Во вселенной шарик наш вертит он с орбиты своей не слазит

Вперёд, мозгодёры!

Один – на всех!
И все – на одного!

Странно всё-таки устроена голова у человека! Строчки возникают сами собой, словно из небытия. Идёшь по дороге вечером, один, кругом ни души, и от ритма шагов на языке сначала крутится какой-то знакомый мотивчик из фильма, потом всплывают первые несколько строк из давно забытой детской песенки, обнаруживается их несовершенство (а много лет назад ни кто из нас на это не обращал никакого внимания) и начинается походное словотворчество:

«
Один московский кент
По прозвищу Доцент
Узнал об исторической находке.
Палатку подкопал,
Находку он украл
И скрылся до прибытия ментовки.

Но кента фраера
Всё ж сдали операм
И он на нарах парится и жучит.
Блатных его дружков
Пустили ж без штанов,
Пусть папа Карло разуму их учит.

Потом дорога сворачивает с ровной дороги на колдобины и вместе с ней меняется песня в голове. И снова находишь неточность в строке. Говоришь, мысленно: «Ай-ай-ай, Володечка. Ну почему «облегчения была»? Надо же «облегчение было»! Но тогда не клеится «ты даже не пришла». И снова мозги работают, как хороший напильник.

У тебя глаза — как нож

У тебя глаза — как нож:
Если прямо ты взглянешь —
Я забываю, кто я есть и где мой дом;
А если косо ты взглянешь —
То как по сердцу полоснешь
Ты холодным, острым серым тесаком.

Я здоров — к чему скрывать, —
Я пятаки могу ломать,
Я недавно головой быка убил, —
Но с тобой жизнь коротать —
Не подковы разгибать,
А прибить тебя — морально нету сил.

Вспомни, было ль, хоть разок,
Чтоб из дому я убёг, —
Ну когда же надоест тебе гулять!
С грабежу я прихожу —
Язык за спину заложу
И бежу тебя по городу искать.

Я все ноги исходил —
Велосипед себе купил,
Думал, может быть, наладятся дела, –
Но налетел на самосвал —
И к Склифосовскому попал, —
Навестить меня ты даже не пришла.

А тот хирург – узбек-старик —
Он как-то весь обмяк и сник:
Он трое суток мою рану зашивал!
А когда кончился наркоз,
Стало больно мне до слез:
Для кого ж я своей жизнью рисковал!

Ты не радуйся, змея, —
Скоро выпишут меня —
Отомщу тебе тогда без всяких схем:
Я тебе точно говорю,
Остру бритву наточу —
И обрею тебя наголо совсем!

А потом всплывает фрагмент какого-то концерта, на котором Геннадий Хазанов делал пародию в стихах. И снова одна строка то ли забылась, то ли не бьётся … И в который раз голова начинает подбирать эквиваленты…

Пародия на Роберта Рождественского

Ночью стук в дверь. Хозяин спрашивает:
«Кто?». «Вам дрова не нужны?» – спрашивают.
«Нет» – отвечает хозяин. Утром просыпается –
во дворе дров нет.

Далее следует стих, как бы после такого написал Роберт.

Душу гнев раздирает в клочья,
Это всё же уметь надо!
Унесли со двора ночью,
Увели у меня, гады.

«Не нужны ли?» – басят хрипло.
Я спросонок сказал: «Дудки».
А хозяйка и вовсе дрыхла,
Что ты с бабы возьмёшь? – Дура.

Во вселенной шарик наш вертит,
Он с орбиты своей не слазит.
Неужель в двадцать первом веке
Тоже будут дрова лямзить?

Я от мысли такой корчусь,
Но не лезть же с утра в петлю?
В общем, что я с дровами морочусь! –
Напишу-ка ещё песню…

Вот так, слогательство стихов превращает мозги в хорошо натренированную машинку по плетению рифм.

