Артюр Рембо — Солнце и плоть
Оплот живучих сил и нежности источник –
Дарует солнце страсть разгорячённой почве.
Спим около земли и различаем в ней
Половозрелое брожение кровей
И что её душой исполненное тело
Любовно, словно Бог, и плотно, словно дева.
Что в нём заключено среди лучей и соков,
Кишение плодов, натально и высоко.
И прирастает всё!
О милая Венера,
Моей души печаль – седого детства вера,
Где блудодей сатир и звероногий Пан
С любовию грызут кору прохладных пальм,
В орнаменте пруда нимф чмокают взасос,
Я плачу о годах, когда струился сок –
Волна, вино и кровь дерев среди коры
У Пана льясь из жил на юные миры,
Где от его копыт дрожал зелёный луг,
А с нежных губ его слетал цевницы звук,
Всеобщий гимн любви – и слышалось окрест,
Что жив природный хор, взмывающий в ответ,
И тишина лесов, качая звонких птиц
Пред песнею святой лежала долго ниц,
И зверь, и человек, и синий океан –
Любовию богов был каждый обуян.
Кибелы снится мне раздольный бег победный,
Когда она неслась на колеснице медной,
Пронзая пышные большие города.
Моей души печаль – те славные года,
Когда зажав её священнейший сосок
Всяк мог бы разгадать бессмертия исток
И даже у неё на ручках поиграть –
О целомудрие, о детства благодать!
Сегодня вещи сплошь известны и бездушны,
И шоры на глазах, и на слуху беруши.
На свете нет богов – лишь человек царит,
Но всё же в нём любовь религией горит.
Увы, он грудь твою не хочет принимать
Кибела мощная, богов и смертных мать!
Зачем покинул он державную Астрату?
Зачем позволил он ужасную растрату?
Теперь ушли её прозрачные напевы
И розовый пупок в моря морозной пены,
Там ворожит она, во тьме очей ловя
Волнение сердец и рокот соловья.
Я верую в тебя, о матерь-Афродита,
По горькому пути ты твёрдо проходила
С тех пор, как пригвоздил нас ко кресту Господь.
Я верю в мраморы, цветы, богов и плоть’
Прикрылся человек, он наготы не вынес,
В раздолии небес он потерял невинность,
Свой боголепный бюст он криво исстругал,
Он тощ и чёрен, как пожжёный истукан.
То олимпийца плоть в трудах скупых да тяжких,
Посмертное житьё внутри пустой костяшки –
То попирание первичной красоты!
Ты идолу дала немало чистоты,
И глину оживив в девичьих формах дивных
Мужской душе дала светающий светильник,
Чтоб, тихо восходя в огромную любовь,
Стал человек сродни дневному свету вновь!
Но женщины, увы, сегодня не гетеры,
И посмеялся мир над именем Венеры,
Сегодня не любовь – комедия одна!
Но снова настают былые времена.
Окончил человек своих ролей круженье.
Однажды, утомясь от идолокрушенья,
Он наконец себя от всех богов спасёт
И, блудный сын небес, изучит небосвод,
Тогда воскреснут в нём живые идеалы,
Что до заветных пор в телесной глине спали –
И дума на челе огнями запылает,
Когда ж он горизонт до края испытает,
И ниспровергнет гнёт ветшающих бремён
Спасение ему из глубины времён
Ты наконец воздашь, ликуя и сверкая,
Владычица морей, вселенных мать святая,
Весёлую любовь рождающая в людях,
И заиграет мир, как на огромных лютнях,
Желая страсти той, какую знал однажды –
Освободи его от поцелуйной жажды!
Вот человек воспрял, возжаждал высоты –
Летит внезапный луч первичной красоты,
И в плотском алтаре божок, зажжённый им,
Грядущим благам рад и прошлым злом палим.
Вольна людская мысль мысль, противница опек,
Она из наших лбов пускается в побег,
Вопросами полны, вольны её прыжки,
В которых человек уверовать решил.
