Цветок солнца по сухомлинскому

Книга о совести.- Сухомлинский В.А.

Суще­ствует мир, где пра­вит совесть. Сердца вели­ких педа­го­гов, мыс­ли­те­лей создали тот мир. Перед вами «Книга о сове­сти» Васи­лия Алек­сан­дро­вича Сухомлинского.

Часть 1 гово­рит о кра­соте при­роды и чело­ве­че­ских поступ­ков, о геро­изме и подвиге.
Часть 2 рас­ска­зы­вает о долге перед людьми, об отно­ше­нии к близ­ким, почи­та­нии старших.
Часть 3 — о зна­че­нии учи­теля, его ответ­ствен­но­сти перед ребен­ком, о смысле жизни в борьбе и в пре­одо­ле­нии трудностей.
Часть 4 — о кра­соте труда, о нрав­ствен­ных осно­вах человека.

В. А. Сухом­лин­ский. “Хре­сто­ма­тия по этике” (вклю­чает “Книгу о сове­сти” и дру­гие про­из­ве­де­ния автора)

Зачем петуху гребешок

У нашего петуха крас­ный гре­бе­шок. Ночью, как только куры уся­дутся на насест, он берет свой гре­бе­шок и рас­че­сы­вает свой раз­но­цвет­ный хвост. Вот почему хвост у него такой пышный.

Рас­че­шет хвост и кла­дет гре­бе­шок на голову. А днем ходит, рас­пу­стив хвост.

Коту стало стыдно

Сидит кот на пороге. Жму­рится от ясного сол­нышка. Вдруг слы­шит: воро­бьи зачи­ри­кали. При­тих кот, насто­ро­жился. Тихонько начал про­би­раться к забору. А там сидели воробьи.

Под­полз к самому забору — и как прыг­нет. Хотел воро­бья схва­тить. А воро­бы­шек — порх и улетел.

Кот пере­ле­тел через забор и в лужу упал. Выско­чил мок­рый, грязный.

Идет кот домой. Стыдно ему. А воро­бьи сле­те­лись со всего двора, летают над неудач­ни­ком и чири­кают. Это они сме­ются над котом.

Как мы спасли птенцов жаворонка

В пше­нице мы нашли гнездо жаво­ронка. В гнезде том — пять птен­цов. Летать не умеют. А зав­тра же пше­ницу будет косить ком­байн. Смот­рим мы на малень­ких птен­цов, а жаво­ро­нок летает над нами. Тре­вожно кри­чит. Взяли мы гнездо с птен­цами и пере­несли в зеле­ное просо. Просо еще долго не будут косить.

Идем домой. Смот­рим: поле­тел жаво­ро­нок в гнездо. Долго сидел там. Потом взле­тел в синее небо и радостно запел. Это он гово­рил нам:

— Спа­сибо, вы спасли моих деток.

Чтобы бабочка не укололась

Малень­кая Зоя гуляла в саду. Она подо­шла к ака­ции. На ака­ции — ост­рые-ост­рые колючки.

Над ака­цией летает яркая бабочка. Ой, как же ей не страшно летать! Нале­тит на колючку — что же тогда будет?

Подо­шла Зоя к ака­ции. Сло­мала одну колючку, вто­рую, третью.

Мама уви­дела и спрашивает:

— Что ты дела­ешь, Зоя? Зачем колючки ломаешь?

— Чтобы бабочка не уко­ло­лась,— отве­тила Зоя.

Дождик и Гром

На теп­лой тучке спал Дож­дик. Это такая малень­кая птичка, похо­жая на петушка. Спит себе Дождик.

Под­крался к нему Гром. Это такой зверь — лох­ма­тый, воло­са­тый. Под­крался Гром к Дож­дику да как загре­мит. Испу­гался Дож­дик, проснулся, запла­кал. Поли­лись слезы на землю часто-часто.

А люди гово­рят: дождь идет. Умы­ва­ются поле и луг. Умы­ва­ются пше­ница и капуста.

Выпла­кался Дож­дик. Пере­стал дождь.

Утренний ветерок

Была тихая лет­няя ночь. Все спало. И вете­рок заснул, при­лег под кустом ивняка.

Но вот запы­лала утрен­няя зар­ница. Проснулся вете­рок, выбе­жал из-под куста. Побе­жал по берегу пруда. Раз­бу­дил камы­шинку. Заше­ле­стела камы­шинка, зака­ча­лась. А на ней спала бабочка. Просну­лась и бабочка. Поле­тела к селу, а утрен­няя зар­ница все яснее раз­го­ра­ется. Вот уже и сол­нышко скоро взой­дет. При­ле­тела бабочка к цветку розы. Села на цве­ток, проснулся цве­ток. Взгля­нул вокруг себя, а уже сол­нышко светит.

Зайчик и рябина

Насту­пила зима. Засы­пало сне­гом землю. Трудно стало зай­чику добы­вать еду.

Одна­жды уви­дел он на рябине крас­ные ягоды. Пры­гает зай­чик вокруг дерева, а ягоды высоко.

— Дай мне, рябинка, ягод.

А рябина отвечает:

— Попроси ветер. Он тебе поможет.

Обра­тился зай­чик к ветру. При­ле­тел ветер, колы­шет, тря­сет рябину. Ото­рва­лась кисть крас­ных ягод, упала на снег. Раду­ется зай­чик ягодам.

— Спа­сибо тебе, ветер,— говорит.

Осень принесла золотистые ленты

Рас­тут над пру­дом две березы. Строй­ные, высо­кие, бело­ко­рые. Опу­стили березы зеле­ные косы. Веет ветер, рас­че­сы­вает косы. Тихо шеп­чут листья березы. Это они о чем-то разговаривают.

Одна­жды ночью похо­ло­дало. На траве забле­стели белые кри­стал­лики льда. При­шла к бере­зам осень. При­несла им золо­ти­стые ленты. Вплели березы ленты в зеле­ные косы.

Взо­шло солнце. Рас­то­пило кри­стал­лики льда. Посмот­рело солнце на березы и не узнало их — в зеле­ных косах золо­тые ленты. Сме­ется сол­нышко, а березы грустят.

До свидания, Солнышко!

Вече­ром малень­кая девочка про­ща­лась с Сол­ныш­ком. Оно сади­лось за горизонт.

— До сви­да­ния, Сол­нышко,— ска­зала девочка.

— До сви­да­ния, девочка,— отве­тило Сол­нышко.— Ложись спать. Я тоже отдохну. Рано утром я проснусь и лас­ково встречу тебя. Жди меня вон в том окошке.

Легла девочка спать. Снится ей голу­бое небо.

Вот и Сол­нышко взо­шло. Лас­ко­вым лучом дотро­ну­лось оно до лица девочки. Просну­лась девочка и говорит:

— Доб­рый день, Сол­нышко! Как я рада тебе!

Как Муравей перелез через ручеек

Бежит лес­ной тро­пин­кой малень­кий Мура­вей. Бежит он за едой: ведь дома детки малень­кие у него.

Вдруг тро­пинку пере­сек ручеек. А на дру­гом берегу ручейка лежат души­стые зер­нышки. Как же добраться до них?

Видит Мура­вей — на берегу ручейка рас­тет высо­кий сте­бель ржи. Сре­зал Мура­вей сте­бе­лек — ведь у него такие ост­рые зубы, как ножи. Упал сте­бе­лек через ручей.

Пере­лез Мура­вей на дру­гой берег. Вот и души­стые зер­нышки. «Ждите, детки, я еду уже вам несу!»

Как спаслась Ласточка

Летела Ласточка высоко в небе. Заме­тил Ласточку хищ­ный Кор­шун и погнался за ней, чтобы съесть. Вот-вот настиг­нет Ласточку. Жалобно писк­нула Ласточка. Это она запла­кала от горя. А потом вспом­нила, что в гнезде ждут ее малень­кие птен­чики. Голые, бес­по­мощ­ные. Ждут они не дождутся матери.

«Кто же будет кор­мить вас, малень­кие, если я погибну! Нет, не дого­нит меня хищ­ный Коршун».

Стре­лой поле­тела Ласточка и спря­та­лась в гнезде. Обра­до­ва­лись птенцы, радостно запищали.

Когда маковка раскрывает лепестки

Вече­ром мако­вый цве­ток закрыл лепестки. Спит целую ночь маковка. Уже и день настал, уже и солнце взо­шло, а она все спит, не откры­вает лепестки.

Вдруг из-за яблони выле­тел мох­на­тый шмель. Летит, гудит.

Услы­шал цве­ток, что шмель при­бли­жа­ется, и открыл лепестки. При­ле­тел шмель и сел между лепест­ками. Раду­ется мако­вый цве­ток. Ведь теперь будет пол­ная коро­бочка мака. Вот почему маковка так долго не откры­вала лепестки. Она ждала шмеля.

Кого ждала рябина

Осы­па­лись листья с рябины. Оста­лись только гроз­дья крас­ных пло­дов. Висят они, как бусинки. Кра­си­вые, но горь­кие и терп­кие. Какая птичка ни при­ле­тит, попро­бует — горь­кие — и дальше летит.

Одна­жды утром над ряби­ной зазве­нела пре­крас­ная песня, будто заиг­рала сереб­ря­ная струна. При­ле­тели уди­ви­тель­ные хох­ла­тые птицы. Это сви­ри­стели. Они при­ле­тели из дале­кого Севера. Вот кого ждала рябина! Радостно при­лас­кала она хох­ла­тых гостей сво­ими крас­ными яго­дами. И не знал никто из птиц, что ягоды рябины стали сладкими.

Гово­рят люди: от мороза. Нет, не от мороза, а от горя. Ведь так долго ждала рябина своих доро­гих гостей, гру­стила, горе­вала, думала, что не при­ле­тят. И ягоды от горя стали сладкими.

Снежинка и капелька

Бегала Аленка по льду. Падали сне­жинки. Будто плыли в воз­духе. Одна сне­жинка опу­сти­лась на Ален­кин рукав. Смот­рит Аленка на пуши­стую сне­жинку. Шести­ко­неч­ная звез­дочка, такая кра­си­вая, бле­стя­щая. Словно ска­зоч­ный мастер выре­зал ее из сереб­ря­ной пластиночки.

Накло­нила Аленка лицо к сне­жинке. Смот­рит, любу­ется ею. И вдруг слу­чи­лось чудо: сне­жинка стала капель­кой воды.

Карасик в аквариуме

У Пет­рика дома — малень­кий аква­риум. Там живут золо­тые рыбки. Пет­рик их кормит.

Одна­жды пошел Пет­рик к пруду. Пой­мал в мисочку малень­кого кара­сика. При­нес домой и пустил в аква­риум. Думает, что там кара­сику будет хорошо.

Дает Пет­рик еду рыб­кам. Золо­тые рыбки едят, а кара­сик не ест. Забился в уго­ло­чек на самое дно и сидит там.

— Почему это ты, кара­сик, не ешь?— спра­ши­вает Петрик.

— Выпу­сти меня в пруд,— про­сит кара­сик,— а то я погибну здесь.

Выпу­стил Пет­рик кара­сика в пруд.

Цветок и снег

Пер­во­класс­ница Вера ката­лась на сан­ках. Воз­вра­ща­ясь домой, она нашла возле куста сирени слом­лен­ную веточку.

Вера взяла веточку, при­несла домой. Налила в кув­шин воды, поста­вила в него веточку сирени.

Через несколько дней рас­пу­сти­лись почки, появи­лись зеле­ные листочки.

Одна­жды Вера посмот­рела на зеле­ную веточку и всплес­нула руками от радо­сти. Между листоч­ками зацвел фио­ле­то­вый цветок.

Девочка поста­вила кув­шин с зеле­ной веточ­кой на окно.

Ей пока­за­лось, что веточка со стра­хом смот­рит на снеж­ный ковер.

Вера вни­ма­тельно-вни­ма­тельно посмот­рела на цве­ток, а потом на снег и загрустила.

Как вылететь шмелю?

Зале­тел в класс шмель — жел­тый, мох­на­тый. Долго летал по классу, а потом при­ле­тел к окну. Бился о стекло, пла­кал, а выле­теть не может.

Когда дети при­шли в школу, шмель тихо пол­зал по стеклу. Ино­гда он про­бо­вал взле­теть, но сил уже не было.

Пол­зает шмель по стеклу. Никто не обра­щает вни­ма­ния на бед­ного шмеля. Только самая малень­кая девочка Нина смот­рит на него пристально-пристально.

Хочется Нине подойти к шмелю, взять его, поса­дить на ладонь, под­нять к откры­той фор­точке и выпустить.

Ждет Нина пере­рыва не дождется.

Только бы быст­рее время шло.

Только бы быст­рее зво­нок прозвенел.

Бабочка и цветок

Кто-то бро­сил в воду крас­ный цве­ток. Летела белая бабочка над пру­дом и уви­дела крас­ный цве­ток. Села на него, сидит, кры­лыш­ками шеве­лит. Цве­ток плы­вет, и бабочка плывет.

Про­ле­тела ласточка над водой и очень удивилась:

— Что это такое? Как бабочка научи­лась плавать?

Дотро­ну­лась ласточка кры­лом до воды. Вско­лых­ну­лась вода, вздрог­нул цве­ток, зака­ча­лась бабочка.

Весело ей плыть по пруду!

Все в лесу поет

Вес­ной мы пошли в лес.

Взо­шло солнце, дох­нул лег­кий вете­рок, и все дере­вья в лесу запели.

Каж­дое пело свою песню.

Береза пела неж­ную песню. Слу­шая ее, хоте­лось подойти к бело­ко­рой кра­са­вице и обнять ее.

Дуб пел муже­ствен­ную песню. Когда мы слу­шали песню дуба, нам хоте­лось быть силь­ными и храбрыми.

Верба, что скло­ни­лась над пру­дом, пела задум­чи­вую песню. При­слу­ши­ва­ясь к песне вербы, мы поду­мали, что при­дет осень, и листья с дере­вьев осыплются.

Рябина пела тре­вож­ную песню. От этой песни к нам при­шла мысль о тем­ной ночи и бур­ной грозе, от кото­рой гнется тон­кая рябина, наде­ясь на защиту земли.

Вот какие песни услы­шали мы в лесу.

Какие они бедные…

Еще и не рас­свело, еще и утрен­няя заря не взо­шла, а отец раз­бу­дил Сережу и сказал:

— Пошли в поле. Послу­шаем песню жаворонка.

Сережа быстро встает, оде­ва­ется, и они идут в поле. Небо на востоке блед­неет, ста­но­вится голу­бым, потом розо­вым, звезды уга­сают. Откуда-то с дале­кой нивы под­ни­ма­ется серый комо­чек и несется в вышину. Вдруг серый комо­чек вспы­хи­вает, как ого­нек, среди лазури, и в это мгно­ве­ние отец с сыном слы­шат изу­ми­тель­ную музыку. Как будто над полем кто натя­нул сереб­ря­ную струну, и огнен­ная птичка, при­ка­са­ясь к ней кры­лыш­ками, рас­сы­пает над полем вол­шеб­ные звуки.

Сережа затаил дыха­ние. Ему при­шло в голову: а если бы мы спали, жаво­ро­нок все равно пел бы?

— Тату,— тихо про­шеп­тал маль­чик,— а те, кто сей­час спит, не слы­шат этой музыки?

— Не слы­шат,— шепо­том отве­тил отец.

— Какие они бедные…

Почему плачет синичка

В доме на краю села жили муж и жена. Было у них двое детей — маль­чик Миша и девочка Оля. Мише десять лет, а Оле девять. Около дома рос высо­кий вет­ви­стый тополь.

— Сде­лаем на тополе качели,— ска­зал Миша.

— Ой, как хорошо будет качаться! — обра­до­ва­лась Оля.

Полез Миша на тополь, при­вя­зал к вет­кам веревку.

Встали на качели Миша и Оля и давай качаться.

Кача­ются дети, а около них синичка летает и поет, поет.

— Синичке тоже весело оттого, что мы качаемся.

Гля­нула Оля на ствол тополя и уви­дела дупло, а в дупле гнез­дышко, а в гнез­дышке птен­чики маленькие.

— Синичка не раду­ется, а пла­чет,— ска­зала Оля.

— А почему же она пла­чет? — уди­вился Миша.

— Поду­май почему,— отве­тила Оля.

Миша спрыг­нул с каче­лей, посмот­рел на синич­кино гнез­дышко и думает: почему же она плачет?

Белые полотна

Это было осе­нью. Све­тили зори. Тихо стоял лес. Заснули птицы. Перед самым рас­све­том при­шла в лес бабушка Моро­зиха. При­несла белые полотна, разо­стлала на зеле­ной траве. Стали поляны белыми, даже посвет­лело в лесу. Серая сова взгля­нула на белые полотна, поду­мала, что уже утро, и спря­та­лась под сучок.

Заалело небо на востоке. Взо­шло сол­нышко. Куда же делись белые полотна? Нет ника­ких поло­тен. Бле­стят на траве сереб­ря­ные капельки росы. Где же берет бабушка Моро­зиха столько белых поло­тен? При­не­сет ли она их и на сле­ду­ю­щую ночь? И кто же их ткет — белые полотна?

Как хомяк к зиме готовится

В глу­бо­кой норе живет серый хомяк. Шуба у него мяг­кая, пуши­стая. С утра до вечера тру­дится хомяк, к зиме гото­вится. Бежит из норки в поле, ищет колоски, обмо­ла­чи­вает из них зерно, пря­чет его в рот. За щеками у него есть мешочки для зерна. При­не­сет зерно в норку, высып­лет из мешоч­ков. Снова бежит на поле. Мало коло­соч­ков оста­вили люди, трудно заго­тав­ли­вать еду хомяку.

Насы­пал хомя­чок зерна пол­ную кла­до­вую. Теперь и зима не страшна.

Коростель и Ласточка

Насту­пила осень. Клу­бятся молоч­ные туманы. Сты­нет земля. Осты­вает вода. Холо­деет синее небо. Летит в теп­лые края Ласточка. Отстала от ласточ­ки­ного клина и дого­няет. Села отды­хать в лугах. Видит Ласточка: идет лугами Коро­стель. Поти­хоньку путе­ше­ствует, не спешит.

— Куда это ты идешь, Коростель?

— В теп­лые края,— отве­чает птица.

Не пове­рила Ласточка. При­ле­тела в теп­лые края. Через неделю и Коро­стель пришел.

— Не удив­ляйся, Ласточка,— гово­рит Коро­стель.— Я день и ночь шел.

Сергей и Матвей

На цве­ту­щий луг при­шли два юноши — Сер­гей и Матвей.

— Какая кра­сота!— про­шеп­тал Сер­гей. — Смотри, на зеле­ном ковре будто кто-то выткал розо­вые, крас­ные, белые, голу­бые цветы.

— Дей­стви­тельно, буй­ная трава,— ска­зал Мат­вей.— Сюда корову пустить — к вечеру будет два ведра молока.

— А пчелы зве­нят, будто арфа,— шеп­тал Сер­гей, захва­чен­ный вол­шеб­ной музыкой.

— И ульи бы сюда вывезти… Меда, меда сколько нано­сили бы!— взвол­но­ванно гово­рил Матвей.

— И есть же такие люди, что не видят этой кра­соты,— шеп­тал Сергей.

— Пойду корову при­гоню. Да и ульи при­везу…— ска­зал Мат­вей и пошел в село.

Как Ежик готовился к зиме

В лесу жил Ежик. Устроил он себе домик в дупле ста­рой липы. Тепло там и сухо. Вот насту­пила осень. Падают жел­тые листья с дере­вьев. Скоро и зима придет.

Начал гото­виться Ежик к зиме. Пошел в лес, нако­лол на свои иголки сухие листья. При­нес в свой домик, рас­сте­лил листья, стало еще теплее.

Опять пошел в лес Ежик. Насо­би­рал груш, яблок, шипов­ника. При­нес на игол­ках в домик, сло­жил в уголок.

Еще раз пошел Ежик в лес. Нашел грибы, насу­шил их и тоже сло­жил в уголок.

