Вселенная бесконечна фанфик волейбол фикбук

— Ты уверен, что хочешь, чтобы я вёл машину? — спросил Кенма, открывая дверь в салон.

Водил он редко, настолько, что даже ни разу не задумался о покупке машины, постоянно выбирая вместо неё электричку, куда бы не было нужно добраться. Или, в крайнем случае, он просил довезти его Куроо, если у того была возможность. Тецуро же наоборот наслаждался вождением, выбирая машину даже тогда, когда будет проще доехать на любом другом виде транспорта. Поэтому его предложение повести Кенме было слишком странным.

Куроо открыл дверь со стороны пассажирского сидения.

— Мой день рождения — мои правила. Ты ведёшь, — сказал он и показал язык в заключение. Затем сел в машину, ставя корзинку для пикника на колени, закрывая дверь прежде, чем Кенма смог спросить о причине такого сумбурного поведения.

Покачав головой, Козуме сел на водительское сидение и вставил ключ зажигания.

— Только не смейся с того, как я вожу, — конечно же, Кенма не был величайшим японским водителем, но он хотя бы был уверен, что не настолько плох в этом, как Куроо часто говорил. Это было просто чуть сложнее, чем в видеоиграх.

— Пока ты не ведёшь так, будто пытаешься обогнать Марио Карт *10, я молчком, — сказав это, он начал сменять радиостанции. И успел это сделать уже 15 раз к тому моменту, пока Козуме, наконец, выехал из гаража.

— Ты не сказал, куда мы едем, — спросил Кенма, как только они доехали до первой развилки. — Куда мне ехать?

— Кен, тебе нужно было спросить про это перед тем, как ты завёл машину, — насмешливо сказал Куроо.

— Не осуждай меня, — ответил Козуме и одарил парня презрительным взглядом.

— Ох, ты позволил мне сесть в машину, так мило.

— В твоей машине есть катапульта? Потому что я уже готов убраться отсюда.

Прежде, чем Тецуро ответил, на светофоре загорелся зелёный свет.

— Налево! Едь налево, — Кенма хмыкнул, крутя руль, и молясь, чтобы его не остановили за то, что он не включил поворотники.

— Знаешь, где парк Мизумото? Вот туда.

— Хорошо, — сказал Козуме, полностью сконцентрировавшись на дороге. Они ехали в тишине какое-то время, прерываемой звуками радио, станции которого Куроо бесконечно сменял.

Как только они выехали на главную дорогу, Кенма, наконец, оторвал взгляд от дороги и перевёл его на Тецуро. Он был тихим, с сжатыми вместе губами. Смотрел в окно так, будто думал о смысле жизни. Синяки под его глазами становились все темнее с каждым днём: признак бессонных ночей, когда наконец-то ложился спать, но не прекращал ворочаться с бока на бок, успокаиваясь только тогда, когда Кенма подвигался к нему ближе. Козуме нервно закусил губу. Убрал руку с руля и положил её на руку Куроо, поглаживая.

— О чём ты думаешь? — эти вопросы выдернул Тецуро из своих мыслей, и он сжал руку парня.

— Ни о чём таком. Всего лишь о том, какой я счастливчик, что мой соулмейт — ты, — Кенма закатил глаза. Он был уверен, что это наглая ложь, но не хотел указывать на это. Не сегодня. Ведь сегодня они праздновали день рождения Куроо, и если бы он хотел рассказать то, что его тревожило, он бы рассказал.

— Думаю, ты тоже неплохой вариант.

— Как ты можешь говорить что-то такое в мой день рождения? — Тецуро поднял одну руку к своему лбу. — Я не выдержу такого.

— Наверное, это очень утомительно: быть таким драматичным каждый день, — сказал Кенма с невозмутимым видом.

— Это утомляет намного меньше, чем нахождение с соулмейтом, который любит тебя не так сильно, как ты его.

— Ты серьёзно? — Козуме выгнул бровь. Конечно, он шутил. Обязан был. Но Куроо, однако, лишь пожал плечами:

— Куро, я остановлю машину прямо здесь и сейчас. Ты серьёзно? — спустя столько лет, Кенма не ожидал, что такая ситуация когда-либо произойдёт. Да, конечно, он не показывал свою любовь словами и физически так часто и умело, как это делал Куроо, но думал, что между ними есть то невидимое понимание. Кенма выражал любовь, как кот, просто находясь рядом.

Но видимо, невидимого понимания не было, и ему всё же следовало озвучивать его словами. Он до сих пор не понимал, насколько серьёзен Куроо в своих словах, так как не мог оторвать взгляда от дороги, чтобы постараться различить эмоции Тецуро. Но если он был действительно серьёзен, то Кенма и знать не хотел, сколько времени он провёл, думая таким образом. Теперь ему необходимо было думать, как можно это исправить.

— Не нужно останавливать машину, это не так важно для этого.

— Конечно же это важно, — Козуме пытался убрать из голоса все негативные эмоции. Была ли эта ситуация причиной, почему Тецуро вёл себя так странно и отдалялся? Сердце Кенмы пропустило удар, его ладошки вспотели.

Куроо отпустил руку Козуме.

— Просто. Я не знаю, как объяснить. Ты делал всё так, как нужно, просто я слишком погружён в свои мысли в последнее время.

— Ты — всё для меня, — сорвалось с губ Кенмы. Эти слова шли из глубины души. — Я не настолько красноречив и умею показывать это, как ты, и не думаю, что смогу это однажды. Но я имею это в виду каждый раз. Я не могу представить жизнь, в которой не будет тебя, — Козуме хотел сказать ещё больше, но его собственные принципы не позволили этого.

Тецуро хмыкнул прежде, чем ответил:

— Это много значит, — и Кенма снова сплёл их руки. — Прости, что заставил тебя выйти из зоны комфорта.

— Я буду говорить тебе это по миллиону раз так часто, как тебе будет нужно это услышать. Ты всегда можешь поговорить со мной.

— Ты и правда самый лучший соулмейт, — Куроо потянулся и поцеловал Козуме в щёку. — Спасибо.

Кенма подумал, что если бы он действительно был самым лучшим соулмейтом, то у них бы никогда не состоялось этого разговора. Но он не мог изменить прошлое. Он просто будет внимательнее в будущем.

Некоторое время спустя, они доехали до парка. Куроо обернул шарф вокруг шеи Кенмы перед тем, как выйти из машины, а тот, в свою очередь, вынул из бардачка машины пушистые наушники, надевая их на Тецуро и приминая его причёску.

