом легких, и таких больных никогда у него не было много. Может быть, свет альпийского солнца слишком силен? Может быть, у одного из концов его спектра существует излучение,— ведь все это еще так таинственно, — которое вредоносно для этих людей, рожденных с наклонностью к туберкулезу легких?

Это казалось возможным и даже очень правдоподобным. В штате Нью-Йорк, в Перрисбурге (это забавно и поучительно для тех, кто не чванится своим высшим образованием) больные сами доказали доктору Горацию Ло Грассо целебные свойства солнечного света и в отношении легочного туберкулеза. В течение многих лет в госпитале памяти Дж. Адама этот последователь Ролье лечил солнцем туберкулез костей и суставов. Он не лечил солнцем чахоточных, так как слышал, что такое лечение вызывает у них повышение температуры, кровохаркание. Грассо сам не наблюдал этих явлений у чахоточных, которых подвергали небольшим дозам облучения солнцем. Он знал, что они возникают у людей, нелепо лечившихся, или у пациентов невежественно восторженных врачей. Все же Грассо остерегался солнца.

В его госпитале чахоточных лечили свежим воздухом и покоем. Некоторые из них, несмотря на наилучший «медицинский и общий уход», быстро таяли. Сидя в тени, они смотрели на бронзовые тела своих соседей, чудесно исцелявшихся от туберкулеза костей и суставов. И вот несколько чахоточных, ускользнув от взоров доктора Ло Грассо и его свиты, начали лечиться у старого доктора Солнца.

Они прятались за кусты и сараи и там, обнажив грудь, а некоторые и совсем раздевшись, по семь часов подряд лежали на солнце.

Это тайное лечение сопровождалось кровохарканием и повышением температуры только у очень небольшого числа больных. Поразительно! У большинства потихоньку лечившихся солнцем чахоточных наблюдался резкий подъем сил, улучшение общего состояния. У них прекратилась ночная испарина. Они почувствовали аппетит и начали прибавляться в весе. Ло Грассо не стыдился учиться у своих больных. Он простил им их самостоятельность, тягчайшее преступление в глазах врачей. Он отобрал несколько тяжелых случаев чахотки, которые, несмотря на режим полного покоя, быстро угасали. Он начал освещать их солнцем по методу Ролье, постепенно, очень небольшими дозами. Очень медленно их тела покрылись загаром. Но, из предосторожности, Грассо никогда не подвергал действию солнечного света грудь этих своих пациентов. Вместо того, чтобы облучать их изнуряющим полуденным солнцем, он укладывал их под косые лучи, рано утром, когда роса еще лежала на траве. И потом еще раз — перед вечером, когда реполовки уже пели колыбельные песни своим птенцам. ..

Доктор Эдгар Майер, в том же штате Нью-Йорк, и доктор Алексис Форстер в Колорадо тоже пробовали осторожно лечить солнцем туберкулез легких. И все же.

Все же и теперь еще никто не может сказать, сколько тысяч чахоточных погибает в Америке от недостатка солнца, которое могло бы поднять их общее состояние,— а такой подъем необходим в любой борьбе со смертью. Гибель их совершенно бессмысленна. Они гибнут только потому, что до сих пор еще не все осознали необходимость дозировать лечение старого доктора Солнца, как каждое сильно действующее лекарство.

С научной точки зрения очень досадно, что все еще никто не знает, в чем заключается тайна хорошего общего состояния. Очень прискорбно, что для его улучшения не существует ни элексиров, ни сывороток, ни научных приборов, которыми мгновенно могли бы воспользоваться врачи. Только медленное, длительное освещение солнцем, мечта Фннзена, воплощенная Ролье, подымает это общее состояние.

Если солнечный свет мог спасти осужденного на гибель, изъеденного туберкулезными бациллами маленького венца Р. Р.

Если солнечный свет не только спас его от смерти, но и превратил в великолепный экземпляр человеческой породы, сделал его здоровее нормальных детей.

Если туберкулез отрывает детей от дома, а родителей— от работы и заработка на два-три года продолжительного лечения солнцем.

Наконец, если Ролье в своей новой Международной клинике-фабрике продолжает свою великолепную работу, — выжигает солнцем болезнь из, своих пациентов, а они, лежа голыми на солнце, работают и таким образом снова становятся членами общества, содержат себя и даже свои семьи, пока солнце лечит их.

Если все это так, то разве не было бы глупостью со стороны Ролье довольствоваться только лечебными свойствами старого доктора Солнца?