Тепло и уютно Ежику, но одному так грустно. Захо­те­лось ему найти себе това­рища. Пошел в лес, встре­тил Зай­чика. Не хочет идти Зай­чик в домик Ежика. И Серая мышка не хочет, и Сус­лик. Потому что у них есть свои норки.

Встре­тил Ежик Сверчка. Сидит Свер­чок на сте­бельке, дро­жит от холода.

— Иди ко мне жить, Сверчок!

Попры­гал Свер­чок в домик к Ежику — рад-радешенек.

Насту­пила зима. Ежик сказку Сверчку рас­ска­зы­вает, а Свер­чок песню Ежику поет.

Лисичкины фонарики

Одна­жды хит­рая Лисичка воз­вра­ща­лась домой. Шла она лесом. Была ночь. Темно-темно в лесу — ничего не видно.

Стук­ну­лась Лисичка лбом о дуб, и так больно ей. Вот она и думает: «Надо как-то дорогу в лесу осве­тить». Нашла пенек-свет­ля­чок. Све­тится пенек-свет­ля­чок в тем­ноте. Взяла Лисичка кусочки пенька-свет­лячка и раз­ло­жила на своем пути. Засве­ти­лись белые фона­рики. Стало в лесу видно, даже Сыч уди­вился: «Что это такое? Неужели ночью день наступил?»

Хит­рая Лисичка идет лесом и улыбается.

А Зай­чик за дуб спря­тался и выглядывает.

Дуб под окном

Моло­дой лес­ник построил в лесу боль­шой камен­ный дом и поса­дил дуб под окном.

Шли годы, росли у лес­ника дети, раз­рас­тался дубок, ста­рел лесник.

И вот через много лет, когда лес­ник стал дедуш­кой, дуб раз­росся так, что закрыл окно. Стало темно в ком­нате, где жила кра­са­вица — лес­ни­кова внучка.

— Сру­бите дуб, дедушка,— про­сит внучка,— темно в комнате.

— Зав­тра утром нач­нем,— отве­тил дедушка.

При­шло утро. Позвал дедушка трех сыно­вей и девя­те­рых вну­ков, позвал внучку-кра­са­вицу и сказал:

— Будем дом пере­но­сить на дру­гое место.

И пошел с лопа­той копать ров под фун­да­мент. За ним три сына, девять вну­ков и кра­са­вица внучка.

Одинокая Ракита

На берегу пруда росла оди­но­кая Ракита. Листья на ней осы­па­лись. Три голень­ких пру­тика скло­ни­лись к самой воде. Смот­рит Ракита в пруд, как в зер­кало, и удив­ля­ется: что это за три прутика?

— Что это за голые пру­тики?— спра­ши­вает Ракита.— Почему вы тор­чите в воде?

— Да это же ты, Ракита. Это твое отражение.

— Ах, какие кра­си­вые ветви!— гово­рит Ракита.— Я и не знала, что я такая красивая.

Как Зайчик грелся при Луне

Холодно зимой Зай­чику, осо­бенно ночью. Выбе­жал он на опушку. Мороз тре­щит, снег под Луной бле­стит, холод­ный ветер из оврага дует. Сел Зай­чик под кустом, про­тя­нул лапки к Луне и просит:

— Луна, доро­гая, погрей меня сво­ими лучами, а то долго еще Сол­нышка ждать.

Жалко стало Луне Зай­чика, она и говорит:

— Иди полем, полем, я тебе дорогу буду осве­щать. Иди прямо к боль­шому стогу соломы.

Пошел Зай­чик к стогу соломы, зарылся в солому, выгля­ды­вает и улы­ба­ется Луне.

— Спа­сибо, милая Луна, теперь твои лучи теплые-теплые.

Смекалистый стекольщик

При­шел Юрко утром к пруду и видит диво-див­ное. Весь пруд покрыт тон­ким стек­лом. А под стек­лом вода пле­щется. Спра­ши­вает Юрко у тата:

— Кто это покрыл пруд стеклом?

Сме­ется тато и говорит:

— Есть такой уме­лый, сме­ка­ли­стый сте­коль­щик. При­шел и покрыл пруд одним огром­ным стек­лом. Живет этот сте­коль­щик далеко от нас, на Севере. А теперь к нам в гости заглянул.

— Кто же этот сте­коль­щик?— удив­ленно спро­сил Юрко.

Жаворонок солнышку помогает

В дре­му­чем лесу и в глу­бо­ком овраге еще лежат холод­ные снега. Спит под­снеж­ник под про­шло­год­ним лист­ком. Синеет лед на пруду.

Только на скло­нах хол­мов рас­таял снег, побе­жали ручьи. Зады­ми­лась земля, в синем небе заиг­рало ясное солнышко.

Вышла из хаты малень­кая девочка Маринка и уви­дела серую птичку в небе. Птичка пела, будто сереб­ри­стый зво­но­чек на кры­льях под­ни­мала, и он дро­жал, дрожал.

— Мама, что это за птичка поет?— спро­сила Маринка у мамы.

— Жаво­ро­нок,— отве­тила мама.

— Почему же он так рано при­ле­тел? Почему так радостно поет? Еще ведь снег лежит…

— Жаво­ро­нок сол­нышку помо­гает,— отве­тила мама.

— Как же он помо­гает?— уди­ви­лась Маринка.

— Когда жаво­ро­нок взле­тает в синее небо, оно ста­но­вится теплее.

Куст сирени

Возле пруда вырос куст сирени. Вес­ной сирень покры­лась голу­бым цветом.

Кто ни при­дет к пруду, посмот­рит на сире­не­вый цвет — и улы­ба­ется. Будто кусо­чек голу­бого неба на земле — такой сире­не­вый цвет.

Но вот одна­жды при­шел к пруду хму­рый чело­век. Сло­мал несколько веток сирени и понес куда-то.

Шли в путе­ше­ствие юные тури­сты. Завер­нули к пруду, умы­лись, отдох­нули. Отправ­ля­ясь дальше, нало­мали много-много цве­ту­щих веточек.

Не стало цве­ту­щего куста возле пруда. И кажется, стало меньше голу­бое небо.

Не улы­ба­ются больше люди, кото­рые при­хо­дят на берег пруда. Меньше стало улы­бок на свете.

Куда спешили муравьи

На дереве сидела белочка. Она ела оре­шек. Вкус­ный — белочка даже глаза зажму­рила. Крошка ореха упала на землю. За ней дру­гая, тре­тья… Много кро­шек упало.

А меж тра­ви­нок бежала муравьиха — спе­шила за едою для малень­ких муравьи­шек. Она знала, что на бахче созрели арбузы.

Вдруг видит: падают с дерева крошки. Попро­бо­вала — хороши на вкус!

При­несла муравьиха крошку в мура­вей­ник, позвала сосе­дей: «Бежим, муравьи, по орешки!»

Собра­лись муравьи в дорогу.

Малень­кие муравьишки едят крошку, кото­рую мама при­несла, и това­ри­щей уго­щают. Всем дет­кам в мура­вей­нике хва­тило, еще и осталось.

А муравьи уже под боль­шим дере­вом. Собрали крошки и понесли домой. Хва­тит им еды теперь надолго.

Осенний наряд

Когда сол­нышко начи­нает ниже ходить по небу, в тем­ном лесу про­сы­па­ется бабушка с золо­той косой. Эту бабушку зовут Осень. Она тихо идет зеле­ными лугами. Где оста­но­вится, там на траве оста­ются белые кри­стал­лики льда. Люди утром гово­рят: «Замо­ро­зок».

При­хо­дит Осень в сад. Дотро­нется золо­той косой до дерева, и листья на нем ста­но­вятся жел­тыми, крас­ными, оран­же­выми… А люди утром гово­рят: «Золо­тая осень». А днем Осень с золо­той косой пря­чется в тем­ном лесу. Ждет ночи.

Как ручеек луговую ромашку напоил

Выросла на лугу ромашка. На высо­ком стебле зацвел жел­тый цве­ток, как малень­кое сол­нышко. При­шло жар­кое лето. Высохла земля. Скло­нила жел­тую голову ромашка: «Как же я буду жить в сухой земле?»

Неда­леко жур­чал ручеек. Услы­шал, как пла­чет цве­ток. Жалко стало ручейку ромашку. Побе­жал он к ней, запел, заиг­рал. Напоил землю, под­няла жел­тую головку ромашка, улыбнулась.

— Спа­сибо, ручеек. Теперь я не боюсь солнца палящего.

Травинка и прошлогодний листок

Уда­рили осен­ние замо­розки. Увяла зеле­ная Тра­винка, легла на землю. А на нее еще и листок с дерева упал. Лежит Тра­винка под лист­ком. Загу­дела метель, насы­пала снега. Тепло стало Тра­винке под снегом.

Долго-долго спала Тра­винка. Сквозь сон слы­шит: что-то поет над ней, что-то шумит над лесом. Хочет под­няться Тра­винка и не может. Сухой листок не пус­кает. Собра­лась Тра­винка с силами, под­ня­лась, про­била острой стре­лоч­кой про­шло­год­ний листок. Взгля­нула и затре­пе­тала от радо­сти: на дере­вьях поют птицы, в овраге шумит весен­няя вода, в голу­бом небе — клич журав­ли­ный. «Да это же весна»,— поду­мала Тра­винка и под­ня­лась еще выше.

Срубили Вербу

Над пру­дом росла Верба. В тихие лет­ние утра она смот­рела в воду. Листочки ни заше­ве­лятся, ни зашеп­чут. А когда на Вербу сади­лись птички, листики дро­жали. То Верба удив­ля­лась: что это за птичка прилетела?

Одна­жды при­шел к пруду чело­век с топо­ром. Подо­шел к Вербе, при­це­лился, уда­рил. Поле­тели щепки. Задро­жала Верба, даже засто­нала. А листочки тре­вожно спра­ши­вают один у дру­гого: «Что это чело­век делает?»

Упала сруб­лен­ная Верба. Оне­мел пруд, мол­чит камыш, закри­чала тре­вожно птица. Серая тучка закрыла солнце, и все вокруг стало уныло.

Лежит сруб­лен­ная Верба. А листочки пере­шеп­ты­ва­ются и спра­ши­вают у Вербы: «Почему это мы лежим на земле?»

Там, где про­шелся топор, Верба запла­кала. Чистые, про­зрач­ные слезы упали на землю.

Как Пчела Ландыш нашла

Выле­тела Пчела из улья, покру­жила над пасе­кой. Слы­шит, где-то далеко-далеко зве­нит коло­коль­чик. Поле­тела Пчела на звон коло­коль­чика. При­ле­тела в лес. На поляне — лан­дыши. Каж­дый цве­ток — малень­кий сереб­ря­ный коло­коль­чик. В сере­дине — золо­той моло­то­чек. Бьет моло­то­чек по серебру — раз­да­ется звон. И в степи, и на пасеке слышно. Вот как Лан­дыш зовет Пчелу.

Опу­сти­лась Пчела на цве­ток, взяла нектар.

— Бла­го­дарю тебя, Лан­дыш,— ска­зала Пчела.

Цве­ток мол­чал. Он не умел гово­рить. Он только сму­тился, опу­стил головку. Пчела поняла: это Лан­дыш отве­чает на ее благодарность.

Понесла Пчела нек­тар деткам.

И во сне пахнут руки матери

Бежит Муравьиха, спе­шит домой, в мура­вей­ник, несет крошку слад­кого арбуза. Откры­вает дверцу, вхо­дит в дом. А в мура­вей­нике много-много малень­ких кро­ва­ток. И в каж­дой кро­ватке — муравьенок.

Нашла Муравьиха сво­его Мура­вьенка в кро­ватке. Села у изго­ло­вья, обни­мает, целует. А Мура­вье­нок раду­ется и по-сво­ему, по-мура­вьи­ному, лепечет:

— А я узнал тебя, мама. У тебя руки пах­нут так сладко…

Накор­мила мама Мура­вьенка арбу­зом. Наелся малютка, улы­ба­ется. Уснул Мура­вье­нок. Тихо-тихо, чтобы не раз­бу­дить малыша, под­ня­лась Муравьиха. Взяла оста­ток арбуза, поло­жила в банку — на зиму запас.

Снова побе­жала Муравьиха в лес. А Мура­вье­нок лежит в кро­ватке и улы­ба­ется. И во сне пах­нут руки матери.

Огнегривый

Выре­зал отец Юре из дерева коня. Рез­вого, горя­чего. Бьет конь копы­тами, огнен­ная грива развевается.

Назвал Юра коня Огне­гри­вый. Не может рас­статься с ним. Поста­вит на столе, сядет в сто­ронке. И чудится Юре: вот-вот поска­чет Огнегривый.

Лег Юра спать, а коня поста­вил на полу, у кро­вати. Спит — не спит Юра и вдруг видит: под­нял Огне­гри­вый голову, встре­пе­нулся и поска­кал, поскакал.

Вско­чил Юра, хотел бежать вдо­гонку за Огне­гри­вым, но он уже снова стоял у кро­ватки. Накло­нился Юра к коню, погла­дил по голове. Огне­гри­вый успо­ко­ился. Только ноги дро­жали да огнен­ная грива была еще теплой.

Он только живой красивый

Огром­ная кра­си­вая бабочка Махаон села на крас­ный цве­ток канны. Села и шеве­лит крыльями.

К Маха­ону под­крался маль­чик, пой­мал его. Тре­пе­щет Махаон, но вырваться не может. Маль­чик при­шпи­лил его боль­шой булав­кой к бумаж­ному листу. Крыльца бабочки поникли.

— Почему ты пере­стал тре­пе­тать кры­льями, Махаон?— спра­ши­вает мальчик.

Махаон мол­чит. Маль­чик поло­жил листок с мерт­вым Маха­о­ном на под­окон­ник. Через несколько дней смот­рит — крыльца иссохли и рас­сы­па­лись, по брюшку пол­зают муравьи.

— Нет, он только живой кра­си­вый,— ска­зал удру­чен­ный маль­чик.— Когда крыльца его тре­пе­щут на цветке канны, а не на листке бумаги.

Горячий цветок

В тот год была ран­няя весна. В сере­дине апреля зацвели сады. Насту­пил май:

Одним ясным весен­ним утром малень­кая девочка Оля пошла в сад и уви­дела боль­шой крас­ный цве­ток розы. Она побе­жала к маме и радостно сказала:

— Мама, крас­ная роза зацвела!

Мама при­шла в сад, посмот­рела на крас­ный цве­ток, улыб­ну­лась. Потом взгля­нула на небо, и лицо ее стало тревожным.

С севера надви­га­лась чер­ная туча. Подул ветер, туча закрыла солнце, похолодало.

Мама с Олей сидели в ком­нате и с тре­во­гой смот­рели в окно.

Будто белые бабочки, поле­тел снег. Все вокруг побе­лело. Ветер затих. Сне­жинки мягко падали на землю, а потом перестали.

Мама с Олей пошла в сад. На зеле­ных листьях белели снеж­ные шапки. Земля покры­лась снежно-белым ков­ром. Только роза крас­нела, будто боль­шой уго­лек. На ней бле­стели капельки росы.

— Она горя­чая, ей не страшно,— ска­зала Оля и радостно улыбнулась.

Это же солнце!

Это было ясным лет­ним днем. Учи­тель вел малень­ких детей в лес.

Лес был боль­шой и мол­ча­ли­вый. Дере­вья сто­яли строй­ные и высо­кие, будто огром­ные свечки. Густые листья закры­вали солнце. В лесу был полумрак.

Дети шли и шли. Каза­лось, конца-края не будет лесу. Над голо­вами что-то тихо шумело.

— Что это шумит?— спро­сили дети.

— Это раз­го­ва­ри­вают вер­хушки дере­вьев,— отве­тил учи­тель.— Они раду­ются, что видят солнце.

Вдруг дети оста­но­ви­лись. На тол­стом стволе сто­лет­него дуба они уви­дели что-то свет­лое, блестящее.

— Что это такое?— уди­ви­лись дети.

— Это же солнце!— отве­тил учи­тель.— Посмот­рите отсюда, видите, какое оно яркое?

Дети один за дру­гим ста­но­ви­лись возле ствола сто­лет­него дуба и любо­ва­лись солнцем.

Фиалка и Пчела

В лесу на зеле­ной опушке росла Фиалка. Смот­рела на мир своим фио­ле­то­вым гла­зом, каж­дое утро улы­ба­лась солнцу.

А на лес­ной поляне, неда­леко от лес­ной опушки, жила в улье Пчела.

Подру­жи­лись Пчела и Фиалка. Много раз в день при­ле­тала Пчела к Фиалке — брала пыльцу и нек­тар. С нетер­пе­нием ожи­дала Фиалка свою подружку.

Но вот одна­жды при­ле­тела Пчела и уви­дела, что Фиалка груст­ная, лепестки ее побледнели.

— Почему ты, Фиалка, гру­стишь? Почему твои лепестки поблед­нели? Почему у тебя нет ни пыльцы, ни нектара?

— Я уми­раю,— про­шеп­тала Фиалка.

— Что это зна­чит: уми­раю?— уди­ви­лась Пчела.

— Это зна­чит, что не увижу я больше ни неба, ни солнца.

— А где же будут небо и солнце? — еще больше уди­ви­лась Пчела.

— Они будут здесь, но меня не станет…

Хотя Пчела и не поняла, почему Фиалки не будет, ей стало грустно.

Лилия и Мотылек

На тихом пруду рас­тет Лилия — белый, кра­си­вый цве­ток. Весь день ее лепестки гре­ются на солнышке.

При­бли­жался вечер. Сол­нышко сади­лось. Небо стало пур­пур­ным, и все вокруг окра­си­лось в пур­пур­ный цвет.

Вдруг на неж­ный лепе­сток Лилии сел Мотылек.

— Поз­воль мне пере­но­че­вать на твоем лепестке,— попро­сил Мотылек.

— Милый Моты­лек, я бы рада при­ютить тебя, но не могу; на ночь я опус­ка­юсь под воду.

— Почему?— уди­вился Мотылек.

— Там у меня мяг­кая постель,— отве­тила Лилия.— Но зав­тра, как только взой­дет сол­нышко, я встану. При­ле­тай ко мне, Мотылек.

Сло­жила белая Лилия лепестки и тихо опу­сти­лась в глу­бину. А Моты­лек поле­тел на берег.

Утром, как только взо­шло сол­нышко, Лилия под­ня­лась с постели и рас­крыла лепестки. Она ждала Мотылька. Но он не летел. Она ждала его целый день, но Мотылька не было. Он при­ле­тел вече­ром, когда сол­нышко сади­лось за гори­зонт; и весь мир опять стал пур­пур­ным. И Лилия сквозь слезы сказала:

— Я ждала тебя целый день. А сей­час мне надо опус­каться под воду.

Моты­лек взмах­нул кры­лыш­ками и уле­тел на берег. А Лилия еще долго смот­рела на тем­не­ю­щее небо. И ее сердце сжи­ма­лось от боли.

Как Белочка Дятла спасла

Среди зимы потеп­лело, пошел дождь, а потом снова уда­рил мороз. Покры­лись дере­вья льдом, обле­де­нели шишки на елках. Нечего есть Дятлу: сколько ни сту­чит о лед, до коры не досту­чится. Сколько ни бьет клю­вом шишку, зер­нышки не вылущиваются.

Сел Дятел на ель и пла­чет. Падают горя­чие слезы на снег, замерзают.

Уви­дела Белочка из гнезда — Дятел пла­чет. Прыг, прыг, при­ска­кала к Дятлу.

— Почему это ты, Дятел, плачешь?

— Нечего есть, Белочка…

Жалко стало Белочке Дятла. Вынесла она из дупла боль­шую ело­вую шишку. Поло­жила между ство­лом и вет­кой. Сел Дятел возле шишки и начал моло­тить клювом.

А Белочка сидит возле дупла и раду­ется. И бель­чата в дупле раду­ются. И сол­нышко радуется.