Куроо взял корзинку, и они вышли из машины, держась за руки. После недолгого поиска, место, где можно расположиться, было найдено. Оно было возле озера. Парни вытащили покрывало из корзинки и постелили прежде, чем приступили к еде, находясь в комфортной тишине.

Было невероятно красиво. День был идеальным: на небе ни одного облачка, лишь бесконечная голубизна, простиравшаяся всюду. Парк был окружён дубами. Их листья пестрили разными красками: от тёплых золотистых оттенков до ярко-красных, показывая, что надвигалась зима. Кенма поднял голову к небу и закрыл глаза, обдаваемый солнечным теплом.

— Хорошее место, — задумчиво сказал Куроо, задержав взгляд на глади воды, с бутербродом в руке. — Мне нравится здесь. — Кенма прищурился, посмотрев на бутерброд. Было очень к стати, что Тецуро решил принести их.

— Как ты нашёл его? — Куроо слегка приоткрыл рот.

— В этом месте Бо собирался сделать предложение Акааши, и я подумал, почему бы сперва нам не опробовать его. Ох, только Акааши не говори.

Кенма не смог сдержать улыбки, из-за собственных мыслей. Он знал, что Акааши скажет «Да», так как они оба долго ждали женитьбы.

— Не скажу. Когда он собирается это сделать?

— Через неделю где-то, думаю. Я ходил с ним выбирать кольцо. Очень надеюсь, что он сможет удержать это в секрете от Кейджи, а то ты же знаешь его, — Козуме закивал. Акааши был слишком проницателен, особенно когда дело доходило до его сердца (принадлежавшего Бокуто). А Бокуто был далёк от серьёзности.

— Я тоже! Бо в восторге от всего этого, говорит, не переставая, — Куроо запустил руку в свои волосы. — Хотел бы я знать, когда будет свадьба.

— Скорее всего, через две весны, зная Акааши. Любимое время года Бокуто — весна, но к следующей весне они наверняка не успеют подготовиться. Так что, думаю, через полтора года примерно.

Было что-то отчуждённое в улыбке Тецуро, появившейся на этих словах. Он опустил взгляд:

Они вернулись к тишине, доедая их бутерброды, любуясь озером. Кенма предложил порезать небольшой торт, который был куплен для пикника. Куроо угукнул, соглашаясь.

Козуме недолго порылся в корзинке, достал торт, свечку и немного спичек, после чего зажёг от них свечу, поставленную на торт, и пододвинул его к Тецуро.

Куроо, по обычаю, встретился с Козуме взглядами прежде, чем загадал желание и задул свечку.

Кенма придвинулся ближе и поцеловал Тецуро в щёку.

— С 24-ым днём рождения, Куроо.

— Спасибо, котёнок, — Тецуро подвинул Козуме к себе так, чтобы тот сидел между его ног, так близко, что их грудные клетки соприкасались. Торт сиюминутно был забыт. — Хочешь знать, что я загадал?

— Ага, — ответил Кенма, закидывая ноги на бёдра Куроо.

— Кенма, — промычал Тецуро. — Правильный ответ: «Нет, потому что иначе оно не сбудется», а не «Ага». Боже, — он ткнул Козуме в бок.

— Ни за что не поверю, — Куроо поцеловал парня в нос. — Я загадал, чтобы мы всегда были вместе.

— Глупое желание, — сказал Кенма с невозмутимым видом, разглаживая лицо Тецуро, которой сильно нахмурилось от этой фразы.

— С чего бы глупое? Какого хрена, Кенма.

— Потому что оно исполнится в любом случае, — цыкнул Козуме.

Может, это были проделки водяной глади, но Кенма готов было поклясться, что глаза Куроо стали будто бы стеклянными.

— О Боже, — повторял Тецуро без конца, оставляя нескончаемые поцелуи на лице Козуме, начиная от подбородка, щёк, лба, и заканчивая губами. — Ты плохо действуешь на моё сердце.

Куроо обвил руки вокруг талии Кенмы и повалил его за собой на землю так, что тот лежал на его груди. Козуме обвёл пальцами логотип своей компании на рубашке Тецуро. Было чертовски мило, что добрая половина гардероба Куроо была с мерчем компании Кенмы.

Никто ничего не говорил. Они просто наслаждались компании друг друга. Куроо гладил волосы Кенмы, а тот иногда чуть двигался вперёд, чтобы дотянуться и поцеловать Тецуро.

Прошло неопределённое количество времени, как Козуме почувствовал, что Куроо немного трясётся. Он свёл брови и поднял голову: Тецуро не плакал, не смеялся, его губы не были синими от холода.

— Ты в порядке? — спросил Кенма, повернув голову. Куроо удивлённо посмотрел на него:

— Ну да? Что-то не так?

— Забудь, — ответил Козуме, пожав плечами. Наверное, ему просто показалось: по крайней мере, Тецуро выглядел в полном порядке.

После этого, Кенма снова положил голову на Куроо, который обнял его ещё крепче, чем до этого.

Утра субботы были любимыми для Кенмы. Не было обязательств, работы, планёрок и встреч, ничего, что бы довлело над ним целый день. Он медленно разлепил глаза. Комната была наполнена тёплым светом: солнце уже встало. А значит, пора вставать и Козуме.

Кенма лениво потянулся в сторону, как он думал, где лежал Куроо. Но вместо него там была лишь холодная простыня. Он похлопал в том месте несколько раз, думая, что просто не заметил Тецуро там, но увы, там всё ещё никого не было. Козуме всё это время был с удивлёнными глазами, рассматривая их пустующую кровать.

Куроо обычно всегда ждал пока Кенма проснётся в субботнее утро, но тот день был исключением. Кровать казалось опустевшей и холодной, когда в ней не было Тецуро. Козуме считал, что мысли об этом — нелепость, но всё ещё думал таким образом. Он потянулся, стянул одеяло и встал с кровати с недовольным лицом — кто-кто, а Кенма точно не жаворонок.

Вскоре парень уже шёл по коридору, направляясь в зал и кухню. К счастью, Куроо там и был: сидел на самом краю дивана, смотря в окно и держа двумя руками кружку чая, совершенно не замечая появления Кенмы. Тот снова приметил темнеющие с каждым днём всё больше синяки под глазами Тецуро. Козуме медленно сел рядом, заставляя Куроо испугаться. Казалось, будто бы он совсем не узнал его.