С точки зрения наших ученых, Ролье мог казаться мечтательным поэтом, но не глупцом. В 1910 году новая процессия потянулась к нему, — на этот раз шли не осужденные на смерть, а только хрупкие, слабые дети, дрожавшие под теплой одеждой в совсем не холодные дни. Бледные, унылые мальчики; анемичные девочки с зелеными лицами, капризные, горевшие в лихорадке после легкой игры, от которой здоровые дети только чувствуют аппетит. Это была процессия находившихся под угрозой туберкулеза.

Только в бронхиальных железах, у основания легких гнездились у них упорные, свирепые туберкулезные бациллы. В дыхательных путях, на передовых постах защиты организма поселяются эти микробы, тайно, медленно размножаются, ждут подходящего момента, чтобы распространиться по всему организму.

Они ждут, чтобы легкая, незначительная инфекция, вроде кори или даже сильной простуды, ослабила общее состояние этих заморышей, проложила им путь. И тогда горе их жертвам! Они бросятся на легкие, кости, на тонкие мозговые оболочки. А когда убийство совершено — вместе с жертвами похоронят и убийц. тех из них, которые не успеют ускользнуть и поселиться в каких- нибудь других детях.

Вот такие дети, которым грозил туберкулез, шли к Ролье. Там они поступали в самую странную школу, какую только можно себе представить. Эта странная школа помещалась в хижине, еще более примитивной, чем деревянные школьные домишки наших западных прерий, и была полной противоположностью дорогим великанам из кирпича и стекла, на сооружение которых разоряются наши города и округи.

Этих детей Ролье начал лечить так же осторожно, как и настоящих больных в Лейзэне. Но лечение шло быстрее. Уже меньше чем через неделю их тела целиком освещал старый доктор Солнце. Лето прошло, наступила альпийская осень. Вот уже опавшие листья покрылись сверкающим на солнце снегом. Из Ленуазетье в Серньяте, где живут мальчики, выбегает шумная толпа темнокожих, одетых только в трусики и башмаки. Производя страшный шум, они надевают лыжи и пристегивают грифельные доски к спине. Потом уезжают на лыжах, смеясь и крича. Солнце сияет на их коричневых телах, которые на снегу кажутся еще темнее.

Из 466 мальчиков и девочек, которым грозил туберкулез и которые находились в школе Ролье с 1915 по 1922 год, только у одного, когда он вернулся домой, начался туберкулезный перитонит, но он снова отправился в Лейзэн и вылечился. Другой ребенок навсегда остался слаб здоровьем. Двоих он потерял из виду. Все остальные совершенно здоровы.

Француз Сержан утверждает, что на скалах нельзя вырастить пшеницу. Старый доктор Солнце — превращает загорелые детские тела в скалистую почву для микробов. Если вы, как следует вникнете в лечение старого доктора Солнца, то вы увидите, что оно так же, как и дружелюбная лихорадка Вагнер-Яурега, образует новое течение в борьбе со смертью. Речь идет не об опыте истребления микробов, не о защите от микробов, но об укреплении человеческого организма для победа над микробами.

Пионеры этого лечения, начиная с Финзена, только поверхностно разработали его. Торваль Мадсен — первый из бактериологов, занялся этим вопросом. Мадсен — датчанин, человек светский, известный bonviant, нисколько не похожий ни на мечтательного фанатика Ролье, ни на трагического фантазера Финзена. Мадсен собрал точнейшую в мире статистику всевозможных инфекционных заболеваний, имевших место в Дании за последние тридцать семь лет. В Дании врачи обязаны регистрировать все случаи инфекционных болезней.

Веселый, добродушный Мадсен сделал интересное заключение из полученных им статистических данных и бросил его в лицо своим коллегам. Оказалось, что распространение той или иной инфекционной болезни зависит от времени года.

Скарлатина, дифтерит, ангина, грипп, бронхит, бронхо-пневмония— все эти болезни образуют на кривых Мадсена крутые вершины от ноября до февраля. И эти кривые резко спускаются в июле и в августе. В течение этих тридцати семи лет, из года в год, самая высокая общая смертность от всех болезней приходилась на февраль, самая низкая на сентябрь. Будучи бактериологом, Мадсен хотел думать, что это происходит от колебаний свирепости микробов. Но он понимал, что для такого заключения у него нет никаких оснований, и многие годы ломал себе голову над происхождением этих гребней и впадин на его кривых.

Он нашел только одну величину, изменявшуюся параллельно подъему и падению болезней и смертности.

Это было число солнечных часов в месяц.

