Глоток Солнца
«Глоток Солнца» — повесть о светлом, радостном мире молодых героев, борющихся за будущее человечества.
Во время спортивных гонок на гравилетах происходит неожиданная встреча с неземной цивилизацией. Один из спортсменов исчезает в каком-то облаке, другой спортсмен едва не гибнет. Земляне пытаются установить контакт с пришельцами. На фоне фантастических событий автор рассказывает о наших земных делах — любви, дружбе, верности и чувстве долга.
Евгений Велтистов — ГЛОТОК СОЛНЦА — Фантастическая повесть 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОБЛАКО 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОГОНЯ 13
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОСТРОВ 24
Евгений Велтистов
ГЛОТОК СОЛНЦА
Фантастическая повесть
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОБЛАКО
Когда девятилетний сын Эйнштейна спросил отца: «Папа, почему, собственно, ты так знаменит?» Эйнштейн рассмеялся, потом серьезно объяснил: «Видишь ли, когда слепой жук ползет по поверхности шара, он не замечает, что пройденный им путь изогнут, мне же посчастливилось заметить это».
«15 мая 2066 года на глазах у ста тысяч зрителей спортивный гравилет «С-317″ с гонщиком Григорием Сингаевским вошел в шарообразное серебристое облако, возникшее на его пути, и больше не появился».
Это произошло быстрее, чем вам удалось прочитать лаконичную фразу из протокола. Ни один из гравилетчиков — я в этом убежден — не заметил, как появился в чистом небе, на трассе наших гонок, странный серебристый шар. Да, пожалуй, в тот момент никто из нас, тридцати парней, вцепившихся в руль своих машин, никто, пожалуй, не мог сообразить, что это такое, неправдоподобие круглое облако, гигантская шаровая молния или просто запущенный каким-нибудь сумасшедшим елочный шар огромной величины — это нечто, ударившее нам в глаза слепящим металлическим блеском. Я летел вторым после Сингаевского, точнее — метров на шестьсот сзади и на сто ниже, не упуская из виду силуэт его желтого гравилета, и помню, что сразу за вспышкой жесткого света инстинктивно рванул ручку тормоза (приказ судьи соревнований раздался чуть позже); помню, как машина вдруг задрала нос, выбросила меня из кресла и с азартом понеслась в белое пекло. То, что это пекло, а не твердая металлическая поверхность, я догадался, увидев, как быстро и красиво, почти на идеальном развороте нырнул туда желтый гравилет и растворился, исчез в сиянии. Говорят, в эти секунды на телеэкранах была ясно видна счастливая улыбка на моем лице, удивившая всех зрителей; кажется, я даже засмеялся, наваливаясь на упрямо поднятый руль. Я жал на руль как только мог, но чудовищная тяжесть давила мне в грудь, сбрасывала руки, и я чувствовал, что безотказная, такая знакомая машина подчиняется уже не мне, а какой-то силе, вращающей ее, как щепку в водовороте.
На этом сумасшедшая гонка вокруг облака для меня закончилась: я потерял сознание, все так же глупо улыбаясь. Глупо — это мнение тех, кто ознакомился с короткой диктофонной записью моих впечатлений, сделанной в больнице. Ну, а для меня, казалось бы, неподходящая к моменту улыбка была проявлением особой радости, с которой я прожил весь день и не хотел расстаться. И об этом, конечно, ничего не скажешь в официальном докладе, в котором надо припомнить и точно изложить обстоятельства гибели своего товарища.
С того дня прошел уже год, я на год стал старше, но не это самое главное. Насколько я знаю, в истории моей планеты еще не было таких странных на первый взгляд и закономерных, давно ожидаемых людьми событий. И я хочу начать рассказ с того утра, когда меня разбудило прикосновение прохладных иголок сосны.
Я сразу вскочил и понял, что это было во сне; может, за секунду до пробуждения я стоял с Каричкой под старой сосной, под ее единственной зеленой лапой, и прощался. А еще хотел включить на ночь диктофон с лентой формул. Ничего бы тогда сказочного не было, знал бы на пятьдесят формул больше, и все. Я выбежал из дома и, пренебрегая скользящими среди травы лентами механических дорог, помчался к морю, к каменной лестнице, где стояла старая сосна, а добежав до лестницы, пошел вниз медленно, не спеша, радостный и грустный одновременно.