Что-то было не так. Очень, очень не так.

— Куроо? — голос Кенмы был настолько непринуждённым, насколько мог быть. Тецуро покачал головой. Его глаза стали стеклянными, и он до сих пор не повернулся в сторону Козуме.

Кенма мог буквально чувствовать собственное сердцебиение. Что-то определённо было не так, и он не знал, что конкретно. Это заставляло его чувствовать себя подавленным, в животе образовался какой-то неприятный узел, в горле стоял ком. Что-то было не так с Куроо, а Козуме и представить не мог, что. Не может быть, что он так расстроен из-за своей докторской. Было что-то намного большее, чем это.

— Куроо? Что происходит? — Кенма неуверенно положил руку на ногу Куроо. Тецуро обхватил кружку крепче, его челюсть ходила. В тот момент Козуме очень жалел, что у него нет никакой сверхспособности, чтобы забрать все переживания. Сердце болело, когда он смотрел на самого важного человека в своей жизни, который был в такой тоске. Тоске, которая не была понятна Кенме. — Ты можешь мне всё рассказать, знаешь ведь.

— Кенма? — спросил Куроо осевшим голосом.

— Привет, — прошептал Кенма в ответ. — Что случилось? — обычно Козуме бы не выпрашивал ответ на вопрос, думая, что Тецуро сам скажет, когда настанет время. Однако, такое странное поведение продолжалось уже месяцами, и Кенма не мог просто пускать всё на самотёк и дальше, позволяя Куроо нести всю тяжесть в одиночку. — Я не знаю, как тебе сказать, — голос Тецуро дрожал, что Козуме никогда ранее не слышал. Он никогда не звучал так неуверенно.

Сердце Кенмы металось в грудной клетке. В его голове совершенно не было идей, что Куроо изо всех сил пытался сказать. Они знали друг друга всю жизнь, и единственный вещью, которую Тецуро когда-либо скрыл, был факт того, что они соулмейты. Куроо всегда казался уверенным, и его поведение сейчас было настолько несвойственно, что пугало.

Кенма убрал одну руку Тецуро от кружки, положив её себе на колени, и стал выводить пальцем круги на его ладони. Козуме решил не говорить о том, как сильно его сейчас напрягает сложившаяся ситуация, думая, что это лишь оттолкнёт Куроо. Его сердце всё ещё громко и быстро стучало, пытаясь вырваться наружу.

— Я не могу, — произнёс Куроо жалобным голосом. — Ты возненавидишь меня.

— Ты и сам знаешь, что в мире нет таких вещей, которые бы заставили меня ненавидеть тебя. Вылезай из своих мыслей и поговори со мной, Тецуро.

Эти слова были правдой. Небо голубое. Солнышко взойдёт завтра. Кенма никогда не возненавидит Куроо. Даже сейчас, когда казалось, будто Тецуро обманул его в чём-то серьезном *11. Но нет, он не мог этого сделать. По крайней мере, Козуме пытался себя в этом убедить. Они сидели в полной тишине. Кенма до сих пор чертил какие-то линии на руке Куроо, пытаясь сделать хоть что-то, чтобы успокоить его, хотел найти какие-то слова, но не находил. Тишина было слишком тяжёлой. Но Тецуро заговорил:

— Я болен, — мир Кенмы разбился на тысячу осколков. Он похолодел, моргая пару секунд, после чего его его нижняя губа затряслась.

— Но ты скоро поправишься, так? — он обязан был. Козуме и думать не хотел о другом, не позволил этого себе, только не без подтверждения. В этот момент Куроо повернулся к нему, слегка качая головой.

Казалось, будто что-то острое вонзилось в сердце Кенмы. Он так хотел, чтобы Тецуро прекратил себя так вести, сказал, что просто пошутил. Но судя по серьёзному и опустошённому взгляду было понятно, что такого не случится.

Козуме, не теряя ни секунды, бросился Куроо на шею, зарываясь лицом в плечо. Он не знал, когда точно начал плакать, как и не знал, был ли в силах осознать всю сложность ситуации. Тецуро дрожал, плача тоже. Из-за этого Кенмы плакал сильнее, обнимая парня крепче. Он не хотел его отпускать.

— Мне жаль, — произнёс Куроо, — Мне так жаль, — голос звучал подавлено. Если хотя бы какой-то кусочек сердца Кенмы ещё был жив, то тон прозвучавшего голоса Тецуро убил и его. Козуме прижал Куроо к себе ещё сильнее: у него не находилось слов, чтобы сказать, что никто не должен сейчас извиняться, но он надеялся, что его соулмейт понял это и так, всего лишь через ставшее крепче объятие.

Наверное, прошли уже часы, а они всё сидели вместе. Голова Кенмы болела от количества выплаканных слёз, в груди до сих пор болело. Он до сих пор всё ещё не осознавал всю серьёзность и неизбежный исход. Как он мог, если шок охватил его полностью, блокируя способность размеренно мыслить?

И Куроо, Боже, что только Куроо чувствовал? Думал? Он правда рассчитывал, что Кенма возненавидит его, держал все переживания в себе так долго. Козуме рассеянно поцеловал Тецуро в плечо. Он всё ещё любил его больше, чем вчера. А завтра будет любить ещё сильнее. Тем более, в Кенме ещё осталась надежда: у них до сих пор были их отметки, а значит, пока Куроо не скажет Козуме, что любит его, всё будет в порядке. Это ведь так работало. Пока они будут продолжать жить так, как обычно, всё будет нормально.

Обязано было быть.

Козуме двинулся назад, взяв лицо Куроо в ладони. Он хотел сказать хотя бы что-то, правда хотел, но в мире не было слов, сделавших всё хотя бы чуточку лучше. По крайней мере, Кенма их ещё не придумал.

— Хочешь подробностей? — спросил Куроо всё ещё мягким голосом, будто боясь переступить какую-то черту. Козуме кивнул. Раз враг был не виден, то был шанс хотя бы узнать, с чем они столкнулись.

Тецуро посмотрел на Кенму красными от слёз глазами. Такого же цвета были нос и щёки. Волосы примяты. Да и Кенма тоже не выглядел лучше.

— Помнишь, чем болела моя мама? — помнил. И лишь раз моргнул, имея это в виду. — То же самое. Болезнь Лу Генрига. БАС.

Кенма попытался вспомнить всё, что знал об этой болезни из того, что слышал от Куроо, и из пары медицинский лекций из университета? которые он всегда слушал особенно плохо. Главный симптом — слабость мышц. Дегенерация тела. Всё становится хуже со временем.