При чём, все эти тексты (давно забытые) явились сами (без спросу), а исправления к ним сделаны в уме, на ходу. А вечером записаны по привычке, чтобы освободить голову от вертлявых назойливых мушек-рифм, которые иначе не дадут покоя. А вот теперь можно ложиться спать с чистой совестью.

Если кто-то из вас знает песенку Доцента полностью, то буду признателен за текст. У нас в детстве пели всего несколько строчек начала, остальное я уже сейчас приплёл…

Источник

Во вселенной шарик наш вертит он с орбиты своей не слазит

Фигли ихний фисгармонь
Супротив трёхрядки!
Не ходите в филармонь,
Дуйте прям на ****ки.
Гейши водят хоровод
Где-то в поле чистом.
Мы ваще такой народ —
Все прям хоккуисты.
А ещё сакэ бы в рот —
И адьё, Европа!
Нам прям трям — и Новый год,
Шаолинь и жопа.
Нам давно азохен вей —
Фудзи или ямы.
Даосистый соловей
Обсвистелся прямо.
Где уж тут умом понять.
Выпятивши челюсть,
Глянешь вдаль — ипона мать!
Уй, какая прелесть!
)))))

Да это понятно. я вот тут Юнга вспомнила «О психологии восточных религий и философий». Занятная вещь. Коротко и в тему.

До Юнга моя забота о собственной эрудиции не добралась. На Шпенглере застряла.

это было давно. и неправда (с)

Это было. Когда — не помню.
Важно только, что это было.
Что же это, если не подлость,
Не отрыжка старого быта?
Душу гнев раздирает в клочья.
Это всё же уметь надо!
Унесли со двора ночью.
Увели у меня. Гады.
(с) Иванов Александр

А гады это в данном случае ботинки такие?
Или просто гады.
Но и так, и так хорошо.))

Это цикл пародий у Иванова был такой где-то в конце семидесятых, по сюжету анекдота:
Ночью в дверь постучали.
— Вам дрова не нужны?
— Не нужны.
Утром встали — дров нет.

Этот стишок под Роберта Рождественского. А кончался он, как помню, так:

Во вселенной шарик наш вертит.
Он с орбиты своей не слазит.
Неужели в тридцатом веке
Тоже будут дрова лямзить?

Да. Иванова помню хорошо. Даже одну пародь наизусть. Только не помню на какого автора. но это неважно.
Какая рань, какая рань!
Но где же ты, моя старань?
Я в мыслях перестал парить,
Пером не в силах я перить.
(дальше провал в памяти. автор, короче призывает Музу, которая предлагает ему «поэть!»)
Я напоэтил. На тетрадь.
И Музу тут хватил кондрать,
И солнца диск росистый весь
Уткнулся в эту околесь.

там у Иванова есть ещё перлы «лобзай меня своей лобзою». ыхыхы)))

А я очень много наизусть помню, и сильного, зацепившего, и случайного. Такая память досталась, сволочь, немилосердная.
А нравилось мне больше всего у Иванова на Николая Доризо. Там у этого Доризо скромненько так было:

Не писал стихов и не пишу.
Ими я, как воздухом, дышу.

А Сан Саныч по-доброму так ему посоветовал:

Не писал стихов — и не пиши.
Лучше погуляй и подыши.

Да уж, с этим «пишу-дышу» ещё Окуджава отметился, а здесь на стихире каждый второй.

Что делать. Какой-то древний Окуджава когда-то сделал первое колесо. А теперь всякие «Тойоты» их сотнями тысяч штук клепают ежегодно.

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

Источник

«Вселенские дрова» (Вознесенский) — это универсальный мировой драйвер?