Пахнет яблоками

Тихий осен­ний день. В ябло­не­вом саду гудят шмели. Они при­ле­тели к яблоку, что упало с дерева и лежит на земле. Из яблока течет слад­кий сок. Обле­пили яблоко шмели. Село солнце. А в саду пах­нут яблоки, нагре­тые солн­цем. Где-то запел свер­чок. Вдруг с яблони на землю упало яблоко — бух… Свер­чок умолк. Про­ле­тела вспуг­ну­тая птица. Где-то за лесом в ноч­ном небе зажглась звезда. Снова запел сверчок.

Уже и месяц плы­вет по небу, а яблоки еще пах­нут горя­чим солнцем.

Подсолнечники во время грозы

Тяже­лые чер­ные тучи закрыли солнце. Темно, хмуро стало в поле. Лес стоит чер­ный, мол­ча­ли­вый, будто ждет чего-то насто­ро­женно. Жел­тое пше­нич­ное поле посе­рело. Встре­во­жен­ный жаво­ро­нок упал с неба на ниву и умолк.

Только поле цве­ту­щих под­сол­неч­ни­ков горит-пла­ме­неет. От них будто свет льется, и над зем­лей не так сумрачно. Пылает сол­неч­ный огонь в цвет­ках, напо­ми­нает, что за тучами солнце. Разо­рвут мол­нии тучу, выгля­нет голу­бое небо. Снова радостно засме­ется поле.

Сиреневая роща в овраге

Среди степи ста­рый овраг. Склоны оврага поросли тра­вой. А на дне — что это синеет? Смот­рим издали на дно оврага и видим — вьется лазурно-синяя речечка. Какая же вода чистая — будто небо! Хочется ско­рее подойти к ней.

Спус­ка­емся на дно оврага. Что же это такое? Это же не речечка, а сире­не­вые кусты. Кто-то поса­дил много кустов сирени на дно оврага. Выросли они, уко­ре­ни­лись. Зацвела сирень, и кажется издали, что это речечка.

Дуб-пастух

На опушке стоит оди­но­кий дуб. Креп­кий, коре­на­стый. Ста­рый, будто дедушка-пас­тух. Навер­ное, и вырос он на опушке, чтобы видеть, как рас­тут его бра­тья в лесу.

Лет­ним днем над лесом гре­мела гроза. Уда­рила огнен­ная стрела в дуб. Задро­жали ветки. Заго­ре­лась вер­хушка. Лил дождь, а дуб горел, горел… Обго­рела вер­хушка. Загру­стил лес: кто же теперь будет моим пастухом?

Но дуб не погиб. Через год зазе­ле­нели моло­дые побеги там, где горели ветки. Покрылся ста­рый дуб куд­ря­выми листьями. Но вер­хушка сто­яла сухая. Летели из теп­лого края аисты. Уви­дели сухую вер­хушку. Сели и свили гнездо. Обра­до­вался ста­рый дуб. Теперь он не оди­но­кий. Когда солнце захо­дит за гори­зонт, аист стоит на одной ноге в гнезде и смот­рит куда-то далеко-далеко. Туда, где зашло солнце. Это он смот­рит, не будет ли грозы. Спо­койно стоит аист. И дуб взды­хает спо­койно. Про­шу­мит зеле­ными листьями и засыпает.

Как Соловьиха поит своих деток

У Соло­вьихи в гнезде трое птен­цов. Целый день носит им Соло­вьиха еду — бука­шек, мушек, пауч­ков. Наелись соло­вьята, спят. А ночью, уже перед рас­све­том, про­сят пить. Летит Соло­вьиха в рощу. На листоч­ках — чистая, чистая роса. Нахо­дит Соло­вьиха самую чистую капельку росы, берет ее в клю­вик и летит к гнезду, несет своим дет­кам пить. Кла­дет капельку на листо­чек. Пьют соло­вьята воду. А в это время и солнце всхо­дит. Снова летит Соло­вьиха за букашками.

Зеленая Коса и Красная Кладовая

Поло­жила бабушка в землю мор­ков­ное зер­нышко. Пошел теп­лый весен­ний дож­дик. Про­росло зер­нышко. В землю пошел крас­нень­кий коре­шок, а к солнцу потя­ну­лась зеле­ная стре­лочка. Рас­тут и рас­тут и коре­шок, и стебелек.

Идут дожди, земля пьет воду. Зеле­ная стре­лочка пре­вра­ти­лась в куд­ря­вую косу. А коре­шо­чек все тол­стеет и тол­стеет. Вскоре он стал таким, как сте­бе­лек, а потом — как малень­кая бочечка — круг­лая, крас­ная. Сколько ни идет дождь, а крас­ному корешку мало и мало. Спра­ши­вает одна­жды Зеле­ная Коса:

— Что там подо мной, в земле? Сколько ни идет дождь, никак нельзя напиться.

А из-под земли слы­шится ответ:

— Я — Крас­ная Кла­до­вая. У меня много-много сахара.

— Вот как?— уди­ви­лась Зеле­ная Коса.— Ведь не слу­чайно дети любу­ются мной — Зеле­ной Косой. Потя­нут за косу — добе­рутся до слад­кой Кладовой.

Заморозок и Ромашка

Осен­ний Замо­ро­зок при­шел в ясную лун­ную ночь. Подо­шел к кусту розы, дох­нул холо­дом. Упали на землю розо­вые лепестки. Свер­ну­лись листочки.

Пошел Замо­ро­зок лугом. Где про­шел — пожел­тела трава. Подо­шел к зеле­ному клену, дох­нул — листья пожел­тели. Сел отды­хать под ряби­ной — листья стали баг­ро­выми, как небо на закате солнца перед вет­ре­ным днем.

Долго ходил Замо­ро­зок по садам и полям. Но забыл подойти к малень­кому цветку Ромашки. Стоит она возле дороги, про­тя­ги­вает белые лепестки к солнцу. Смот­рит на тополь и удив­ля­ется: почему это листья на тополе пожелтели?

Взо­шло солнце. Лас­кает сво­ими лучами белую Ромашку.

А она улыбается.

Утренняя зарница

Одна за дру­гой гас­нут на небе звезды. Синее небо на вос­ходе стало голу­бым, а потом от гори­зонта под­ня­лась розо­вая полоска и раз­ли­лась по всему небо­склону. В эти минуты все стало розо­вым — и вода в пруду, и капельки росы на траве. И туман, что раз­лился в долине, тоже розо­вый, высоко в небо взле­тел жаво­ро­нок и ноет, поет. Его малень­кие кры­лышки уже осве­тило солнце. И кры­лышки стали розо­выми. Скоро-скоро из-за гори­зонта выплы­вает солнце. Жаво­ро­нок поет: я уже вижу солнце!

Пчелиная музыка

С утра до вечера на пасеке зве­нит пче­ли­ная музыка.

Закро­ешь глаза и слы­шишь, будто струна зве­нит. Где эта струна? Может быть, в ульях? Может, сидят там пчелки и играют на каком-то необыч­ном инстру­менте? Ведь зве­нит музыка всюду — и возле ульев, и в саду, и в цве­ту­щей гре­чихе. Весь мир поет. И синее небо, и солнце — все поет.

А может быть, тонень­кие струны в цве­тах? Может, натя­нуло их солнце между лепест­ками? При­ле­тит пчела к цветку, сядет между лепест­ков и играет на тех малень­ких стру­нах малень­кими лапками.

Весенний ветер

Клен спал всю зиму. Слы­шал он сквозь дрему вой метели и тре­вож­ный крик чер­ного ворона. Холод­ный ветер рас­ка­чи­вал ствол, гнул к земле ветви.

Но одна­жды сол­неч­ным утром чув­ствует клен: при­кос­ну­лось к нему что-то теп­лое и лас­ко­вое. Это был весен­ний ветер.

— Полно спать,— зашеп­тал теп­лый весен­ний ветер,— про­сы­пайся, весна близко.

— Где же она, весна?— спро­сил клен.

— Я при­ле­тел изда­лека, с бере­гов южного моря. Весна-красна идет полями, уби­рает цве­тами землю. А ласточки на кры­льях несут раз­но­цвет­ные ленты.

Вот о чем рас­ска­зал клену весен­ний ветер.

Вздох­нул клен, рас­пра­вил плечи, рас­крыл зеле­ные почки — ждет весну-красну.

Флейта и Ветер

В саду Музы­кант играл на Флейте. К его чудес­ной песне при­слу­ши­ва­лись и птицы, и дере­вья, и цветы. Даже Ветер при­лег под кустом и с удив­ле­нием слу­шал игру на Флейте. Музы­кант играл о солнце в голу­бом небе, о белой тучке, о серень­кой птичке — жаво­ронке и о счаст­ли­вых дет­ских глазах.

Умолкла песня. Поло­жил Музы­кант Флейту на ска­мейку и пошел в дом. Под­нялся Ветер из-под куста, под­ле­тел к Флейте и подул изо всей силы.

Загу­дела Флейта, будто осен­няя непо­года. Подул Ветер еще силь­нее, а Флейта не играет, а гудит, гудит.

«Почему это так?— думает Ветер.— Ведь я легко могу вырвать дуб с кор­нями, сбро­сить крышу дома. Почему же Флейта не под­чи­ня­ется мне — не играет?»

Как Река разгневалась на Дождик

Воз­гор­ди­лась Река: «Смот­рите, какая я широ­кая, пол­но­вод­ная, какие у меня зеле­ные берега. И сол­нышко во мне отра­жа­ется, как в зер­кале. И дере­вья зеле­ные, и небо­свод голубой».

Вдруг небо закрыли тучи, и пошел серый Дож­дик. Идет день, два, три. Стала серой река, серыми стали берега. Посе­рел весь мир. Раз­гне­ва­лась Река:

— До каких пор ты будешь хлю­пать, несчаст­ный Дождишко?! Из-за тебя стала я уродливой.

Дож­дик и говорит:

— Если бы не я, серень­кий, не была бы ты широ­кая, полноводная.

Вот так и нам не надо забы­вать, откуда мы течем.

Любопытный Дятел

У Дят­лихи в гнезде было чет­веро птен­цов. Один из них такой бес­по­кой­ный. Выгля­ды­вает из гнезда, все ему хочется знать:

— А что там, за гнездом?

— Вырас­тешь, поле­тишь — и уви­дишь, что за гнездом.

Но бес­по­кой­ный Дят­лик не захо­тел слу­шать маму, высу­нулся из гнезда и упал на землю. Сидит в траве и плачет.

При­ле­тела мама к птен­чику. «Как же тебя спа­сти, непо­слуш­ный сын? Садись мне на спину, берись клю­вом за перья и дер­жись крепко». Сел Дят­лик маме на спину, уце­пился клю­ви­ком за перья. Поле­тела мама, понесла свое дитя. При­несла в гнездо, спрашивает:

— Будешь из гнезда высовываться?

— Не буду,— ска­зал плача Дят­лик и под­нял головку, чтобы выгля­нуть из гнезда.

Песню никому не убить!

В Стране Зеле­ных Лугов жил весе­лый народ-певец. Он рас­тил хлеб и пел песни. У каж­дого была малень­кая свирель.

Но вот в Страну Зеле­ных Лугов откуда-то при­шел Живоед — Нена­вист­ник Радо­сти. Как только кто запоет или заиг­рает на сви­рели, он под­кра­ды­ва­ется сзади, хва­тает песню — и в рот. Потому и назвали его Живо­едом. Там, где он прой­дет, уми­рали песни.

Все песни про­гло­тил Живоед. Оста­лась в Стране Зеле­ных Лугов лишь одна сви­рель. Малень­кий маль­чик зарыл ее в землю, ска­зав шепотом:

— Помолчи, а потом мы с тобой побе­дим Живоеда.

Все мол­чит в Стране Зеле­ных Лугов. Раду­ется Живоед — Нена­вист­ник Радо­сти. И сол­нышко померкло…

Вдруг там, где маль­чик зарыл сви­рель, зазе­ле­нела пше­ница, зако­ло­си­лась. Запели коло­сья, как сви­рель. Поет вся земля, поет небо, поет вся Страна Зеле­ных Лугов. Обра­до­ва­лись люди, выре­зали новые сви­рели и опять заиграли.

А Живоед — Нена­вист­ник Радо­сти лежал на при­пеке, объ­ев­шись песен. Услы­шав, как все поет, он лоп­нул со злости.

Как воробушки ждали солнце

Сидит Воро­бьиха со сво­ими птен­цами в гнезде. Взо­шло солнце. Пока­за­лось из-за гори­зонта — боль­шое, крас­ное. Дети спрашивают:

— Что это такое, мама?

— Это солнце,— отве­чает Воро­бьиха.— Когда оно всхо­дит, то насту­пает день. Из своих норок выпол­зают букашки.

— Какое оно хоро­шее, сол­нышко!— чири­кали птенцы.

Воро­бьиха выле­тела из гнезда, при­несла чер­вяч­ков. Детки поели и снова про­сят: «Лети за чер­вяч­ками, ведь солнце светит».

Поле­тела опять Воро­бьиха за букаш­ками. При­несла, про­гло­тили птенцы и снова про­сят. Целый день, пока све­тило солнце, летала Воро­бьиха за едой.

Насту­пила ночь. Уснули птенцы. А перед рас­све­том просну­лись и просят:

— Мама, лети за букашками.

А мама отвечает:

— Еще не взо­шло солнышко.

Долго ждали детки сол­нышка. Нако­нец-то оно пока­за­лось из-за гори­зонта. И мама сразу же поле­тела за червячками.

Возле пруда

Мино­вал горя­чий июль­ский день. Захо­дит солнце. Мы сидим на берегу пруда. Вода непо­движ­ная, как зер­кало. В ней отра­зился голу­бой небо­склон. Смот­ришь в воду и видишь солнце. Вот оно дотро­ну­лось до пруда, и вмиг вода вспых­нула, стала огнен­ной рекой. Пыла­ю­щий сол­неч­ный круг все больше и больше опус­ка­ется в вод­ную глубь. А пруд горит, пылает. Спря­та­лось, зашло солнце, и огнен­ная река вдруг погасла. Зер­кало стало нежно-голубым.

На улице тем­нело, в небе замер­цали звезды. Вода в пруду стала голу­бой. Вот уже звезды замер­цали и в глу­бине пруда.

Над пру­дом стоит ста­рая-ста­рая верба. Скло­ни­лась над водой — ни листо­чек не шеле­стит, ни веточка не колы­шется. Смот­рит верба на себя в воду и горюет: прой­дет горя­чее лето, осып­лются листья, надви­нутся чер­ные тучи.

Не гру­сти, верба! Замерз­нет пруд, тебя засып­лет сне­гом. И ты будешь ждать весну.

Спас лягушат

Была дожд­ли­вая весна. На улице появи­лась боль­шая лужа. Пет­рик, уче­ник тре­тьего класса, видел, как в луже пла­вали малень­кие головастики.

«Откуда они взя­лись?» — думал он.

После дождей насту­пило жар­кое лето. На небе не было ни одной тучки. Лужа быстро высы­хала. Вот уже оста­лось совсем немного воды. Одна­жды Пет­рик уви­дел, как в малень­кой лужице, что еще не высохла, собра­лось десятка два лягу­шат. Они были маленькие-маленькие.

«Лягу­ша­там жарко,— поду­мал Пет­рик.— А что же будет, когда лужа совсем высох­нет? Они же погибнут».

Пет­рику стало жалко лягу­шат. И он решил их спа­сти. Пошел: домой, взял ведро, собрал малень­ких лягу­шат в ведро и отнес их к пруду. Выпу­стил в воду. Лягу­шата поплыли.

«Теперь они не погиб­нут»,— радо­вался Петрик.

Осенний Дуб

На опушке стоит ста­рый-ста­рый Дуб. Видит он и липы вет­ви­стые, и бере­сты кря­жи­стые, и клены певу­чие. Видит и поле широ­кое, а на нем трак­тор, что ниву пашет.

Все дере­вья уже сбро­сили на землю листья. Один Дуб стоит на опушке в своем пест­ром убран­стве. Гор­дится баг­ря­ными, жел­тыми, крас­ными листьями. Сел на Дуб Дятел и спрашивает:

— Дуб, почему ты не сбра­сы­ва­ешь свой наряд? Уже зима за горами, снега за морями.

— Не хочется рас­ста­ваться со своей одеж­дой. Пусть зима посмот­рит на мой наряд.

Вот и зима при­шла из-за дале­ких гор. Засы­пала белым ков­ром землю. Стоит Дуб в своем празд­нич­ном уборе — даже зима сна­чала уди­ви­лась, а потом залю­бо­ва­лась его пыш­ным и пест­рым нарядом.

Кто зажег свечи на каштанах?

Пошла малень­кая Маринка с мамой в лес. Был май, все зеле­нело. Взгля­нула Маринка на зеле­ные ветви каш­та­нов. Радостно заго­ре­лись ее глаза.

— Смот­рите, мама,— гово­рит девочка,— на каш­та­нах свечи горят. Кто же их зажег?

— При­дем утром, посмот­рим,— улыб­ну­лась мама.

Рано утром, по холод­ной росе, при­шли мама с Марин­кой в лес. Смот­рит малень­кая Маринка на зеле­ную крону каш­та­нов. Видит — белочка пры­гает. Ой, да ведь это белочка зажгла свечки на каш­та­нах! А кто же дал ей ого­нек? Сол­нышко. Взо­шло и про­тя­нуло белочке горя­чую искорку. Она и зажгла свечи на каштанах.

Необычный охотник

Живет в нашем селе дед Мак­сим. Все гово­рят о нем: дед — охот­ник. Как только начи­на­ется охота на зай­цев или на уток, дед каж­дый день идет с ружьем в лес. Выхо­дит из дома рано утром, а воз­вра­ща­ется вечером.

Но что это за необыч­ный охот­ник! Нико­гда не при­но­сит домой Дед Мак­сим ни зайца, ни утки. При­хо­дит с пустым меш­ком. Один Раз при­нес дед Мак­сим домой малень­кого зай­чика. Нашел его под кустом. У зай­чика была сло­мана ножка. Дед сде­лал из двух вето­чек шину, забин­то­вал ножку. Через неделю ножка срос­лась, и дед отнес зай­чика в поле.

Почему же дед Мак­сим такой неудачник?

Пошли одна­жды дети сле­дом за дедом, захо­те­лось посмот­реть, как же он охо­тится. Видят: поло­жил дед ружье под куст, а сам ходит по лесу и рас­кла­ды­вает под кустами сено зайцам.

Поняли дети, почему дед Мак­сим такой необыч­ный охотник.

Капельки Росы на Цветке

Цве­тет крас­ный мак. Ночью выпала роса. Проснулся утром Цве­ток, уви­дел на своих лепест­ках Капельки Росы.

— Мы рож­да­емся от теп­лого ноч­ного ветра. Мы — Капельки Росы.

Уди­вился Цве­ток. Смот­рит, что же будут делать Капельки Росы. А они сидят на лепест­ках. Взо­шло солнце, и в каж­дой Капельке тоже зажглось малень­кое солнышко.

Солнце под­ни­ма­лось над зем­лей. Капельки Росы ста­но­ви­лись все меньше. Вот они одна за дру­гой стали исчезать.

— Куда же вы убе­га­ете от меня?— огор­чился Цветок.

— К солнцу, к солнцу!— отве­чали Капельки Росы.

В класс залетела пчела

Сто­яла теп­лая сол­неч­ная осень. В тре­тьем классе открыты окна. В классе тихо-тихо. Учи­тель­ница вызвала к доске Наташу. Она должна напи­сать пред­ло­же­ние об осен­нем дожде. Чтобы пра­вильно писать слово «осен­ний».

Вдруг все услы­шали, как зажуж­жала пчела. Она вле­тела в класс и начала летать по классу. Мы поло­жили ручки, зата­или дыха­ние и стали сле­дить за пче­лой. Она под­ле­тала то к столу, то к стене. А откры­тых окон будто не видела. Нам хоте­лось ска­зать: «Почему же ты к окну не летишь?» Но мы боя­лись про­из­не­сти слово, чтобы не вспуг­нуть пчелу.

