Стоило бодрому июньскому солнцу показаться над ярко зеленым ранней летней зеленью лесом как екимов

Солнца какой уже день не видно. Где-то встает оно за сизой зимней, осенней ли невидью. Хмурый день просыпается долго, до самого полудня, и скоро гаснет. Ранние сумерки торопят ночь. Городские кварталы желтеют огнями. Уличные фонари зажигаются рано. По времени – рано, а уже тьма на дворе. Впереди долгий зимний вечер.

В эти тусклые дни, глухие вечера особенно ясно вспоминается лето. Нынче оно было долгим. Устали от жары, торопили осень. А теперь, словно сладкий сон, вспоминается: солнце, тепло, зелень. Самая пора травный чай заварить, чтобы душу отогреть и потешить.

Откроешь дверцу шкафчика и сразу почуешь: травы.

Для красоты, а может, для прилику всю зиму стоит у нас в кувшине сухой букет. Там желтый цвет зверобоя, сиреневый душицы, зеленый лист – глядится хорошо, и только.

А шкаф откроешь, в лицо тебе пахнет пряного чабреца острый дух, холодок мяты, зверобой, сладость сушеных яблок и абрикосов, шиповник – все здесь в мешочках, баночках да кулечках.

Согреешь заварной чайник, бросишь туда щепоть золотистых звездочек зверобоя, веточки чабреца, мяту, душицу. В нагретом фарфоровом чреве сухие травы сразу отволгнут, весть о себе подадут первой волной тонкого духа.

Вода на плите заклокочет. Кипятком траву сполоснешь, заваришь, прикроешь чайник льняным полотенцем. По всей квартире плывет душистая пряная волна летнего травостоя. Лето красное, лето зеленое греет декабрьский ненастный вечер. Сразу вспомнится, как собирал эти травы: чабрец, зверобой, душицу…

Впрежние годы у нас в поселке за чабором далеко не ходили. Выйдешь за околицу, на кладбищенский выгон, здесь чабора – хоть косой коси. Чуть левее, в разлатой падине лога, – сплошной сиреневый цвет; вправо за кладбищем, на песках, в летний полудень трудно дышать: чабрецовый дух душным маревом стоит над прогретой землей. Пчелиный гуд от темна до темна. Привозили сюда ульи. Чабрецовый мед темен, пахуч и терпок.

Нынче пришли иные времена. Песчаную падину в логу распахали. У кладбища всю добрую траву козы вытоптали. Поехал я утром к лесопитомнику, и там – негусто.

А без чабора в городской квартире зимовать скучно. В кухне над плитой два-три пучка надо подвесить. И всю зиму, когда ударит пар в потолок, из чайника ли, кастрюли, чабор сразу отзовется. В бане, в парной, положишь веточку-другую, и зной парилки станет духмяным. Водочку настоять чабором до изумрудного цвета, вкус – отменный; горло пополоскать, коли заболит. Просто чайком побаловаться в долгий зимний вечер. Словом, без чабора не обойтись. Надо ехать в Голубинские пески. Там всегда чабор.

Выберешь день и поплыл катером, который вверх по Дону идет, до хутора Большой Набатов. Лето – в разгаре. Дон в зеленых курчавых берегах. Но чуть выше хутора Рюмино-Красноярский, за глухой протокой, справа начинаются пески. От самой воды – песчаная круча, за ней желтые бугры-кучугуры, бархан за барханом. Знакомый капитан приткнет катер к берегу, высадит и пойдет дальше. Стихнет гул мотора, сомкнётся тишина.

Людей здесь нет. От хуторов – далеко. Машине не пройти, увязнет в песках. Лишь солнце, небо, желтые пески, да коршуны кружат в могучем токе горячего воздуха.

Здесь и Дон пустынен на многие версты. Лишь весной, в пору высокой воды, вывезут хлеб из верхнедонских станиц, горючее завезут, и все. Остается только ветер, песок, волны да чаек крик.

Утром в песках – прохлада за ночь остывшей земли. Нынче была гроза с полыханием, тихим дождем. Здесь, над песками, раскаленными за день, дождь истаивал на лету. На песке – следы редких капель.

Ухожу от воды. Сразу же за первым холмом – чабрецовая падина. Сизоватая зелень, сиреневый цвет, живительный чабора дух. Здесь, в местах неезженых и нехоженых, растет чабор долго. Каждый кустик – не травинка, но малое деревце с жилистым стволиком, ветвями. Присядешь, вглядишься: перед тобой карликовый, но могучий старинный лес без конца и края. Вот и режь сиреневый цветок за цветком.

Надоест, идешь с песчаного бугра за бугор. Трав мало: желтая солянка, редкий молочай – и все. В низинах чабор цветет. Пчелы не гудят, далеко людское жилье.

Солнце встает все выше. Песок накаляется, дышит жаром. Но день, к счастью, облачный, межится солнце и тень. Можно даже прилечь, раскинуться на горячем песке.

Небесный окоем здесь просторен. Облаков невесомые громады медленно плывут надо мной. Снизу они – подсиненные, сверху – сияющая белизна. В городе ли, в поселке, в куцем от крыши до крыши пространстве – облака, даже летние – просто синяя клякса. Здесь, на просторе, плывут друг за другом сказочные громады, каждая – таинственное королевство: высокие зубчатые стены и башни, стрельчатые дворцы; или горная страна: с утесами и ущельями, с черными пропастями и снежными вершинами; или старинный корабль под полными парусами.

Особенно хороши облака на закате, пронизанные золотистым и розовым, потом алым и багряным светом. Как долго, как медленно они угасают, от подножья к вершине.

Теперь – день, до вечера еще далеко. Жаркий солнечный день в песках. Летний месяц июнь. Чабор цветет. Низины, в безветрии, наливаются его терпким, пахучим, живительным духом.