Шуршали в уши, словно мыши: \ «Не наломайте лишних дров!» . Мы их ломали непрерывно, \ и как там с нами ни воюй, \ бесстрашны были и наивны, \ и так раскованно порывны, \ словно рискованные рифмы, \ с губ, где не высох поцелуй. Евгений ЕВТУШЕНКО 2005 На «хвосте» \\ Андрею Вознесенскому
И мало ли было наломано дров \Во имя того, чтобы строить добро \В масштабе всей нашей планеты.. . \А может, в пределах и дальних миров \Добра понесём эстафету \Среди нам неведомых рек и дубров? Юрий Костарев Из сборника “У живой воды” 2006 На финише буйного века

Боли мне не хватало, воли. Грех, что мы крепостпы на треть. Столько прошлым дров накололи — хорошо им в печали гореть! Андрей Вознесенский

Охапку дров свалив у камелька, \Вари пшено, и час тебе довлеет; \Потом усни, как все дремой коснеет… \Ах, вечности могила глубока! Вячеслав Иванов ЗИМНИЕ СОНЕТЫ\3 «Зима души. Косым издалека… »

Наломано, Андрей, вселенских дров, \но мы придем — коль свистнут за подмогой. \Давно заасфальтировали двор\и первое свиданье за помойкой, Андрей Вознесенский

Колоть дрова\привыкла я: \топор блестящий занесешь\над гулким белым чурбаком, \на пень, поставленный ребром, \удар! —\и звук как от струны. КСЕНИЯ НЕКРАСОВА (1912-1958)

Я люблю у Вознесенского «Из жизни крестиков»

Когда на крестиков были гонения, крестик купил тросточку. И прикинулся пятиконечной звездочкой.

Как-то ехал крестик по ул. Горького на белой «Волге» .
Поднял глаза на тетю. Увидел — смутился. Крестик покраснел. Так произошла «Скорая помощь» .

Крестики очень любили картину «Бурлаки на Волге» . Они так долго изображали ее, что получилась колючая проволока.

Напился крестик, пришел домой на руках. — Ты что, знак умножения? !

Враги у крестика — нолики. Это ему бабушка говорила. Не послушался крестик. Женился на нолике. Получился оптический прицел.

Крестики не умели ни читать, ни писать, но они любили подписывать приказы. Известны три романа и семь мемуаров, подписанных крестиками.

И самое любимое:
+++

Крестик испугался СПИДа. Пошел в аптеку. Купил.

— А на какой кончик надевать?

-А вы читали басню «Мартышка и очки» ? Примеряйте экспериментальным путем.

+++

Вадим Шефнер. «Лачуга должника»

« Средь множества иных миров
Есть, может, и такой,
Где кот идет с вязанкой дров
Над бездною морской. »

«Это было когда — не помню,
Важно только, что это — было!
Что же это, если не подлость,
Не отрыжка старого быта?! .

Душу гнев разрывает в клочья.. .
Это все же уметь надо!. .
Увели у меня ночью,
Унесли со двора, гады. !

— Не нужны, мол? — басят хрипло,
Я спросонья сказал «Дудки! »
А хозяйка и вовсе дрыхла, —
Что ты с бабы возьмешь? Дура!. .

Во вселенной шарик наш вертится,
Он с орбиты своей не слазит.. .
Неужели в тридцать веке
Тоже будут дрова лямзить? !

Я от мысли такой горблюсь.. .
Но не лезть же с утра в петлю.. .
Я — поэт, человек гордый.
Напишу-ка еще песню! » А. Иванов, пародия на Р. Рождественского (Тема: анекдот» Вам дрова не нужны? «)

В Лонжюмо сейчас лесопильня.
В школе Ленина? В Лонжюмо?
Нас распилами ослепили
бревна, бурые, как эскимо.

Пилы кружатся. Пышут пильщики.
Под береткой, как вспышки, — пыжики.
Через джемперы, как смола,
чуть просвечивают тела.