Вот она покру­жила вокруг стола и выле­тела в окно. Мы облег­ченно вздох­нули. Во дворе сияло солнце. Наташа возле доски улыб­ну­лась и напи­сала: «Осен­нее солнце».

Поле и Луг

Давно живут рядом Поле и Луг. С ран­ней весны до позд­ней осени на поле при­хо­дит чело­век. Пашет землю, сеет, выры­вает сор­няки, соби­рает уро­жай, снова пашет. Раду­ется, когда Поле родит коло­си­стую пшеницу.

А на Лугу трава рас­тет. Вес­ной цве­тут цветы, летают пчелы. С весны и до позд­ней осени пасутся коровы и овцы. Зеле­неет Луг с весны до осени.

Один раз спра­ши­вает Поле у Луга:

— Скажи, Луг, почему никто тебя не вспа­хи­вает и не засе­вает, а зеле­не­ешь ты от весны до осени?

— Меня поит весен­няя вода. Она дает мне силу.

— А я зеле­нею, потому что засе­вает меня труд человеческий.

Цветок солнца

На высо­ком стебле — боль­шой цве­ток с золо­тыми лепест­ками. Он похож на солнце. Потому и назы­вают цве­ток Под­сол­неч­ни­ком. Спит ночью Под­сол­неч­ник, накло­нив золо­тые лепестки. Но, как только вос­хо­дит утрен­няя заря, лепестки дро­жат. Это Под­сол­неч­ник ждет вос­хода солнца. Вот, нако­нец, солнце пока­за­лось из-за гори­зонта. Под­сол­неч­ник пово­ра­чи­вает к нему свою золо­тую головку и смот­рит, смот­рит на крас­ный огнен­ный круг. Улы­ба­ется Под­сол­неч­ник солнцу, раду­ется. При­вет­ствует солнце, говорит:

— Здрав­ствуй, сол­нышко, я так долго ждал тебя ночью.

Солнце под­ни­ма­ется все выше и выше, плы­вет по небу. И Под­сол­неч­ник пово­ра­чи­вает за ним свою золо­тую головку. Вот оно уже захо­дит за гори­зонт, и Под­сол­неч­ник в послед­ний раз улы­ба­ется его золо­тым лучам. Зашло солнце.

Пово­ра­чи­вает Под­сол­неч­ник головку туда, где зав­тра взой­дет сол­нышко. Спит золо­той цве­ток, и снится ему утрен­няя заря.

Как мы нашли в лесу гнездо

Теп­лым весен­ним днем мы пошли в лес. Доро­гой устали, сели под дере­вьями отдох­нуть. Сидим возле куста. Вдруг Оля тихонько шепчет:

— Смот­рите, в глу­бине куста — гнездо!

Мы уви­дели рядом, совсем близко, малень­кое гнез­дышко. И птичка сидит в гнезде: малень­кая, серень­кая птичка. Смот­рит на нас крас­ными глаз­ками, будто про­сит: «Ой, отой­дите от меня, не при­бли­жай­тесь к моему гнездышку».

Мы не могли отве­сти глаз от малень­кой птички. А потом тихонько встали, ото­шли от куста. Пошли в лес­ные заросли, сели далеко от гнезда. У нас стало легче на душе: мы не испу­гали птичку. Она сидит в гнезде и бла­го­да­рит нас.

Весенний день в лесу

Сквозь сухой про­шло­год­ний листок про­бился зеле­ный под­снеж­ник. Ост­рый, как стре­лочка. Рас­пра­вил листочки. Между ними задро­жали два синих глаза — два цве­точка. Посмот­рели цве­точки вокруг. Что же они увидели?

Боль­шой крас­ный круг, будто клу­бок огня.

— Что это такое?— спро­сили Синие Глазки.

— Это солнце,— отве­тил им Шмель.

Потом Синие Глазки уви­дели высо­кие дере­вья, голу­бое небо, журав­ли­ный клин в небе.

Солнце поды­ма­лось все выше, вот уже оно посреди неба. Потом начало спус­каться к земле и изме­нило цвет.

— Почему это солнце стало крас­ным?— спро­сили Синие Глазки.

— Так оно про­ща­ется с зем­лей,— ска­зала им Оса.

Солнце спря­та­лось. Стемнело.

— Почему это потем­нело?— испу­ганно спро­сили Синие Глазки.— Нам страшно.

— Не бой­тесь,— ска­зал малень­кий Кома­рик.— Это закон­чился день. Спите. Прой­дет ночь, и снова насту­пит день.

Утром на пасеке

Сол­неч­ным весен­ним утром из улья выле­тела Пчелка. Покру­жила над пасе­кой и поле­тела вверх. Смот­рит — на земле что-то белеет. Опу­сти­лась Пчелка. А это яблоня цве­тет. Нашла Пчелка самый души­стый цве­ток, села на его лепестки и пьет слад­кий сок. Напи­лась сама, еще и дет­кам своим набрала. Под­ня­лась, опять поле­тела. Летит над лугом, вдруг видит: на зеле­ном ковре много жел­тых цве­тов. Спу­сти­лась Пчелка. Перед ней цве­тет оду­ван­чик. Цветы боль­шие и такие паху­чие. Нашла Пчелка самый души­стый цве­ток. Села на лепестки. Набрала много-много меда.

Вер­ну­лась Пчелка на пасеку. Встре­ти­лась со своей подруж­кой. Рас­ска­зала ей и о яблоне, и об оду­ван­чике. Отнесли пчелы мед в улей, вылили его в малень­кие мисочки и снова полетели.

А солнце све­тило над всем миром. Оно грело и яблоню, и зеле­ный луг, и пруд. И пчелы радостно пели, потому что све­тит солнце.

Вечерний сумрак

Когда зай­дет сол­нышко, насту­пают вечер­ние сумерки. Все, что нас окру­жает, начи­нает жить своей чудес­ной, ска­зоч­ной жизнью.

Далеко-далеко в степи стоит кур­ган. Как только степь заво­ла­ки­вает вечер­ний сумрак, это уже не кур­ган. Это малень­кий ост­ро­вок. Он стоит среди моря. Пше­нич­ные волны лас­кают берег малень­кого островка.

У око­лицы села стоят три стога сена. В вечер­них сумер­ках это уже не стоги сена, а боль­шие корабли с лило­выми пару­сами. Плыли они в без­бреж­ном оке­ане и вот при­би­лись к селу.

А зеле­ный лес уже не лес, а застыв­шие волны. Зеле­ные мор­ские волны. Это они только кажутся деревьями.

Из глу­бо­кого оврага сумрак рас­пол­зался по степи, по селу, по всему миру.

Весенний дождь

Был теп­лый весен­ний день. Выбе­жала Муравьиха из мура­вей­ника и побе­жала к высо­кому тополю своей тро­пин­кой. При­бе­жала к тополю, полезла по стволу. На топо­ли­ных листоч­ках — малень­кие слад­кие капельки. Вылезла Муравьиха на листо­чек, взяла слад­кую капельку в лапки, поло­жила себе на спину. Уже собра­лась воз­вра­щаться домой, вдруг слы­шит: загре­мел гром. Падают боль­шие капли теп­лого весен­него дождя. Испу­га­лась Муравьиха: «Неужели дождь смоет слад­кую капельку? Что же я понесу своим дет­кам?» Спря­та­лась Муравьиха под кору. Сидит и при­слу­ши­ва­ется. А дождь шумит, шумит.

Нако­нец дождь пере­стал. Выгля­нула Муравьиха и уви­дела: све­тит солнце. Вылезла она из укром­ного местечка, слезла с дерева. Нашла свою тро­пинку, вер­ну­лась домой. А там ее ждали мура­вьята. Дала Муравьиха дет­кам слад­кую каплю топо­ли­ного сока. Раз­де­лила на всех деток, еще и самой осталось.

Гнездо иволги

У иволги пест­рое кра­соч­ное опе­ре­ние. Когда смот­ришь на иволгу, вспо­ми­на­ешь радугу: в ее наряде есть и крас­ные, и оран­же­вые, и жел­тые, и сизые перышки.

Свила иволга гнездо в зарос­лях, на тер­но­вом кусте. Вывела птен­цов. Поле­тела на зиму в теп­лые края.

Зима была холод­ная. Кто-то сру­бил тер­но­вый куст.

При­ле­тает вес­ной иволга из теп­лых краев, а тер­но­вого куста нет. Поле­тала иволга над тем местом, где росли кусты. Были заросли, а теперь бурьян рас­тет. Грустно стало иволге. Села птичка на сухую веточку, что оста­лась от тер­но­вого куста, и запела грустно-грустно. Это она заплакала.

Где же теперь будет вить гнездо иволга?

Ива — будто девушка золотокосая

Над пру­дом стоит пла­ку­чая ива. Накло­нила свои зеле­ные ветви и смот­рит в воду. Ветер дох­нет — колы­шутся ветви, будто косы Девичьи.

Возле самого ствола свила гнез­дышко малень­кая птичка. Как только она выле­тала из сво­его теп­лого гнез­дышка, зеле­ные косы дро­жали. Это ива при­слу­ши­ва­лась к пти­чьему пению.

При­шла осень. Холод­ный ветер позо­ло­тил иво­вые ветви. Девушка стала золо­то­ко­сой. А птички не стало. Куда она делась? Поле­тела в теп­лые края — далеко-далеко за море. Вес­ной она при­ве­тит, и ива пере­ста­нет гру­стить. Опять зазе­ле­неют косы, рано Утром будет про­сы­паться счаст­ли­вая девушка. И птичка тоже будет­счаст­лива, потому что она дома, на Родине. Ведь Родина — самое доро­гое для нас. Дороже Родины нет ничего.

А сей­час девушка золо­то­ко­сая гру­стит. Тихо над пру­дом. Упал золо­той листок и поплыл куда-то далеко-далеко. Вздох­нула ива.

Лес весной

Проснулся лес после дол­гого зим­него сна. Рас­кры­лись почки на ореш­нике и бере­сте, на клене и липе. Малень­кие ярко-зеле­ные листочки потя­ну­лись к теп­лому солнцу. Они души­стые и лип­кие, весен­ние листочки. Упа­дет капелька росы на малень­кий листо­чек и дро­жит, дрожит.

В вет­вях не шеле­стит, а тихо шумит. Это колы­шутся веточки, один листо­чек хочет при­тро­нуться к дру­гому, но не может. Зве­нят веточки, будто вол­шеб­ная лес­ная сви­рель. Сту­чит где-то по стволу дятел, поет иволга.

А что же это зве­нит в глу­бине леса? Идем, при­слу­ши­ва­ясь к тихому звону. В глу­бо­ком овраге видим ручеек. Это он зве­нит. Вышли на, опушку — перед нами рас­ки­ну­лось широ­кое поле. А над полем и над лесом — синее весен­нее небо. И белая тучка.

Только дуб спит. Чего же ты ждешь, дуб? Навер­ное, первую грозу. Она раз­бу­дит тебя ото сна.

Осенний клен

Мы пошли в лес посмот­реть на осен­ний убор дере­вьев. Оста­но­ви­лись возле высо­кого клена. Сели. Какая кра­сота откры­лась перед нами! Стоит клен в ярком, кра­соч­ном убран­стве, а листочки и не задро­жат, и не зашепчут.

— Смот­рите, дети: клен спит. И снится ему все, что он видел от весны до осени. Вот жел­тый листо­чек — будто цве­ток оду­ван­чика. Вес­ной клен был зача­ро­ван и пора­жен кра­со­той оду­ван­чи­ко­вого цветка. Запом­нил эту кра­соту. Заснул, вспо­ми­ная оду­ван­чик,— листо­чек и пожелтел.

— А там, видите, листо­чек — будто утрен­няя заря — розо­вый и лас­ко­вый. А этот — будто вечер­нее зарево перед вет­ре­ным днем.

— Видите, а вот на этой веточке листок яркий и кра­си­вый, будто крыло иволги. Навер­ное, сидела когда-то тут иволга, и сей­час при­сни­лось ее крыло клену.

Мы, затаив дыха­ние, смот­рели на кра­соту. Все замол­чали, будто боя­лись потре­во­жить вол­шеб­ный кле­но­вый сон.

Верба над прудом

Малень­кая Оксанка гуляла возле пруда. Под­няла на берегу вер­бо­вый пру­тик, воткнула его в сырую землю. А сама пошла домой. Вскоре роди­тели Оксанки уехали в город. Там девочка учи­лась в школе.

Про­шло десять лет. При­е­хала Оксанка в род­ное село. Она была уже высо­кой девуш­кой с чер­ной косой. Снова при­шла Оксанка на берег пруда. Уви­дела высо­кую вет­ви­стую вербу, скло­нив­шу­юся над водой. Уди­ви­лась Оксанка:

— Верба, откуда ты взялась?

— Ты меня поса­дила малень­ким пру­ти­ком,— отве­тила Верба.

— Какая же ты боль­шая стала,— ска­зала Оксанка.— Я тебя и не узнала.

— А я тебя узнала,— при­зна­тельно про­шеп­тала Верба.

Как начинается осень

Осень — это дочка деда Мороза. Стар­шая дочка, ведь у него еще есть и млад­шая дочка — Весна. У Осени косы убраны пше­нич­ными колос­ками и крас­ными ягод­ками калины. Ходит Осень лугами, бере­гами. Где вздох­нет, там холо­дом повеет. Любит Осень ночами сидеть на берегу пруда. А утром над водой под­ни­ма­ется седой туман и долго не рас­хо­дится. Так и начи­на­ется Осень.

Боятся Осени птички. Как только уви­дят ее ласточки, сле­та­ются и о чем-то тре­вожно шеп­чутся. А журавли под­ни­ма­ются высоко в небо и тре­вожно курлычут.

Любит Осень захо­дить в сады. Дотро­нется до яблони — яблоки желтеют.

А дятлы раду­ются, встре­тив­шись с Осе­нью: громко кри­чат, пере­ле­тают с места на место, ищут поживу на деревьях.

Сего­дня теп­лый, сол­неч­ный день. Низко стоит солнце — све­тит, но не очень греет. Села стар­шая дочка деда Мороза под сто­гом сена, рас­пле­тает косу, гре­ется. Поет песню о сереб­ря­ных паутинках.

Муравьи и тыквенное зернышко

Нашли муравьи на ого­роде тык­вен­ное зер­нышко. Души­стое, вкус­ное, но очень тяже­лое. Нужно зер­нышко доне­сти до мура­вей­ника, разве можно оста­вить такое богат­ство? А мура­вей­ник далеко-далеко, в лесу, за горами высо­кими и доли­нами широ­кими. Едва под­нял тык­вен­ное зер­нышко на спину один мура­вей. За ним побе­жали дру­зья — весь мура­вьи­ный род. Устал мура­вей, поло­жил зер­нышко, его сразу же под­хва­тил дру­гой муравей.

Так по оче­реди несли и несли тык­вен­ное зер­нышко — через горы высо­кие и долины широ­кие. Когда солнце к закату скло­ни­лось, они при­несли зер­нышко в мура­вей­ник. При­несли — и снова на ого­род. Может быть, там еще есть такое же зернышко?

Капля росы

Рано утром на цветке розы просну­лась Капля росы. «Как я здесь очу­ти­лась? — думает Капля. — Вече­ром я была высоко в небе. Как я попала на землю?»

И захо­те­лось ей опять в небо.

При­грело Сол­нышко. Испа­ри­лась Капля, под­ня­лась высоко-высоко в голу­бое небо, к самому Сол­нышку. Там тысячи дру­гих капель. Собра­лись они в чер­ную тучу и закрыли Солнышко.

— Почему вы меня закрыли от людей? — рас­сер­ди­лось Сол­нышко. И послало на тучу огнен­ную стрелу. Уда­рила огнен­ная стрела, загре­мел гром. Испу­га­лась чер­ная туча и рас­сы­па­лась. Пошел дождь. Упала Капелька на Землю.

— Спа­сибо тебе, Капелька,— ска­зала Земля.— Я так истос­ко­ва­лась по тебе.

Вечерняя заря

Зашло Сол­нышко за гори­зонт. Где оно, что оно делает, когда у нас ночь?

Вот при­кос­нулся огнен­ный диск к гори­зонту. Вот уже скры­лось Сол­нышко за горой. А небо пылает, горит. Почему это так?

А вот почему. У Сол­нышка есть сад, где оно отды­хает ночь. В том саду боль­шое озеро. Не вода в том озере, а рас­плав­лен­ное золото. Потому что и Сол­нышко из рас­плав­лен­ного золота. Вот Сол­нышко и ложится отдох­нуть в огнен­ное озеро. Рас­прав­ляет свои могу­чие плечи. Вско­лых­нет, взвол­нует воду в озере. Летят огнен­ные брызги, рас­сы­па­ются золо­тым дождем. Заго­ра­ется синее небо алой зарей. Горит вечер­няя алая зорька, пока Сол­нышко успокоится.

Дед Осенник

В тем­ном лесу живет дед Осен­ник. Он спит на сухой листве и чутко при­слу­ши­ва­ется к пению птиц. Как только услы­шит груст­ную песню журав­лей — курлы-курлы, под­ни­ма­ется и говорит:

— При­шло мое время. Уле­тают в теп­лый край журавли.

Выхо­дит из лесу дед Осен­ник, седой, в сером плаще. Где прой­дет, там листья жел­теют и падают на землю. Выхо­дит на опушку, садится, при­сло­ня­ется к дубу и тихо-тихо что-то поет. Это не песня, а осен­ний ветер… Когда он поет, его борода рас­тет, раз­ве­ва­ется на ветру. Вот она уже про­тя­ну­лась на лугу. Стал серым луг.

— Осен­ний туман,— гово­рят люди.

Им и невдо­мек, что это борода деда Осенника.

Куст волчьих ягод

Осы­па­лись листья с дере­вьев, поблекла трава. Голому, про­зрач­ному лесу зябко, холодно. Насквозь про­ду­вает его ветер. Не слышно весе­лого говора ребя­ти­шек. Не за чем ходить в лес: нет ни гри­бов белых, ни чер­ных ягод терна, ни кис­лень­кого шиповника.

Стоит на опушке один только Куст вол­чьих ягод. Ост­рые зеле­ные листики, как жестя­ные, а ветви крас­ными гроз­дьями уве­шан­ные. Любу­ется сам собой Куст: «Вот какой я красивый!»

Занесло поля и дере­вья сне­гом. А гроз­дья на Кусте вол­чьих ягод все крас­неют. Не садятся на Куст ни дятел, ни дрозд, ни сорока.

— Почему вы не про­бу­ете моих ягод, птички?— спра­ши­вает Куст вол­чьих ягод.

— Потому что они ядо­ви­тые,— отве­чают птички.

— А почему же они такие красивые?

— Ядо­ви­тое часто бывает красивым.

Птичья кладовая

Ран­ней осе­нью в степи не умол­кало пти­чье щебе­та­нье. Птички сле­та­лись на сжа­тое поле, кле­вали зернышки.

А на опушке леса сто­яла Рябина. На ней созрели крас­ные гроз­дья ягод. Рябина удив­ля­ется, почему к ней не летят птицы.

Летел дрозд, Рябина спросила:

— Дрозд, почему ты не хочешь отве­дать моих ягодок?

— Обо­жди, Ряби­нушка, твои ягоды при­го­дятся на самое труд­ное время. На твоих вет­вях — наша пти­чья кладовая.

Упал снег. Белым ков­ром покры­лись поля. Занесло сугро­бами траву. Дни и ночи поёт свою зауныв­ную песню холод­ный ветер.

Рано утром просну­лась Рябина от пти­чьего щебе­та­нья. Видит — при­ле­тели к ней дрозды и дятлы.

— Вот теперь и пти­чья кла­до­вая пона­до­би­лась,— заще­бе­тал Дрозд.— Уго­щай нас, Ряби­нушка, сво­ими ягодами.

Солнышко и Божья Коровка

Осе­нью залезла Божья Коровка под кору на дереве. Спит себе букашка, не страшны ей ни морозы лютые, ни ветры жгу­чие. Спит Божья Коровка, и снится ей тёп­лый сол­неч­ный день, лег­кое облачко на синем небе, яркая радуга.

