Сочинение на тему Рассвет (описание рассвета) 5, 6 класс
Рождение каждого нового дня начинается с рассвета. Это время, когда оживает природа. Некоторые люди уже проснулись, вышли на утреннюю пробежку, а есть и такие, которые трудятся по ночам и всякий раз могут наблюдать всю прелесть рассвета.
Каждый человек хотя бы раз в жизни обязательно должен встретить рассвет только для того, чтобы увидеть, как прекрасно рождение нового дня. Это совершенно незабываемое зрелище! И мне довелось однажды его наблюдать в одно июньское утро.
Как необычно и завораживающе начинается рассвет. Темное небо плотным одеялом постепенно отступает от небосклона, ночные тучи будто растворяются в нем, и открывается взору небесная красота. Слегка мутная дымка, нависшая над землей, постепенно рассеивается в воздухе и потом вовсе исчезает. В атмосфере царит тишина, которую нарушают лишь тонкие голоса проснувшихся птиц, разливающиеся повсюду. Очень необычным кажется и запах рассвета, его не сравнить ни с чем. Легкая свежесть аккуратно касается носа, вызывая приятные ощущения радости и счастья. Еле уловимый ветерок ласково обволакивает и касается тела. Где – то высоко в небе несмело пролетела птица, как будто разминая крылья после ночного сна. Откуда – то издалека доносится лай собак, которые тоже радуются началу нового дня.
Не менее привлекательным в рассвете является пробуждение ото сна небесного светила. Лучи солнца, словно играя с природой, кокетливо пробиваются сквозь толщи неба. А когда лучик добрался до земли, приходит и ее очередь пробуждаться. Капельки росы на траве начинают переливаться и сверкать на солнце, словно крошки бриллиантов. А самые маленькие росинки исчезают прямо на глазах под действием теплых солнечных лучей. А как чудесно увидеть на листочке божью коровку, которая подбирается к капельке росы, чтобы умыться. У насекомых уже наступило утро вместе с восходом солнца. Разные букашки выползают погреться на солнышке и расправить свои лапки и крылышки.
Вот такое чудесное зрелище предстало моим глазам в одно прекрасное летнее утро. Хотелось запомнить каждое мгновение происходящего, отметить даже самую мелочь. Мне надолго, а, может быть, и на всю жизнь запомнится этот необыкновенный рассвет! Ради того, чтобы насладиться всеми прелестями рождения нового дня можно и не выспаться!
Сочинение Описание рассвета
Согласно законам природы между однообразной чередой дней и ночей наблюдаются недолгие, чудесные явления. Благодаря рассвету мутные очертания, блики теней становятся отчетливей. А переход от темноты к яркому дневному свету настолько плавный и необычно красивый, будто покрыт тайной.
Предрассветные сумерки необычайно красиво, неторопливо вступают в свои права. Кто наблюдал его наступление от начала до конца, может представить, какое затишье сопровождает проникновение с востока светлой полосы.
Утренний воздух чист и прохладен. Каждый вдох, наполненный им, дарит умиротворение. Чувствуется, как прилив сил наполняет все тело.
Окружающий мир скоро начнет пробуждаться, постепенно отходя от сонной тишины до следующих суток. В определенный момент на горизонте будто зажигается свеча. Вместе с этим ярким распространяющимся в разные стороны пятном, начинается и нарастание звуков. Несмело издают свист, чириканье проснувшиеся птицы, шевелятся пугливо в траве грызуны, вдали напоминают о себе одиноким гавканьем проснувшиеся голодные собаки.
Когда солнце набирает обороты, рассылая все дальше на большие расстояния свои лучи, природа оживает, покрываясь желтым, потом багровым цветами. Темное небо растворяется в вышине, светлея на глазах. Небосклон приобретает светло-лиловый оттенок, который устойчив в течение всего дня.
Так на глазах происходит смена цветов, прилив новых ощущений благодаря теплому ветерку, проникновение редких звуков в предрассветной тиши.
Сонное состояние природы прерывается пылающим рассветом, который будит все вокруг, даря неповторимые мгновения.
Так после ухода ночного времени суток зарождается новый день. Благодаря рассвету, который бережно гасит звезды, осторожно стирает легкую дымку, покрывшую землю, предвещая выход солнца, человек имеет возможность радоваться жизни, наслаждаясь огромным разнообразием окружающего мира, который постепенно проступает через тонкую полупрозрачную пелену.
Нет ничего прекрасней, чем чувствовать приближение восхода солнца, пропустив через себя каждую неповторимую особенность рассвета!
5 класс, 6 класс
Рассвет (описание рассвета)
Несколько интересных сочинений
Природа… Мы так часто слышим и произносим это слово, что даже не задумываемся о том, что оно обозначает. А оно очень емкое. Оглянись вокруг! Деревья и кустарники, тянущиеся вдоль дороги
В принципе, с этим выражением я согласен. Действительно, смысл быть умным и сильным, если одному быть против всего мира? То есть тратить свои ум и силу на то, чтобы бороться с миром!
Как известно, Пушкин не очень любил позировать перед художниками. Но для Ореста Кипренского сделал исключение. Его об этом попросил лучший друг Дельвиг.
Повесть «Наталья, боярская дочь», стоит несколько особняком от прочих произведений Карамзина, но, несмотря на это, данный труд затрагивает самые разные нравственные вопросы, которые и по сей день волнуют читателей.
Писателю Антону Павловичу Чехову всегда удавалось мелкими деталями передать сущность людей, их отрицательные качества. На его рассказах читатели учатся жизни, перед ними раскрываются ситуации различных героев
Источник
Сочинение на тему Рассвет
Начало дня знаменуется восходом Солнца. Многие люди воспринимают этот факт как банальность и даже не смотрят на небо, хотя именно оттуда они получают тепло и свет. Когда зачинается рассвет, просыпается природа и на земле становится теплее и светлее.
Символизм рассветной поры рассматривали многие писатели и поэты, да и вообще практически любые деятели искусства. Ведь этот переход от небытия к бытию является действительно грандиозным, несмотря на свою повседневность.
Сейчас каждый человек ясно понимает некоторую банальность этого факта, ведь просто Земля вращается определенным образом и занимает соответствующее положение. Поэтому часть поверхности планеты становится освещенной. Так ситуация выглядит из космического пространства, но мы люди, которые проживают на Земле, видим ситуацию немного иным образом.
Для человека простой астрономический феномен всегда является чем-то большим. Наряду с собственным пробуждением человек видит пробуждение природы, пробуждение всего мира и может поразмыслить как мудро и грандиозно устроен мир, как велико небесное светило, которое своим теплом согревает всю Землю.
Пора рассвета именно такая, торжественная пора. Символ того как тьма оказывается поверженной и торжествует свет. Не зря во многих мифологиях этот ежедневный цикл персонализировали в противоборстве разных божеств.
Людям дано поэтическое видение мира, мы способны не только описывать факты, но и видеть образы, сопоставлять и сравнивать. Каждый рассвет для думающего человека является чем-то удивительным.