— Как долго? — голос Козуме был настолько хриплым, что тот его еле узнал.

— У меня это диагностировали позже. Врачи говорят, что это было трудно обнаружить. Скорее всего около 14 месяцев назад, — Куроо говорил монотонно. Вероятно, ему потребовалось много времени, чтобы это стало очевидным для него.

— Куроо, — Козуме был без понятия, зачем произнёс это имя снова.

— Это ничего не меняет, — прошептал Кенма. Они всё ещё были соулмейтами, и им всё ещё был Куроо. И Козуме всё ещё любил его.

Кенма не знал, как чувствовал себя по поводу факта, что он застенчивый и тихий человек. С незнакомыми людьми он вёл себя именно так: что-то бормотал себе под нос, опускал взгляд, чтобы не встретиться с их осуждением. Таким он был для большинства людей.

Но для особенно близких людей Козуме мог показать свою эмоциональную сторону. Давал возможность увидеть искры в его глазах, поднятие тембра голоса, когда говорил о чём-то, что действительно волновало его. Он был уверен, что в такие моменты, наверное, даже достигает громкости Бокуто. Или, по крайней мере, ему так говорили.

Единственным человеком, который был свидетелем каждого громкого поведения Кенмы, был Куроо. Он всегда был рядом, когда Козуме злился, если терял последнюю жизнь в видеоигре, когда кричал через всю площадку, думая, что Некома проигрывает национальные, был рядом, чтобы отпраздновать восхищение от заключения первой сделки компании Bouncing Ball.

Может, такие ситуации не стоили громкого поведения, но самым главным было то, что Тецуро всегда был рядом. И это было единственной цепочкой, которую провёл Кенма: он открыт тогда, когда рядом его соулмейт.

Поэтому он не удивился сам себе, когда его вспышка гнева произошла при людях: очевидно невозможно было сдержать себя, если ты говоришь о любви всей своей жизни — Куроо Тецуро.

— Это полный бред, Акааши, — Кейджи удивлённо перевёл взгляд от своей кружки на Кенму, не ожидая от него такой громкости. Он не был посвящён в то, что такое поведение Козуме было возможно, но Кенму это и не волновало. У него не было сил объяснять ему это.

Акааши тяжело вдохнул, ставя кружку обратно на столик кофейни, где они находились.

— Не могу даже представить, через что он проходит. Через что вы оба проходите.

Кенма запустил руку в свои волосы, отчаянно крутя кончики на палец. Он не думал, что может найти слова, которые объяснили бы Акааши, что он чувствует. И не думал, что такие слова вообще существуют.

— Это генетическое, да? — спросил Кейджи, расчётливо глядя на Кенму, прося поговорить об этом, но в то же время стараясь не пересечь черту вежливости. Но Козуме было плевать на вежливость.

— У его матери тоже был БАС, если ты про это спрашиваешь, — ответил Кенма, смотря на стол. У него не выдалось шанса встретиться с мамой Куроо: болезнь забрала её из этого мира ещё до того, как у неё появилась возможность посмотреть на то, как развивается жизнь сына.

Но Козуме слышал много историй. Историй о том, что она была добрейшим человеком в этом мире, который Тецуро и его отец только знали, о том, как она пела Куроо колыбельные, когда он был совсем маленьким, о том, как она улыбалась в любой ситуации. Все эти истории напоминали Кенме самого Тецуро: было глупо игнорировать, что он перенял от неё те черты, которыми гордился.

Но БАС должна была быть единственной схожестью, которую он не перенял.

— Прости, — Кенма сжал свою кружку с горячим шоколадом крепче. Соболезнования совсем не помогали, но Козуме не собирался винить Акааши за это: он хотя бы попытался. — Как Бокуто к этому относится? — Кенма понимал, что Котаро знал всё намного раньше, чем узнал он сам, даже если Куроо не сказал об этом прямо. Понимал, что Котаро первый потащил Тецуро по врачам, обещая быть рядом до тех пор, пока его друг не расскажет об этом соулмейту. А потом всё ещё будет с ним до конца.

По крайней мере, сегодня друзья точно были вместе. Бокуто говорил, что хочет взять Тецуро в ресторан, где они всегда проводили «братанские вечера», чтобы вспомнить былое. Для обоих было полезным встретиться и повеселиться, пока была возможность.

Это также давало возможность Акааши встретиться с Кенмой, так как он обещал это Куроо. Не то, что бы предполагалось, что Козуме должен быть в курсе, но Тецуро до смешного прозрачен.

— Не очень, — вздохнул Акааши. Кенма ждал, пока он продолжит, но слова всё никак не подбирались потому, что он боялся расстроить или обидеть Козуме ещё больше. Это надоедало.

— Как «не очень»? — выдавил из себя Кенма.

— Давай лучше поговорим о том, как ты справляешься со всем этим.

Кенма громко поставил кружку на стол, стукнув её настолько сильно, что немного горячего шоколада выплеснулось из неё. Он не рассчитывал, что однажды поведёт себя так, но нельзя было ничего поделать, только не тогда, когда разговор заходит в такое русло. Не тогда, когда Акааши говорит так, будто Куроо уже мёртв.

— Как ты думаешь я с этим справляюсь, Акааши? Я не могу смотреть на него, не думая: «Совсем скоро я больше не смогу проводить с ним время таким образом». А я даже, блять, не могу сказать ему о своих переживаниях, потому что пока БАС не причиняет ему боль физически, она причиняет моральную боль, которую он и без моих тревог несёт на себе. Иногда ему приходится просто сидеть и концентрироваться на дыхании, потому что даже это истощает его. А он даже не хочет поделиться этим со мной, боясь расстроить. И Боже, пока я ценю то, как он заботится о том, как я переношу всё это, я не вижу, что он понимает, что я забочусь о нём даже больше. Так что мы оба в дерьме.

Кенма не планировал разговаривать так долго, но как только одно слово сорвалось с его губ, он уже не смог остановить поток потянувшихся за ним остальных.

Акааши поправил очки. Он делал так всегда, когда думал о чём-то. «Кенма никогда не говорил столько за один раз. Наверняка, ему очень тяжело. Что мне сказать, чтобы ему стало легче?»

Если бы Козуме был говнюком больше, чем являлся, то обязательно сказал бы Кейджи, что он ничего не исправит. Но он не собирался набрасываться на Акааши: после всего, что было, здесь не было ни капли его вины. Он просто пытался быть хорошим другом.