В полдень станет жарко. Но рядом – спасенье, Дон. Огромная старая верба дремлет на урезе воды. Мощное ее подножье, густая тень из года в год принимают меня. Купаюсь, плаваю, отдыхаю, удобно устроившись на просторном подножии. Вода плещет у ног. Дон серебрится под солнцем, слепит. Желтые пески дышат жаром. На том берегу, за рекой, – курчавая зелень займища. Тишина и покой.

Отдыхаю и снова ухожу в пески. Серые ящерки греются на солнцепеке, пеленою закрыв глаза. Редко-редко встретишь змею. Земляные зайцы-тушканчики, рыжие корсаки-лисы теперь на покое, спят до ночной поры. Кое-где среди песчаных разливов старые сосны, в тени их – смолистый дух.

Так и проходит день, пока на вечерней заре не ткнется в берег катерок, забирая меня. Вот и кончился долгий день собирания чабора.

Теперь, зимой, вспоминаю его.

Собирание зверобоя и душицы

Зверобой и душицу добываю я в Грушевой балке.

И нынешний год добрым июньским днем поутру я собрался в дорогу.

Обычно, чтобы дважды не ездить, выбираю я июньский, июльский ли день, когда на верху балки зацветает душица, а внизу, в укромных местах, еще не отцвел зверобой.

Машиною ехать туда несподручно, она словно путы, лишь рядом кружись. А пешком – далеко. Старенький велосипед выручает. Он и везет, и рук не вяжет.

Дорога ведет поселковыми улицами, к предмостью, к высокому мосту через Дон. Зеленоватая гладь реки по-утреннему зеркальна, тиха. У высокого правого берега – лодки рыбаков. Бетонная дуга моста тянется вверх, а дорога на правом берегу – вовсе на подъем. Крути и крути педали. Обгоняют меня легковые автомашины. Тяжелые грузовики медленно ползут в гору, волоча за собой вонючий шлейф соляровой гари.

Но вот наконец спасительный съезд. Скатишься с высокого полотна асфальта, полевой дорогой отъедешь лишь сотню метров, и уже – другой мир. На обочине – белые граммофончики вьюнка, розовые цветы дикой мальвы, легкие колоски аржанца. Недолгий путь, и вот она – Грушевая балка.

Балками у нас на Дону называют ложбины, лежащие меж холмов. Одни бывают глубокими, узкими, с крутыми обрывистыми склонами, словно ущелья, другие текут пологим распадком. Красная балка, Петипская, Ореховая, Крутенькая… В холмистом Задонье не счесть их. Грушевая – самая большая в округе. На многие километры тянется она просторной долиной, огромным распахом земли, вбирая в себя малые балки и балочки, теклины, лога. На пологих просторных крыльях ее – хлебные поля, бахчи, сенные угодья. А в самом низу – лесная чаща.

Источник

Расставьте знаки препинания: Стоило бодрому июньскому солнцу показаться над ярко-зеленым ранней летней зеленью лесом как все вдруг заблистало и по-летнему бледное небо и яркие кружочки одуванчиков и капли росы на листьях трав радуясь всемирному сверканию выпорхнули под теплые лучи легкие бабочки довольно загудели солидные шмели растянулась на камнях улыбающаяся кошка коротко подмосковное лето, надо спешить насладится им.

Ответы

макарова, собяак, бородина, морозова, игнатьева

тема: вид из окна

привычный вид из окна нашего дома не всегда осознаётся нами как что-то дорогое и любимое. но однажды вернувшись домой после долгого отсутствия, мы вдруг видим знакомую картину за окном. и она, оказывается, так мила и приятна нашему сердцу! это обычный вид из окна, ничего в нём нет особенного, но с ним связано столько

вот дорожка, ведущая от автобусной остановки к дому. как часто у окна ждала я маму. она выходила из автобуса и шла по этой тропинке к дому. скамейка во дворе, на которой любила сидеть бабушка, её уже нет, а скамейка напоминает о ней. вот и черёмуха под окном, каждую весну радовала своим цветеньем. а бабушка говорила: «к похолоданию.».

каждый новый день входит с рассветом ко мне через окно. раздернув шторы, я вижу, как оживает мой спальный район, как деревья под окном колеблются от ветра или стоят недвижимы, шелестят листвой или серебрятся инеем. я вижу из окна, как появляются первые автобусы, как летит пушистый снег или поливает косыми струями дождь.

летом за моим окном пышная зелень. небольшой ров вдоль дороги зарос деревьями, и они не только дом от пыли, шума и выхлопных газов, но и радуют глаз, особенно в мае, когда дикие яблони и черёмуха покрываются белоснежным цветом. аромат цветения проникает в распахнутое окно и вносит дополнительную радость.

а за дорогой, напротив, возле коттеджного поселка разрослась чаща, и каждую весну и лето она наполняется птичьим гомоном. и в черте города кукуют кукушки и поют соловьи. да-да, соловьи. ночами они прилетают на деревья возле нашего дома и свистом своим выделывают невозможные коленца. и просто неприлично спать и пропускать такой концерт.

напротив моего окна нет многоэтажных домов, и для моего взгляда доступно обозрение небесной шири до горизонта. окно обращено на юг, летом закат из него не виден, зато зимой я могу наблюдать, как меркнут красные угли заходящего солнца. это красивая и одновременно грустная картина. зато радуют россыпи звёзд в ясную погоду и луна, могущая блестеть даже «сквозь тучи мрачные».

вид из моего окна дорог мне не красотой пейзажа или чем-то особенным. он неразрывно связан с какими-то переживаниями, эмоциями, с ощущением дома.человек любит свою семью, свой дом, и вид из окна воспринимается как часть своей жизни, часть родины.

Источник