Писатель Хэмингуэй называл Париж «праздником, который всегда с собой» и такое описание вполне пригодно и для рассвета. Рассвет – праздник, который всегда с собой. Каждый день персональный праздник для каждого и при этом, несомненно, объединяющее событие.
Ведь каким бы ни был человек, он тоже видит этот рассвет. Он чувствует тепло и свет нового дня.
Сочинение Описание рассвета
Рассветом называют природное явление между восходом солнца и сумерками темной ночи, которое сопровождается увеличением освещенности поверхности земли за счет подъема солнца над горизонтом нашей планеты. Пробуждение природы – это невероятно волшебное событие, которое переполнено таинственностью, загадочностью и великолепием. Рассвет – это начало нового дня.
Это проявление природы особенно прекрасно летом в июне. Некоторые цветочки, такие как одуванчики, маки, полевые гвоздики, дикий шиповник, дикий цикорий и белоснежные кувшинки к пяти часам утра, когда только солнечные лучи осветили землю, открывают свои бутончики, словно живые зверьки, протирая свои глазки.
Особенно красив рассвет на открытом месте — в поле или на море, когда линия земли соединяется с небом. Если наблюдать за солнцем некоторое время, то можно увидеть сначала маленькую каемку солнечного шара на воде, а потом его полусферу, которая постоянно увеличиваясь в размерах, превращается в огромное светило и наступает день.
Во время рассвета пробуждается вся природа. Начинают появляться из гнезд птички и петь песни, начинают в траве жужжать мухи и стрекозы. Полевы зверьки тоже начинают выходить из своих норок и бегать в мокрой зеленой траве по выпавшей утренней росе.
Ранним летним утром во время рассвета очень хорош воздух, он теплый, свежий и чистый. От постепенно раскрывавшихся бутончиков цветов воздух переполняется их душистым ароматом.
Сначала на рассвете небо блеклое, а потом с восходом солнца оно постепенно вступает в голубизну и начинается повседневная жизнь.
Вслед за природой просыпаются и люди, как в деревне, так и в городе. Они начинают спешить на работу и учебу. Из окон домов начинает пахнуть вкусным завтраком. Аромат чашек кофе и ванильный запах булочек начинает пробиваться на улицу.
Конечно, рассвет за городом и рассвет в городе очень разный. В городе он не так заметен, как на природе. Но даже в городских условиях глядя в окно на розовую улыбку солнца понимаешь, как прекрасно это волшебное явление, как рассвет.
Рассвет – это уход вчерашнего дня с его проблемами и трудностями, и начало сегодняшней новой жизни, которая будет состоять только из радостных и счастливых моментов!
Также читают:
Картинка к сочинению Рассвет
Популярные сегодня темы
В Ламанче жил один 50-летний мужчина, с виду он был не очень. Не было у него никакой собственности, ни чего и звали этого мужчину то ли Кохан, то ли Кесад, но звал он себя Дон Кихотом и считал себя рыцарем.
Человеку в любом возрасте необходимо развиваться, иначе жизнь его будет очень унылой, серой и скучной. Такие люди не имеют друзей, они не интересуются жизнью своей и другого человека. Докажем это утверждение на примерах.
Нелегкая жизнь Есенина, наполненная переездами и переменами образа жизни, сформировали разнообразие мотивов и тем лирики поэта. Есенин много времени в творчестве посвящает описанию природы родных мест
Знаменитый русский художник, Аркадий Александрович Рылов работал в жанре пейзаж. Автор родился в семье, которые не были связана с искусством. Свой талан Рылов развивал, учась в Москве.
Роман Герой нашего времени Михаила Юрьевича Лермонтова — первый психологический роман в истории русской литературы. Хронотоп этого произведения нарушен, автор сделал это осознанно
Источник
Описание дня и ночи из разных книг
Этюды о природе
* * *
Ранним утром в оттепели небо приближено к земле. Низкая полная луна ещё сохраняет остаток ночи, но на дорогах города уже отражается сумеречно-голубой цвет неба…
Ночь сменилась днём на востоке: покраснели тёмные неровные полосы на далёких вереницах дымчатых облаков, резко очерченных от всего неба, проявилось чистое-чистое небо …
Но спустя время, небо, почти дневное, закрывается завесой сплошных облаков, и вновь пасмурный свет, уже который день
но … грузные тучи снизу уже окрашиваются ржавчиной, а лёгкие – светло-коричневыми оттенками, затем тучи … становятся белыми!
И вот уже лучи солнца прорезают светлое утро … лучи солнца заливают утро
* * *
Спокойный яркий день в деревенской местности умирает морозным пылающим небом. Между холмами дымчатая синева сокращает путь, стоящие на пригорках деревья ощущаются в плоскости и резко обозначены до самых мелких ветвей.
Окрашенность неба сейчас была оттянута далеко к себе, становилась вязче.
Деревья зрительно смягчали мороз, но он понизу соединял всю местность, было холодно.
Наступает ночь: синева ее мешает краски и очертания предметов, движет в беспорядочных направлениях объем между предметами и человеком.
Небо не имеет плотной границы, как ранее, — оно просматривается насквозь.
Луна восходит поздно, с лунным светом холмистая равнина перед проникаемым верхом — застывшее противостояние, великое.
Дом насквозь пронизан ветром…
Стелется по низу дым в деревне в предсумеречное время, меняя непредугаданно быстро направление, неуютно: серый воздух, серый в себе, тяжелое небо, рядом снежная метель с теплотой тающих снежинок на лице.
Кажется, что избы и день этот — сон, и действия твои — опережают осознание; но хорошо тебе; ты в течении, даже работая ты отдыхаешь.
А дом пронизан ветром насквозь, и помогает вспоминать этот шум ветра — выражение непосредственного времени, и сколько грез с тобой, сколько представлений.
В просторном доме слышно, как гудит, хлопает и шумит ветер, то затихая, то усиливаясь ожидающимися порывами.
* * *
Быть в поле под солнцем и посреди снега — идти напрямик к самым лучшим словам.
Буквально остановлен ты движением холода от снега вверх, движением медленным, сильным. Сам ты чувствуешь себя над чем-то, над снегом, и ты — маленький — тоже в движении, ты и неподвижная земля.
А в сумерки был в роще, был с грузом уюта, между тем, здесь была разгадка, к которой стремился: можно было «отдать» мысли стволам и ветвям — знакомым по прежнему знанию, «отдать» мысли и заблудиться своим я в страшном чуде беспрерывного возвращения взора к себе от огромных силуэтов деревьев.
Как больно от того, что не готов я к красоте Земли: я останавливался собой.
* * *
Март! Великий март — это начало тепла открытого, снега мокрого и крупно искрящегося везде; это время с шумом над притихшей местностью, которая. ждет будущего.
Мартовские сумерки ненасытны, все твое вытягивается взглядом, тебе необычно.
Воздух прозрачно темен и прозрачно светел.
* * *
Сумеречный оловянный свет после захода солнца ранней весной – самостоятельное время! Свет – словно выскочивший из каких-то тисков да и так остался самим собой.