Источник

Во вселенной шарик наш вертит он с орбиты своей не слазит

в 1970-х годах Геннадий Хазанов сделал серию пародий на известных людей. Тема пародии: как разные люди рассказали бы старый анекдот, который звучит так.
Ночью в дом, уже все спят, тихо стучат и спрашивают: “Хозяева, вам дрова не нужны?”. Раздраженные хозяева отвечают: “Нет! Не нужны!”. Утром хозяева просыпаются – во дворе дров нет.
Роберта Рождественского Хазанов спародировал так:

Это было, когда – не помню.
Важно только, что это было.
Что же это, если не подлость,
Не отрыжка старого быта?
Душу мне раздирает в клочья:
Это все же суметь надо!
Унесли со двора ночью!
Увели у меня, гады!
“Не нужны?”, мол, басят хрипло.
Я спросонок сказал: “Дудки!”.
А хозяйка и вовсе дрыхла.
Что ты с бабы возьмешь? Дура!
Во Вселенной шарик наш вертит.
Он с орбиты своей не слазит.
Неужели в тридцатом веке
Тоже будут дрова лямзить?!
Я от мысли такой горблюсь.
Но не лезть же с утра в петлю!
Я – поэт, человек гордый.
Напишу-ка еще песню.

сказал пародист Александр Иванов:

В восточных горах
Он выстроил дом

Крошечный —
Среди скал.

С весны он лежал
В лесу пустом

И даже днём
Не вставал.

И ручейка
Он слышал звон

И песенки
Ветерка.

Ни дрязг и ни ссор
Не ведал он —

И жить бы ему
Века. (Ли Бо)

Как-то раз перед толпою
Соплеменных гор
У Казбека с Шат-горою
Был великий спор.
«Берегись!- сказал Казбеку
Седовласый Шат,-
Покорился человеку
Ты недаром, брат!
Он настроит дымных келий
По уступам гор;
В глубине твоих ущелий
Загремит топор;
И железная лопата
В каменную грудь,
Добывая медь и злато,
Врежет страшный путь!
Уж проходят караваны
Через те скалы,
Где носились лишь туманы
Да цари-орлы.
Люди хитры! Хоть и труден
Первый был скачок,
Берегися! многолюден
И могуч Восток!»
«Не боюся я Востока!-
Отвечал Казбек,-
Род людской там спит глубоко
Уж девятый век.
Посмотри: в тени чинары
Пену сладких вин
На узорные шальвары
Сонный льет грузин;
И, склонясь в дыму кальяна
На цветной диван,
У жемчужного фонтана
Дремлет Тегеран.
Вот у ног Ерусалима,
Богом сожжена,
Безглагольна, недвижима
Мертвая страна;
Дальше, вечно чуждый тени,
Моет желтый Нил
Раскаленные ступени
Царственных могил;
Бедуин забыл наезды
Для цветных шатров
И поет, считая звезды,
Про дела отцов.
Все, что здесь доступно оку,
Спит, покой ценя.
Нет! не дряхлому Востоку
Покорить меня!»

«Не хвались еще заране!-
Молвил старый Шат,-
Вот на севере в тумане
Что-то видно, брат!»

Тайно был Казбек огромный
Вестью той смущен;
И, смутясь, на север темный
Взоры кинул он;
И туда в недоуменье
Смотрит, полный дум:
Видит странное движенье,
Слышит звон и шум.
От Урала до Дуная,
До большой реки,
Колыхаясь и сверкая,
Движутся полки;
Веют белые султаны,
Как степной ковыль,
Мчатся пестрые уланы,
Подымая пыль;
Боевые батальоны
Тесно в ряд идут,
Впереди несут знамены,
В барабаны бьют;
Батареи медным строем
Скачут и гремят,
И, дымясь, как перед боем,
Фитили горят.
И, испытанный трудами
Бури боевой,
Их ведет, грозя очами,
Генерал седой.
Идут все полки могучи,
Шумны, как поток,
Страшно медленны, как тучи,
Прямо на восток.
И, томим зловещей думой,
Полный черных снов,
Стал считать Казбек угрюмый
И не счел врагов.
Грустным взором он окинул
Племя гор своих,
Шапку на брови надвинул —
И навек затих.
(Шат-Эльбрус) М.Ю.Лермонтов.