– Зачем лазури ширь молчанием объята?
Зачем астральное на нём вскипает злато?
Дойдя до эмпирей, что там увидим мы?
Спасёт ли пастырь нас от поднебесной тьмы?
Над ужасом пространств прорвёмся ли туда,
Где бродят сквозь эфир больших миров стада?
Звенят ли их хоры предвечней зла и бреда?
Произнесём ли там своё земное credo?
А голос мысли что? Ужели он – лишь сон,
Где человек рождён и смертью унесён?
Откуда мы идём, секунды меж ионов?
Воротимся ли мы в пучины эмбрионов?
И выплавит ли нас Природа-мать из тигля?
Чтоб жизнь ещё разок любовно нас постигла?
Восстанем ли, в цветах и злаках взращены?
Увы – не можем знать, мы порабощены
Завесой черноты и прямотой химер,
Мы выпали из вульв, нам шимпанзе – пример,
Нам вечность не видна сквозь бледность умных призм –
За шаловливость глаз карает Скептицизм.
Угрюмый скептицизм нас под крыло берёт –
И вечный горизонт бежит от нас вперёд!
Открыты небеса, мистерии мертвы,
Вот человек простёр десницу на миры.
Среди обширных благ, среди больших природ
Ведёт он хор лесов и шепоточки вод.
Рассветный рьяный гимн потоков и дубов
Взывает: «Искупи, державная Любовь!»
Освобождённых тел неудержима роскошь,
Любовная заря в крови разбудит рокот –
Тогда же наконец Амур и Каллипига
В снегах цветущих роз познают радость пика,
Былые божества растянутся у ног,
И женщины меж них, и кровяной цветок.
О Ариадна, что струишь великий вопль
В течении реки среди бегущих волн?
Ведь солнце впереди, и парусник Тесея
Лишь малость не успел твой детский мрак рассеять!
Утешься Экипаж в резьбе обильных лоз
На ратные поля к богам его повёз!
Там тигры блудные и рыжие пантеры
Несут его вдоль рек, сквозь пенистые тени.
Там бродит белый бык – то вспыльчивый Зевес
Лелеет наготу невесты из невест,
Неся девичий стан над странной волей волн,
И взгляд его тоской медлительности полн.
Европе всё равно, к кому её щека
Прижата в этот час – она едва жива,
Но хоть её судьба почти что похоронна,
Блистает на челе златистых пен корона.
Вот лотос-говорун, вот олеандр – и вот
Царь-Лебедь между них мечтательно плывёт,
Обняв большим крылом свою подругу Леду,
– А вот Киприда, чья краса несёт победу.
Чья красота странна, бедро – плода круглей,
И золото блестит в сосцах её грудей,
Чей снеговой живот очерчен чёрной пеной.
Вот Геркулес грядёт во гордости победной,
Могущество телес прикрыл он шкурой льва,
И мощь его одна всем небесам равна.
Освещена луной неявно и приятно,
Задумчиво стоит прекрасная дриада,
Струя голубизну волосяных тенет
Средь ясной темноты, в блеск пенистых вселенных,
И смотрит в небеса, но там ответа нет,
Лишь плещется покров волшебницы Селены,
Взметённый возле ног юнца Эндимиона
И поцелуй летит на губы упоённо.
– Рыдает ручеёк меж травянистых вязей,
Где нимфа замерла над погребальной вазой,
О бледном юноше, застигнутом волной.
– Любовный ветерок подул в ночи одной.
Вот в ужасе лесов, в тенях священных рощ
Из мрамора встаёт божественная мощь,
На лбах богов гнездо свил кровяной снегирь,
Им слышен человек и бесконечный мир!
Источник
Форум литературного общества Fabulae
Приглашаем литераторов и сочувствующих!