И темнели городские бесснежные улицы, темнели дома, высилось недоступностью небо : всё на свете сжималось к себе , освобождая свет
Этот свет долго умирает внутренней темнотой, равномерной, будет закрываться это редкое пространство свежести, пространство ненасытных глаз, многомерное пространство, останавливающее тебя – многомерное замерзающимися плоскостями оттаявшего за день льда и снега …
И всё это огромное, хаотично и светло мерцающее, всё вместе враз и постоянно отлетало от земли, от основы, от прохлады: ты же оставался – странно!
И уже прекрасный свет без возврата берёт что-то невысказываемое тобой, что-то бестелесное и огромное: вместе с удивлением это отдых твой, « лучший в мире » отдых
А свет прозрачный – цвет предметов вокруг
… Силуэтнее становятся деревья, дома, предметы, всё декоративнее и неправдоподобнее, и всё ярче светится словно вырезанная близкая и понятная луна: уходит пространство вверх
С зеленью непривычно ощущение холода, непривычен холод при ярком солнце над раскинувшимся устойчивым пространством, подробным и темным. Словно местность и солнце сами по себе. А даль ясна, воздух чистый сам удлинял взгляд.
Перед заходом солнца, когда всюду от изб и деревьев длинные тени, так светло — как в полдень. Сумерки после солнечно-ветреного дня — движение медленное и ровное. Силуэты деревьев ближе и мягче: распускаются листья.
… Уже низко светила луна, обозначая льдинисто края туч; по ручьям и лощинам собирается холод в заморозки. Где-то в низине в садах пел соловей.
* * *
За день мир изменяется несколько раз; изменяется глубина света, краски и оттенки неба и зеленой земли. С рассветом рождается и умирает поздним утром мглистая даль и позже влажная дымка, окутывающая опушки леса, околицы деревень, близкий горизонт. Яркая освещенность зрелого дня идет на смену залитому солнцем позднему утру и сменяется прохладой гаснущих сумерек, гаснущих теплых лучей солнца, рождаются в воздухе меркнущие точки темноты, резко возрастает глубина образов мира, глубина, которая в детстве так помогает воображению. День умирает.
Изменяется утренняя гулкость звуков на дневной обычный шум порывов ветра и торопливое пение птиц, понятные звуки деревни, сменяется тонкая ограниченность звука днем на вечерний стелющийся в полях по земле шум дальних селений и ночного леса.
И сам ветер то тепло овевающий разгоряченной землей на опушке сада, то шумно и ненасытно вьющийся вокруг головы и тела, вольный, то свежий и бесконечно легкий на улице, то вдруг беспрерывно рождающий упругость встречного движения, то, наконец, остановившийся во всюду присутствуемый объем — в сумерках или ночью.
* * *
Несколько дней низкие водянисто-серые облака …
Ненастная погода богата звуками, они все – общий шум, но где-то близко разъединяющийся на шелест листвы, струйки-звуки ветра , крик одиночных птиц, какие-то далёкие и глухие удары … Иногда к позднему вечеру небо становится ясным , и сероватый ветер стихает
Ночью – всё неподвижно.
Перед рассветом клубится туманом утро, а с бледно-синего неба ещё смотрит бледно-жёлтая луна …
Перед восходом солнца вновь наползает мгла, и незаметно рождается новый серый день
* * *
Рано поутру безмолвие; под облачным небом долго сохраняется тонко-темное освещение воздуха, но видно все хорошо. Улицы в деревне пустынные, окна в избах темные – всё неестественно для тебя: рождение дня ты подсматриваешь.
Поздним утром ветрено и ярко от солнца.
После полудня всюду тепло, шум и звуки деревни оканчиваются близко от тебя.
К вечеру общий шум, стоящий над теплом, и все слышно; повсюду в воздухе рождаются струйки прохлады.
Скоро ночь, а сейчас на западе открылось небо картиной заката — явление..
Рано утром пруд – светлое с неровными краями зеркало. Повсюду от берегов – зелень, ещё сизая от росы …
Ещё не так ярко, как поздним утром, свет солнечный уходит на преодоление звучности воздуха , а звуки всюду в деревне с прудами и оврагами имеют цвет и запах …
Прохладно; над дальним лесом стоит низкий туман.
Близкая тень серая и мертвенно застылая от однообразно рассеянного света. Под солнцем тень скрыта блистающим воздухом – хрустальным пузырём; а далее , воздух до горизонта пронизан тончайшими также блистающими линиями … Лучи солнца , касаясь каждой, словно рождали утренний звук и запах
Скоро-скоро и незаметно искрящееся свежестью утро сменится мягкостью шёлковых тонов настоящего дня, растворится звучность…
Начало ветреного дня предстаёт свободой в смене резкости близких и отдалённых предметов. Пруд – замкнут в себе волнами …
После полудня зной: волнистыми движениями смывается горизонт, яркое небо принижает взгляд…
К вечеру – тепло ещё висит над землёй, но даль уже резкая. Вечер до сумерек – долгий. Тепло дня на освещённых местах, на пыльной дороге, но более сохраняет тепло пруд. В его недвижной воде – отраженье зелёных берегов и последних лучей солнца , отраженье тёплого неба …
Долгие летние сумерки незаметно переходят в ночь, и тонко мчится прохлада над темнеющейся землёй, и утверждается тишина, мгновенно доставляющая нам любой случай… Великое время ! великое время – день и ночь на земле
* * *
С рассвета до позднего утра дождь и ветер; ветер мчался темными стайками по озеру, шумел в ставнях избы, гудел и выл в проводах. А как тени туч летели по земле — неуловимо. Холодное лето. Холодно то, что вокруг, перед изгибами и зелено-стальными пятнами холмистой местности.
К этим грязным дорогам, к деревням, окруженным низкими темными облаками, сколько запаха идет, сильного, свежего. Сколько ветру остается здесь в деревьях, вокруг. Только такая земля, суровая, с бегущей под ветром водой, могла родить людей.
Ветер мчится темными стайками по озеру, шумит в ставнях избы, ветер шумно проходит сквозь старый сад, затихая и нарастая до беспрерывной заполненности, так что шум в зелени являл как бы начало и конец всего, что знали мы о мире окружения.
Сегодня гулкая ночь темна, с редким дождем она сходна с осенним запахом мокрой побуревшей травы да всплеском воды.
Небеса и еле проглядываемая местность сейчас бегут сюда, мчатся прочь… и плавают вдали единым проникновением запаха живой земли… и заодно с ними — ты.
* * *
Перед восходом солнца, когда краски однообразны серостью и свежестью, вода в небольшом озере струится широкой гладью, бежит, обгоняя взгляд. Подробную в движении воду не нарушает даже ветер, но трогает деревья, лицо серыми рыхлыми порывами.
Днем из-за синевы неба солнце слепило глаза. На реке ветер дробил плоскость воды на тысячи мелких волн и тысячи оттенков синего и голубого отражения.
Зрелым днем в поле открытом свежесть открытого воздуха и знойное касание солнца. Ярко, но краски дня залиты теплом, дальше, у горизонта — тепло замыкает местность. И так всегда в поле: и зной и свежесть.