Среди зимы выдался тёп­лый сол­неч­ный денёк. Тихо в лесу, нет ветра. При­грело сол­нышко чёр­ную кору. Жарко стало Божьей Коровке. Просну­лась она, сладко зев­нула, выгля­нула из-под коры. Хотела уже рас­пра­вить кры­лышки и поле­теть, но Сол­нышко при­гро­зило ей:

— Не вылазь, Божья Коровка! Спрячься в своей теп­лой постельке. Рано тебе летать — погиб­нешь. Мои лучи тёп­лые, но мороз ковар­ный — убьёт тебя. Будут ещё и метели, и ветры сту­дё­ные, и морозы трескучие.

Послу­ша­лась доб­рого совета Божья Коровка. Поды­шала све­жим воз­ду­хом и опять полезла в свою тёп­лую постельку.

Улетают лебеди

Тихий осен­ний вечер. Село за горы сол­нышко. Небо на закате пур­пур­ное — зав­тра будет ветер. А сего­дня тихо-тихо.

Вдруг из-за леса раз­да­ётся тре­вож­ный крик: курлы-курлы. Высоко в небе летит стая лебе­дей. Почему они кри­чат так тревожно?

Кажется, они что-то уно­сят с род­ной земли. Мне вспом­ни­лась сказка, кото­рую рас­ска­зы­вала бабушка: когда уле­тают лебеди, они кры­льями сво­ими сеют на земле печаль. Я всмат­ри­ва­юсь в летя­щую стаю. На тон­ких лебе­ди­ных кры­льях играют пур­пур­ные отблески вечер­ней зари. Разве печаль пур­пур­ная? Она ведь лазо­ре­вая, сире­не­вая, как высо­кие кур­ганы в степи.

— А когда воз­вра­ща­ются лебеди, что они сеют крыльями?

Как Ежиха приласкала своих деток

У Ежихи было два ежонка — круг­лень­кие, как клу­бочки, с малень­кими иго­лоч­ками. Одна­жды пока­ти­лись клу­бочки-ежата добычу искать. Катятся садом, катятся ого­ро­дом, уви­дели Зай­чика. Ест Зай­чик слад­кую мор­ковь. Ежи­кам тоже захо­те­лось мор­кови попро­бо­вать. Только высу­нули малень­кие головки, а Зай­чик как закричит:

— Вон отсюда, вы гад­кие, колючие!

При­ка­ти­лись ежата к маме, плачут.

— Почему вы пла­чете, дети? — спра­ши­вает мама.

— Зай­чик гово­рит, что мы про­тив­ные, колю­чие,— гово­рят плача ежата.

Ежиха при­жала малень­ких деток, при­лас­кала их:

— Да разве вы колю­чие, детки мои род­ные,— гово­рит она.— Воло­сики у вас мягонь­кие, как лен. Вы же пуши­стые, круг­лые, как мячики.

Кукушкино горе

Кукушка кла­дёт яйца в чужие гнёзда. Когда вылуп­ли­ва­ются кукуш­кины птенцы, они выбра­сы­вают птен­цов хозяев из гнезда.

Почему же ты такая жесто­кая, Кукушка? Почему сво­его гнезда не вьёшь и птен­цов не выво­дишь?— спро­сил у Кукушки Ветер-Буревей.

— Слу­шай, Ветер,— отве­тила Кукушка.— Напрасно счи­тают меня жесто­кой. Лишь только зазе­ле­неет лес, выле­зают из своих куко­лок гусе­ницы. Много появ­ля­ется в лесу гусе­ниц — боль­ших, мох­на­тых, зелё­ных, ядо­ви­тых. Ника­кая птица их не ест, а я ем. Если бы не ела я этих хищ­ни­ков, погиб бы лес. Съели бы все листья гусе­ницы. Неко­гда мне птен­цов выводить…

Вот что рас­ска­зала Кукушка Ветру-Буре­вею. Рас­ска­зала и пригорюнилась.

— Почему ты так жалобно поёшь?— спро­сил Ветер-Буревей.

— Грущу о своих дет­ках,— отве­тила Кукушка.

— Но ты же их не кор­мишь,— ска­зал Ветер-Буре­вей,— их кор­мят дру­гие птицы.

— Я для них спа­саю лес,— тихо ска­зала Кукушка.

Что случилось с моими детками?

Под курицу-наседку поло­жили десять ути­ных яиц. Она долго сидела на них, ожи­дая малы­шей. Вылу­пи­лись малень­кие жел­тень­кие птенцы. Им сразу же захо­те­лось гулять. Наседка повела их во двор. При­вела к навоз­ной куче, стала гре­сти и птен­цов звать, а они гля­дят в сто­рону. Уви­дели пруд, побе­жали к нему, прыг­нули в воду и поплыли.

Заку­дах­тала тре­вожно наседка, смот­рит на своих пла­ва­ю­щих деток, кричит:

— Воз­вра­ти­тесь! Ведь вы утонете!

Но птенцы как будто не слы­шат. Ведь это не цып­лята, а утята. Долго они пла­вали, к вечеру только воз­вра­ти­лись на берег. Наседка тер­пе­ливо ждала их. Дождав­шись, повела домой. Ведет и упрекает:

— Какие вы непо­слуш­ные. И кто это вас научил пла­вать? Ни отец, ни мать не пла­вают, а вы пла­ва­ете. Больше не пущу я вас на пруд.

А утята пищат ей в ответ:

— Мама, зав­тра поплы­вем вме­сте. Как хорошо в воде!

Смот­рит наседка на малы­шей и недо­уме­вает: что с моими детками?

Старый пень

Росло в лесу боль­шое вет­ви­стое дерево. Вес­ной покры­ва­лось зеле­ными листьями и белыми цве­тами. При­ле­тали к цве­там пчелы и шмели. Свили на дереве свое гнездо певу­чие птицы. Каж­дый год воз­вра­ща­лись они вес­ной из теп­лых краев, нахо­дили свое дерево и весело щебе­тали: «Доб­рой весны, дерево, вот мы и при­ле­тели к тебе». Радостно жилось дереву, ведь у него было много друзей.

Про­шло много лет. Поста­рело дерево, засохло. При­шли в лес люди, спи­лили сухое дерево и куда-то увезли его.

Остался от дерева пень. От гру­сти и оди­но­че­ства покрылся пень серой пылью. Больно ему было, когда он вспо­ми­нал, как летели к нему пчелы и шмели, как вили гнездо певу­чие птицы… При­ле­тели вес­ной птички, покру­жили над пень­ком, заще­бе­тали тре­вожно и уле­тели. Даже запла­кал пень от тоски. Так захо­те­лось ему чьей-то дружбы.

Насту­пила осень. Одна­жды при­бе­жал к пеньку ежик. Вырыл ямку, носит души­стые сухие листочки и мох, сте­лет зим­нюю постель. Обра­до­вался ста­рый пень, при­жи­мает лас­ково к себе ежика. И ежик с пнем стал лас­ко­вым. Подру­жи­лись, рас­ска­зали один дру­гому о своей жизни. Даже помо­ло­дел пень, зацвел зеле­ным мхом. Ведь теперь у него есть друг.

Любопытное Маковое Зернышко

Несла бабушка с ого­рода созрев­шие мако­вые головки.

— Куда это нас несут?— испу­ганно про­шеп­тало в одной мако­вой головке Любо­пыт­ное Зер­нышко. Оно высу­нуло в окошко свое кро­хот­ную головку, чтобы посмот­реть вокруг, и выпало на землю. Оно вскрикнуло:

— Возь­мите меня, бабуся…

Но бабушка была занята сво­ими мыс­лями и не обра­тила вни­ма­ния на крик Любо­пыт­ного Мако­вого Зернышка.

Перед ним открылся уди­ви­тель­ный мир. Над голо­вой, где-то далеко, под обла­ками, шумят вер­хушки огром­ных рас­те­ний. А над ними — рас­те­ния еще выше, а там, дальше, такие высо­кие, что не видно, где они и кончаются.

Любо­пыт­ному Мако­вому Зер­нышку стало страшно. Ему каза­лось, что оно оста­лось одно-един­ствен­ное в мире.

Оно запла­кало. Потом уснуло. Видело уди­ви­тель­ные сны: будто бы с неба на землю падают огром­ные белые одеяла…

Просну­лось Любо­пыт­ное Мако­вое Зер­нышко от тепла. Оно лежало на мяг­кой перине. Все вокруг пело. Любо­пыт­ному Мако­вому Зер­нышку захо­те­лось посмот­реть: кто это поет? Оно под­няло головку и с удив­ле­нием заме­тило, что вме­сто головки у него — зеле­ный росток. Росток под­нялся над зем­лей и раз­де­лился на листочки. Листоч­ков ста­но­ви­лось все больше и больше. Стало Любо­пыт­ное Мако­вое Зер­нышко высо­ким, вет­ви­стым, строй­ным рас­те­нием. На самой вер­хушке зацвел боль­шой розо­вый цветок.

Все это было уди­ви­тельно и радостно. Но самую боль­шую радость испы­тало Любо­пыт­ное Мако­вое Зер­нышко тогда, когда уви­дело рядом с собой еще один такой же розо­вый цве­ток. А потом уви­дело еще один и еще один цве­ток. А за ними — целое море мако­вых цветков.

— Зна­чит, я не одно-един­ствен­ное в мире!— вос­клик­нуло Любо­пыт­ное Мако­вое Зер­нышко и засме­я­лось. И все вокруг сме­я­лось солнце, голу­бое небо, зеле­ная нива, синий лес. Весь мир смеялся.

Как из зернышка вырос колосок

Целый день кол­хоз­ники сеяли пше­ницу. Трак­то­рист вел трак­тор, за трак­то­ром шла боль­шая сеялка. Насту­пил вечер. Пора воз­вра­щаться домой. Вывел трак­то­рист сеялку на дорогу. Собрался ехать домой. Видит, на ящике сеялки лежит зер­нышко пше­ницы. Взял трак­то­рист зер­нышко, поло­жил на ниву, еще и комом сырой земли при­крыл. Расти, зерно, вырас­тай колоском.

Пустило зерно вниз корень, а вверх — росток, зазе­ле­нел зеле­ный листо­чек. Зимой сте­бельку было тепло под сне­гом. А вес­ной из росточка зеле­ного вырос креп­кий сте­бель, а на нем — боль­шой колос. А в колоске — сто зерен. Смот­рит коло­сок вокруг себя и видит целое море колос­ков. Радостно ему стало, и он запел.

Шел полем трак­то­рист. Узнал коло­сок сво­его друга и покло­нился ему низко.

Тополя в степи

В степи над доро­гой рас­тут три тополя. Один высо­кий, ста­рый и два моло­дых, гиб­ких. Рас­ска­зала мне бабушка: тут когда-то рос только один тополь — вот этот ста­рый, боль­шой. Грустно было ему одному у дороги. Одна­жды шел доро­гой пут­ник. Сел под ста­рым топо­лем. Про­сит он прохожего:

— Доб­рый чело­век, отрежь от меня две тонень­кие веточки, посади их возле меня. Пусть вырас­тут рядом со мной два тополя, мне будет радостно.

Отре­зал доб­рый чело­век две малень­кие веточки, поса­дил их и полил. Зазе­ле­нели веточки, пре­вра­ти­лись в моло­дые топольки. Поли­вают их густые дожди, рас­ка­чи­вает ветер. Радостно стало ста­рому тополю со сво­ими сыновьями.

Шеле­стят тихо три тополя. Это они о чем-то раз­го­ва­ри­вают. Навер­ное, о том, как плохо жить одному и как радостно жить вместе.

Оля-волшебница

В школь­ной теп­лице встре­ти­лись осен­ний и весен­ний цветки. Вот как это случилось.

Пере­несли мы в теп­лицу осен­ние цветы — хри­зан­темы. Зацвели они — белые, фио­ле­то­вые, розо­вые. А возле них зеле­нел побег сирени. При­бли­жался Новый год. На улице шел снег, шумел зим­ний ветер, а в теп­лице было уютно и тихо. Одним сол­неч­ным зим­ним утром зацвела сирень. Открыл цве­ток сирени голу­бые глаза, уви­дел белый цве­ток, хри­зан­тему, и спра­ши­вает удивленно:

— Ты же осен­ний цве­ток, хри­зан­тема. Почему же ты рас­цвела сейчас?

— А ты ведь весен­ний цве­ток. Почему же ты рас­цвел сей­час, на улице трес­ку­чий мороз?

Посмот­рел цве­ток сирени — и правда: на улице зима.

— Это все малень­кая девочка Оля,— гово­рит хри­зан­тема.— Это она поса­дила нас здесь. Если бы не она, мы бы и не встретились.

Не встре­ти­лась бы весна с осенью.

Елочка для воробьишек

Через три дня Новый год, а Витя в постели. Поста­вила мама перед кро­ва­тью елку, пове­сила на нее много игру­шек, кон­феты и яблоки. Вече­ром заго­ре­лись на елочке лампочки.

При­шло утро послед­него дня перед Новым годом. Посмот­рел Витя в окошко. Уви­дел трех малень­ких воро­бьи­шек. С лапки на лапку пры­гают, корм ищут. Жалко стало Вите птичек.

— Мама, гово­рит Витя,— устроим и воро­быш­кам елку.

— Как?— уди­ви­лась мама.

— Смотри как,— отве­тил Витя.

Воткнул ело­вую веточку в коробку из-под кон­фет, насы­пал зерна и крошек.

Вынесла мама малень­кую елочку и поста­вила во дворе.

Уви­дали воро­бышки, при­ле­тели к зер­ныш­кам, пируют, чири­кают радостно.

Вот радост­ный был Новый год у Вити!

Ласточка с перебитым крылом

После жар­кого лет­него зноя загре­мела гроза. Пошел ливень. Вода залила Ласточ­кино гнездо, при­ле­пив­ше­еся к стенке ста­рого сарая. Раз­ва­ли­лось гнез­дышко, выпали птенцы. Они уже опе­ри­лись, но не умели еще летать. Летает Ласточка над дет­ками, зовет под куст.

Несколько дней жили птенцы под кустом. Ласточка носила им корм. Они, сбив­шись в кучку, ждали ее.

Вот уже чет­веро малы­шей научи­лись летать, пораз­ле­та­лись, а один все не летает. Ласточка сидит возле птенца, не уме­ю­щего летать. У него пере­бито кры­лышко. Когда выпал из гнезда, покалечился.

До осени жил пте­нец с иска­ле­чен­ным кры­лом под кустом. А когда при­шло время ласточ­кам уле­тать в теп­лый край, они собра­лись боль­шой стаей, сели на куст, и долго оттуда был слы­шен тре­вож­ный писк.

Уле­тели птицы в теп­лый край. Оста­лась моло­дая ласточка с пере­би­тым кры­лыш­ком. Я взял ее и при­нес домой. Она довер­чиво при­жа­лась ко мне. Я поса­дил ее на окошко. Ласточка смот­рела в синее небо. Мне пока­за­лось, что у нее в гла­зах дро­жат слезы.

Прекрасная песня Жаворонка

Шел Чело­век пше­нич­ным полем. Вдруг из-под ног у него вспорх­нул Жаво­ро­нок. Под­нялся высоко над голо­вой у Чело­века и стал петь свою чудес­ную песню. Чудится Чело­веку в этой песне див­ная сказка о сереб­ря­ных стру­нах, натя­ну­тых от солнца к земле. О золо­том сол­нышке, кото­рое вече­ром идет отды­хать в ска­зоч­ный сад. О радуге — золо­том мосте, по кото­рому на землю схо­дят куз­нецы-вели­каны, чтобы взять железа и угля…

Слу­шает Чело­век див­ную песню Жаво­ронка и идет все дальше и дальше — туда, куда летит Жаво­ро­нок, а летит он к лесу. Нако­нец, уви­дев, что Чело­век уже на опушке леса, Жаво­ро­нок быстро уле­тел в пше­ницу и спря­тался в ней.

Там его гнездо. При­бе­жал он к гнезду, а жаво­ро­нята ждут не дождутся матери. Они спрашивают:

— Мама, о чем ты пела в своей песне?

— О Чело­веке. Я про­сила его: иди, Чело­век, подальше от моего гнезда. Оставь в покое моих птенцов.

— И понра­ви­лась твоя песня Человеку?

— Очень понра­ви­лась. Он пошел за мной на опушку леса.

Без соловейка

В одном селе дет­ский сад раз­ме­стился в малень­кой кре­стьян­ской хате под соло­мен­ной кры­шей. В ком­на­тах сто­яли новые, очень удоб­ные для детей сто­лики и кро­вати. Было много игру­шек. Осо­бенно нра­вился детям всад­ник на коне. Этого всад­ника назы­вали буде­нов­цем: на шапке у него горела крас­ная звезда, а в руке он высоко под­нял саблю.

Еще одно очень нра­ви­лось детям в саду: соло­вейко. Он жил в виш­няке возле самой хаты. Утром, придя в дет­ский сад, дети тихонько оста­нав­ли­ва­лись возле откры­того окна и слу­шали, как поет соло­вейко. Это были самые счаст­ли­вые минуты.

И вот для дет­ского сада построил кол­хоз боль­шой камен­ный дом. Подъ­е­хали одна­жды к хате две авто­ма­шины. На одну поло­жили столы, кро­вати, миски, ложки, а на дру­гую сели дети с игрушками.

В новом доме было светло и про­сторно. Но вот, придя утром в дет­ский сад, малыши открыли окно, чтобы послу­шать соло­вьи­ную песнь. Соло­вейка не было.

В про­стор­ных, свет­лых ком­на­тах стало грустно.

В поле ничего нет

Позд­ней осе­нью на полях не было ничего — ни колос­ков, ни стерни, ни соломы. Все собрано, все в закро­мах или во дворе. Зеле­неет озимь, чер­неет пашня. В голых дере­вьях поет осен­ний ветер. Над зем­лей низко плы­вут серые тучи. Из них сеет и сеет на землю морось. Солнца не видно. При­дешь в поле и не ска­жешь, какая сей­час пора — день, утро или пред­ве­че­рье. Умолкли птицы.

Через поле идут два чело­века. Один из них в город­ской одежде. Это город­ской гость. Он при­е­хал в село на несколько дней — пого­стить. Он идет пахо­той, смот­рит на пустое поле и говорит:

— Как пусто и непри­вет­ливо в поле. Даже грустно. Дру­гое дело, когда тут шумели колосья.

Рядом с город­ским гостем идет агро­ном. Он много лет рабо­тает в мест­ном кол­хозе. Смот­рит он на пустое поле, и в гла­зах его — радость. Он гово­рит сво­ему город­скому гостю:

— Как кра­сиво сей­час поле. Оно кра­си­вое именно тем, что пустое.

Метель

Наша хата стоит на око­лице села. Одна­жды зим­ним утром начал падать снег, потом повеял ветер. Поле покры­лось тума­ном. Он клу­бился, будто белый водо­пад. Сколько ни видит глаз — везде белые волны, быст­рые и неудержимые.

Я открыл дверь и выгля­нул на улицу. Вдруг вижу: к стогу соломы, что стоит неда­леко в поле, поле­тела малень­кая серая птичка. Будто не сама она поле­тела, а белая волна понесла ее. Упала птичка рядом со сто­гом. Ой, что же делать? Снег же засып­лет птичку, мороз заморозит.

Надел я тулуп и пошел к стогу. Нашел птичку. Ее уже засы­пало сне­гом. Под­нял я малень­кую птичку, спря­тал под рубашку, при­нес домой. Поло­жил на стол, а она едва дышит. Ото­гре­лась немного, под­няла головку. Вижу — у птички кры­лышко в крови. Это какой-то хищ­ник ее поранил.

Несколько недель жила птичка у нас в хате. Зажило кры­лышко, я выпу­стил ее, и она поле­тела. А вече­ром при­ле­тела, села на откры­тую фор­точку и щебе­чет. Это она, навер­ное, говорит:

— Я бла­го­дарна тебе. Я люблю тебя, но на воле мне лучше.

