Весеннее солнце сияет грачи не по русски галдят мой дед по берлину шагает
(орфография автора сохранена)
Весеннее солнце сияет,
Грачи не по-русски галдят,
Мой дед по Берлину шагает,
В Германии русский солдат
На вид ему лет восемнадцать,
Он даже ещё не отец,
Блестят сапоги — нии*ацца,
Гвардеец геройский — п**дец!
В руках ППШ, а не «Шмайсер»,
В глазах его — яркий огонь,
Висит за плечами «Weltmeister» —
Такой пианино-гармонь.
Поправив медаль «За отвагу»
(За Прагу её получил),
Ефрейтор шагает к Рейхстагу,
Где Гитлер работал и жил.
При нём — не планшет и не каска,
Боец умудрился достать
Ведёрко с оранжевой краской,
Чтоб ей по Рейхстагу писать.
Всей ротой ему поручили,
Чтоб он отразил на стене,
Что всё, б**дь, что мы — победили
В давно за**авшей войне.
Две немки стоят на балконе,
Красивые, ё*ан мой рот!
Летят запряжённые кони
Поверх Бранденбургских ворот.
И вот уже стены Рейхстага:
Гулянье, веселье и гам
— С какого ты фронта, бродяга?
— С танкистами вмажешь сто грамм?
Он выбрал местечко повыше,
Чтоб было получше видать,
Он встал возле статуи в нише,
Чтоб память потомкам создать.
Он кистью макает в ведёрко,
Вдруг дёрнулось что-то в руке:
Он вспомнил сержанта Федорко
И бой на замёрзшей реке.
Федорко был парень 3,14здатый,
Но помер, тоскуй-не тоскуй.
И твёрдой рукою солдата
Дед вывел огромное «Х**!»
Вы спросите, что тут случилось?
Вы скажете, это — х**ня?
Но слово само проявилось
Из памяти, слёз и огня.
«Х**!» — значит «п**дец вам, фашисты!»,
«Х**» — значит «мы всё-же дошли
И х** моряка и танкиста
Вам в глотку задвинуть смогли!»
Мой дед рисовал не х**во,
Он буквы раз пять обводил,
За ровное гордое слово
Сам Жуков его похвалил.
Он парня окликнул сурово:
— Ты что материшься, боец?!
А впрочем, отличное слово,
Короче — не скажешь. П**дец!
Дед смотрит на стену Рейхстага,
На летопись воинских дел
И вдруг он читает: «Бодяго,
Полковник, особый отдел»
Гвардейцы не знают испуга,
Не любят штабных доходяг,
Дед пишет: «Бодяго — ворюга,
Б*ядун, п**арас и м*дак!»
Пусть липы на Унтер ден Линден
И старый тиргартенский слон
Запомнят: Бодяго — скотина,
Расстрельщик и просто г**дон!
Рассказывать дед мой не мастер,
Но в мае всегда достаёт
Свой красный трофейный «Weltmeister*
И «Синий платочек» поёт
Нагрянет лихая година —
Мой дед тихо скажет: «Не с*ать!
Дойдём до любого Берлина,
А «Х** «мы умеем писать!
Источник
Весеннее солнце сияет грачи не по русски галдят мой дед по берлину шагает
( орфография автора сохранена)
Весеннее солнце сияет,
Грачи не по-русски галдят,
Мой дед по Берлину шагает,
В Германии русский солдат
На вид ему лет восемнадцать,
Он даже ещё не отец,
Блестят сапоги — нии*ацца,
Гвардеец геройский — п**дец!
В руках ППШ, а не «Шмайсер»,
В глазах его — яркий огонь,
Висит за плечами « Weltmeister» —
Такой пианино-гармонь.
Поправив медаль « За отвагу»
( За Прагу её получил),
Ефрейтор шагает к Рейхстагу,
Где Гитлер работал и жил.
При нём — не планшет и не каска,
Боец умудрился достать
Ведёрко с оранжевой краской,
Чтоб ей по Рейхстагу писать.