В преддверии осени и жаркие дни пронизаны прохладой, прохладой до земли, прохладой, влекущей к простору, открыто уносящей твои мысли вместе с запахом прогретой земли.
Так много от нас может уйти и потерять ценность, как вдруг осенняя тишина на редких листьях да налет желтого тепла на них заставляют забыть прежнее состояние, и мы в изумлении перед осенью.
* * *
Осенью с серым широким небом и близким ветром, побуревшими травами и листьями и ждущими чего-то сверху силуэтами деревьев, воздух прозрачно сер, а мысли быстры.
* * *
Поздней осенью солнечные дни трудно объяснимы чистотой неброских красок, необыкновенной прозрачностью воздуха. И освещение ясное будто наступает в том мире, которому ранее неведомо было солнце. Воздух настолько чист, что подхватывает взгляд, удлиняет, и мы легко-легко следуем изгибам местности, все предметы с нами, и легко нам.
* * *
Безоружен я при прямом пути к природе, но все, что видел, обладало огромной объединяющей силой, оказывало такое чудодейственное влияние, как отношение к любимой. Часто чувствовал я неостановимое желание найти главное, но маленький кусочек земли оставался недосягаемым, казался чудом.
К миру природы я был вечный путь.
* * *
Из книги «Жизнь и смерть»
По каким законам установился этот маятник? Как творил (в буквальном смысле) пространство свет?
Все — когда-то, но и сейчас — как?
И вот уже ритм этот одно из условий нашей жизни (главное?), ритм этот в живой природе, ритм этот — в нас.
Сжатые до самых своих пределов (пределов каких? пределов для наших органов чувств?) темнота и свет — ночь и день, словно сами по себе. Что устанавливало эти пределы? значения какие они имеют для природы нашей? природы сознания?
Начало нам — здесь. Чья поэзия расскажет нам об этом?
Интересно, за наше, человеческое время, свет и темнота испытали эволюцию? Все ли проще в мире том, быстром, неживом? Проще — жестче?
А свет солнечный в радость нам, свет сумеречный наступающего или уходящего дня, свет яркий или странно ровный, свет диктует нам сомнение или уверенность, свет ненасытен, как ненасытна сама жизнь.
Видеть нам — словно жить.
Темнота — отдых? усталость? Что темнота нам? Мера?
Прекрасно рождение дня и ночи, прекрасно само течение времени, да как часто способны мы видеть красоту? привыкая и к заботам своим, ближним и дальним, привыкая к красоте самой, не замечая ни красок, ни тесноты событий. Почему большую часть времени мы вообще не видим (не чувствуем) красоты? а в меньшую словно отхлебываем какие-то резкие для себя установки? Почему все так?
Лишь редко, лишь иногда мы словно впервые видим внеш¬нее, видим красоту.
А ведь вся жизнь наша «проходит» через мир внешний, через ночь и день, проходит бесшумно и невидимо, проходит дерзко — единственно и изменяя все вокруг, и всю жизнь мы сохраняем удивление от природы дня, зависимость, — странную связь!
Эта связь поэтизировалась в традициях, рождающихся и видоизменяемых, эта связь определяла искусство человека, эта связь поражала и поражает легкостью картин, ситуаций, легкостью какой-то свободы: все богатство земли раскрыва¬лось перед нами целостно и глубоко, и мы никогда не чувствовали подвоха, обмана в виденном, всегда чувствовали невыдуманность природы дня и ночи, невыдуманность своего собственного состояния.
Что день нам сам по себе? свет его, воздух его? как соприкасаемся мы мыслями своими — с ним? сейчас и тогда — всегда? Как зависит внутренний мир наш, принимающий форму бесконечности, от мира реального, бесконечность которого принимаем мы только умом?
И не пересказать словами красоту этих мгновений Вселен¬ной: дни и ночи в разные времена года, дни и ночи в одной и той же природе, дни и ночи на границе своей друг с другом — и без края, и все это движение (замедленное?) — нам, все это сочетание множества условий — нам (физических условий!).
И все — образец, все — то, чем не можем никак насмотреться, надышаться, все — родина наша, родина — нам.
Ночь и день — великие противостояния друг другу, день и ночь — великие противостояния нам. Уже — нам.
Кажется тогда, что в каждом конкретном случае в неуловимые доли секунды перед нашими глазами рождается и умирает пространство, и от этого оно кажется составленным из мельчайших и математически идеальных равных кусочков. Взгляд твой уносился словно сам собой во все его точки, а мысли твои замыкались на заботы земные, на заботы, связанные с земным.
Пасмурность ограничивала или направляла твои фантазии, она буквально обуздывала твою непомерную умственную силу, да ты и рад был, тебе было хорошо и уютно. Не является ли пасмурный день вообще естественным «ограничителем» каких-то наших возможностей (может быть, и разумных)? День такой ставит все на свои места: человеку — «человеково».
Пасмурный день не искажает, не вытягивает (!) внешний вид предметов, он не
провоцирует на какое-то смелое или неоправданное обобщение, он оставляет все таким, какое оно и есть на самом деле.
Это объективность? подобие равновесия? движение к равновесию?
Равновесие всего на свете, ибо совершенно ясно, что солнечный день это неудержимый приток внешнего.
Пасмурные дни различны не только по временам года. Поражает любой такой день, например, летний, с редким дождем, когда спокойная зелень упруга, а мягкая земля вбирает в себя весь дневной шум, когда тепло с тобой, а мысли — о чем-то полнокровном, насыщающем, но родном и понятном, когда уют подразумевался не только в твоих мыслях о доме или просто крыше над головой, а в чем-то неизмеримо большем, и когда местность вся словно «ожидала» какого-то события.
Одухотворение местности трудно было выразить, может быть, она в кротости? хотя каждый фрагмент, каждый признак восставал своей независимостью, своим напряжением.
Незабываем и зимний пасмурный день, например, в морозную погоду какой-то цепкостью, жесткостью, «безразличием».
И ты «выбираешь» мысли, «основанием» своим, рождением своим, теплотой своей не отпускающие непосредствен¬но от всего, что вокруг, от всего, что давным-давно с тобой — от памяти.
А твоя задумчивость, неопределенность в тех же мыслях не более как твоя неповторимость, индивидуальность. Все равно ты с чем-то земным.
Конечно же, легко «прорываешь» ты эти метеорологические условия, и при любом состоянии природы ты волен думать о чем угодно. Но не станет же никто отрицать подобное влияние, пусть в малой, незначительной степени, которое вполне достаточно для становления нашего сознания, имея в виду колоссальную толщу лет его истории.
Дух твой, обнимая землю, принадлежит тебе: но естественен ли его полет над землей, когда видна только она?
Из работы «Милетские постулаты»
Это — макроритм единственных для нас земных условий.
Не подозревая, мы купаемся в богатстве дней и ночей; давным давно определились многие подобные ритмы напряжения. Какого?