Каричка бежала вверх, прыгая через ступени, — честное слово, это была она, я не придумал. И когда она вскинула голову, я увидел корону ее волос, знаете, как солнце, каким его рисуют дети, — мягкое, пушистое, лохматое; я увидел челку над самыми глазами, золотые ободки в них, и мне почему-то стало совсем грустно.
— Март, — сказала она шепотом, — что я знаю…
И тогда я засмеялся первый раз в этот день. Было так приятно стоять у обрыва над самыми волнами перед запыхавшейся Каричкой и не знать, что будет дальше.
— Март, — сказала она опять, — ты придешь первым!
— Откуда ты знаешь?
Наверно, я покраснел. Я не люблю, когда кто-то вмешивается в мои дела, но сейчас мне было просто приятно.
— Я колдунья, ты не догадался? — Она прыгнула через две ступени. — И вообще утром надо здороваться.
— Здравствуй, — сказал я, хотя это и выглядело странно в середине разговора.
— Прощай. Я уезжаю.
— Разве сегодня? — Я еще на что-то надеялся, хотя все знал, когда меня во сне уколола ветка. — А почему же Сим ничего не сказал?
— Я совсем забыла предупредить его…
— А Андрей? — Я уже кричал, потому что Каричка убегала и голос ее летел из кустов.
— Привет ему! Я спешу! Буду смотреть, как вы летите. И помни, что я колдунья!
Ну вот мы и остались одни, сосна. Будь у меня крылья, я бы рванулся из-под твоей лапы, махавшей Каричке, прямо в небо, кувыркнулся среди облаков и нырнул в прохладную глубину. Но у меня был только красный гравилет, вылизанный до перышка, отлаженный до винтика, спокойно стоявший в ожидании гонок, которые Каричка увидит теперь на экране. Еще у меня были Андрей и Сим, я должен передать им привет от уехавшей Карички. И я просто, на своих двоих спустился по лестнице, на ходу сбросил одежду и вошел в воду.
— Ты придешь первым — бум, бум, бум! — распевал я во все горло, лежа на спине и глядя прямо в лицо солнцу. — «Я колдунья, помни!» — прорычал я удиравшему в панике крабу, которого спугнул у скользкого от водорослей камня.
Так я довольно долго дурачился, а сам вспоминал белое в синий горошек платье, каштановый затылок и изгиб шеи Карички, когда она низко опускает голову. Эти сухари, электронные души — Андрей и Сим — уже, наверно, трудятся, считают, а я здесь, в светло-зеленом прозрачном мире, гоняюсь за рыбешками и фыркаю, как дельфин. Я мог бы взболтать море до самого дна, если бы совесть не намекала, что пора вернуться из глубин на землю, в институт.
На песке, ровном и нежном, еще не продырявленном следами, меня ждал город, сложенный из камней. Серая крепостная стена, столбики башен, из-под арки ворот выезжает пышная процессия: белые всадники на черных, отполированных морем голышах. А впереди всех треугольный красный сердолик — точно маленький гравилет. И я, как только увидел этот красный камень, сразу забыл про все на свете — захотел взглянуть на мой гравилет.
Я покинул каменный город, начертив на песке грозный сигнал магнитной бури, чтобы какой-нибудь растяпа случайно не разрушил фантазию строителя.
Не знаю, зачем придумали эти ползущие в траве пластмассовые дороги. Ими почти никто не пользуется, люди предпочитают ходить или бегать. Ракеты, трансконтинентальные экспрессы, вертолеты — понятно: экономия времени. И гравипланы — понятно: красивые, удобные, современные машины. А от гоночных гравилетов вообще дух захватывает! Они как цирковые артисты: самые обычные с виду и самые ловкие, самые смелые, рискованные в работе. Я всегда волновался, когда входил в ангар, и сейчас пробирался между машинами как можно осторожнее, стараясь не задеть чужое творение. Именно творение, потому что, хотя спортивные гравилеты похожи между собой — легкое птичье крыло, сломанное пополам, с прозрачными каплями кабин на сгибе, — все же опытный глаз гонщика сразу улавливал разницу в конструкции машин. Она была в изломе крыльев (некоторые из них загнулись чересчур резко). А десять разных цветов, в которые были окрашены машины, символизировали десять городов, приславших лучших гонщиков. Никто не знал пока, какие из этих тридцати войдут в первую тройку и продолжат гонки на первенстве континентов. Может быть, самое быстрое крыло — мое, ярко-красное, с плавной линией изгиба, обтянутое металлическими перьями? Я стоял у своего гравилета, постукивал ладонью перья и слушал, как они отзываются чистым, долго не смолкающим звоном.