И совсем не нужно было быть ученым, с проницательностью Мадсена, чтобы доказать датчанам, что общее состояние их организмов падает в месяцы туманов, начиная с ноября, и подымается в солнечные месяцы, начиная с мая. Мадсен знает, что в танце концов только от общего состояния нашего организма зависит поведение микроба: погибнет ли он, или бросится на нас.

Ну, конечно. Мальчики и девочки, жившие у Ролье, в его школе на солнце, загорали и избавлялись от простуд, от болей в горле, катарров, кашля. Даже о насморке никто из них не слышал, пока они были на солнце.

Этот замечательный подъем общего состояния, вызываемый старым доктором Солнцем, не только предохраняет нас от болезней горла, бронхов, легких. Старый Бернгард из Самадена, поклонник Финзена и вдохновитель Ролье, доказал это, освещая солнцем ужасные, не заживающие раны немецких солдат мировой войны. Он освещал ярким солнцем раны, не заживавшие из-за нагноения и всевозможных заражений, раны, по отношению к которым оказалось бессильным все искусство хирурга. Вскоре гной подсыхал, исчезал ужасный запах, рваные раны начинали выделять здоровую сыворотку, и постепенно, по мере появления молодой ткани, они закрывались. Было радостно смотреть, как эти несчастные солдаты испытывали внезапное улучшение общего состояния, как они подставляли солнечным лучам свои истерзанные тела, как к ним возвращалась жизнерадостность. И они жили, они становились крепче, достаточно крепкими для того, чтобы их можно было снова послать на фронт, где они снова подвергались риску полного разрушения. Бернгард начал работать в 16-м корпусе.

Еще до конца войны он лечил солнцем не заживающие раны во всей Германской армии.

Этот метод не только облегчал страдания измученных солдат, но и являлся очень важным подспорьем для генералов и политиков, которые нуждались в здоровых, молодых солдатах, — в пушечном мясе.

Применение солнечного света к хирургическим случаям не только не распространено, но просто почти неизвестно в Америке. Возможно, что многие жизни были бы спасены при критических операциях, если бы хирурги до операции обращались к старому доктору Солнцу за улучшением общего состояния больных 1 .

________
1 Пользование ультрафиолетовыми лучами (дуговая лампа, ртутно-кварцевая лампа разных типов, и т.д.) имеет в настоящее время чрезвычайно широкое распространение в медицине. Помимо костного туберкулёза, воздействие ультрафиолетовых лучей (конечно, строго дозированное) применяется при туберкулезе желез, туберкулезном воспалении брюшины, при некоторых формах легочного туберкулеза, при женских болезнях, при некоторых нервных болезнях и т.д. Особенно широкое распространение имеет пользование ультра-фиолетовыми лучами в области детских болезней, где прекрасные результаты получаются при лечении рахита — болезни, связанной с недостаточным отложением солей кальция и фосфорно-кислых солей в костях. Имеются также данные о том, что хорошие результаты в этом случае дает предварительное освещение молока перед кормлением. Воздействие ультрафиолетовых лучей стимулирует быстрое заживление ран, обеспечивает отсутствие нагноения. Поэтому теперь во многих лечебных учреждениях освещают операционное поле кварцевой лампой. Злоупотребление воздействием ультра-фиолетовых лучей, так же как и неумеренное пользование солнечными ваннами, может повести к тяжелым заболеваниям. — Прим. ред.

А если бы хирурги, посредством солнечного света, поднимали силы своих пациентов, скольких операций можно было бы избежать вообще!

Существует много ученых врачей, софистов, которые улыбнутся и назовут все это мечтами и фантазией. Они будут отрицать не побеждающие смерть свойства солнца, а практическое значение этих свойств. — Они улыбнутся и скажут, что Ролье, называвший города предместьями ада, был мечтателем и утопистом.

Они скажут, что все это хорошо и прекрасно, но что самая идея заставить всех людей круглый год по два часа в день проводить почти голыми на солнце — совершенно неосуществима. Во-первых, в году слишком много холодных, облачных дней. Во-вторых, может быть прав Г. Л. Менкен, утверждающий, что большая часть людей — животные, любящие тень. Они не хотят болеть, но не заботятся о своей закаленности.

На все это есть лишь один ответ: человечество должно получить это прекрасное общее состояние, которое (насколько это сейчас известно) может дать ему только энергия солнечного света.

Человечество должно пользоваться этой энергией свободно, бессознательно, незаметно для себя, так же, как оно дышит, не думая о воздухе.

Источник