. Словно свет и тьма вращают необъятную Землю, или все это порождается более глубокими причинами, но нам, на окраине мира — уже богатство развернутое (и бесконечно «свернутое»!): многообразие тепла и холода, но многообразие, не отпускающее от себя возможность существования жизни; многообразие движения и покоя, — движения волн и воздуха, вызывающего буквальное ощущение времени, — движения живых существ, так необъяснимо-понятных, — многообразие уюта и давления открытого пространства.
Мы чувствуем и шум дали, и тишину — все напряжение этого колоссального и прекрасного ритма, и случайные звуки ближнего окружения нам кажутся неестественно громкими и резко очерченными. Да и тишина нам кажется или одухотворенной, или имеющей какое-то промежуточное, временное значение.
Постоянно в днях и ночах мы ощущаем жажду их видеть, неосознаваемую: природа наша направлена вся на какое-то дополнение — то ли мы должны что-то получать, то ли отдавать должны.
И свет и свежесть! Открытый день, открытые сумерки, открытая ночь — наполняют и не могут наполнить наше. сознание (!) живительным смыслом — смыслом целостности, непонятной и единственной для существования нас самих. Вдох воздуха, свежесть ветра, свобода открытого пространства для нас — эквивалент жизни и не только в биологическом смысле, не только физическое условие, но и социально наполненное направление, направление, обуславливающее Разумные особенности (в самом прямом смысле!).
Дни и ночи это тот естественный ритм, который обнажает бесконечность богатства нашего взаимоотношения с окружающим миром; и то богатство прежде всего в немногом: лишь в смене освещения; и то богатство прежде всего в изменении
пространства, которое читается каждый раз иначе, которое словно пульсирует в наших ощущениях (перед ощущения¬ми ?), и такая тренировка наших органов чувств за исторический (геологический!) срок не могла не сказаться на природе нашего внутреннего мира.
Это система — природа дней и ночей, система земных ритмов, с одной стороны, и природа нашего внутреннего мира, с другой, — находит свой выход и должна находить в эстетике строящегося пространства, где не будет драматических противоречий нашего и прошлого времени.
Дни и ночи! Ваша непридуманность, ваша «лечебность», ваше течение, к которому мы естественно возвращаемся из человеческих традиций, если хотите, — припадаем, ваша поэзия, которая звучит неосознаваемо для нас в нас же самих — вечная основа и вечная цель нам…
А движение уже давно в нас самих.
Странно, что люди сумеркам не придают особого значения; между тем, это великое время кажущегося смещения расстояний, время «растворения» цвета, да и время само словно отстает, а ты забегаешь и забегаешь вперед (!).
Сумерки это глубина света, глубина пространства, это, если хотите, бесконечность его, — и не где-то, а рядом, и мы от этой бесконечности в недоумении, мы не можем ее постигнуть, она странная, эта бесконечность есть что-то максимально общее, чуть ли не абстрактное, и одновременно предельно конкретное.
Сумерки это всегда и твоя память, память рядом: это твоя инерция, провоцируемая внешним миром: это сконцентрированное время, пульсирующее только в тебе (оторванное время!).
Это прекрасный (волшебный) излом природы, который мы чувствуем, ибо он вызывает в нашем сознании ощущения двойственности, необычности происходящего: «дергаются» ощущения времени, ощущения пространства. Почему?
Природа рождается и умирает не в отдельной точке: может быть, и того самого «взрыва» и не было; природа возникает и исчезает всюду — в мириадах точек, она «стягивается» везде с исчезновением света, или, напротив, «разбухает», взрывается с исчезновением света, заполняя (?) пространство. В таком случае время — не противопоставление пространству, но характеристика природы; но и пространство — не пустота, а уже организованная «решетка», уже пронизанное миллионы раз поле; в таком случае пространство не просто природа, но память ее, восстанавливающая всякий раз ее структуру, развитие.
А сумерки? Это лишь прекрасная имитация всего этого, лишь отдаленный след.
В тысячах деревень к вечеру и к утру наступает время великое — редкое, несмотря на мерность повторения, по красоте: тишина сумерек летит над оврагами и околицами сел, над садами и улицами — под синей или пасмурной свободой неба, летит сквозь тебя; тишина сумерек громкая в каждой мерцающей точке вокруг, прохладная и ненасытная; тебе кажется, что ты всюду — приближен ко всему, но и бесконечно отдален: сумерки это лишь еще одна параллель осознания в неживой природе — его предварение, его несопоставимое по толще тысячелетий опережение. Другая параллель — отражение водной гладью.
Увлекает серая взвешенность сумерек, плывут в сумерках очертания предметов, а сами предметы словно начинаются подле ваших глаз. И всюду — свежесть, всюду спокойное и необратимое движение: что-то непротиворечивое происходит вокруг, необходимое самой глубинной твоей сути.
Из книги «Природа»
День дан нам, просторный, свободный, замкнутый, быстрый и бесконечно медленный. День дан нам, как дано все в этом мире: а мы живем своими заботами и не можем вырвать¬ся из них.
Когда в свое мироотношение мы на равных правах будем «включать» и природу дня? Отвергая день, мы «отошли» даже от язычников, которые почитали составные дня, вообще ритмы природы.
День — это свет вольный: смотреть бы и смотреть. День — это «оптимальный» вариант нашего соотношения с миром — это пространство активного поиска, пространство сознательных решений; и основные человеческие традиции привязаны к дням. Да и природное наше формировалось к дневному образу жизни.
А свет — связь, связь со всем мгновенным простором, связь, «построившая» сам воздух, само небо, всегда олицетворяющая для нас духовное; свет терзает, истязает землю, и земля отвечает жизнью.
И все — днем, хотя день физически «не может» обходить¬ся без своего антипода — ночи (?). К этому ритму мы и привязаны, этот ритм мы и обожествляем. А день нам слишком «известен», известен своей тяжестью, бесконечностью, ведь он — «свидетель» всех наших страданий, но и легок день, быстр день — при нашем успехе, радости. Но более всего я задумывался о собственно его физической природе, о влиянии этой природы на какую-то нашу «мета¬физическую» сущность: нет, не астральные причины интересовали, но связь, где «мы» были равны, где человеческое определялось нами самими.
День — это свет земной, свет цвета ближних и дальних предметов, а сам свет явно соединял всю воздушную «разбросанность».
У света было столько тайн, и, видимо, одна из главных для нас — небо. Такое богатое объемом, движением, неопределенностью или глубиной, огромным холодом или свободным теплом, неожиданным именно свободой даже летом.
И каждый день, действительно, замыкался только одними ему свойственными характеристиками; разве можно забыть осенние дни, с блеклыми красками распластанных во время дождя листьев на земле или теми же красками осенних листьев, но чистых, летучих и рвущихся в свободу неба даже при легком ветре?
Разве можно забыть это течение летних дней, долгих, звучных от рассвета до утра, с солнечным небом, с текучим временем к вечеру — до самых сумерек?