— Прости. Просто. Не понимаю, как мир может быть так жесток, забирая в пустоту такого светлого человека, как Куроо, *12 — Акааши лишь покивал головой, всё ещё пытаясь подобрать слова.

— Вселенная — ужасающее место, — фраза, на которой он, наконец, остановился.

Кенма подумал, что эти слова — самые правдивые из всех, что были когда-то озвучены.

— Уверен, что хочешь остаться сегодня дома? — спросил Куроо из спальни. Кенма не мог увидеть его лицо, так как был в гардеробе, но мог представить вопросительное выражения лица. Была пятница, что означало ночь свиданий.

Тецуро предлагал выйти посмотреть на звёзды, как обещал много месяцев назад, когда апокалипсис ещё не был на горизонте. Казалось, будто с того момента прошла целая вечность. Но погода всё ещё не позволяла этого сделать: середина зимы принесла с собой ужасающие холода. И Кенма не мог подвергать Куроо такой опасности: он мог замёрзнуть во много раз быстрее сейчас.

Кенма старался не зацикливаться на том, что в последнее время Куроо становился всё слабее, и мёрзнул от каждого сквозняка. Их термостат всегда был выставлен теплее: не было смысла рисковать.

Провести ночь свиданий в тёплой квартире — самый безопасный способ. И для физического здоровья Куроо, и для ментального Кенмы.

— Да, у меня есть одна идея. Смотреть на звёзды пойдём в другой раз, — тогда, когда Куроо станет лучше. Или хотя бы летом.

Кенма продолжил копаться среди коробок, ища нужную на полках. Даже успел найти несколько безделушек, которые не помнил. Но всё это было не тем, что нужно.

— Дай мне ещё пару минут.

— Нет! Я могу и сам. Просто оставайся на месте, — выкрикнул Кенма, открывая ещё одну коробку. Там было старое оборудование: камеры и микрофоны, которые, как он думал, уже давно были в мусорке.

— Ты же знаешь, что если скажешь мне, что ищешь, я скажу тебе, где это находится, — снова прозвучал голос Тецуро. Кенма закатил глаза. В расположении коробок не было никакой логики, что делало поиск сложнее.

— Всё нормально, — он открыл другую коробку, которая находилась на второй полке. Его взгляд сразу упал на вещь, которую он так упорно искал. — Уже нашёл! Закрывай глаза.

Он победоносно взял эту вещь, поставил коробку туда, где она стояла и вышел из шкафа. Куроо всё ещё сидел на кровати с закрытыми глазами, стуча пальцами по матрасу.

Кенма не смог удержаться, и подошёл к нему, после чего поцеловал в губы. Тецуро был самым милым человеком во всём мире, которого Козуме только встречал.

— Это и был сюрприз? — пробубнил Куроо. — Уже можно открывать глаза?

Козуме поставил вещь себя под ноги, чтобы освободить руки, взял ими лицо Тецуро так, чтобы большими пальцами дотянуться до его век.

— Держи глаза закрытыми.

— Хорошо, — голос Куроо перешёл на шёпот, но по улыбке было понятно, что можно продолжать то, ради чего всё началось.

Кенма отошёл от Куроо на один шаг.

— Ещё 5 минут. Это не такой уж и великий сюрприз, к слову.

— Знаешь ли, получить что-то от тебя — уже великолепно, — Кенма улыбнулся, роясь в прикроватной тумбочке в поисках батареек. Куроо всегда хранил их там на случай, если те, что в пульте, перестанут работать. В ящике было несколько батареек. Козуме взял три из них, вставил в устройство и пощелкал пару раз, чтобы убедиться, что оно всё ещё работает спустя такое количество времени.

Он раздвинул ноги Тецуро, чтобы сесть между них, не позволяя парню замёрзнуть. И как только он сел, то сразу включил тот самый куполообразный проектор, заставляя комнату превратится в целую галактику.

Кенма немного поигрался с ней, меняя цвета их звёздного неба от фиолетового до алмазно-голубого. Он оглядел комнату: всё было так же, как в тот самый день. Каждая поверхность была усыпана тысячей звёзд. Целая вселенная только для него и Куроо.

Козуме толкнулся назад, аккуратно уложив Тецуро на спину. Затем перебрался так, чтобы снова лечь на его грудь.

— Теперь можешь открыть глаза.

Как только Куроо открыл глаза, они зажглись миллионами огней. Отражение звёзд в них было невероятно прекрасным, настолько уникальным, что Кенме захотелось запечатлеть это в своей памяти на целую оставшуюся вечность.

— Ты нашёл нашу старую вселенную, — мягко сказал Тецуро, уголки губ поднялись вверх. — Я и забыл об этом.

— Смотреть на звёзды из спальни — лучше, чем выходить на холод, — Куроо не ответил на это, лишь полностью поглотил его в свои объятия.

Они лежали в тишине. Кенма наслаждался лежанием на груди Тецуро, слушая то, как бьётся его сердце. Куроо поднял руку и провёл по волосам Козуме. Глаза начали закрываться: тепло и комфорт убаюкивали.

Однако Тецуро решил прервать тишину, и Кенма сразу перешёл в режим готовности.

— Ты не спишь? — Козуме хмыкнул в ответ. Ещё не уснул. — Можно спросить кое-что? Кое-что, что тебе не понравится?

— Конечно, — Кенма был обеспокоен, но знал, что ничего страшнее, чем уже произошло, быть не могло. Самое ужасное он уже услышал. Куроо так глубоко вдохнул, что Козуме даже почувствовал это.

— Я могу тебе это сказать? — необязательно было уточнять, что Тецуро имел в виду. Это и так было понятно. Он хотел сказать, что любит его.

— Нет, — ответил Кенма и поднялся на локтях, чтобы они смотрели друг другу в глаза.

— Котёнок, просто. Я уже умираю, в любом случае. И я хочу сказать это, хотя бы один разочек в этой жизни, — Козуме чувствовал, как ускоряется сердцебиение Тецуро, обеспокоенное
всей ситуацией. Он так сильно волновался, что у него не будет шанса сказать это в будущем.

Кенма взял руку Куроо в свою.

— Сказать это — принять поражение. Ничего не случится, если ты не скажешь этого, — Козуме прекрасно знал, что его слова не совпадали с реальностью. Он знал, что случится.