Потом весь день я ощущал в пальцах этот легкий серебристый звон, вспоминал таинственную фразу, казавшуюся очень значительной: «Март, что я знаю…» Наверно, когда я пришел в лабораторию и уселся за стол, заваленный бумагами, моя улыбка взбесила Андрея. Он так и сказал:
— Прости, Март, но у тебя вид блаженной обезьяны. Ты точно впервые слез с дерева и ходишь на задних лапах.
— Ага, — откликнулся я, — ты почти угадал. Я еще древнее: только недавно вылез из моря и впервые понял, что значит дышать.
Источник
«Глоток солнца» Е.Велтистова — мечты о несбывшемся будущем и ошибки юного героя
Люблю старую советскую фантастику! Особенно книги в переплетах, украшенных золотыми узорами.
Попалась мне в руки такая книга, автор Евгений Велтистов. Я и не знала, что у него кроме серии об Электронике есть и произведения для взрослых.
Итак, повесть «Глоток солнца. Записки программиста Марта Снегова» (1965).
Перед читателями разворачивается светлый мир будущего, 2066 год, до которого, возможно, кто-то из нас доживет. Это мир возможностей для каждого. Родители главного героя — 18-летнего студента-программиста по имени Март Снегов — отправились 6 лет назад осваивать Марс, оставив ребенка в интернате. Они сделали трудный выбор, посвятив себя великой задаче — создать на Марсе земные условия для жизни, и прежде всего, атмосферу.
Потосковав без родителей, мальчишка привык, и теперь спустя годы он совершенно самостоятелен, учится и работает под руководством гениального профессора по имени Аксель. И конечно же, юный Март не может быть не влюблен — его сердце принадлежит прекрасной девушке по имени Каричка, которая пишет музыку и песни. Младший брат Карички со странным именем Рыж обожает Марта Снегова и делится с ним мечтами и подростковыми заботами.
Вообще в этом мире все люди талантливы, умны и добры. Занимаются творчеством, какой-то интересной сложной работой. Бурят скважину к сердцу Земли, взрывают ледники в Антарктиде. Дядя Марта Снегова пытается создать биомашину и подарить людям бессмертие.
Кстати, насчет этого дяди, которого зовут Гарга. Ума у него палата, а вот душевной мудрости не хватает. Именно он привел на Землю посланца иной цивилизации — странный серебристый шар. Вступив в контакт с инопланетным разумом, он не подумал, что могут возникнуть проблемы. А серебристый шар на Земле вышел из-под контроля — похитил летчика вместе с его гравипланом, стал влиять на технику и людей таинственным излучением.
И конечно же, спасти планету от иноземного зла может только профессор Аксель и его ученик Март Снегов. Они начинают охоту за шаром.
Несмотря на всеё очарование книги, дальнейшие поступки главного героя мне кажутся странными.
Узнав, что дядя как-то связан с появлением серебристого шара, Март Снегов решает пробраться в лабораторию дяди под предлогом того, что хочет помочь родственнику в работе. Прекрасный план, только почему бы не предупредить о нем своего начальника и других ответственных личностей, обеспечив себе поддержку и пути отступления?
В книге осуждается индивидуализм мизантропа Гарги. Но Март Снегов тоже тот еще индивидуалист — ему лишь бы совершить подвиг, а о последствиях он не думает. Он действует в одиночку на свой страх и риск.
Оправданием этому неразумному поступку может служить лишь молодость главного героя.
И наступает расплата — юный друг Марта Снегова мечтатель Рыж — смелая прекрасная душа — бросается на помощь и погибает. И мне кажется, именно Март Снегов виноват в том, что его поддержку стал обеспечивать подросток, а команда профессиональных летчиков и спасателей опоздала.