А зимние дни заполнены: то искрящимся едва видимым небесным потоком мельчайших льдинок перед далеким светящимся солнцем, то прячущейся в каждой точке неба серой и холодной пустотой, а то вдруг тонкой голубизной, почти желтой — от солнца и пушистых снежных полян.
И звенит день весной звоном тающего снега, звоном далекого пения птиц. Любой шум, любой звук весной прокатывался, затихая, к горизонту, и от горизонта, изменяясь, возвращался.
День.Сколько он дал нам, сколько сохранил в себе!
Я же немного боялся его, боялся невозможности рационально распорядиться его временем, боялся усталости, фальши в себе.
И упускал мгновенья, часы, дни, упускал Великое время осознания.
. отчетливо и резко видимые земные предметы просторным и свободным днем незаметно приобретают силуэтность, небо, низкое и движущееся — в облаках или ясное, также незаметно теряет где-то «вверху» светлоту, а сам воздух наполняется «тяжестью» взвешенных над землей прозрачно – темных точек.
В сумерках вокруг также видно, но видно — уютно, и вокруг теснота, и она рождается отовсюду и сразу, и теснота серая, теплая даже зимой.
Во все времена года сумерки одно из лучших состояний природы. Они. цветные. Будто цветные, но цвет, оставив буквально мгновенье назад лишь след свой — белый?, уже исчез. И странность в том, что мы будто все помним это, чувствуем это. Физик объяснит нам этот эффект, но одно дело — знать, другое — переживать.
Сумерки вообще парадоксальное время: его привычное ощущение нами «сбивается»: то ли мы отстаем от его хода, то ли обгоняем, и оно уже «за нами», а вот и «настигает» (!). Вслушайтесь в себя, всмотритесь в окружающее при сумеречном освещении — естественном, без суеты, и лучше где-нибудь в деревне, и вы согласитесь.
В летних сумерках я видел торжественность: тишина (можно пофантазировать) звучала музыкой Вивальди или Генделя, а может быть, музыкой века XIX, тишина поднимала весь ландшафт, с селениями, деревьями, рельефом, со случайностями, и тишина, звенящая, уносила все ввысь. А вокруг «являлась» всеобъемность, всеприсутствие (но кого? чего?), или, наоборот, какая-то твоя растворенность, ты словно был одновременно и подле каких-то отдаленных предметов, событий.
В сумерках немедленно «вспоминалось» то, что говорили тебе когда-то и в детстве, и позже: сумерки спрессовывали информацию, но информация от этого вовсе не становилась скомканной. Память соединяла прошлое, «прогнозировала»: тебе было хорошо потому, что органично чувствовалась твоя причастность к жизни вообще (!), и что-то уж чересчур родное словно «отбиралось» от тебя — без боли, естествен¬но. В сумерках ты жил, переживая и момент, и «вечность» — свою прошлую жизнь. Ну когда еще ритмы природы подарят тебе подобное состояние?
Сумерки не «навязывали» свою трактовку видимого и вспоминаемого, как, например, день или ночь. Нет, сумерки не провоцировали — пробуждали. И торжественность, и «музыка» этого времени — все было из души твоей.
Совершенно незабываемы сумерки весенние — сирене¬вые, влажные, густые, часто со снегопадом (а это вообще картина идеальная). а зимой сумерки наступали рано, и мы не успевали их «осознать».
В сумерках интересно ощущение самого наступления темноты: «порциями». Смотришь, смотришь на сумерки, и вдруг отвлекаешься, о чем-то задумавшись, и уже видишь картину иную — более темную, ту же самую, но темную мгновенно!
Традиции отдыха людей, может быть, фольклора, создания легенд, естественно, традиции прошлого, наверняка во многом определялись под действием этого волшебного времени — времени каких-то переоценок, вообще оценок.
А состояние оценки — это состояние творчества, ибо определяешь ты свое отношение к чему-либо.
И сумерки, подгоняя или замедляя время, обнажали в нас эту способность. И хотя бы этого одного разве недостаточно, что бы с трепетом ждать их?
Вдруг оказавшиеся вдалеке от селений, ночью, как воспринимаем мы свежесть или прохладу невидимого свободно¬го неба, земную тяжесть без каких-либо ориентиров? как «чувствуем» мы себя — свою «жизненность», вытесняют ли мысли о привычном мысли о другом — отстраненном, возвышенном? А где-то постоянно прокатываются неизвестные шумы, кружась и затихая, проносит слабый ветер непонятные звуки, слабые, как выхваченные буквы из неизвестных слов.
А ты в пути? Тогда «пересиливаются» инерцией человеческих традиций и чувство отстраненного одиночества, и какая-то торжественность. Ведь, несмотря на темноту, — еще более «темнеется» земля, а небо — как след угасшего пламени еще сохраняет его направление: какие-то атомы еще стягиваются к недоступной ни взору, ни воображению выси.
В таких редких ситуациях я всегда отмечал для себя странные ощущения и странные мысли: поражала таинственность темноты в природе, поражался собственным чувствам, что будто бы находился там, где не «должен» был находить¬ся, что осознавал то, что «не положено» было.
Резко активизировалась позиция почти безрассудного противостояния всему природному, земному, но без людей: ну что ты можешь сделать без других, их знаний, их памяти, умений?
Близкое подобному впечатлению «навязывала» ночь лунная: свет луны словно указывал только ориентиры земного рельефа, и словно чужие.
Ночью мы были в чужом времени (?). И при бодрствовании, и, тем более, во сне — в сновидениях.
Вот такое странное чувство. Правда, я не боялся этих, скорее предчувствий, да и не «отрывался» от человеческих «обязанностей», но осознавал ночь (без какой-то явно ночной работы или просто срочного дела, которое прихватывало ночь) с непонятной странностью — со страхом? нет, страх был, но какой-то «захватывающе-приятный» или злой, не знаю.
Темнота — почти синоним неизвестности. Странность была как раз в неизвестности неожидаемой (роковой? но здесь рассуждение уводило бы к литературности, подражательности). Неожиданная неизвестность для меня была «дур¬ной» — неправильной, несправедливой, не должной быть:
ее-то я и боялся. Я хотел «проскользнуть» между знанием о том, что неизвестность может быть, но не должна, и собственным чувством, что она — рядом, что вот-вот что-то
случится, но, может быть, и не будет.
О, эта темнота посреди земли, безлюдная.
А природа ночи, действительно, была удивительной — и при непогоде, — разрывающем воздух ветре и давно уже безразлично ощущаемом дожде; и спокойным безоблачным временем, когда летом теплая ночь словно удерживалась уже струйчатой прохладой земли, и звезды в ночи едва просвечивали, а зимой ярко и крупно сияли, и небо, наоборот, отторгалось от земли.
Луна изменяла содержание и течение ночи — довлела над всем.
Ночь «домашняя» имела также много особенностей, не связанных с человеческими традициями — конкретной работой, отдыхом. Мы забывались буквально, «подчинялись» времени начисто: и наш мозг проецировал бесконтрольные, но в высшей степени правдоподобные видения: что значили они?
Какая загадка спрятана вообще в темноте? в ее земном проявлении — ночи?