Но его сердце считало по-другому: в нём была надежда, заключающаяся в метке соулмейтов. И потому он не сдавался.

— Ну же, ты ведь всегда был реалистом. Пожалуйста? — Кенма прикусил губу. «Что? Мне что, нужно просто принять это?». Он знал, что несправедлив сейчас. И Тецуро считал точно так же: это стало понятно после его дрожащего вздоха после отказа, отчего сердце Козуме кольнуло.

Но в то же время Кенма был честен: как можно было просто так признать то, что твоя вторая половинка *13 уходит? И он был готов сделать всё, что только можно, даже бросить вызов судьбе.

— Не хотел тебя расстраивать, — добавил Куроо, сжимая руку Кенмы крепче. — Просто пища для размышлений.

Парни вернулись к прежней тишине. Между ними витала вина, которую ни один из них не знал как преодолеть. Козуме практически чувствовал, как усиленно Тецуро думает. Светло-голубой свет делал выражение его лица яснее. Всё, о чём Куроо думал, всегда отражалось на его лице. Трудно было даже представить, насколько прозрачным может быть этот человек.

— Ты обеспокоен чем-то, — Кенма не знал точно, чем. Было слишком много вещей, которые могли занимать его мысли. После всего им точно было, о чём волноваться.

— Это тупо, на самом деле, — сказал Куроо, покачав голой.

— Это не тупо. Только если это не ты, — Кенма не мог упустить возможности подколоть парня, как это часто делал он. Уголки губ Куроо поднялись. Или от нервов, или от радости.

— Думал о тебе. Как ты справляешься со всем. Понимаешь? — было слишком много вариантов того, что он имел в виду. Создавалось ощущение, что он просто бросил эту фразу, оставив его на додумывание. Но Кенма знал его достаточно хорошо, чтобы понять наверняка, о чём он думает.

— Я не оставлю тебя. Ты не сможешь меня заставить. Так что даже не пытайся, — голос был настолько уверенным, что отрезал все дальнейшие уговоры и обсуждения.

Кенма был с Куроо так долго, и не думал, что в мире есть место, где ему будет лучше без него. Даже будучи жертвой таких обстоятельств. Некая ярость забурлила в его груди при мысли о том, что Тецуро пытается огородить его от этого. Это было причиной, почему он хотел сказать, что любит его? Если он хотел сказать, значит, это конец?

Куроо усмехнулся и прижал Кенму ближе.

— Твоё мнение может измениться. Не хочу, чтобы ты чувствовал себя принуждённым остаться со мной.

Их маленькая вселенная была наполнена неясностью. Но единственную вещь, в которой Кенма был уверен: ему нигде в мире нет места лучше, чем здесь.

— Ах, наконец-то мы встретились. Куроо упоминал о Вас по крайней мере пять раз за всё время, что был здесь, — мужчина напротив Кенмы протянул руку, и тот несильно пожал её. — Я доктор Ямадзаки.

— Козуме Кенма, — отрезал Кенма. Они никогда не встречались с ним ранее, потому что Куроо всегда просил остаться снаружи. Или же в это время у Козуме была важная встреча. И сейчас, если бы Кенма был чуть увереннее в себе, он бы точно допросил этого доктора и выведал всю информацию. Именно поэтому Тецуро решил не знакомить их, давай Кенме шанс обдумать всё самостоятельно. Умный ход, но Козуме ни за что его не признает.

— А я Куроо, — добавил Тецуро из-за Кенмы. Доктор засмеялся.

Козуме не был фанатом больниц, и его настроение сразу ушло, как только он ступил на белоснежный пол и запах антисептиков заполнил его лёгкие. Куроо спросил, не хочет ли он остаться в машине, но сразу же получил отказ.

— Хорошо, не могли бы Вы пройти со мной, чтобы сдать некоторые тесты? Ничего серьёзного, просто взять кровь, — у доктора был приятный голос, однако Кенме он всё равно не нравился.

— Конечно, док, — ответил Тецуро, кивая и поднимаясь со стула, направляясь в другую комнату. Козуме уже собирался встать и пойти за ними, но его действия прервал доктор.

— Вы можете подождать здесь, Козуме, мы недолго. Затем вернёмся и обсудим все детали здесь.

По крайней мере, теперь у Кенмы был повод его ненавидеть. Он никогда не полюбит того, кто отрывает его от Куроо. Козуме посмотрел на Тецуро, чтобы узнать его чувства в этот момент. Он не знал, хочет ли парень идти один, но на его лице была лишь улыбка. Куроо легко надавил на плечи Кенмы.

— Всё в порядке, Кен, вернёмся через секунду.

— Он в надёжных руках! Не беспокойтесь. Можете взять печенье с моего стола, — Кенма сморщил нос: живот уже начало крутить только от мысли о еде. Куроо и доктор Ямадзаки покинули кабинет, оставляя Козуме одного. Он никогда не ненавидеть одиночество, и даже часто находил в нем утешение. Однако в больнице всё было по-другому, там оно казалось душераздирающим.

Приходил ли Куроо сюда один? Конечно, учитывая расписание тренировок сборной MSBY, Бокуто не присутствовал хотя бы на одном приёме. Это означало, что Тецуро наверняка сидел в комнатах и кабинетах в полном одиночестве, без какой-либо моральной поддержки. От этой мысли на глаза Кенмы навернулись слёзы. Его Куроо всегда был смельчаком.

Козуме ненавидеть больничный кабинет больше, чем мог сказать. Белые стены и пол делали его визуально больше, или просто заставляли Кенму чувствовать себя крошечным. У доктор Ямадзаки не было никаких личных вещей на столе, никаких фотографий и безделушек. Только табличка с именем. Пустой стол. Сугубо личный, не создающий чувства комфорта.

Окна были плотно зашторены. Комната освещалась лишь ярко-белым и неестественным светом от флуоресцентных ламп. Всё как в стереотипной больнице.

Кенма решил сократить время, достав телефон и ответив на пару сообщений по работе, которые он игнорировал ранее. Полистал список игр. Таким образом время шло быстрее: 10 минут стали 20-ю, 30-ю, а затем и 45-ю. Но беспокойство росло с каждой минутой: доктор и Куроо уже должны были вернуться. Козуме хотелось выйти из кабинета, найти Тецуро. Но он знал, что в такой огромной больнице это нереально. И поэтому решил написать самому рациональному человеку, которого он только знал. Если его вердикт будет — пойти и осмотреться, он пойдёт.