Сколько же здесь свирелей!

Две­на­дца­ти­лет­ний Нико­лай пас корову. В горя­чий лет­ний день, когда все вокруг пыта­ется спря­таться от жары, Нико­лай сел под вер­бой. Он уви­дел на зеле­ной траве палочку из бузины.

«Из нее же сви­рель можно сде­лать»,— поду­мал мальчик.

Он выров­нял концы палочки, про­чи­стил серд­це­вину, про­су­шил ее на горя­чем ветру.

Зазву­чала тихая мело­дия. Это была песня о сол­неч­ном лет­нем дне, голу­бом небе, песне жаворонка.

Нико­лай посмот­рел вокруг себя, и ему пока­за­лось, что все стало кра­си­вее: и верба, что скло­ни­лась над пру­дом, и зеле­ный луг, и цве­ток ромашки.

При­бли­жался вечер. Нико­лай погнал корову домой. Над пру­дом он уви­дел боль­шой куст бузины. Куст был вет­ви­стый, тон­кий, гиб­кие ветки дро­жали от лег­кого вечер­него ветра.

«Сколько же здесь сви­ре­лей!» — поду­мал Нико­лай. Он подо­шел к бузин­ному кусту, при­тро­нулся к ров­ной гиб­кой ветке. Ему пока­за­лось, что ветка запела, заиграла.

Маль­чик стоял над пру­дом, при­слу­ши­ва­ясь к вол­шеб­ной музыке.

Кусочек лета

Пяти­лет­няя девочка Лариса встала рано, на рас­свете, и пошла в сад. Мама ска­зала, что пора про­щаться с осе­нью: скоро упа­дет на землю снег, закру­жит вьюга. Ночью будет ходить под окном дед Мороз, дышать ледя­ным холо­дом, от кото­рого будут замер­зать окна.

В саду было пусто и тихо. Листья с дере­вьев давно опали. Ветер рас­ка­чи­вал голые ветки.

Под дере­вьями лежали сухие листья и тихо шеле­стели под ногами.

Вдруг среди серых листьев Лариса уви­дела боль­шое розо­вое яблоко. Навер­ное, оно упало недавно, потому что было целое и свежее.

Девочка обра­до­ва­лась. Она под­няла яблоко, посмот­рела вокруг себя и почув­ство­вала, что в саду стало свет­лее и уютнее.

С ябло­ком в руках Лариса пошла домой. Она поло­жила розо­вое яблоко на стол и ска­зала маме:

— Это кусо­чек лета. Пусть лежит оно здесь до весны.

С того дня яблоко так и лежало на столе. Боль­шое, розо­вое, све­жее, будто только что с дерева.

На улице мороз, вьюга, а оно лежит на столе. Кто ни зай­дет в хату, гля­нет на яблоко и улыбнется.

Дуб на дороге

С севера на юг, между двумя боль­шими горо­дами, люди начали стро­ить дорогу. Заду­мали люди постро­ить дорогу широ­кую и ров­ную, проч­ную и красивую.

Нача­лось стро­и­тель­ство дороги. Рабо­чие насы­пали высо­кую зем­ля­ную насыпь, обло­жили ее кам­нями, залили асфаль­том. Дорога шла сте­пями и лугами, бере­гами рек.

Одна­жды при­шли стро­и­тели в поле. Тут рос неболь­шой кустар­ник. Инже­нер пока­зы­вал, где про­кла­ды­вать буду­щую дорогу, а рабо­чие заби­вали в землю неболь­шие колышки.

Вдруг рабо­чие оста­но­ви­лись, поло­жили на землю колышки. Там, где должна про­лечь дорога, стоял высо­кий дуб. Тол­стый, креп­кий, могу­чий — будто степ­ной часовой.

К рабо­чим подо­шел инже­нер. Он ни слова не ска­зал рабочим.

Рабо­чие тоже молчали.

Инже­нер долго смот­рел на план дороги, потом пере­вел взгляд на дуб и вздохнул.

Рабо­чие тоже тяжело вздохнули.

— План изме­нять нельзя,— ска­зал инженер.

— Дуб тоже рубить нельзя,— ска­зали рабочие.

Инже­нер выта­щил колы­шек, ото­шел мет­ров на сто от дуба и забил его в землю.

— Теперь нас никто не осу­дит,— ска­зал он.

Про­шло несколько лет. С севера на юг про­легла широ­кая асфаль­ти­ро­ван­ная дорога. Ров­ная, как стрела. Но в одном месте она изо­гну­лась под­ко­вой. Еду­щие авто­бу­сом люди радостно улы­ба­ются, говорят:

— Бла­го­род­ное сердце у тех людей, кто строил эту дорогу.

Ласточки прощаются с родной стороной

Много лет под кры­шей хаты жили ласточки. Вес­ной они при­ле­тали из теп­лого края, выво­дили птен­цов, а осе­нью уле­тали в теп­лые страны.

В хате жили отец, мать и девочка Аленка. Она с нетер­пе­нием ждала тот теп­лый весен­ний день, когда при­ле­тали ласточки. Это был для Аленки насто­я­щий празд­ник. Летом девочка любила смот­реть, как ласточки кор­мят птен­цов, ложатся спать.

А осе­нью, когда ласточки уле­тали, Аленке ста­но­ви­лось грустно. Она будто раз­лу­ча­лась с доро­гими друзьями.

За несколько дней до того, как уле­теть, ласточки соби­ра­лись неболь­шой стай­кой, сади­лись на теле­граф­ную про­во­локу возле двора и долго сидели там. Аленке каза­лось, что ласточки гру­стят. Она при­слу­ши­ва­лась к их тре­вож­ному щебе­та­нию и думала: «Почему это они долго сидят?»

— Мама, почему ласточки перед отле­том соби­ра­ются на про­во­локе и долго-долго щебечут?

— Они про­ща­ются с род­ной зем­лей. Ведь дорога в теп­лые края дале­кая и опасная.

Аленка подо­шла к стайке ласто­чек, кото­рые сидели на про­во­локе. Ей хоте­лось, чтобы ласточки и с ней попрощались.

Злой Медвежонок или добрый?

Это было в годы Вели­кой Оте­че­ствен­ной войны. Две­на­дца­ти­лет­ний Пав­лик пас телят. Тогда все дети, даже малень­кие маль­чики и девочки, рабо­тали в поле, ведь отцы были на фронте, а матери не могли сами спра­виться с работой.

У Пав­лика в стаде было сорок пять телят. Все телочки и бычки были спо­кой­ные, лас­ко­вые. Один только бычок — его звали Мед­ве­жо­нок — был очень сер­ди­тый и драч­ли­вый. Часто он, накло­нив голову, тол­кал Пав­лика. Маль­чик боялся Медвежонка.

В тихий июнь­ский день при­нес поч­та­льон похо­рон­ное изве­ще­ние. Отец Пав­лика пал в бою. Запла­кала мать, запла­кала малень­кая сест­ричка, запла­кал и Пав­лик. Плача погнал он телят на пастбище.

Сел Пав­лик под бере­зой, накло­нился и пла­чет. Вдруг слы­шит: кто-то лас­ково дотро­нулся до плеча. «Кто же это?» — поду­мал с удив­ле­нием Пав­лик. — Никого ведь на паст­бище нет». Огля­нулся и уви­дел: возле него стоит Мед­ве­жо­нок. Накло­нил голову и трется о его плечо.

Пав­лик погла­дил бычка. Мед­ве­жо­нок лег рядом и поло­жил голову маль­чику на колени.

Прилетели жаворонки

Когда в весен­нем небе появ­ля­ются пер­вые жаво­ронки, матери пекут малень­ких жаво­рон­ков из пше­нич­ного теста.

Испекла мама птенца и Сереже. Поса­дил Сережа пше­нич­ную птичку на откры­тое окно. Ярко све­тит весен­нее сол­нышко, поет теп­лый ветер в зеле­ной иве. Сидит жаво­ро­нок, смот­рит чер­ным гла­зом в небо. И кажется Сереже: шеве­лит птичка крыль­цами, вот-вот взле­тит в небо.

Насту­пила ночь. Уснул Сережа. А жаво­ро­нок все смот­рит и смот­рит в небо. При­сни­лось Сереже, что холодно стало жаво­ронку, и он взял его к себе в постель погреться. А может быть, это и в самом деле было.

Утром, открыв глаза, Сережа сразу же посмот­рел на под­окон­ник. Окно открыто, но жаво­ронка нет. Под­бе­жал Сережа к окну, посмот­рел в голу­бое утрен­нее небо и вскрикнул:

— Мама, наш жаво­ро­нок поле­тел в небо! Вот он поет.

Мама посмот­рела на Сережу и спросила:

— А ты брал его к себе в постель?

— Брал на одну минуту среди ночи. Ему было холодно. Я погрел его…

— Зна­чит, это он уле­тел уже утром,— с улыб­кой отве­тила мама.

Мальчик и Колокольчик Ландыша

При­шла весна. Из земли пока­за­лась зеле­ная стре­лочка. Она быстро росла, раз­де­ли­лась на два листочка. Листочки стали боль­шими. Между ними появился малень­кий росток. Он под­нялся, накло­нился к одному листочку и вдруг рано утром рас­цвел сереб­ри­стым Коло­коль­чи­ком. Это был Коло­коль­чик Ландыша.

Рано утром Коло­коль­чик Лан­дыша уви­дел малень­кий Маль­чик. Его пора­зила кра­сота цве­точка. Он не мог ото­рвать глаз от Лан­дыша. Он про­тя­нул руку, чтобы сорвать цветочек.

Цве­то­чек шеп­чет Мальчику:

— Маль­чик, зачем ты хочешь меня сорвать?

— Ты мне очень нра­вишься. Ты очень кра­си­вый,— отве­чает Мальчик.

— Хорошо,— ска­зал Коло­коль­чик Лан­дыша и тихонько вздох­нул.— Сры­вай, но только перед тем, как сорвать, скажи, какой я красивый.

Маль­чик посмот­рел на Коло­коль­чик Лан­дыша. Цве­ток был пре­кра­сен. Он был похож и на утрен­нее небо и на лазур­ную воду пруда, и еще на что-то уди­ви­тельно кра­си­вое. Маль­чик все это чув­ство­вал, но ска­зать не мог.

Он стоял у Коло­коль­чика Лан­дыша, оча­ро­ван­ный кра­со­той цветка. Стоял и молчал.

— Расти, Коло­коль­чик,— тихо про­шеп­тал мальчик.

Девочка и Ромашка

В ясное сол­неч­ное утро малень­кая Девочка вышла поиг­рать на зеле­ной лужайке. Вдруг она услы­шала: кто-то пла­чет… При­слу­ша­лась и поняла: плач доно­сился из-под камня, кото­рый лежит в конце лужайки. Камень неболь­шой, но очень твер­дый. Нагну­лась Девочка к камню и спрашивает:

— Кто там пла­чет под камнем?

— Это я, Ромашка,— послы­шался тихий, сла­бый голос из-под камня.— Осво­боди меня, Девочка, давит меня камень.

Отбро­сила Девочка камень и уви­дела неж­ный сте­бе­лек Ромашки.

— Спа­сибо тебе, Девочка,— ска­зала Ромашка, вздох­нув всей гру­дью.— Ты осво­бо­дила меня из-под камен­ного гнета.

— Как же ты попала сюда, под камень?

— Обма­нул меня камен­ный гнет,— рас­ска­зала Ромашка.— Была я малень­ким ромаш­ко­вым семеч­ком. Осе­нью я искала теп­лого уголка. При­ютил меня камен­ный гнет, обе­щал обе­ре­гать меня от холода и зноя. А когда я захо­тела уви­деть сол­нышко, он чуть не зада­вил меня. Я хочу быть твоей, Девочка.

— Хорошо, будь моей,— согла­си­лась Девочка.

Девочка и Ромашка подру­жи­лись. Каж­дое утро Девочка при­хо­дила к Ромашке, и они вме­сте встре­чали Солнышко.

— Как хорошо мне быть твоей, Девочка,— часто гово­рила Ромашка.

— А если бы ты выросла в лесу или у дороги? Если бы ты была ничья?

— Я бы умерла от горя,— тихо ска­зала Ромашка.— Но я знаю, что ничьих цве­тов не бывает. Они все­гда чьи-то. Вот и тот Мако­вый Коло­коль­чик — он дру­жит с Сол­ныш­ком. А вот тот малень­кий цве­то­чек Неза­будки — он друг Весен­него ветра. Нет, цве­ток не мог бы жить ничьим.

Пусть будут и Соловей, и Жук

В саду пел Соло­вей. Его песня была пре­красна. Он знал, что его песню любят, и поэтому смот­рел с гор­до­стью на цве­ту­щий сад, на яркое синее небо, на малень­кую Девочку, кото­рая сидела в саду и слу­шала его песню.

А рядом с Соло­вьем летал боль­шой рога­тый Жук. Он летал и жуж­жал. Соло­вей пре­рвал свою песню и гово­рит с доса­дой Жуку:

— Пре­крати свое жуж­жа­ние. Ты не даешь мне петь. Твое жуж­жа­ние не нужно никому, и вообще лучше было бы, если бы тебя, Жука, вообще не было.

Жук с досто­ин­ством ответил:

— Нет, Соло­вей, без меня, Жука, тоже мир невоз­мо­жен, как и без тебя, Соловья.

— Вот так муд­рость!— рас­сме­ялся Соло­вей.— Зна­чит, ты тоже нужен людям? Вот спро­сим у Девочки, она ска­жет, кто нужен людям и кто не нужен.

Поле­тели Соло­вей и Жук к Девочке, спрашивают:

— Скажи, Девочка, кого нужно оста­вить в мире — Соло­вья или Жука?

— Пусть будут и Соло­вей, и Жук,— отве­тила девочка. И поду­мав, доба­вила: — Как же можно без Жука?

Девочка и Синичка

При­шла холод­ная зима.

Малень­кая девочка Наташа пове­сила на яблоньку кор­мушку для Синички и каж­дый день при­но­сила жаре­ные семена конопли. Синичка ждала девочку. Наташа радостно улы­ба­лась, Синичка пела ей песенку и кле­вала семена.

Вес­ной Синичка ска­зала девочке:

— Теперь не при­носи мне корм. Я сама найду себе что поесть. До сви­да­ния — до зимы!

— До сви­да­ния, Синичка.

Снова при­шла зима. Все засы­пало сне­гом. При­ле­тела Синичка к кор­мушке, а в кор­мушке тоже снег.

Тре­вожно стало Синичке. Спра­ши­вает она у яблоньки:

— Яблонька, скажи, почему нет Наташи? Неужели она забыла обо мне?

— Нет, она не забыла. Она больна.

Тяжело стало на душе у Синички. Села она на веточку и думает: «Полечу к девочке. Надо чем-то обра­до­вать ее. При­не­сти ей пода­рок. Но где я возьму пода­рок? Кру­гом снег, снег, снег».

И тогда решила Синичка при­не­сти Наташе песню. При­ле­тела к ее дому, вле­тела в фор­точку, села у постели боль­ной Наташи и запела.

Наташе стало легче.

Пурпурный цветок

Среди ночи рас­крылся бутон розы. Рас­пра­ви­лись неж­ные пур­пур­ные лепестки. Родился новый цве­ток. Он был еще не очень кра­си­вый, лепестки еще не совсем выпря­ми­лись, а один оста­вался немного измятым.

Цве­ток посмот­рел на звезды, мер­ца­ю­щие в небе, тихо вздрог­нул и прошептал:

— Уже рас­све­тает. Надо пред­стать перед солн­цем во всей кра­соте. На нас, на пур­пур­ные наши лепестки, будет смот­реть весь мир.

Лепестки встре­пе­ну­лись. Измя­тый лепе­сток выпря­мился. На пур­пур­ную ткань упала капля росы, задро­жала и тоже стала пурпурной.

Цве­ток выпря­мился, лепестки затре­пе­тали, капля вздрог­нула и заиг­рала пере­ли­вами пур­пур­ного цвета.

— Смот­рите,— ска­зал Цве­ток лепест­кам,— даже небо на востоке ста­но­вится пур­пур­ным. Это от нашей кра­соты. Весь мир будет пурпурным.

Ска­зав это, Цве­ток застыл в ожидании.

Но пур­пур­ное небо блед­нело, ста­но­ви­лось алым, потом розово-голубым.

Цве­ток розы с удив­ле­нием посмот­рел вокруг себя. Вдруг уви­дел зеле­ное дерево и на нем — белую свечу.

— Кто ты?— спро­сил Цветок.

— Я каш­тан. Каш­та­но­вый Цветок.

— Но почему же ты не пур­пур­ный? Почему ты белый, небо — голу­бое, а дерево — зеленое?

— Если бы всё в мире было оди­на­ко­вое, не было бы и кра­соты, отве­тил Каш­та­но­вый Цветок.

Конь и всадник

В малень­ком домике жил Скуль­птор. Он умел выре­зы­вать из дерева людей и живот­ных, ска­зоч­ных птиц и даже цветы с тон­кими про­зрач­ными лепестками.

Рядом со Скуль­пто­ром жил Маль­чик с мамой. Его мама была уголь­щи­цей. Она выжи­гала из дерева уголь, про­да­вала его на рынке и тем жила.

Маль­чик при­хо­дил в мастер­скую Скуль­птора, садился на ска­мейку и смот­рел, как из дерева рож­да­ется жизнь и красота.

Одна­жды Скуль­птору при­везли из лесу боль­шое бревно. Рас­пи­лили на две части. Одну часть при­несли в мастер­скую, а дру­гую бро­сили на свалку во дворе, у домика угольщицы.

Много дней рабо­тал Скуль­птор. Маль­чик видел, как из дерева родился конь. Он был как живой. Он рвался впе­ред, но неви­ди­мый всад­ник сдер­жи­вал его.

— А где же всад­ник?— спро­сил Мальчик.

— Всад­ник остался во вто­рой поло­вине дерева,— отве­тил Скуль­птор, и руки его задро­жали. Скуль­птор был стар и слаб телом, мно­го­днев­ный труд изну­рил его.

Маль­чик побе­жал к матери. Он хотел ска­зать ей: «Мама, отнеси в мастер­скую Скуль­птора вто­рую поло­вину бревна, в ней — всадник».

Но вто­рой поло­вины бревна давно уже не было. Мама раз­ру­била дерево и сожгла его на уголь.

— Зачем же вы, мама, сожгли всад­ника?— спро­сил удру­чен­ный Мальчик.

Мать смот­рела на сына с недоумением.

Вол и Синичка

Ночью пруд покрылся тонень­ким, хруп­ким лед­ком — вот таким, как сей­час. На заре ледок заиг­рал радуж­ным блес­ком: видите, дети, как пере­ли­ва­ются краски зари? Ледок ста­но­вился то алым, то розо­вым, то крас­ным, то фио­ле­то­вым. Вот он заго­релся, как огнен­ное море. Пока­за­лось сол­нышко из-за гори­зонта, и ледок стал багровым.

На вербе сидела Синичка. Она любо­ва­лась игрой утрен­ней зари на ледке. Синичка пела свою нехит­рую песенку о хруп­кой, неж­ной, тон­кой кра­соте. Ее песенка была радост­ная и немножко груст­ная: вот под­ни­мется сол­нышко, рас­то­пит ледок, исчез­нет все очарование.

— Я малень­кая, мои коготки мяг­кие, как пушинки, но и мне нельзя садиться на это вол­шеб­ное зер­кало,— рас­ска­зы­вала Синичка миру.— Да, это зер­кало, в кото­ром отра­жа­ется весь мир. Смот­рите на эту кра­соту! Разве можно спать в эту пору?

А на берегу в это время стоял Вол. Он слы­шал песню Синички и уми­лялся. Если бы он был не Вол, у него зака­пали бы слезы от уми­ле­ния. Но он был Вол. Ему захо­те­лось ближе посмот­реть на кра­соту, о кото­рой пела Синичка. Он подо­шел к самой кромке льда, ледок затре­щал, вол­шеб­ное зер­кало рас­сы­па­лось, со дна под­ня­лась муть.