Из книги «И звук, и свет»
День, как и вся свобода, от неба, день — небесный, день — свет. Привычен день, заслоняя от нас тайны свои. Уменьшает день природное наше и не слышим сердце¬биение свое.
А свет — действие! скорее, скорее дать ответ, и уже тяжела традиция, неприподъемна память. И разумное наше — лишь как прямая линия.
День — действие, действительность. День — спасение, ибо связаны с миром мы через действительность: день должен быть, если бы его не было; день связывает во¬едино все возможности, все вероятности, ибо единство фиксируется лишь при свидетеле: свет нам есть доказательство единства, свет нам представляет все доказательства.
И как же богат день! Как играет небесное пространство при свете, рождая в сущности все, что есть на земле! В проблесках разорванной ночи и рассветных мгновениях прячется начало дня: начало дня летом до позднего утра нежится в прохладе низин и гулком воздухе над оврагами, начало дня скрыто в тени, вдруг в свежести дали.
Ненасытен день открытый, где краски, где ветер, где движение, ненасытен день, потому что память, традиции — все живет днем, изменяется: а мы жадные зрители, мы сами острие времени.
Устает день быть, но усталость его — рождение нового. Какая действительность рождается? где в ней твое место?
А в собственно дне и в суете твоей словно рассыпаны своеобразные точки «стягивания» к чему-то неясному, таинственному, но важному! но сильному!
которое обходим мы, которого, может быть, боимся мы. Ведь одно Слово губит нас, одно-единственное Слово, один миг губит действительность, один-единственный миг.
. а бежит каждый день, развертываясь бесконечным богатством, обнажается день: а мы прочесть его тайны не в состоянии, лишь иногда, лишь изредка в нас неостановимое желание, даже жадность знать. И большей частью день чужд нам, день сам по себе, день самодостаточен?
Не успеваем осознать мгновения дня: больно, неспокойно. И тревога долго не отпускает тебя: какой мир перед тобою? — и уходит он от тебя, и страдаешь ты от одиночества.
Небеса огромны, даль влекущая, вдох необходим, — отчего же напрочь забываем мы это?
. и вдруг летний день (день?) к вечеру вырывается вверх зеленой прохладой, агрессивной — за домом, в низине, подробной, теплой прохладой: в уже темнеющем¬ся пространстве ничего не было от жаркого грозового дня.
Странно, что это долгое время — словно инерция для нашего ума: живем собственными заботами, живем днем, памятью ушедших дней, ожиданием новых.
Собственно, не только природа сумерек не замечается нами, но и природа дня.
. Гаснет чистое пространство! Рождается утром! великие и торжественные моменты для природы, для тебя протекают в свободном небе: взгляд повисает в воздухе, наталкиваясь на невидимые преграды; пространство слов¬но. уменьшает тебя в миллионы раз, отчего само становится бесконечно большим даже непосредственно вок¬руг тебя. Но и становится застывшим даже в ветреное время — звонким: музыкальным? И Я твое словно воз¬вращается (как это выразить?) к чему-то объединяющему в мире. И одновременно ты словно вокруг всего здесь на Земле — ты сам объединяешь все. Странно, необычно тебе!
Сумеречное время — время после захода солнца, это время до восхода солнца, это и ночное время: это время тяжелое, медленное, это время крутящееся. Да, собственно, это ты живешь инерцией в сумерках, но — сам свет? Странно, необычно тебе. если внимателен ты ко всему, что вокруг тебя.
Природою своею ты «нацелен» на свет; с уходящим светом ты как бы задерживаешь его в пространстве взгляда, — не выдерживаешь, пытаешься «задержать» его более темный вариант, и тот же результат. И осознаешь «толь¬ко» эти ступени собственного восприятия.
Природою своею ты «помещен» в таинство жизни: таинство рождения и смерти воспринимаешь словно со стороны. Что сумеречное время? время противостояния, время уютной тесноты, время осознания, ибо смена освещения?
И сумерки — приглашение понять себя, понять мир, в котором мы живем, сумерки — время обнажения тайны жизни. И странно, что такая огромная часть дня и ночи остается за пределами наших мыслей.
Но как прекрасна в сумерки музыка неподвижного и звучного пространства зеленых низин, когда летняя
разнотравная прохлада застывает над серебром серых красок: а вверху еще голубое легкое небо! вверху еще стремительные бесшумные птицы! Еще день, а уже над низинами лучшая в мире тишина, едва прорисованная прохлада и оглушительный стрекот насекомых.
А зимою чистота красок сумеречных снежных отдалений и рождающиеся звуки от движения холодного или морозного воздуха сами по себе творят тайны.
И как нужны они! Как нужно нам знать, что ум, что ясность могут быть лишь в оправе чего-то возвышенного, недосягаемого, прекрасного. Вечного?
Огромное зимнее небо с желтым и спешащим сквозь разорванные облака месяцем, отрадная прохлада летом с силуэтами домов и деревьев и льющимся лунным светом — это ночь;
морозная и звездная над снежным скрипом зимою, темная, с запахом сухой или мокрой земли осенью, звучная и короткая летом, насквозь лунная и соловьиная весной, — все ночь.
Любые мгновения ночи, так же велики, как мгновения дня. Нам же ночь более таинственна, потому что мы знаем ее меньше.
А ночь странная — все время кажется, что она чужая, непонятная, привнесенная. может быть, только исключая звезд своих — границ, или вынужденная, и ее должны мы терпеть.
Древние люди боялись солнечных затмений днем: вдруг опускающаяся ночь словно отрезала все жизненные подробности. Тревога эта остается в подсознании и поныне.
И ночь огромна, всюдуприсутствующая как день, дол¬гая; и долго-долго готовится ночное время, так же как и долго приготавливается день.
Отчего в жизни нашей не обожествились эти великие явления — День, Ночь, Времена года? Ведь физические пределы их даны нам, пределы, в которых появилась жизнь, проявилось сознание? Ведь ритмы эти обросли технологией какого-то повторения в нашем внутреннем мире, проросли жаждой соединения с первоисточниками; жаждой возвращения в породившее нас лоно?
Ночь огромна исчезающим всюду светом: зимнее небо со спешащим месяцем обретает новые дальние просторы, небо летнее переполнено звуками жизни и шумом пространства, небо осеннее — запахами и вкусом, то небо осеннее, серое, непросматриваемое все возвращает и воз¬вращает к какой-то сладкой суете. Отчего так?
И огромна весенняя ночь, с льдинистыми или грязно-снежными краями, с заморозками, а то уже с темной еще землей, сырой, но вот-вот проявляющейся зеленью, распускающимися древесными листьями, и вот уже начинаются ночи соловьиные, ночи, переворачивающие все сознание твое: пение столь громко, что пронзает старый деревенский дом, пронзает сон твой.
и в торжествующие лунные минуты или часы ты вдруг выходишь к сизой в лунном свете зелени, к медовой прохладе неба и смотришь и смотришь на луну. смотришь вокруг. Что же это за время нам, людям? какая объясняющая мелодия звучит? И для нас ли она?