Данные о серебристом облаке, которые раздобыл Март, помогают понять, что шар — это электронный мозг, работа которого нарушена, ему требуется перезагрузка. После перезагрузки шар приходит в себя, сразу становится добрым и справедливым, и три дня снабжает землян разными полезными сведениями. Потом он покидает Землю, оправляясь дальше выполнять свою программу в космосе.
Что же Март? Его любимая девушка Каричка потеряла брата. Но с момента похорон Рыжа Март Снегов не встречался с ней. Поддержать любимого человека и ее семью, скорбящих по погибшему мальчику, ему не пришло в голову.
Март задался мыслью о цели своего существования, и скромная должность программиста показалась ему недостаточно героической.
Март решил, что его цель — это экспедиция на Солнце, и полгода усиленно к ней готовился. Скоро вернутся с Марса его родители, но юный Март отбросил от себя все мирские заботы, устремившись мечтой к солнечной короне. Случайно узнав о его отлете, Каричка прибегает на космодром, принеся любимому новую песню, а Март обещает привезти ей кусочек Солнца.
Источник
Евгений Велтистов «Глоток солнца»
Глоток солнца
Другие названия: Гонки на гравилётах
Повесть, 1966 год
Язык написания: русский
- Жанры/поджанры: Фантастика( «Мягкая» (гуманитарная) научная фантастика )
- Общие характеристики: Социальное | Приключенческое | Психологическое
- Место действия: Наш мир (Земля)
- Время действия: Далёкое будущее
- Сюжетные ходы: Контакт | Становление/взросление героя
- Линейность сюжета: Линейный с экскурсами
- Возраст читателя: Любой
Во время спортивных гонок на гравилётах происходит неожиданная встреча с неземной цивилизацией. Один из спортсменов исчезает в каком-то облаке, другой спортсмен едва не гибнет. Земляне пытаются установить контакт с пришельцами. На фоне фантастических событий автор рассказывает о наших земных делах — любви, дружбе, верности и чувстве долга.
Другие публикации: Е.Велтистов. Гонки на гравилетах:[Отр. из повести “Глоток солнца”] /Рис. //Уральский следопыт, 1980, № 7.-С.64.
В произведение входит:
Обозначения: 
циклы 
романы 
повести 
графические произведения 
рассказы и пр.
Лингвистический анализ текста:
Приблизительно страниц: 160
Активный словарный запас: средний (2822 уникальных слова на 10000 слов текста)
Средняя длина предложения: 61 знак — на редкость ниже среднего (81)!
Доля диалогов в тексте: 23%, что гораздо ниже среднего (37%)
Error, 15 апреля 2018 г.
Произведение 1966 года. Для даты написания весьма сносное и где — то, даже, революционное произведение. Представить себе полёт мысли, идеи, слога, фантазии и романтики. Тогда, для 60 — х это было не просто свойственно, но и однозначно, стилистично законодательно. И выглядело нечто неординарным, прекрасным и новым. И читалось, вполне возможно, заинтересованно и взахлёб.
Но в наш быстро — стремительный 21 век технологий весь романтизм, героический трагизм и патетичность произведения становится обузой и скукой, ненужностью, излишеством стиля. К чему, скажите на милость, нужна эта необузданная восторженная патетика, отдоляемость мысли от сюжетности, которая скорее сегодня считается авторской пустой «водой», чем реальным высказыванием писателя в попытке описать эмоцию и характер своего построенного мира. Велтистов создал свой Полдень, весьма схожий со Стругацкими, но уж слишком романтический. При этом мысли и чувства героя немного диссонируют с его возрастом. Мир Велтистова не слащав, а весьма поэтизирован, отрываясь от реальности даже в личностных отношениях слишком далеко. Очень много идиолизированности, гипертрофии коммуникативной. Всё как — то уж слишком — правильного, хорошего. глупого и несуразного.
От «Глотка Солнца» устаёшь с мыслью, сколько ещё читать подобную восторженность жизнью. Да, для 1966 года очень даже неплохо, но не для сегодня. Мир ещё не столь чист и правилен, не столь честен и естественнен в своей правоте, не столь идиализирован до героики и до глупости в поступках самоотдачи (глупейшая смерть Рыжа в конце. К чему это нужно было вставлять в повесть?).
Источник