На горной вершине
Ночую в покинутом храме.

К мерцающим звездам
Могу прикоснуться рукой.

Боюсь разговаривать громко:
Земными словами

Я жителей неба
Не смею тревожить покой.
(Ли Бо)

Никогда ни о чем не жалейте вдогонку ,
Если то, что случилось, нельзя изменить.
Как записку из прошлого, грусть свою скомкав,
С этим прошлым порвите непрочную нить.

Никогда не жалейте о том, что случилось.
Иль о том, что случиться не может уже.
Лишь бы озеро вашей души не мутилось
Да надежды, как птицы, парили в душе.

Не жалейте своей доброты и участья.
Если даже за все вам — усмешка в ответ.
Кто-то в гении выбился, кто-то в начальство.
Не жалейте, что вам не досталось их бед.

Никогда, никогда ни о чем не жалейте —
Поздно начали вы или рано ушли.
Кто-то пусть гениально играет на флейте.
Но ведь песни берет он из вашей души.

Никогда, никогда ни о чем не жалейте —
Ни потерянных дней, ни сгоревшей любви.
Пусть другой гениально играет на флейте,
Но еще гениальнее слушали вы.

Кайсын Кулиев писал «…Двадцать пять лет пишу о горах, но мне не приходило в голову о них писать так, как юная поэтесса. Она и для гор нашла то единственное свое индивидуальное выражение, те необходимые, свойственные краски, без которого не бывает творчества».

Забудьте города, где вас любили,
Не возвращайтесь никогда туда:
Серебряные трубы оттрубили,
В лед превратилась вешняя вода
Другие там кварталы и районы,
Давно зачеркнут прошлого маршрут …
И молодости вашей почтальоны
Его при всем желании не найдут .
Исчезли переулки, перекрестки
С их шумом, теснотой и кутерьмой,
Где вешний ветер, путая прически,
Был просто ветром юности самой.
Пусть этот ветер кто-то вновь пригубит,
Он парусам другим необходим.
Другие здесь — и по-другому – любят,
Считая город— городом своим.
Меняйтесь, превращайтесь и прощайте
Покинутые нами города…
И все-таки вы их не забывайте
И возвращайтесь именно туда!

Добавлено через 54 минуты
Олжас Сулейменов

Были женщины — по плечо,
Были женщины мне — по грудь.
Но — по сердце
Была одна.
Просто пo сердцу мне она.
Всё идёт ей —
Тоска в глазах,
И пушиночка в волосах,
И жестокий, капризный рот,
И зубов обнажённый лёд.
Даже пальчиков нежный хруст,
Даже слишком не взрослый рост,
Даже тридцать четвёртый год.
Всё идёт ей.
Как всё идёт.

Были женщины — по плечо,
Были женщины мне — по грудь.
Но — по сердце
Была одна.
Просто пo сердцу мне она.
Всё идёт ей —
Тоска в глазах,
И пушиночка в волосах,
И жестокий, капризный рот,
И зубов обнажённый лёд.
Даже пальчиков нежный хруст,
Даже слишком не взрослый рост,
Даже тридцать четвёртый год.
Всё идёт ей.
Как всё идёт.

Тьмою здесь все занавешено
и тишина как на дне.
Ваше величество женщина,
да неужели — ко мне?

Тусклое здесь электричество,
с крыши сочится вода.
Женщина, ваше величество,
как вы решились сюда?

О, ваш приход — как пожарище.
Дымно, и трудно дышать.
Ну, заходите, пожалуйста.
Что ж на пороге стоять?

Кто вы такая? Откуда вы?
Ах, я смешной человек.
Просто вы дверь перепутали,
улицу, город и век.

Инна Кашежева
О названья земли родной!
Одурманивая и маня,
Вы повсюду всегда со мной,
Непонятные имена!

И какой-то щемящей тоской,
Взяв меня в свой гортанный плен,
Отдается во мне: Терскол!
Куркужин! Нартан! Гунделен!