Навигация по сайту
Страниц: 1
#1 2010-12-22 00:54:01
Артюр Рембо. Солнце и плоть
Светило с вышины, очаг тепла и света,
На землю нежность льет; лучами разогрета,
Невестою она созрела для любви,
И сладострастный жар горит в ее крови;
И, лежа на траве задумчивого лога,
Мы чувствуем: она взыскует ласки Бога;
В ней женская душа, в ней страсть заключена,
И глубина земли зародышей полна!
Все зреет, все растет!
— Венера, о Богиня!
О древних временах я сожалею ныне,
Когда мохнатый фавн, от страсти ошалев,
В безумии скакал и грыз кору дерев,
И нимфу целовал сатир среди кувшинок!
Копытами топча сплетения тропинок,
Вмещая целый мир, весельем обуян,
Со свитою своей ступал великий Пан!
И травы под стопой его козлиной млели,
Когда в сени лесной играл он на свирели
Великий гимн любви, и пело всё вокруг,
И откликался мир на этот чудный звук,
И отзывалась жизнь, и с ним стремилась слиться:
И вековечный лес, в ветвях качая птицу,
И нежная Земля, и Океан седой,
И вечная любовь звучала в песне той!
О, как жалею я о временах Кибелы:
В квадриге золотой, красавицею зрелой
Богиня с высоты спускалась в мир людей,
Струился водопад из близнецов-грудей,
Всему даруя жизнь, божественным потоком,
И каждый Человек был счастлив этим соком;
Припав к сосцам ее, он, как младенец, пил.
— Он был силен и добр, и целомудрен был.
Увы! Прошла пора богов, и скисли души,
И человек твердит, закрыв глаза и уши:
«Теперь я знаю всё». Безбожник и бахвал,
Он стал Король и Бог, но Веру утерял.
О, если б он сосал твои сосцы, Кибела,
Астарты не забыл пленительное тело,
Что розовый пупок являла из волны,
Сияя красотой в мерцании луны,
И в аромате роз над гладью белопенной
Вставала, как цветок, владычицей Вселенной;
Под взором черных глаз из-под густых бровей
В сердцах любовь цвела, пел в роще соловей!
Я верую в тебя, морская Афродита!
Увы! Твоя краса давно от нас сокрыта
С тех пор, как Бог иной нас приковал к кресту;
Венера, мрамор твой боготворю и чту!
— Уродлив Человек и грустен без предела;
Невинность утеряв, в одежды прячет тело;
Божественную грудь его покрыла грязь;
Как идол на костре, страдает, тяготясь
Оковами раба и узами обета!
И после смерти он в обличии скелета
Мечтает дальше жить, природу оскорбив!
— А Женщина, что нам несла любви порыв
И нежностью своей обожествляла глину;
Та, что могла увлечь несчастного Мужчину
К высотам за собой, чаруя и пьяня,
Чтоб он восстал из тьмы, обрел красоты дня,
Забыла навсегда умения гетеры!
— И вот, хохочет мир над именем Венеры,
Священным и благим — она ему смешна!
Вернитесь же назад, былые времена!
Окончен Человек! он отыграл все роли!
И близок, близок день, когда по вольной воле,
Свободный от Богов, окинет взором он
Те небеса, где был он некогда рожден!
И ты узришь тогда, как пламя идеала
На благородном лбу победно воссияло;
Как, раздвигая плоть, из тела Бог встает!
Как гордо он стоит без страха и забот,
Отринувший ярмо печали и сомненья,
И дать ему придешь святое Искупленье!
— Сияя и лучась, ты возвратишься вновь,
С улыбкою неся безмерную Любовь;
Придешь ты, осветив собой безмерность Мира!
И затрепещет он, как сладостная лира,
Впивая огневых лобзаний волшебство!
— Любови жаждет Мир! Так напои его.
.
Поднялся Человек, свободный и могучий,
И вот внезапный луч уже пронзает тучи,
И, как на алтаре, трепещет в теле Бог!