Всей ротой ему поручили,
Чтоб он отразил на стене,
Что всё, б**дь, что мы — победили
В давно за**авшей войне.
Две немки стоят на балконе,
Красивые, ё*ан мой рот!
Летят запряжённые кони
Поверх Бранденбургских ворот.
И вот уже стены Рейхстага:
Гулянье, веселье и гам
— С какого ты фронта, бродяга?
— С танкистами вмажешь сто грамм?
Он выбрал местечко повыше,
Чтоб было получше видать,
Он встал возле статуи в нише,
Чтоб память потомкам создать.
Он кистью макает в ведёрко,
Вдруг дёрнулось что-то в руке:
Он вспомнил сержанта Федорко
И бой на замёрзшей реке.
Федорко был парень 3,14здатый,
Но помер, тоскуй-не тоскуй.
И твёрдой рукою солдата
Дед вывел огромное « Х**!»
Вы спросите, что тут случилось?
Вы скажете, это — х**ня?
Но слово само проявилось
Из памяти, слёз и огня.
« Х**!» — значит « п**дец вам, фашисты!»,
« Х**» — значит « мы всё-же дошли
И х** моряка и танкиста
Вам в глотку задвинуть смогли!»
Мой дед рисовал не х**во,
Он буквы раз пять обводил,
За ровное гордое слово
Сам Жуков его похвалил.
Он парня окликнул сурово:
— Ты что материшься, боец?!
А впрочем, отличное слово,
Короче — не скажешь. П**дец!
Дед смотрит на стену Рейхстага,
На летопись воинских дел
И вдруг он читает: «Бодяго,
Полковник, особый отдел»
Гвардейцы не знают испуга,
Не любят штабных доходяг,
Дед пишет: «Бодяго — ворюга,
Б*ядун, п**арас и м*дак!»
Пусть липы на Унтер ден Линден
И старый тиргартенский слон
Запомнят: Бодяго — скотина,
Расстрельщик и просто г**дон!
Рассказывать дед мой не мастер,
Но в мае всегда достаёт
Свой красный трофейный « Weltmeister*
И «Синий платочек» поёт
Нагрянет лихая година —
Мой дед тихо скажет: «Не с*ать!
Дойдём до любого Берлина,
А «Х** «мы умеем писать!
Источник
Весеннее солнце сияет грачи не по русски галдят мой дед по берлину шагает
Берилл Воронкин запись закреплена
Весеннее солнце сияет,
Грачи не по-русски галдят,
Мой дед по Берлину шагает,
В Германии русский солдат.
На вид ему лет восемнадцать,
Он даже ещё не отец,
Блестят сапоги – ниибацца,
Гвардеец геройский – пи..дец!
В руках ППШ, а не «Шмайсер»,
В глазах его – яркий огонь,
Висит за плечами Weltmeister,
Такой пианино-гармонь.
Поправив медаль «За отвагу»
(За Прагу её получил),
Ефрейтор шагает к Рейхстагу,
Где Гитлер работал и жил.
При нём – не планшет и не каска,
Боец умудрился достать
Ведёрко с оранжевой краской,
Чтоб ей по Рейхстагу писать.
Всей ротой ему поручили,
Чтоб он отразил на стене,
Что всё, блядь, что мы – победили
В давно заебавшей войне.
Две немки стоят на балконе,
Красивые, ё..ан мой рот!
Летят запряжённые кони
Поверх Бранденбургских ворот.
И вот уже стены Рейхстага:
Гулянье, веселье и гам
— С какого ты фронта, бродяга?
— С танкистами вмажешь сто грамм?
Он выбрал местечко повыше,
Чтоб было получше видать,
Он встал возле статуи в нише,
Чтоб память потомкам создать.
Он кистью макает в ведёрко,
Вдруг дёрнулось что-то в руке:
Он вспомнил сержанта Федорко
И бой на замёрзшей реке.