. и когда-то Глюк сочиняет мелодию: выбирает! Ночь — состояние неба и всего на Земле. Даруется нам ночь.
Из книги «Арабески»
Нет большего контраста, чем беззаботно отдыхающие люди в лунную ночь и воспринимающие луну лишь как деталь собственного отдыха.
. а луна сияла — открытая, недоступно далёкая, безмерно печальная, луна смотрела на землю, заливая её до горизонта печальным светом, и словно тайну какую-то несла с собой. Какую?
. летняя низкая лунная ночь шумная, звучная, таинственная; и кажется, что дышишь ты насквозь шумным воздухом, темным, силуэтным, не дышишь — пьёшь. летняя лунная ночь прохладная, прохлада. в отдалении, прохлада застывающая.
а свет луны — торжественный, замирающий, медленный да и время это всё — медленное, словно земное быстрое время, не замечаемое тобой. встречаясь с лунным светом, — замедляется: от этого необычно!
луна замедляет твоё время! поэтому на «острие» времени «скапливаются» бегущие мгновенья, и вот уже ты не на «острие» времени, но на поверхности времени, открытой лунным светом. а «времена» всё прибывают и прибывают!
какое-то торжество, чьё-то торжество вокруг, а ты не можешь быть непосредственным: ты постоянно «оглядываешься» на собственное прошлое, да и вот оно, рядом! . времена выстраивают печальную поляну, всё увеличивающуюся
/низкая ночь потому, что темнота только вокруг, а поодаль словно светло.!/
. низкая летняя ночь, а там, далеко в небе, бледные звёзды да редкие облака, то седые, то чёрные, и всё тот же печальный и разреженный свет луны.
А зимою уже высокая луна, и ночное небо уже высокое-высокое — видное! — видное от самой заснеженной земли, видное всё с тем же застывающим в пути встречным лунным светом, а темнота, должная быть, вытягивается куда-то в невообразимую вышину, к горизонту, и поэтому зимней лунной ночью — светлее, зимней лунной ночью сам ты кажешься себе — меньше /!/, поэтому вся зимняя лунная ночь — объемнее, просторнее, да и луна в холодном небе кажется меньше, а «печаль» её — недоступнее
* * *
Открывается земля со всем живым — луне, и безотчётно, подсознательно, человек обращает мысли к себе, к оценке себя
Открывается земля лунному свету и беспокойство с нами, настигает неожиданная и непонятная самооценка, а она, оказывается, «требует» как-то иначе «обращаться» со временем. Как? и какая самооценка?
Безмолвный свидетель луна, свидетель наших помышлений и действий, луна — великая спутница на нашем пути.
И луна, и водное отражение всегда несли с собою что-то совсем-совсем новое — для нас. Что?
Из работы «Этюды о сознании»
202. Холодным летом под бескрайним ветром, под блистающим солнцем полощется тёмная громада листьев на дереве и сверкает бликами: движется день облаками, солнцем.
День безразличный ко всему человеческому, сознательному. В живой и, в «особенности», неживой природе всё безразлично к человеку. Природа, сотворив человека, вбросила его в мир. Неподготовленным?
Я же, который год, даже десятилетия, всё ищу что-то родственное, родное его сущности. Мне казалось, что человек не может быть один.
* * *
249. Зелёная громада леса «хороводным» солнечно-зелёным и тёмно-зелёным колыханием передаёт мельчайшее изменение необъятного неба: Его дыхание всем нам – жизнь
Я знал, что рано-рано утром в таком лесу в спокойное время – гулкая тишина, громкая тишина
* * *
263. …огромная земля, необъятен день под палящим солнцем, и всюду – спешащая или незаметная агрессивная жизнь,… и будет отрадная и таинственная, кажущаяся бесконечной, ночь — с небесным – живительным – куполом неба и высоким безразличным месяцем…
И на этой земле есть мы, Наблюдатели, свидетели (?), осознающие и земные ландшафты и самих себя, и свою неотрывность от неопределяемого (?) целого, и своё одиночество – бездну, Ничто (?)
* * *
296. Яркий солнечный день и голубой холод неба – преддверие осени. Кажется, что внутри воздуха темнота
Что-то в природе дня уже утрачивается: ещё зелёная листва на деревьях, ещё на освещённых местах тепло, но какая-то чистота, какое-то Начало всюду…
И в тебе.
Запах сухой земли. Контраст между холодом воздуха и жгучим теплом солнца…
сознание не только фиксирует данное качество дня, но и «задумывается» о смысле этого качества
* * *
386. Тёмным осенним утром долго сохраняется неопределённость состояния; рассогласованная инерция твоих внутренних установок, м.б., и сновидений, и твоих почти машинальных действий, в конце концов, выводят к ясному восприятию «времени» и «пространства».
Но я заметил, что так было и сорок лет назад: тёмное начало твоей сознательной жизни спокойно дискомфортно.
Основанием своим человек помещён в какой-то хаос. И основанием своим мы имеем перевёрнутую пирамиду, т.е. пульсирующуюся и изменяющую свои координаты точку, потому что при ясном мироотношении твои взгляды – космос.
* * *
512*. Отражение (водное) достраивает пространство, увеличивает, открывает его – в сумерках – светлой бесконечностью
и необычно тебе!
Потому что в такое тихое время наше неуловимое Я «теряется» в оценке виденного, теряется в ориентации: внешний мир словно продолжает внутренний (!)
носим мы в себе самих какую-то бесконечность, странную, а водное отражение напоминает о заблудившемся пространстве (!) уже в нашем сознании, и «Я» не может сразу идентифицировать его: внешний «двойник» отвлекает, завлекает…В каком «свёрнутом пространстве-времени» живём мы? Иллюзий? но мы не согласимся с этим.
Водное отражение не просто отражало небесное состояние дня или вечера, но усиливало его, «добавляло» что-то нам понятное, но вместе с тем боязное: в эстетике отражений читалось чужое и самостоятельное (?), мы же, инстинктивно, не хотели «отступать», мы хотели быть оставаться самими собой…
* * *
513*. Сумерки – ещё одна «параллель» какой-то технологии сознания (осознания?) в неживой природе, его «предварение», но, конечно же, несопоставимое…
«Отстаёт» время в сумерках, и мы чувствуем это, и странно нам потому. Это несомненный «излом» природы, но – обусловленный (?), видимо, физическими (глубинными) свойствами.
Наш измерительный прибор (мозг) не «совпадает» со временем освещения…
Пульсирует пространство в сумерках, рождается пространство-целостность…
Сумерки не «навязывали» свою трактовку времени, они – пробуждали…Т.е. ты жил как бы автономно от внешнего времени, ты словно летел над пространством земным, вбирая его музыку. Ты был свободен и опьянён той свободой (Вивальди или Гендель, наверное, писали свои концерты в сумерках)…
* * *
676. День и ночь! Этот ритм света и тьмы, эта земная физическая «фактура» определила границу нашей жизни; другая граница – между теплом и холодом… Вот откуда человек, его не проглядываемые истоки. А всё остальное – потом!
* * *
Источник