Был Человек рабом, но рабство превозмог
И хочет все познать! И мысли кобылица,
Что клячею плелась, сегодня ввысь стремится
С державного чела, дабы достичь высот.
Пусть скачет без узды и Веру принесет!
— Зачем подернут мир лазурной немотою,
Где звезд огни горят нам россыпью златою?
И что таит от нас небес густой покров?
Найдется ль Пастырь там испуганных миров,
Что гонит их стада в неведомом просторе?
И стонет ли эфир, его указам вторя,
Пока миры, дрожа, ведут свой вечный бег?
— Но может ли узнать все это Человек
Иль помыслы о том — лишь праздные мечтанья?
И если краток путь с рожденья до закланья,
Куда уходим мы? Нас примет глубина
Тех океанских вод, где плещут Семена,
Зародыши, Ростки? А после Мать-природа
Нас воскресит — и мы однажды пустим всходы,
Как роза и зерно с пришествием весны.
Нам не узнать того! Умы окружены
Невежественной тьмой и облаком тумана!
Из лона матерей явились обезьяны,
Которым ничего постигнуть не дано!
Мы жадно в мир глядим — но все вокруг темно!
И хлещет нас крылом сомнений злая птица,
И дальний горизонт умчаться прочь стремится.
.
Раскрылись небеса! Секреты их постиг
Сегодня Человек, свободный от вериг!
И ныне, окружен величием Природы,
Заводит песню он. и вслед леса и воды
Поют счастливый гимн, освободясь от зла.
— Явилась в мир любовь! Любовь к нам снизошла.
О, плоти красота! Величье идеала!
Возврат поры, когда любовь легко ступала,
И подчинял себе героев и богов
Стрелой малыш Эрот, и Каллипиги зов
Цветам дарил весну , а душам трепетанье,
И белоснежных роз текло благоуханье!
— О Ариадна, ты на краешке земли
С рыданием следишь, как в голубой дали
Белеет над волной Тесеево ветрило;
О девушка, не плачь! Твой разум ночь затмила!
Вот Лисий на своей квадриге золотой
Спешит, заворожен твоею красотой;
Влечет его пантер восторженная стая,
И брызжет виноград, дорогу обагряя.
— Несет Европу Зевс в обличии быка,
На спину посадив, и белая рука
Красавицы нагой за жилистую шею
Его приобняла, смущаясь и робея;
Он повернулся к ней среди студеных струй;
Она, закрыв глаза, приемлет поцелуй
Горячих уст его с томлением во взоре,
И пеной золотой ее ласкает море.
— Вот Лебедь на воде, в мечтанья погружен,
И белизной крыла объемлет Леду он,
Меж лотосом плывя и пышной лавророзой;
— Киприда между тем скользит волшебной грезой
И, красотой горда, вершит свой царский путь,
Не покрывая чресл, показывая грудь
И снежный свой живот, что черным мхом украшен;
— Вот шествует Геракл, неистов и бесстрашен,
Чей препоясан торс косматой шкурой льва,
И к облакам его возведена глава!
Стоит, освещена июльскою луною,
Дриада в тишине, и голубой волною
Течет ее коса; она обнажена,
И звездный свет во мху касается колена,
И смотрит в небеса бессловные она.
— Роняет белый луч стыдливая Селена
Туда, где вечным сном уснул Эндимион,
И поцелуй ее сияньем озарен.
— В журчаньи родника тоска и упоенье.
То Нимфы над водой мечтательное пенье
О юноше, что вдаль ушел в глухой ночи.
— Лобзанья ветерка призывно-горячи,
Но он умчался прочь. И в темноте молчащей
Один лишь древний храм царит над мрачной чащей,
Где свил гнездо снегирь на мраморном челе.
— И боги смотрят в Мир и внемлют Нам во мгле.
29 апреля 1870 г.