Федорко был парень пи..датый,
Но помер, тоскуй-не тоскуй.
И твёрдой рукою солдата
Дед вывел огромное «Х..Й!»
Вы спросите, что тут случилось?
Вы скажете, это – х..йня?
Но слово само проявилось
Из памяти, слёз и огня.
«Х..Й!» — значит «пиздец вам, фашисты!»,
«Х..Й» — значит «мы всё-же дошли
И х..й моряка и танкиста
Вам в глотку задвинуть смогли!»
Мой дед рисовал не х..ёво,
Он буквы раз пять обводил,
За ровное гордое слово
Сам Жуков его похвалил.
Он парня окликнул сурово:
— Ты что материшься, боец!?
А впрочем, отличное слово,
Короче – не скажешь. Пи..дец!
Дед смотрит на стену Рейхстага,
На летопись воинских дел
И вдруг он читает: «Бодяго,
Полковник, особый отдел».
Гвардейцы не знают испуга,
Не любят штабных доходяг,
Дед пишет: «Бодяго – ворюга,
Бл..дун, пи..арас и мудак»
Пусть липы на Унтер ден Линден
И старый тиргартенский слон
Запомнят: Бодяго – скотина,
Расстрельщик и просто гондон!
Рассказывать дед мой не мастер,
Но в мае всегда достаёт
Свой красный трофейный Weltmeister
И «Синий платочек» поёт.
Нагрянет лихая година –
Мой дед тихо скажет: «Не ссать!
Дойдём до любого Берлина,
А «Х..Й!» мы умеем писать!
Источник
ВОЕННОЕ
Весеннее солнце сияет,
Грачи не по-русски галдят,
Мой дед по Берлину шагает,
В Германии русский солдат
На вид ему лет восемнадцать,
Он даже ещё не отец,
Блестят сапоги – ни%бацца,
Гвардеец геройский – п%зд#ц!
В руках ППШ, а не «Шмайсер»,
В глазах его – яркий огонь,
Висит за плечами Weltmeister,
Такой пианино-гармонь
Поправив медаль «За отвагу»
(За Прагу её получил),
Ефрейтор шагает к Рейхстагу,
Где Гитлер работал и жил.
При нём – не планшет и не каска,
Боец умудрился достать
Ведёрко с оранжевой краской,
Чтоб ей по Рейхстагу писать.
Всей ротой ему поручили,
Чтоб он отразил на стене,
Что всё, бл$дь, что мы – победили
В давно за#бавшей войне.
Две немки стоят на балконе,
Красивые, #бан мой рот!
Летят запряжённые кони
Поверх Бранденбургских ворот.
И вот уже стены Рейхстага:
Гулянье, веселье и гам
— С какого ты фронта, бродяга?
— С танкистами вмажешь сто грамм?
Он выбрал местечко повыше,
Чтоб было получше видать,
Он встал возле статуи в нише,
Чтоб память потомкам создать.
Он кистью макает в ведёрко,
Вдруг дёрнулось что-то в руке:
Он вспомнил сержанта Федорко
И бой на замёрзшей реке.
Федорко был парень п%зд@тый,
Но помер. Тоскуй-не тоскуй…
И твёрдой рукою солдата
Дед вывел огромное «Х$Й!»
Вы спросите, что тут случилось?
Вы скажете, это – х$йня?
Но слово само проявилось
Из памяти, слёз и огня.
«Х$Й!» — значит «п%зд#ц вам, фашисты!»,
«Х$Й» — значит «мы всё-же дошли
И х$й моряка и танкиста
Вам в глотку задвинуть смогли!»
Мой дед рисовал не х$ёво,
Он буквы раз пять обводил,
За ровное гордое слово
Сам Жуков его похвалил
Он парня окликнул сурово:
— Ты что материшься, боец!?
А впрочем, отличное слово,
Короче – не скажешь. П%зд#ц!