Кенма: если Куроо с доктором уже почти час, мне нужно его найти? (13:47)

Акааши ответил почти сразу же. Он часто говорил, что самая лучшая часть его работы редактором — свободный график, не заставляющий работать сверх нормы.

Акааши: Лучше будет, если ты подождёшь. Я уверен, доктора очень способны. (13:48)

Кенма: мне не нравится доктор (13:48)
Кенма: и больницы тоже (13:48)
Кенма: ты уверен, что мне не нужно осмотреться? (13:49)

Акааши: Козуме, тебе нужно убрать свои личные чувства в сторону. Доктор — профессионал, и работает для того, чтобы помогать. Сложившиеся обстоятельства — не его вина. (13:50)
Акааши: Хочешь, я приеду? Я не сильно занят. (13:50)

Кенма: нет, всё в порядке (13:50)
Кенма: спасибо Акааши (13:50)

Акааши: В любое время. Пиши, если что. (13:50)

Кенма убрал телефон обратно в карман. Акааши был единственным последним голосом разума. И единственным человеком, который мог выслушать Козуме, помимо Куроо, чем Кенма и пользовался, не желая выливать проблемы на Тецуро. Он и так проходит через слишком многое.

Ещё 15 минут спустя, дверь кабинета открылась. Вошёл Куроо. На нем не было никаких отметок или признаков грусти. Козуме, наконец, выдохнул. Тецуро здесь, с ним всё хорошо, всё в порядке.

— Извините за такое долгое ожидание, Козуме. Мы не думали, что получится так долго, — голос звучал так, словно доктор правда извинялся. Но мнение Кенмы уже было сложено по-другому, поэтому это было бесполезно.

— Всё было хорошо? — сказал Кенма, будто с каким-то укором, чего он совсем не хотел. Куроо сразу же сел перед Козуме, взяв его руку в свою, будто пытаясь успокоить. Он начал чертить круги на его ладони.

— Всё нормально, он сейчас нам всё скажет.

— Основываясь на проведённых физических обследованиях, а также на анализах крови, электромиограмме и люмбальной пункции, можно сделать вывод, что БАС развивается в предполагаемой скорости, — тон голоса доктора был лишён эмоций, всякого отношения к происходящему. Такой же пустой, как его стол. Кенма взглянул на Куроо. Его лицо было невозмутимым, будто никакие слова не относились к нему.

— Однако, сейчас Вы достигли точки, когда состояние может начать ухудшаться. Вы упоминали о затруднении дыхания, верно? — Тецуро кивнул. — Скорее всего, это станет хуже в течение следующих нескольких месяцев. Я бы посоветовал Вам наблюдаться на постоянной госпитализации как только почувствуете себя хуже, даже если для серьёзных беспокойств не будет причин. И Вы, Козуме. Присматривайте за ним, он тот ещё упрямец, — Кенма моргнул в ответ.

Доктор продолжил говорить, прогнозируя состояние Куроо, будущие симптомы и признаки, лекарства, которые помогут всё облегчить, и сказал приблизительный план действий для того, чтобы всё прошло максимально гладко.

Иногда Тецуро задавал вопросы, мотал головой или соглашался. Только Кенма был тихим: его мозг пытался переварить всю информацию, которую только получал. До сих пор Куроо не казался больным, лишь был чуть слабее и спокойнее, чем обычно. Но судя по словам доктора — всё должно стать намного, намного хуже.

Подготовка к этому казалась невозможной, в голове не укладывалось, что такой сильный человек, как Куроо, мог заболеть. Но это было так.

— А время? — спросил Тецуро, забыв про Кенму.

— Около восьми месяцев. Извините, у меня нет хороших новостей, — ответил доктор Ямадзаки и нахмурился. Глаза Кенмы снова начали слезиться, он сжал руку Куроо крепче. Восемь месяцев? Это совершенно ничего. Тецуро не был в настолько плохом состоянии, чтобы такое маленькое время оказалось реальностью. Тецуро не выглядел как умирающий человек.

Восемь месяцев — так скоро. Козуме моргнул пару раз, пытаясь остановить слёзы перед незнакомцем. В центре внимания должен быть Куроо, а не он. Кенма снова повернулся к парню, желая увидеть его реакцию на это. Но он не был потрясён. Не был зол. Не подходил под описание человека, которому только что сказали, что ему осталось жить меньше года.

На лице была лишь несильная улыбка, после которой последовал медленный кивок:

— Спасибо за новости.

Нижняя губа Кенмы начала трястись, и он тут же прикусил её. Куроо продолжал оставаться сильным по какой-то непонятной никому причине. Скорее всего потому, что эта причина как-то относилась к самому Козуме.

Но если Тецуро ещё не сломался, значит и Кенма не может тоже. Он ни за что не позволит слезам упасть. Он сжал челюсть и медленно опустил голову. Неважно, как сильно он хотел плакать, неважно, как сильно он хотел кричать, что доктор неправ. Он не стал. Для Куроо.

Кенма переплёл руки Куроо и свои, как только они вышли из больницы. Он старался не обращать внимания на страх перед неизвестным будущем, зная и веря только в одну вещь: он сделает всё, что в его силах, чтобы остаться на стороне Куроо.

После всего. Будь, что будет.

— Хэй, я дома, — шёпотом сказал Кенма, просунув голову в спальню. Куроо лежал на кровати с книгой в руках, с чуть неправильно сидящими очками но носу. Он повернул голову на голос, закрыл книгу и положил перед собой.

— Добро пожаловать домой. Как работа? — Козуме беспокоило то, что он стал единственной связью Куроо и жизни вне квартиры. Тецуро уводился из университета пару месяцев назад, и теперь большую часть времени находится дома. С каждым днём он становится слабее. Меньше времени двигается, больше времени лежит и пытается взять под контроль дыхание, или просто читает книги, чтобы отвлечься. Кенме необязательно нужно было всматриваться, чтобы заметить, как впали щёки парня, и его лицо в целом выглядело намного истощённее, чем в памяти Козуме.

— Работа нормально. Собираемся выпустить новую игру через пару месяцев, если всё пойдёт по плану, — Кенма подошёл к Куроо и поцеловал его в лоб, отчего тот тихо хмыкнул. — А ты чем занимался?

— Читал почти весь день. Ещё смотрел матч Бо по телевизору. Думал о том, когда ты уже придёшь, — Козуме не хотел думать о том, что Тецуро не так разговорчив, как раньше, и его голос уже не звучит так живо. Теперь уже он старался поддерживать разговоры так же, как это делал Куроо в прошлом.