Отредактировано Юрий Лукач (2010-12-22 15:56:39)
Источник
Солнце и плоть
Артюр Жан Николя Рембо
Источник нежности и жизни, Солнце властно
Льет жаркую любовь на грудь земли прекрасной;
И, лежа на лугу, вы чувствуете вновь,
Что расцвела земля и что бурлит в ней кровь,
Что дышит грудь ее, когда вы к ней прильнете;
Она, как женщина, сотворена из плоти,
Как бог, полна любви; и соками полна,
Таит кишение зародышей она.
Все зреет, все растет!
Венера! Юность мира!
Я сожаленья полн о временах Кибелы,
Что больше фавнов нет, похожих на зверей,
Богов, которые грызут кору ветвей
И белокурых нимф целуют среди лилий.
Я сожаленья полн, что минул век сатира,
Под взглядом радостного Пана соки всей
Вселенной — воды рек, кровь листьев и корней;
Когда дрожала под стопой его козлиной
Земля зеленая и лился над долиной
Из сладостной его цевницы гимн любви.
Прислушивался Пан и слышал, как вдали
Его призыву вся Природа отвечала,
И роща на ветвях поющих птиц качала,
Земля баюкала людей, и всем зверям
Любовь, всесильный бог, свой открывала храм.
Я сожаленья полн о днях, когда бурлили
Которая неслась на колеснице белой,
Сверкая красотой средь блеска городов;
Жизнь вечная лилась из двух ее сосцов,
Струями чистыми пространство наполняя;
К ее святой груди блаженно припадая,
Был счастлив Человек, и так как сильным был,
Он целомудрие и доброту хранил.
О горе! Он теперь твердит: «Мне все известно».
А сам и слеп и глух. Исчезли повсеместно
Все боги. Нет богов. Стал Человек царем,
Стал богом. Но любовь уже угасла в нем.
О, если бы опять к твоим сосцам посмел он
Припасть, о мать богов и всех людей, Кибела!
О, если б не забыл Астарту навсегда,
Богиню, что могла в минувшие года
Из волн возникнуть вдруг, окутанная пеной,
Сверкая красотой, извечной и нетленной,
И черных глаз ее победоносный взор
Будил в душе любовь, а в роще — птичий хор.
Я верю лишь в тебя, морская Афродита,
Божественная мать! О, наша жизнь разбита
С тех пор, как бог другой нас к своему кресту
Смог привязать. Но я. я лишь Венеру чту.
Уродлив человек, и дни его печальны,
Одежду носит он, поскольку изначальной
Лишился чистоты. Себя он запятнал,
И рабству грязному одеть оковы дал
На гордое свое, божественное тело.
На тьму грядущую взирая оробело,
Он хочет одного: и после смерти жить.
А та, в которую всю чистоту вложить
Стремились мы, чтоб в ней плоть наша стала свята,
Та, что смогла наш дух, смятением объятый,
Любовью озарить, чтоб из земной тюрьмы
Однажды вознеслись к сиянью света мы, —
Отвыкла Женщина быть куртизанкой даже!
«Какой печальный фарс!» — с усмешкой горькой скажет
Мир, помнящий богинь святые имена.
О если бы вернуть былые времена!
Да! Кончен человек! Им сыграны все роли!
Но, идолов разбив при свете дня и воли,
Отвергнув всех богов, он оживет опять.
Сын неба, будет он секреты постигать
Небес и мудрости, проникнет в их глубины,
И бог, что в нем живет под слоем плотской глины,
Ввысь устремится, ввысь, пожаром озарен!
Когда увидишь ты, что иго сбросил он
И в небеса проник, и страха в нем — ни тени,
Даруешь ты ему святое Искупленье!
Великолепная, из глубины морей
Возникнешь ты, сверкнув улыбкою своей;
И бесконечную любовь даруя миру,
Ты трепетать его заставишь, словно лиру,
Когда твой поцелуй, дрожа, нарушит тишь.
Как жаждет мир любви! Ты жажду утолишь.
И гордо Человек главу поднимет снова!