— Где же эта кра­сота?— про­мы­чал Вол и, напив­шись воды, побрел к про­ти­во­по­лож­ному берегу.

Яблоня и забор

Поса­дил Чело­век во дворе яблоню. Рас­тет Яблоня год, два. Появи­лись на Яблоне пер­вые цветы, завя­за­лись пер­вые плоды. А Чело­век — хозяин Яблони — был злой, жад­ный. Боялся он, кто-нибудь из иду­щих по дороге людей сорвет яблочко. Поста­вил он забор. Отго­ро­дил Яблоню от дороги.

Про­шло еще два года. Еще выше стала Яблоня, про­тя­нула ветви выше забора, накло­ни­лась над дорогой.

Стал стро­ить злой Чело­век забор выше. Яблоня спрашивает:

— Зачем ты меня отго­ра­жи­ва­ешь? Ведь люди идут доро­гой и раду­ются: какая кра­си­вая яблоня.

— Но ты моя Яблоня.

Яблоня не может понять. Смот­рит она на синее небо, на яркое солнце и спрашивает:

— А солнце чье? А небо чье?

Чело­век не мог ничего ответить.

Куча мусора

В конце школь­ного двора, у забора лежала куча мусора. Это сна­чала был малень­кий мусор­ни­чек, потом он стал насто­я­щим мусор­ни­ком и нако­нец пре­вра­тился в боль­шую кучу мусора.

Боль­шая куча уже не уве­ли­чи­ва­лась, но она и так была боль­шая. Сюда выбра­сы­вали бумажки, сгре­бали сухие листья.

Кучу мусора видели все, но никто не обра­щал на нее вни­ма­ния. Каж­дый думал: куда-то и мусор нужно выбра­сы­вать; навер­ное, куча нужна, потому что суще­ствует мусор.

Но вот одна­жды вес­ной на школь­ный двор выбе­жали из класса говор­ли­вые дети. Они выко­пали ямку, поса­дили куст розы, полили его. Каж­дый день они при­хо­дили к сво­ему кусту, поли­вали и радо­ва­лись: на кусте рас­кры­лись почки, появи­лись листочки. И вот насту­пил теп­лый весен­ний день, когда на кусте рас­крылся боль­шой крас­ный цве­ток. Он был такой кра­си­вый, что к кусту розы при­шли все уче­ники и учи­теля. Любу­ясь кра­со­той цветка, все вдруг обра­тили вни­ма­ние на кучу мусора. Всем стало стыдно: разве тут может быть мусорник?

Каж­дый думал: это я вино­ват. Если бы я обра­тил вни­ма­ние на кучу мусора раньше, ее давно уже не было бы здесь.

К куче мусора подъ­е­хал воз. Уче­ники и учи­теля взяли лопаты, побро­сали мусор на воз и вывезли его далеко-далеко в овраг.

Самое красивое и самое уродливое

Маль­чику задали в школе напи­сать сочи­не­ние «Что ты зна­ешь о самом кра­си­вом и самом урод­ли­вом». Долго думал Маль­чик и не мог сооб­ра­зить, что в мире самое кра­си­вое и что — самое урод­ли­вое. Ему каза­лось, что самое кра­си­вое — цве­ток сирени. А самой урод­ли­вой каза­лась лягушка. Подо­шел к Дедушке, спро­сил: так ли это? Дедушка отве­тил: нет, не так.

— Самое кра­си­вое,— ска­зал Дедушка,— это чело­ве­че­ский труд. А урод­ли­вое то, что пус­кает труд чело­ве­че­ский на ветер. Иди, походи несколько дней по земле, и ты уви­дишь и то, и другое.

Пошел Маль­чик. Идет полем. Видит, пше­нич­ное поле жел­теет, нива — коло­сок к колоску.

— Вот это и есть самое кра­си­вое,— думает Маль­чик.— Ведь это чело­ве­че­ский труд.

Идет дальше. Под­хо­дит к школе. Бегают дети, рез­вятся. Одна девочка ест хлеб с мас­лом. Не доела, бро­сила кусок хлеба на землю, побе­жала к подружкам.

— Это самое урод­ли­вое,— решил Маль­чик.— Ведь она пус­кает на ветер чело­ве­че­ский труд.

Дуб и Ракита

Росли рядом Дуб и Ракита. Дуб с каж­дым годом тянется все выше к солнцу. А Ракита как будто и не рас­тет, кустится. Вот Дуб и спрашивает:

— Ракита, почему ты такая малень­кая? Почему у тебя вме­сто ствола тонень­кие прутики?

Ракита помол­чала, потом отвечает:

— Вот нале­тит Буря-Ура­ган, тогда и тебе захо­чется стать тонень­ким. Я нагнусь к земле, закрою глаза, и Ура­ган меня поща­дит. А тебе руки-ветки обломает.

Вот из-за гор высо­ких, из-за морей дале­ких при­шел-при­ле­тел Ура­ган. Гре­мит, воет, сто­нет, хохо­чет. Накло­ни­лась к земле Ракита, рас­пу­стила по траве свои косы, закрыла уши и глаза, дро­жит от страха. А Дуб выпря­мил грудь навстречу Ура­гану, рас­пра­вил могу­чие плечи. Выл, ревел, сто­нал Ура­ган, хотел обло­мать у Дуба руки, но выстоял могу­чий Дуб. Только одна ветка обло­ми­лась и упала на Ракиту. А Ура­ган, обес­си­лев, при­лег в долинке и лежит, еле дышит.

Ракита от страха чуть не умерла. Думала, что весь Дуб сломался.

— Ну, как, Дуб, ты живой?

— А что?— отве­чает Дуб.— Лучше встре­тить Ура­ган стоя и бороться с ним, но расти высо­ким-высо­ким, чем гнуться к земле и расти малень­кой лозинкой.

Я еще раз увидел тебя, Солнечный Луч!

Огнен­ный шар солнца при­кос­нулся к гори­зонту. Малень­кий Сережа смот­рел на захо­дя­щее сол­нышко. Ему не хоте­лось рас­ста­ваться с ним.

Вот уже поло­вина солнца скры­лась за гори­зон­том, вот оста­лась от него только узкая огнен­ная полоска, вот послед­няя искра сол­неч­ного огня вспых­нула и погасла.

Сережа под­нял голову, посмот­рел на высо­кий тополь. Его вер­хушка была оза­рена пур­пур­ным светом.

— Оттуда еще видно сол­нышко,— поду­мал Сережа.— Ты ушел от меня, Сол­неч­ный Луч, но я еще раз тебя увижу.

Маль­чик быстро полез по топо­ли­ному стволу, добрался до вер­хушки, и в гла­зах его засве­ти­лась радость. Он опять уви­дел над гори­зон­том узень­кую полоску сол­неч­ного диска. Полоска опус­ка­лась все ниже, таяла, вот послед­няя искра сол­неч­ного огня вспых­нула и погасла.

— А все-таки я еще раз уви­дел тебя, Сол­неч­ный Луч!— вос­клик­нул мальчик.

Сергейкин цветок

Сего­дня пред­по­след­ний день заня­тий. Чет­веро маль­чи­ков-тре­тье­класс­ни­ков при­шли в школу рано утром. Сели под высо­ким дубом начали хва­статься подар­ками родителей.

Петро пока­зал маль­чи­кам ножик. Это был чудес­ный ножик с мед­ной коло­доч­кой: на коло­дочке нари­со­ван конь, а на нем — всадник.

— Хоро­ший ножик,— ска­зали ребята.

— Это мой ножик,— похва­лился еще раз Петро.

Мак­сим пока­зал маль­чи­кам фона­рик. Такого фона­рика ребята нико­гда не видели. На белой ручке была выре­зана уди­ви­тель­ная птица.

— Хоро­ший фона­рик,— ска­зали мальчики.

— Это мой фона­рик,— похва­стался Максим.

Гриша пока­зал метал­ли­че­ского соло­вейка. Дотро­нулся до него губами, и соло­вейко запел.

— Хоро­ший соло­вейко,— ска­зали ребята.

— Это мой соло­вейко,— похва­лился Гриша.

Маль­чики ждали: что же в кар­мане у Сергейки?

Сер­гейка при­гла­сил их:

Он повел ребят в заросли кустар­ника и пока­зал цве­ток под кустом ака­ции. Это был пре­крас­ный цве­ток. На его голу­бых лепест­ках дро­жали капли росы, а в каж­дой капле горело малень­кое солнце.

— Какое чудо!— ска­зали мальчики.

— Но это же не твой цве­ток,— ска­зал Петро.— Ты же не можешь взять его с собой…

— А зачем мне брать цве­ток с собой?— уди­вился Сергейка.

— Ты не можешь поме­нять цве­ток на что-то дру­гое,— доба­вил Максим.

— А для чего мне менять цве­ток на что-то дру­гое? — не понял Сергейка.

— И я могу ска­зать: это мой цве­ток,— вста­вил Гриша.

— А разве от этого он ста­нет хуже?— спро­сил Сережа.

Хризантема и Луковица

Неда­леко от хаты росла Хри­зан­тема. К концу лета она зацвела неж­ным розо­вым цве­том. Хри­зан­тема любо­ва­лась соб­ствен­ной кра­со­той. Ее цветы шеп­тали: какие мы красивые…

А рядом с Хри­зан­те­мой росла Луко­вица. Обык­но­вен­ный реп­ча­тый Лук. К концу лета Луко­вица созрела, зеле­ный сте­бель увял, от Луко­вицы шел ост­рый запах лука. Хри­зан­тема смор­щила нос и гово­рит Луковице:

— Как непри­ятно от тебя пах­нет! Удив­ля­юсь, для чего люди сажают такое рас­те­ние. Навер­ное, для того, чтобы отго­нять блох.

Луко­вица мол­чала. По срав­не­нию с Хри­зан­те­мой она чув­ство­вала себя простушкой.

Но вот из хаты вышла Жен­щина и напра­ви­лась к Хризантеме.

Хри­зан­тема зата­ила дыха­ние. Конечно, Жен­щина сей­час ска­жет: «Какие пре­крас­ные цветы Хризантемы».

Жен­щина подо­шла к Хри­зан­теме, сказала:

— Какие пре­крас­ные цветы Хризантемы!

Хри­зан­тема таяла от удовольствия.

Жен­щина накло­ни­лась, вырвала Луко­вицу и, раз­гля­дев ее, воскликнула:

— Какая пре­крас­ная Луковица!

Хри­зан­тема недо­уме­вала. Она думала:

«Неужели и Луко­вица может быть прекрасной?»

Костер в поле

Тихий осен­ний день. Солнце све­тит, но уже не греет. В воз­духе летают сереб­ря­ные пау­тинки. Возле пруда, на лугу, пасутся коровы.

Мы с мамой на поле. Мама рабо­тает, а я возле нее. Вече­ром мы сидим возле боль­шой кучи кар­то­феля. Горит неболь­шой костер. Печется кар­тошка. Как славно сидеть возле костра, шеве­лить палоч­кой жар и ждать пече­ной картошки.

Вот кар­тошка и испек­лась. Мы насла­жда­емся вкус­ной кар­тош­кой, а в голу­бом небе вид­не­ется журав­ли­ный клин. Солнце садится за лес, поле тем­неет, из долины тянет прохладой.

Когда я вспо­ми­наю этот день, на душе ста­но­вится так легко…

Красногрудые снегири

С чего начи­на­ется для меня Отчизна? С того, что больше всего вре­за­лось в память с дней детства.

Среди мно­же­ства вос­по­ми­на­ний почему-то самое яркое — о крас­но­гру­дых сне­ги­рях. Ясное зим­нее утро. Сол­неч­ные лучи играют в сне­жин­ках. Я смотрю в окно. Во дворе — крас­ные сне­гири. Что-то ищут в снегу, а быть может, играют. С удив­ле­нием я смотрю на неви­дан­ных птиц. Почему у них крас­ная грудка? Откуда они при­ле­тели, эти кра­си­вые птицы?

Мама рас­ска­зы­вает: «Из-за солнца прилетели».

Сне­гири уле­тели, я долго вспо­ми­нала их, а ночью они даже сни­лись мне.

Каж­дый раз, когда я вижу крас­но­гру­дого сне­гиря, вспо­ми­на­ется дет­ство. Пом­нится сказка о птичке, кото­рая при­ле­тела из-за солнца.

Все, что вспо­ми­на­ется нам из дале­ких дней дет­ства, дорого и близко нам. Ведь это наше пер­вое пред­став­ле­ние о род­ной земле.

Верба над прудом

В ясный день «бабьего лета» над пру­дом скло­ни­лась верба, ста­рая, дуп­ли­стая. Быть может, она в эту минуту думает: «При­дет осень, за осе­нью — зима, после зимы насту­пит весна, все вокруг рас­цве­тет, а я уже нико­гда не зазе­ле­нею, потому что я старая».

Мне было очень жаль ту вербу. Вес­ной я пошел посмот­реть: зазе­ле­нела ли она? Верба не зазе­ле­нела. Сто­яла сухая. А рядом с ней зеле­нели два неж­ных ростка. С каж­дым днем они ста­но­ви­лись крепче и силь­нее. Это были две моло­дые вербы. Они отросли от корня ста­рой. И каза­лось мне, что ста­рая, сухая верба раду­ется: «Я не умерла, я буду жить вечно!»

Когда я слышу слово «Отчизна», я вспо­ми­наю ста­рую вербу и моло­дые ростки. Жизнь нескон­ча­ема, как вечна и Отчизна.

Зимние сумерки

Тихий зим­ний вечер. Небо обло­жили тучи. Падают сне­жинки. Ран­ние сумерки. Мы с мамой сидим возле окна и смот­рим в поле. Перед нами бес­ко­неч­ный белый ковер. На нем, где-то вда­леке, чер­ная точка. Она движется.

— Что это такое?— спра­ши­ваю я маму.

— Может быть, собака, а воз­можно, и хит­рая лисичка. А может, и серый волк,— тихо отве­чает мама.

— Серый волк?— с удив­ле­нием повто­ряю я.— Откуда он мог взяться здесь, серый волк?

— Из сказки,— гово­рит мама.— Это же перед нами не про­сто белое поле, а ска­зоч­ное поле.

— А лес?— спра­ши­ваю я.— Вон там, на гори­зонте, это насто­я­щий лес?

— И лес тоже ска­зоч­ный,— шеп­чет мама.— Тем­ный вол­шеб­ный лес…

На всю жизнь запом­ни­лись мне те зим­ние сумерки. Как дороги мне! Ведь это частица моей судьбы и моей род­ной Отчизны.

Ласточка над окном

Я лежу возле окна. Стекло покрыто при­чуд­ли­выми узо­рами. Это мороз нари­со­вал уди­ви­тель­ных зве­рей, цветы, синие горы и высо­кий тополь. Помню этот тополь: стоит, гор­дый и строй­ный, ветер гнет его, а он не клонится…

Потом при­грело солнце, узоры рас­плы­лись, заси­нело небо. Под окном заще­бе­тали ласточки. Они сади­лись на под­окон­ник, загля­ды­вали в ком­нату. Летали куда-то быстро-быстро, при­но­сили в клю­ви­ках землю и лепили гнездышко.

Я сидел возле окна и смот­рел, как ласточки хло­по­чут возле гнез­дышка. С каж­дым днем все больше при­гре­вало сол­нышко. Шеле­стели листья на ябло­нях, а ласточки ста­но­ви­лись спо­кой­ными и лас­ко­выми. Ведь у них в гнезде лежали яички.

А потом ласточки стали чут­кими и осто­рож­ными. Из гнез­дышка одна­жды выгля­нул птенчик.

Вот ласточ­кино гнездо и сей­час у нас над окном. Оно словно песня дале­кого дет­ства. Когда я слышу слово «Отчизна», я вспо­ми­наю и узоры на стекле, и пер­вый комо­чек земли в ласточ­ки­ном клювике.

Журавлиный клин в небе

Это запом­ни­лось мне с той поры, когда еще жива была бабушка.

Помню, перед захо­дом солнца сидели мы возле окна. Я смот­рела на синь неба и в квад­рате стекла уви­дела журав­ли­ный клин. Бабушка сказала:

— Весна при­шла. Журавли при­ле­тели на род­ную землю.

Бабушка рас­ска­зала мне сказку о журавле с под­би­тым кры­лом. Как осе­нью он не смог лететь со сво­ими това­ри­щами в теп­лые края. Как про­сил о нем не забыть. Как спас его малень­кий мальчик.

Я слу­шала сказку и смот­рела на журав­ли­ный клин. Эти вечер­ние часы запом­ни­лись мне на всю жизнь. Запом­ни­лось все: и как мы с бабуш­кой сидели, и что на окне сто­яла веточка вербы… И журав­ли­ный клин в синем небе, будто на полотне нарисованный.

Когда я слышу слово «Отчизна», мне вспо­ми­на­ется тот журав­ли­ный клин. Слы­шится песня о широ­ком поле и синем небе.

Как ты дорог мне, журав­ли­ный клин…

Старая вишня

Неда­леко от нашей хаты росла вишня. Ста­рая-ста­рая, уже поло­вина веток совсем засохла, а на поло­вине еще уро­ди­лись вкус­ные ягоды. Одна­жды вес­ной зацвела только одна ветка. Отец хотел сру­бить вишню, ведь уми­рает она… Но мать сказала:

— Не надо рубить. Эту вишню поса­дил еще твой дедушка. Пусть уро­дятся ягоды на вот этой ветке…

В послед­ний раз уро­ди­лись вишни. Собрала мама косточки и поса­дила в землю. Выросли из тех косто­чек моло­день­кие вишни. Ста­рая вишня засохла, а моло­дые уже цве­тут и плодоносят.

Вот так, как та вишня не умерла, а про­длила свой род, так народ нико­гда не уми­рает. Пока живет народ, живет и Отчизна.

Будем беречь ста­рое и древ­нее. Будем беречь то, чем доро­жили наши деды и пра­деды. Это память народа. Ведь если поте­ряет народ память, поте­ряет и любовь к своей род­ной Отчизне.

Зеленый луг

Когда я слышу слово «Родина», мне вспо­ми­на­ется зеле­ный луг… Он казался мне тогда таким боль­шим, бес­край­ним, будто весь мир — это луг. В голу­бом небе сияло солнце. На зеле­ном ковре — жел­тые, синие, розо­вые цветы. Жуж­жали пчелы. Летали бабочки — боль­шие, яркие. Я стою на берегу этого боль­шого зеле­ного оке­ана, мне хочется обнять взгля­дом всю кра­соту, что вол­нует меня.

День в дет­стве кажется бес­ко­неч­ным, луг — без­бреж­ным, поле — необозримым.

Недавно я пошел вес­ной на луг. Та же зеле­ная трава, те цветы, те же бабочки. И солнце сияет в синеве, и пчелы жуж­жат. Но почему-то все это кажется малень­ким, будто игрушечным.

Почему это так? Навер­ное, потому, что дет­ство — это самые неж­ные ростки дерева, имя кото­рому — Отчизна. В дет­стве перед нами откры­ва­ются самые тон­кие, самые неж­ные краски род­ной земли. Вспом­ните свое дет­ство, и вы подой­дете к без­бреж­ному оке­ану род­ной земли.

Старый и Новый год

В ночь под Новый год встре­ти­лись два года — Ста­рый год, седой ста­рик, и Новый год, моло­дой юноша. Пере­дает Ста­рый год ключи Новому году и говорит:

— Это боль­шой ключ — от зем­ных богатств. Сразу же пере­дай его людям. Пусть побольше добы­вают угля, руды, нефти. Пусть побольше делают машин.

Это сред­ний ключ — от хлеб­ных полей. Тоже пере­дай его сразу же людям. Пусть выра­щи­вают побольше пше­ницы, риса, сахар­ной свеклы. Пусть побольше будет у людей молока, мяса, масла.

