Солнце за нами самиздат

Рюкзак и ледоруб.

И нет таких причин,

Чтоб не вступать в игру.

А есть такой закон —

И кто с ним незнаком

Навряд ли нас поймет

Шаг. Ещё шаг. Я вырубил ботинком очередной след. Нет, ну вот на кой хрен мне было переться на этот Памир? Тяжело-то как.

Собственно, началось-то это три года назад. Я стал пропагандировать альпинизм. Причин было много. Альпинизм — это оборонный вид спорта. Я отлично знал, как наши солдатики про. бали Кавказские перевалы. По стенке, по которой поднялись ребята из дивизии «Эдельвейс», чтобы захватить Марухский перевал, я лично ходил. И даже их крюки видел.

Но дело-то даже не в этом. Альпинизм — один из самых благородных видов спорта. Тут основополагающий принцип: «Жизнь товарища ВСЕГДА дороже твоей»*. Так что среди альпинистов я видел разных людей, но вот жлобов среди них не было.

(* Тем, кто не врубается, что такое альпинистская этика, я очень рекомендую французский фильм «Смерть проводника», 1975, режиссер Жак Эрто. На мой взгляд, это единственный фильм, в котором правдиво показано, что такое альпинизм. И какие там люди.)

Ну, а мне тоже захотелось в горы.

Дела были веселые. Вот тут-то мне пришлось прогресствовать в полный рост. В этом мире не знали ни рюкзака Абалакова, ни обвязки Абалакова, да и ни хрена не знали. Разве что «будильник Абалакова». Даже палаток-памирок не знали*. Заодно подсуетились в смысле заработка для СССР. Про карабин «Ирбис» тут понятия не имели. Как, впрочем, и про карабин Абалакова. Я просто охренел — да с чем же местные ребята в горы ходили? Хорошо хоть ледоруб изобрели. Да и тут фигня вышла — попытались внедрить совершенное чудовище под названием айсбаль**. А уж ботинки, в которых ходили. В общем, в альпинизме мы оказались впереди планеты всей.

(* Альпинистская шутка. С именем великих альпинистов, братьев Абалаковых, связано много предметов снаряжения, которые были в ходу в массовом альпинизме аж до 80-х годов. Так вот, «будильник Абалакова» — это выпить вечером пять кружек чая. В пять утра проснёшься точно.

Памирка — четрыхместная палатка, хотя шесть товарищей там тоже помещаются, а иногда бывало и больше. Главная её особенность — простота установления. Она устанавливается на двух стойках, которыми могут послужить и связанные попарно четыре ледоруба. Я вот лично ставлю «памирку», правда со стойками, а не с ледорубами, «в одну харю» за две минуты. А если кто подержит стойку — то за 40 секунд.

** Айсбаль. Предмет альпинистского снаряжения, типа ледоруба, но вместо «лопатки» у него скальный молоток. С точки зрения ГГ, как впрочем, и автора, идея явно неудачная. Бить крючья им тяжело, а вот «лопатка» ледоруба, отсутствующая у айсбаля, порой очень даже нужна.)

Ну, в общем, я ринулся развивать альпинизм. Поначалу было тяжело, всё-таки иное тело, да и не тренировался долго. Но мужик-то, в которого я попал, был тем ещё лосем. Так что все перегрузки я перенес более-менее спокойно. Ну, а дальше. Ведь что в альпинизме главное? Сила воли. Хочешь, не хочешь — иди! Ну, вот этого-то у меня хватало всегда. Так что я быстро освоился.

А дальше что? Для начала стали создавать альпинистские лагеря. Как водится в этом времени — по ведомствам. Так что первый лагерь, основанный в Домбайской поляне, так где в моём времени был «Алибек», принадлежал НКВД. А что тут такого? Ребята из этого ведомства, здоровые парни, тоже были не против на досуге побегать по горам.

А потом начались разные идеологические дела. Ну, к примеру, потащились на Эльбрус. Если вы там не были — то и не ходите. Подъем на эту вершину — дико скучное дело. «Ишачка», как говорят альпинисты. То есть, тупо прешь вверх. И никаких тебе приключений на задницу — вроде скал, ледников и прочего.