Луч дверней красоты, вдруг разорвав оковы,
Храм плоти озарит и в трепет приведет
В нем бога спящего. Очнувшись от невзгод,
Счастливый Человек все знать и видеть хочет.
Мысль, словно резвый конь, что был во власти ночи,
Освободясь от пут, бросается вперед,
Мысль, став свободною, на все ответ найдет.
Зачем и почему пространство бесконечно,
И звезды — как песок, и Путь сверкает Млечный?
И если ввысь лететь все время — что тогда?
И гонит ли Пастух огромные стада
Миров, блуждающих средь ужасов пространства?
И все эти миры хранят ли постоянство
В их отклике на звук извечных голосов?
А смертный человек? Что видеть он готов?
И голос разума — не просто ль плод мечтанья?
Коль жизнь так коротка, откуда в мирозданье
Явился человек? Не погрузится ль он
В глубокий Океан, где будет окружен
Зародышами, эмбрионами, ростками?
И в том горниле, где всегда бушует пламя,
Не воскресит ли вновь его Природа-Мать,
Чтоб в травах и цветах ему произрастать?
Нет, знать нам не дано! Химеры и незнанье
Отягощают нас. Глядя на мирозданье,
Нам бесконечности не довелось постичь.
Над нами вознесло Сомнение свой бич,
Оно нас бьет крылом, кружа зловещей птицей,
И вечно горизонт бежит и хочет скрыться.
Открыты небеса! И тайны все мертвы
Пред тем, кто не клонил покорной головы!
Стоит он, окружен сверканием Природы,
И песнь поет. Леса поют, струятся воды,
Чей радостный напев приветствует восход.
То Искупление! Любовь, любовь грядет!
О, плоти торжество! О, праздник идеальный!
О, шествие любви дорогой триумфальной!
Склонив к своим ногам героев и богов,
Они, несущие из белых роз покров,
Малютки Эросы и Каллипига с ними,
Коснутся женщин вдруг коленями своими.
О Ариадна, чьи рыдания слышны
На тихом берегу, когда из-за волны
Мелькает вдалеке Тезея парус белый!
О девушка-дитя, не плачь! Взгляни, как смело
Вакх с колесницею своею золотой,
Влекомой тиграми, что похотью слепой
Объяты, рыжими пантерами влекомой,
Несется вдоль реки, дорогой незнакомой.
Европу голую Зевс, превратясь в быка,
Качает, как дитя, и белая рука
За шею трепетную бога обнимает;
Он, среди волн плывя, на деву обращает
Свой помутневший взор; к теплу его чела
Льнет девичье лицо; ей очи застит мгла,
Когда сливаются их губы в поцелуе;
И пеной золотой вокруг сверкают струи.
Средь пышных лотосов скользя по лону вод,
Влюбленный Лебедь вдаль задумчиво плывет
И белизной крыла объемлет Леду страстно.
Киприда шествует, немыслимо прекрасна;
И, стан свой изогнув, она в который раз
Не прячет грудь свою от посторонних глаз,
Ни золотистый пух под чревом белоснежным.
Геракл на мощный торс движением небрежным
Накинул шкуру льва и грозный вид обрел,
А над его челом сверкает ореол.
Луною летнею озарена Дриада;
Она обнажена, волос ее прохлада
На плечи падает тяжелою волной;
Погружена в мечты, на небосвод немой
С поляны сумрачной она глядит устало.
Селена белая роняет покрывало
К ногам прекрасного Эндимиона вдруг
И льнет к его устам, скрывая свой испуг.
Вдали ручей поет, и плачет, и рыдает;
То Нимфа нежная печально вспоминает
О юноше, чья жизнь волной унесена.
Любовным ветром ночь отторгнута от сна,
И в рощах и лесах священных, где объяты
Деревья ужасом, где все покровы сняты
И мрамор дал приют пугливым снегирям, —
Внимают боги Человеку и мирам.
Источник