Дед смотрит на стену Рейхстага,
На летопись воинских дел
И вдруг он читает: «Бодяго,
Полковник, особый отдел»
Гвардейцы не знают испуга,
Не любят штабных доходяг,
Дед пишет: «Бодяго – ворюга,
Бл@дун, п$д@рас и мyдак»
Пусть липы на Унтер ден Линден
И старый тиргартенский слон
Запомнят: Бодяго – скотина,
Расстрельщик и просто г@нд@н!
Рассказывать дед мой не мастер,
Но в мае всегда достаёт
Свой красный трофейный Weltmeister
И «Синий платочек» поёт
Нагрянет лихая година –
Мой дед тихо скажет: «Не ссать!
Дойдём до любого Берлина,
А «Х$Й!» мы умеем писать!»
Источник
О как!
БЕРЛИНСКАЯ ВЕСЕННЯЯ ПЕСНЯ
Весеннее солнце сияет,
Грачи не по-русски галдят,
Мой дед по Берлину шагает,
В Германии русский солдат
На вид ему лет восемнадцать,
Он даже ещё не отец,
Блестят сапоги – нииб@цца,
Гвардеец геройский – п@зд*ц!
В руках ППШ, а не «Шмайсер»,
В глазах его – яркий огонь,
Висит за плечами Weltmeister,
Такой пианино-гармонь
Поправив медаль «За отвагу»
(За Прагу её получил),
Ефрейтор шагает к Рейхстагу,
Где Гитлер работал и жил.
При нём – не планшет и не каска,
Боец умудрился достать
Ведёрко с оранжевой краской,
Чтоб ей по Рейхстагу писать.
Всей ротой ему поручили,
Чтоб он отразил на стене,
Что всё, блядь, что мы – победили
В давно з@еб@вшей войне.
Две немки стоят на балконе,
Красивые, ёб@н мой рот!
Летят запряжённые кони
Поверх Бранденбургских ворот.
И вот уже стены Рейхстага:
Гулянье, веселье и гам
— С какого ты фронта, бродяга?
— С танкистами вмажешь сто грамм?
Он выбрал местечко повыше,
Чтоб было получше видать,
Он встал возле статуи в нише,
Чтоб память потомкам создать.
Он кистью макает в ведёрко,
Вдруг дёрнулось что-то в руке:
Он вспомнил сержанта Федорко
И бой на замёрзшей реке.
Федорко был парень п*зд@тый,
Но помер. Тоскуй-не тоскуй…
И твёрдой рукою солдата
Дед вывел огромное «Х**!»
Вы спросите, что тут случилось?
Вы скажете, это – х**ня?
Но слово само проявилось
Из памяти, слёз и огня.
«Х*#!» — значит «п*зд@ц вам, фашисты!»,
«Х*#» — значит «мы всё-же дошли
И х*# моряка и танкиста
Вам в глотку задвинуть смогли!»
Мой дед рисовал не х**во,
Он буквы раз пять обводил,
За ровное гордое слово
Сам Жуков его похвалил
Он парня окликнул сурово:
— Ты что материшься, боец!?
А впрочем, отличное слово,
Короче – не скажешь. П*зд*ц!
Дед смотрит на стену Рейхстага,
На летопись воинских дел
И вдруг он читает: «Бодяго,
Полковник, особый отдел»
Гвардейцы не знают испуга,
Не любят штабных доходяг,
Дед пишет: «Бодяго – ворюга,
Бл*дун, пид@р@с и муд@к»
Пусть липы на Унтер ден Линден
И старый тиргартенский слон
Запомнят: Бодяго – скотина,
Расстрельщик и просто г@нд@н!
Рассказывать дед мой не мастер,
Но в мае всегда достаёт
Свой красный трофейный Weltmeister
И «Синий платочек» поёт
Нагрянет лихая година –
Мой дед тихо скажет: «Не ссать!
Дойдём до любого Берлина,
А «Х*#!» мы умеем писать!»
Источник