Но типа было надо. Тем более, что я как раз когда тащился на Эльбрус, вспомнил, что когда в 1942 на Кавказ приперлись фрицы, то у них была специальная команда эсесовских альпинистов из «Аненербе», которые потащились на эту гору, чтобы установить там какое-то особенное нацистское знамя. Типа после этого дела у них пойдут хорошо. Дела хорошо у них не пошли, но уж пусть тут будет красное знамя.

А, ну ещё я привлек братьев Абалаковых. Впрочем, искать их не пришлось, они сами прибежали.

А вот я теперь пер в связке с Евгением Абалаковым через ледник. Горы — очень обманчивы. Вот, кажется — там уже вершина. А хрен вам! Это просто перегиб, за которым новый подъем. Шаг, ещё шаг. Нет, ну на хрена я в это ввязался? Я ведь в том мире никогда не бывал на таких высотах. Семь тысяч — это не хрен собачий. Но вот уж понесло. Когда составилась советско-германская научная экспедиция на Памир, то возникла мысль — а не подняться ли на самую высокую гору в этой местности? Вот и поперлись. Впрочем, тут я сам виноват. Ладно, что я общался с Лениным и Сталиным. Это всё фигня. Но для альпиниста — пойти в связке с самим Абалаковым! Тут устоять было невозможно. А эти братаны Абалаковы — полные отморозки. Им бы только в горы лазить. Вот и брательник Жени, Виталий, прется ниже в связке с таким же немецким отморозком — Вилли Рикмерсом.

Но как это всё мерзко и гнусно! Ножки идти вообще не хотят. Дыхалка тоже уже ни к черту. А что делать? Шаг. Ещё шаг.

Я даже не понял, когда вся эта байда закончилась. Но вдруг мы оказались на скальной площадке, с которой пути вверх больше не было.

— Серега, мы дошли! — Заорал Евгений.

И тут только я по-настоящему врубился, что мы сделали. Вообще-то человек, который не поднимался на вершины, не понимает того, что чувствуют альпинисты. Эдакую сатанинскую гордость. Типа я стою выше всех. Но тут-то было круче! Мы взошли на вершину, на которую до этого не ступала нога человека. То есть, мы сделали то, о чём мечтает любой альпинист. Лучше гор могут быть только горы. На которых никто не бывал.

— Хорош отдыхать, давай дело делать! — Крикнул Абалаков.

Я достал из рюкзака красное знамя, флагшток пер Женя.

Пока мы устанавливали знамя, подтянулась вторая связка. После того, как они отдышались, возник вопрос: а как назвать вершину? Мы имели право первосходителей.

— Давайте «пик Абалаковых», предложил я.

— Нет, мы-то кто? Может, «пик Коммунизма»? — предложил Виталий.

Я изобразил сомнение. Такое название, хотя его и носила эта гора одно время, мне не слишком нравилось. Да и Вилли явно не перся от этого предложения.

— Ребята, я предлагаю назвать гору пиком Сталина. А пиком коммунизма — должен стать Эверест.

— Мы за! — Чуть ли не хором сказали Абалаковы.

— Да и я за, Сталин — великий человек, — согласился Вилли.

— А как насчет Эвереста? — Спросил Евгений.

А вот в натуре — как? Вот тут-то моего послезнания было не то что много, а очень много. Ну, альпинист же. Я знал обо всех неудачных попытках штурма «крыши мира». И об ошибках альпинистах тоже знал. Более того, я полагал, что Джордж Мэллори на вершине всё-таки побывал. Меня в этом убедил Владимир Балыбердин, а уж он-то про Эверест знал хорошо*.

(* Джордж Мэллори. Английский альпинист. Участвовал в 1924 году в попытке восхождения на Эверест. Пропал без вести во время восхождения. Его ледоруб позже был найден в нескольких стах метрах от вершины. В альпинистском сообществе многие считают, что Мэллори всё-таки был на вершине, а погиб на спуске. Эту версию автору излагал Владимир Балыбердин, альпинист, поднявшийся на Эверест по маршруту, считавшемуся непроходимым. Кто «в теме» — «Северо-Западная стена».)

— А нам это надо? — Спросил я и уже знал ответ. Этим точно надо. А вот нужно л нам? Хотя. Нет, туда я уж точно не попрусь. А вот эти ребята. Почему бы и нет?

Источник