А это — самый малень­кий клю­чик. Он от кла­до­вой с ору­жием. Береги этот клю­чик пуще глаза. Как только заме­тишь, что на нашу страну соби­ра­ется напа­дать враг, сразу же отдай этот клю­чик людям и скажи им, чтобы они быст­рее брали ору­жие. Не спи ни днем, ни ночью.

Такие наказы давал Ста­рый год Новому.

Ложка солдата

Эта ложка лежит у нас в шкафу. Она стала нашей семей­ной святыней.

— Я еще малень­кая была, когда на нашу землю напали фаши­сты. Тяжело было жить под вла­стью окку­пан­тов, есть было нечего, закры­лись школы.

Насту­пил счаст­ли­вый день осво­бож­де­ния нашей род­ной земли от заво­е­ва­те­лей. Был горя­чий бой за наше село. В этом бою неда­леко от нашей хаты тяжело ранило моло­дого сол­дата. Несколько часов он жил, я уха­жи­вала за ним. Сол­дат дал мне свою ложку и ска­зал: «Ничего больше нет у меня, чтобы оста­вить на память. Возьми эту ложку — она про­шла со мной всю войну».

Лежит эта ложка — доро­гая релик­вия. Она напо­ми­нает нам о подви­гах героев. Это малень­кая частица нашей Отчизны.

Через десять лет

Это было в послед­ний год Вели­кой Оте­че­ствен­ной войны. Отец Сте­панка погиб на фронте. Бое­вые дру­зья напи­сали маме: «Мы хра­ним вин­товку вашего мужа».

Сте­панко гово­рит маме: «Попро­сите бое­вых дру­зей, пусть при­шлют папину вин­товку! Я научусь стре­лять, а когда вырасту, пойду с ней в армию».

Напи­сала мама, и отве­тили бое­вые дру­зья: «Расти, сынок, отцов­ская вин­товка будет тебя ждать».

Про­шли годы, вырос Сте­панко, пошел в армию. Дали ему отцов­скую вин­товку. Охра­няет Сте­панко совет­скую границу.

Ночью стоит в дозоре Сте­панко и будто слы­шит отцов­ский голос:

— Сте­реги зорко Отчизну, сын!

Мое поле, сын

Закон­чился школь­ный год, и Петин папа сказал:

— А теперь, сын, поедем на мое поле.

— На твое?— удив­ленно спро­сил Петя.

Ехали долго. Сна­чала при­го­род­ным поез­дом, потом — авто­бу­сом. И еще от оста­новки пеш­ком шли. К лесу. Перед лесом — широ­кое, ров­ное поле, на нем зреет пшеница.

Над полем высо­кое синее небо, а в небе жаво­ро­нок поет.

— Это и есть мое поле, сын. Здесь я бился с фаши­стами. Здесь я их победил.

В Пети­ной душе вспых­нула гор­дость. И он тихо сказал:

— И жаво­ро­нок твой…

Коростель и Крот

Из дале­кого теп­лого края воз­вра­щался на север, в нашу земли малень­кий Коро­стель. Это птичка серень­кая. Летом Коро­стель выво­дит у нас птен­цов, а на зиму уле­тает в Африку.

Трудно лететь коро­стелю, малень­кие у него кры­лышки. Поэтому он где летит, а где и пеш­ком идет. Вот и сей­час, опу­стив­шись на землю, он шел и шел на север. Идет себе и тихо песенку поет о дале­ком север­ном крае, о гнез­дышке под кустом ракиты на зеле­ном лугу — там его милая родина.

Идет себе, идет и вдруг встре­чает Крота. Сидит Крот в норе, высу­нул мор­дочку и спра­ши­вает Коростеля:

— Кто ты такой и куда ты идешь?

— Я птица Коро­стель, воз­вра­ща­юсь на родину из теп­лого края.

Рас­ска­зал Коро­стель Кроту о своей дале­кой север­ной родине и о теп­лой афри­кан­ской земле.

— Но почему же ты не посе­лишься на этой теп­лой земле навсе­гда?— спра­ши­вает изум­лен­ный Крот.— Почему ты еже­годно путе­ше­ству­ешь тысячи кило­мет­ров? Ведь ты до крови изра­нил ноги. Тебя везде под­сте­ре­гает Кор­шун. Что же застав­ляет тебя пере­но­сить эти лише­ния? Что тебя зовет на холод­ный север?

— Родина,— отве­тил Коростель.

Отцовский карандаш

Это было в годы Вели­кой Оте­че­ствен­ной войны. У малень­кого Андрейки папа вое­вал на фронте, а мама рабо­тала на фабрике.

Одна­жды поч­та­льон при­нес маме письмо. Открыла кон­верт мама, запла­кала, обняла Андрейку и сказала:

— Нет нашего папы…

Через несколько дней при­шла малень­кая посылка от това­ри­щей отца. В той посылке были папины вещи: ложка, блок­нот и каран­даш, кото­рым он писал письма домой.

Про­шло много лет. Андрейка стал строй­ным, кра­си­вым юно­шей. Мать про­во­дила его на службу в Совет­скую Армию и, соби­рая, дала отцов­ский карандаш.

Как бес­цен­ную свя­тыню поло­жил Андрей каран­даш в кар­ман возле сердца.

Из армии он напи­сал матери письмо. Пер­вые слова в нем были такие: «Кля­нусь, мамочка, что буду таким же вер­ным сыном Отчизны, как и мой отец».

Это письмо было напи­сано отцов­ским карандашом.

Мама радо­ва­лась и пла­кала над пись­мом сына.

Самое дорогое

У матери один сын. Слу­жит он в Совет­ской Армии. Далеко-далеко его служба — на берегу холод­ного моря. Всё там холод­ное: и небо, и низ­кие облака, и волны мор­ские. Берег каме­ни­стый — тоже холод­ный. Нет ни пес­чинки, ни сте­белька, ни тра­винки, ни деревца.

Загру­стил моло­дой сол­дат и пишет матери: «Мама, при­шли мне из дому что-нибудь хоро­шее. Что-нибудь самое доро­гое для меня».

Послала мать сыну щепотку род­ной земли.

При­ло­жил сын землю к сердцу, и сразу перед его гла­зами заиг­рало теп­лое сол­нышко, теп­лая река, теп­лые пше­нич­ные волны. Посмот­рел он на море и на берег. И стало всё теп­лее, род­нее. Понял он, что и здесь, на дале­ком Севере, охра­няет он самое доро­гое. А это самое доро­гое — род­ная земля.

Журавль и Попугай

Жил Журавль на берегу нашего озера. При­бли­жа­лась зима. При­стал он к стае дру­гих журав­лей и уле­тел далеко на юг. Там веч­ное лето, теп­лые воды, изу­мруд­ные берега, лазур­ное небо. В лесах много уди­ви­тель­ных птиц, зеле­ных, синих, голу­бых попу­гаев. Все они поют, радостно кричат.

Журавлю нашему скучно. Спра­ши­вает зеле­ный Попу­гай у Журавля:

— Почему ты ску­ча­ешь? Почему гнезда не мостишь, журав­лят не высиживаешь?

Мол­чит Журавль. Погля­ды­вает на север. Вдруг он встре­пе­нулся, при­слу­шался к чему-то. Где-то раз­дался журав­ли­ный крик. Радост­ный, тревожный.

Взле­тел Журавль, чтобы догнать дру­гих журавлей.

— Куда же ты летишь?— уди­вился Попу­гай,— ведь там холодно. Пожи­вешь пять меся­цев и опять сюда ведь при­ле­тишь. Что хоро­шего на твоем холод­ном севере?

— А хоро­шее то, что я там родился. Там моя Родина.

Сережа ждет письмо

У вто­ро­класс­ника Сережи есть стар­ший брат Нико­лай. Недавно он ушел слу­жить в Совет­скую Армию.

При­слал брат письмо домой. Пишет, что слу­жит далеко на Севере, у Ледо­ви­того оке­ана. Охра­няет гра­ницу Совет­ского Союза. На Севере все не такое, как дома. Вокруг камни. Лишь изредка мельк­нет низень­кий кустик. И океан холод­ный, суро­вый. Все­гда пенится, волнуется.

Отдель­ное пись­мецо в кон­верте адре­со­вано Сереже. «Сережа,— пишет Нико­лай,— сей­час у нас весна, скоро насту­пит лето. Сходи, Сережа, в поле, сорви пше­нич­ный коло­сок, положи в кон­верт и при­шли мне».

Уди­вила Сережу просьба брата. Он долго стоял у края пше­нич­ного поля. Потом взял в руки коло­сок, заду­мался: почему Никола про­сит при­слать его?

Сорвал Сережа коло­сок, поло­жил в кон­верт, а брату напи­сал: «Этот коло­со­чек я сорвал в поле, сразу за нашей хатой. Напиши мне, бра­тишка, что в нем, этом колоске? Почему ты про­сил при­слать его?»

Сей­час Сережа ждет письмо от брата.

Какая красивая Белоруссия!

К укра­ин­ским школь­ни­кам при­е­хали в гости бело­рус­ские дру­зья. Малень­кая Оксана подру­жи­лась с бело­рус­ской девоч­кой Мары­сей. Повела Оксана Марысю в поле. До самого гори­зонта рас­ки­ну­лось поле пше­ницы. Жел­тое поле, как золото. А над ним — синее небо.

Марыся сто­яла перед бес­край­ним пше­нич­ным полем, вос­хи­щен­ная его красотой.

— Какая кра­си­вая Укра­ина,— тихо ска­зала она Оксане.

Марыся много рас­ска­зы­вала Оксане о Бело­рус­сии: перед окнами ее дома такое же огром­ное поле, там рас­тет лен, а он синий, как небо.

Оксана слу­шала Марысю, но не могла себе пред­ста­вить: как же это так — поле синее, как небо, а над полем — небо тоже синее? Так это же вся Бело­рус­сия синяя?

На сле­ду­ю­щую весну Оксана при­е­хала в гости к Марысе.

Рано утром девочки вышли из Мары­си­ного дома. До самого гори­зонта рас­ки­ну­лось синее поле цве­ту­щего льна. Синее поле, как небо. А над ним — синее небо.

— Теперь я знаю, какая кра­си­вая Бело­рус­сия,— ска­зала вос­хи­щен­ная Оксана.

Стебелек из родной земли

Про­во­жала мать сына на службу в Совет­скую Армию. Приказывала:

— Служи верно, будь храб­рым и чест­ным вои­ном. Вот тебе вол­шеб­ный сте­бе­лек из род­ной земли. Сорвала я этот сте­бе­лек на могиле тво­его дедушки. Он вое­вал за Совет­скую власть, про­лил кровь в борьбе за Отчизну. Когда будет тебе трудно, при­ложи этот сте­бе­лек к груди.

Слу­жит моло­дой сол­дат на гра­нице. А сте­бе­лек из род­ной земли — в кар­мане, возле самого сердца.

Одна­жды тем­ной ночью стоял моло­дой сол­дат на посту. Вдруг заме­тил он: кто-то при­бли­жа­ется к гра­нице. При­лег сол­дат за бугор­ком, подо­ждал, когда нару­ши­тель подой­дет, и задер­жал его. Свя­зал нару­ши­телю руки и отпра­вил под кон­воем на заставу.

Вдруг со сто­роны чужого госу­дар­ства подо­шел целый отряд воору­жен­ных людей. Они открыли огонь и ранили моло­дого сол­дата в ногу.

Лег ране­ный погра­нич­ник на землю, стис­нул в руках авто­мат и открыл огонь по врагу. Залегли нару­ши­тели гра­ницы и про­дол­жали стрелять.

Еще одна пуля ранила совет­ского погра­нич­ника — в плечо. Чув­ствует сол­дат, что силы остав­ляют его, и еще силь­нее сжи­мает авто­мат, еще метче стре­ляет по врагу.

Тре­тья пуля ранила совет­ского погра­нич­ника в грудь. Вспом­нил он о сте­бельке из род­ной земли и о мате­рин­ском наказе. Выта­щил из кар­мана сте­бе­лек, и пред­стало перед ним в тот же миг род­ное село. Уви­дел он глаза мате­рин­ские, услы­шал запахи род­ных трав. Нали­лось силой тело совет­ского сол­дата, еще силь­нее стали руки, еще зорче — глаза, еще горя­чее — нена­висть к врагу.

Снова открыл огонь совет­ский сол­дат по врагу. А тем вре­ме­нем при­шли на помощь дру­зья — пограничники.

Ведь за морем — чужбина

У Хозя­ина — Хле­бо­роба — боль­шая пло­до­род­ная нива. Каж­дый год сеял он на ней пше­ницу. Созреет пше­ница, ско­сит ее Хле­бо­роб, и при­ле­тает на жни­вье Журавль — колоски соби­рает. Гово­рит «спа­сибо» Журавль Хле­бо­робу за вкус­ные пше­нич­ные колоски.

Но вот насту­пил тяже­лый год. Целое лето не было дождя. Едва выбро­сив колос, засохла пшеница.

При­ле­тает Журавль к ниве, а Хле­бо­роб сидит над засох­шими стеблями.

— Что же ты теперь будешь делать, Хле­бо­роб?— спра­ши­вает Журавль.

— Буду пахать ниву и пше­ницу сеять,— отве­тил Хлебороб.

Журавль не верит. А чело­век в самом деле ниву пашет, пше­ницу сеет.

Про­шла зима, насту­пила весна. Зазе­ле­нела нива. И снова слу­чи­лось у Хле­бо­роба боль­шое горе. Опять за целое лето не упала на землю ни одна капля дождя. Едва выбро­сив колос, засохла пшеница.

При­ле­тает Журавль к ниве, а Хле­бо­роб сидит над сухими стеблями.

— Что же ты теперь будешь делать, Хле­бо­роб?— спра­ши­вает Журавль, как и в про­шлом году.

— Буду пахать ниву и пше­ницу сеять,— отве­чал Хлебороб.

— Зачем ты силы даром тра­тишь и зерно губишь?— гово­рит Журавль.— Испе­ките из пше­ницы хлеб и ешьте, а то помрете от голода. И идите со мной за море, там и земля пло­до­род­ная, и засухи нет.

— Не пой­дем мы никуда,— ска­зал Хлебороб.

— Не пой­дем мы никуда,— ска­зали дети.

— Не пой­дем мы никуда,— ска­зала мать.

— Почему не пой­дете? Ведь у вас уже два года засуха.

— Ведь за морем — чуж­бина,— ска­зал Хлебороб.

— За морем чуж­бина,— ска­зала мать.

— Не хотим на чуж­бину!— плача ска­зали дети.

Цветок розы

Три юных пио­нера шли полем, где много лет назад шел бой с фашистами.

Пио­неры при­смат­ри­ва­лись к каж­дому хол­мику, загля­ды­вали в каж­дый овраг. Им хоте­лось узнать что-то новое о вели­кой битве за род­ную землю.

В долине юные сле­до­пыты натолк­ну­лись на заросли кустар­ника. Среди кустов они уви­дели крас­ный как пур­пур цве­ток, дошли ближе и оста­но­ви­лись изум­лен­ные. Это был цве­ток розы, и рос он из ста­рой, поржа­вев­шей сол­дат­ской каски. При­смот­ре­лись пио­неры — а это каска совет­ского сол­дата, про­би­тая пулей.

Скло­нив головы, долго сто­яли пио­неры. Цве­ток кра­со­вался под лучами весен­него солнца. Если бы он умел гово­рить, он рас­ска­зал бы:

— Много лет назад здесь был горя­чий бой. Моло­дой совет­ский сол­дат, ком­со­мо­лец Иван Пет­ренко стре­лял из пуле­мета по фаши­стам. Окру­жили его фаши­сты и хотели взять живым. Он под­пу­стил вра­гов близко к себе и уни­что­жил их. А когда остался в ленте один патрон, повер­нул дуло пуле­мета себе в грудь и выстре­лил в сердце. Чтобы не попасть в плен, не узнать позора пленного.

Вот что рас­ска­зала бы роза, если бы умела гово­рить. Но и без рас­сказа поняли юные сле­до­пыты, что здесь про­ли­лась кровь героя.

Гнездышко соловейка

Наши сол­даты гнали фаши­стов с род­ной земли. Враг жестоко сопро­тив­лялся. Мы насту­пали через лес. На нашем пути рва­лись фашист­ские мины и снаряды.

Под куд­ря­вой бере­зой стоял моло­дой совет­ский сол­дат, юноша лет восем­на­дцати, Нико­лай Поли­ва­нов из Сибири. Он при­ло­жил руч­ной пуле­мет к березе и стре­лял по врагу. На березе жила малень­кая птичка, рядом с пуле­ме­том вздра­ги­вало ее гнез­дышко, она при­та­и­лась рядом с гнез­дыш­ком, смот­рела сво­ими гла­зами-бусин­ками то на сол­дата, то на птен­цов, выгля­ды­вав­ших из гнезда.

Где-то вблизи разо­рва­лась мина. Оскол­ком отбило ветку с гнез­дыш­ком. Упала ветка, и гнез­дышко упало на мяг­кую про­шло­год­нюю листву. Взле­тела птичка, запи­щала тре­вожно, кру­жится над птен­цами, а они, малень­кие, открыли клювы и жалобно-жалобно пищат.

Враг отсту­пал, но бой был рядом, за хол­ми­ком. Нико­лай Поли­ва­нов снял с дерева руч­ной пуле­мет, поста­вил его к стволу березы. Подо­шел к птен­цам, осто­рожно под­нял ветку. Отде­лив гнез­дышко от ветки, при­кре­пил к дру­гой веточке на березе. Вынул из веще­вого мешка тонень­кую вере­вочку, при­вя­зал гнездо — чтобы не сва­ли­лось, Да еще и замас­ки­ро­вал, чтобы птичка не заме­тила веревочки.

— Знаю я эту птичку… Заме­тит, что чело­век похо­зяй­ни­чал в гнезде, может и от птен­цов отка­заться,— ска­зал Нико­лай, улыбаясь.

Когда сол­дат с пуле­ме­том пошел туда, где гре­мел бой, птичка, поси­дев у гнез­дышка, прыг­нула в него. «Не отка­за­лась…»— ска­зал юноша, огля­нув­шись на мгновение.

А вече­ром, когда выпал час зати­шья, сол­дат рас­ска­зы­вал о пти­цах своей род­ной Сибири, и в гла­зах его све­ти­лась нежность.

Он еще вернется

Васильку было три года, когда на нашу землю напали фаши­сты. Они гра­били кол­хоз­ни­ков, отправ­ляли юно­шей и деву­шек на каторж­ную работу в Германию.

Отец Василька вое­вал на фронте, малень­кий маль­чик жил с матерью.

Про­шло два года, и вот из-за Дне­пра послы­шался гул пушек. Это насту­пали наши совет­ские вой­ска. Немцы начали отсту­пать. В селе рва­лись снаряды.

Мама с Василь­ком спря­та­лись в погребе. А над погре­бом малень­кий сарай­чик. Сна­ря­дом зажгло сарай­чик. Васи­лек заплакал.

Вдруг видит маль­чик: в погреб лезет сол­дат с крас­ной звез­дой на пет­лице. Он обра­до­вался: это наш солдат.

Сол­дат спас Василька и маму.

Бой отда­лился, Совет­ская Армия гнала фаши­стов дальше на запад.

Сол­дат-спа­си­тель ска­зал Васильку:

— Про­щай, маль­чик. Если буду жив, мы еще встре­тимся. Я буду воз­вра­щаться через ваше село.

Насту­пил День Победы. Вер­ну­лись сол­даты домой.

Долго ждал Васи­лек сво­его спа­си­теля. Но его не было.

Про­шло много лет. Васи­лек стал взрос­лым. Уже и в армии слу­жил, и домой воз­вра­тился. И два сына у него рас­тут. Летом берет Василь обоих сыно­вей за руки и идет с ними к боль­шой дороге.

Долго сидит под топо­лем отец с сыно­вьями. Смот­рит отец людей, идут и идут по дороге.

— Папа, кого мы ждем?— спра­ши­вают сыно­вья. Отец рас­ска­зал о своем спасителе.

Источник