Голос рек протяжней поэм,
Словно крик победный орла…
Как стихи повторяю: «Чегем!
Малка! Урух! Жемтала!»

В лошадях небывалых пород
И в паденьи скупой воды –
Имена балкарских высот
И вершин
И долин Кабарды!

Добавлено через 1 минуту
Инна Кашежева
Мы жили праведно и строго
в тени отеческих могил.
И все же мы забыли Бога,
а он нас помнил и любил.
Глоток воды и корка хлеба.
Ему не надо ничего.
Он ждал: когда же мы не в небо
вглядимся зорко, а в Него?
Но, как моря, мельчали цели
и стыло прошлое в золе.

Как много ставят свечек в церкви.
Как мало веры на Земле!

Терек воет, дик и злобен,
Меж утесистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят.
Но, по степи разбегаясь,
Он лукавый принял вид
И, приветливо ласкаясь,
Морю Каспию журчит:

«Расступись, о старец море,
Дай приют моей волне!
Погулял я на просторе,
Отдохнуть пора бы мне.
Я родился у Казбека,
Вскормлен грудью облаков,
С чуждой властью человека
Вечно спорить я готов.
Я, сынам твоим в забаву,
Разорил родной Дарьял
И валунов им, на славу,
Стадо целое пригнал».

Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий стихнул, будто спит,
И опять, ласкаясь, Терек
Старцу на ухо журчит:

«Я привез тебе гостинец!
То гостинец не простой:
С поля битвы кабардинец,
Кабардинец удалой.
Он в кольчуге драгоценной,
В налокотниках стальных:
Из Корана стих священный
Писан золотом на них.
Он упрямо сдвинул брови,
И усов его края
Обагрила знойной крови
Благородная струя;
Взор открытый, безответный,
Полон старою враждой;
По затылку чуб заветный
Вьется черною космой».

Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий дремлет и молчит;
И, волнуясь, буйный Терек
Старцу снова говорит:

«Слушай, дядя: дар бесценный!
Что другие все дары?
Но его от всей вселенной
Я таил до сей поры.
Я примчу к тебе с волнами
Труп казачки молодой,
С темно-бледными плечами,
С светло-русою косой.
Грустен лик ее туманный,
Взор так тихо, сладко спит,
А на грудь из малой раны
Струйка алая бежит.
По красотке молодице
Не тоскует над рекой
Лишь один во всей станице
Казачина гребенской.
Оседлал он вороного,
И в горах, в ночном бою,
На кинжал чеченца злого
Сложит голову свою».

Замолчал поток сердитый,
И над ним, как снег бела,
Голова с косой размытой,
Колыхаяся, всплыла.

И старик во блеске власти
Встал, могучий, как гроза,
И оделись влагой страсти
Темно-синие глаза.

Он взыграл, веселья полный,-
И в объятия свои
Набегающие волны
Принял с ропотом любви.

Всё тебе не хватает чего-то,
всё меняешь за городом город.
И работа тебе — не работа,
да и повод, как будто не повод.
Эта женщина рядом с тобою —
есть красивее, кто бы спорил!
Да и то, что зовётся судьбою,
лучше было бы встретить у моря.
Оглянись на себя не во гневе —
в этом городе ты ещё не был.
И расти, как растут деревья:
в небо.

Друиду — поклоннику творчества М. Лермонтова

Спасибо вам за то , что не любили.
За нелюбовь нельзя корить.
Спасибо, что на мир глаза открыли,
За то, что я продолжил дальше жить.
Спасибо, что не станем мы друзьями…
Ведь слишком много связывало нас.
Спасибо, что не вместе мы ночами,
За то, что я один сейчас.
Благодарю за дерзкие упрёки,
За ваш непримиримый нрав,
За то, что стал для вас далёким,
Любовь свою жестоко обуздав.
Благодарю за то, что не прочтёте
Вы этих строк нигде и никогда.
За то, что чувства наши не вернёте,
Они почти исчезли без следа.
Желаю, чтобы счастливо вы жили!
А я не устаю благодарить…
Спасибо вам за то, что не любили
И мне вновь никогда не полюбить

Безымянная высота
(Хроника)

. От полка осталось 32 штыка —
шли из окружения от самого Бреста.
Всего-то начальства — писарь полка,
последняя позиция — холм безымянный,
что стал для альпийских стрелков Эверестом.

Взрывом гранаты мне порубило глаза;
командир наш, писарь полка Соломин,
снял с себя мокрый бинт, завязал мне глаза
и сипло сказал: «Посмотрим,
нас еще двое,
мы им дадим рукопашную,
меня узнаешь по голосу,
остальные — не наши. »
Я бежал рядом с Соломиным,
упираясь штыком в темноту.
Спотыкался и падал,
вставал,
воздух прикладом круша.
У ног моих бился, хрипел, умирал Соломин,
они гоготали, меня окружа.
Не знал я, что гибнуть придется
в таких условиях.

Сержант Соломин вел боевой дневник:
«Выйдем к своим,— говорил,—
для отчетности пригодится».
Кто дезертировал,
Кто геройство в боях проявил,
кто где похоронен —
всему вел учет полковой писарь Соломин.
Когда на кордоне лесном
погиб пулеметчик Корнилов
и не осталось больше в полку коммунистов,
писарь Соломин, раненым горлом сипя,
клялся со всеми и, нарушая устав,
принял в партию
весь наличный состав
полка. В том числе и себя.
Все заявления, сколотые ржавой булавкой
сохранились в сыром планшете:

«Я, рядовой Семенов Петр Ильич, из Саратова улица Кровельная, 17, имею четыре класса образования, грамотный. Соцпроисхождение — бондарь. Прошу считать членом ВКП(б). Имею жену Марию и пятерых деток. Машенька, если что — возвращайся к отцу в деревню…»

И приписано рукой Соломина: «Пал коммунистом за Родину у моста через реку Серень 20 августа 1941 г. Достоин ордена Красной Звезды».

«Я, рядовой Садыков Хамит, из аила № 5 около города Ош, неграмотный по-русски и по-киргизски. Соцпроисхождение — трудовой пастух. Имею мать и отца, убитых басмачами. Тяжело ранен в бою за Родину. Умирая, прошу принять в партию ВКП(б), записано с моих слов сержантом Соломиным». Вместо подписи — кровавый отпечаток пальца.

И ниже — тем же округлым писарским почерком: «Принял смерть коммунистом на высоте 230 у деревни Голенькой 25 августа 1941 г. Достоин ордена Красной Звезды».

Через тридцать лет
пионеры отроют планшет,
документам размытым поверят райкомы
и военкомы.
Всех, кого принял в партию,
кого представил к награде
сержант Соломин,— примут и наградят
посмертно.
Высота 230 на старенькой карте-трехверстке
обозначена цилиндрическими
неправильными овалами
будто рисунок папиллярных линий.
Высоты, которые мы держали,
похожи на кровавые отпечатки
солдатских пальцев.
Безымянная высота.
Почему безымянная?
Тридцать отдали ей навсегда свои имена.
Четыре Ивана, три Петра, два Ахмета
Хамит и Саша,
Кирилл, Владимир, Исаак
и маленький санинструктор Агаша.
Без вести павшие
Солдаты наши.

Добавлено через 18 минут
Волга вьётся аварской дорогой…
«Волга» вьётся аварской дорогой,
над горами аварское небо,
и могильники однорогие
за аулами, за Гунибом.
Ишаки, как везде, невесёлые,
старики, как везде особые,
проезжаю угрюмые сёла,
белостенные сёла усопших.
Тот, кто жив, кто ещё в аулах,
кто ещё не ушел за речку,
говорит, наслаждаясь гулом,
лёгким клёкотом отчей речи.

Источник