— Звучит как хороший день. Они выиграли? — спросил Кенма и пошёл в гардероб, снимая костюм и переодеваясь в спортивные штаны и какую-то из футболок Куроо.

— Да, и ты бы видел, как Бо пробивал. Это безумие, — даже несмотря на лицо, можно было услышать жажду в голосе. Тецуро скучал по волейболу. Кенма знал это, исходя из того, как бывший блокирующий смотрит на фотографии со школьных времён, а также из того, как увлечённо смотрит матчи по телевизору, и после каждого остаётся разочарованным. Козуме не знал, как это исправить.

Как только Кенма переоделся, то сразу запрыгнул на кровать. Измотанность взяла над ним верх.

— Ты устал? — спросил Куроо. Кенма простонал в ответ, надеясь, что этим передал свои мысли.

— Но ты хорош в ней. Горжусь тобой, — голос Тецуро был таким искренним и серьёзным, что Козуме почувствовал тепло, распускающееся где-то в грудной клетке. — Ты пройдёшь через все трудности.

— Знаю. Однако иногда это очень утомляет, — промямлил Кенма в матрас. Из-за нескончаемых встреч у него не было возможности проводить с Куроо столько времени, сколько хотелось бы. Дико не хотелось оставлять Тецуро одного на пеле длительное время. — Я подумываю о продаже компании.

Козуме ещё не говорил об этом никому, но эта мысль витала в голове уже долгое время. Без компании было бы больше свободного времени и меньше стресса. Это могло быть победой. Однако Куроо так не думал.

— Ты не можешь продать её! Эта компания — работа всей твоей жизни, начиная с университета, и много времени было потрачено на эту идею. Так почему ты собираешься выбросить это всё сейчас? — Кенма хмыкнул. Он не мог сказать Тецуро, что выбрасывает всё ради него. Ему не нужна такая тяжесть. — Не продавай её. Пожалуйста?

— Если считаешь, что мне следует её оставить, я оставлю, — ответил Козуме с комком в горле.

— Это точно тебе что-то даст, когда я. Ты знаешь. Уйду, — искренний тон Куроо сменился на виноватый.

— Не говори так. Ты всё ещё здесь, — проворчал Кенма, на что Тецуро вздохнул.

— Прости-прости. Обнимашки? — Кенма недовольно закатил глаза, но передвинулся к Куроо и лёг головой на его грудь, одну руку положив на живот, чувствуя каждый вдох и выдох.

— Я бы никогда не отказался от обнимашек.

— Ты точно Кенма? — усмехнулся Куроо. Козуме был уверен, что он — это он. Просто было слишком сложно отказать Тецуро в чём-то в такие дни (не то, чтобы он вообще многого просил). Помимо того, это давало Кенме шанс быть ближе, ведь раньше он принимал это как должное.

— Я — это я, клянусь, — сказал Кенма перед тем, как поцеловал ключицу Куроо. Тот издал звук, похожий на «оу-у».

— Ты такой милый, — Козуме положил голову обратно. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо чувствовал рёбра Тецуро, пока лежал на нём. Ещё один признак того, что парень становится слабее, как доктор и говорил. Кенма закусил губу, пытаясь успокоиться, слушая ритм сердца своего соулмейта. Пока его сердце перекачивает кровь — ещё не всё потеряно.

— Я не знаю, хочешь ли ты видеть, как мне становится хуже, — голос Куроо был мягким, таким, каким был всегда, когда он затрагивал важную тему. Кенма поднял голову так, чтобы смотреть Тецуро в глаза.

— Почему нет? — спросил он. Не то, чтобы он собирался вставать. Просто хотел проследить за ходом мыслей Куроо. Тот отвёл взгляд, смотря всюду, кроме глаз своего парня.

— Я не знаю. Наверное, просто не хочу, чтобы ты запомнил меня таким. И ещё это отстойно для тебя. Да, — Козуме выгнул бровь.

— Чего? Ты думаешь, я собираюсь думать о тебе по-другому?

— Не буду, — ответил Кенма фирменным тоном. — Я влюблён в тебя. И ничего в этом мире не заставит меня любить тебя меньше, и думать о тебе как-то, кроме как о придурке, в которого я влюбился в самый первый раз.

— Хочешь знать, за что я люблю тебя? — спросил Кенма риторически, не давай Куроо и шанса отказаться, даже если бы он захотел. Даже не требовалось реакции, чтобы дать ответ.

Козуме поцеловал скулу Тецуро.

— Я люблю это. Она очень красивая, и не называй меня поверхностным, — несильная краснота заполнила щеки Куроо, побуждая Кенму к следующему движению.

Он поцеловал Тецуро в них.

— Я люблю их. Люблю то, как они выглядят, когда ты улыбаешься. И когда ты краснеешь. Милота.

Кенма двинулся ниже, целуя Куроо в грудную клетку.

— Люблю это. Не смотри на меня так, я имею в виду твоё сердце. Оно самое доброе и милейшее на всей планете, думаю. Спасибо, что решил поделить его со мной, — лёгкая краснота щёк Тецуро перешла в сильную красноту. Это было то, чем Кенма гордился: всё-таки растормошить внутреннего Куроо
было реальным.

Козуме взял его руку и поцеловал в пальцы.

— Я люблю твои руки. Они большие и тёплые. А ещё у них неплохая форма, думаю.

Затем он снова двинулся вверх, целуя Куроо в лоб.

— Люблю то, что внутри этого. Ты очень умный. Всегда был.

Следующий нежный поцелуй был в веки.

— И их люблю тоже очень сильно. Твои глаза всегда были честными. Я люблю смотреть в них с тех пор, как мы были детьми. Но мне никогда не хватало смелости сказать об этом до этого момента.

И наконец, Кенма дошёл до губ.

— И это. Люблю не только за поцелуи, но и за каждое слово, которое ты сказал. Каждую шутку и каждый подкол.

Козуме пришлось прикусить язык, чтобы не закончить всё фразой «Я люблю тебя». К счастью, Куроо понял то, что до него так усердно пытались донести.

Переезд Куроо в больницу оказался на более длительное время, чем ожидал Кенма.

Прошло меньше 24-х часов с момента, когда Тецуро всеми силами пытался вдохнуть, а Козуме в панике звонил в скорую, как уже было решено, что лучше остаться на госпитализации, как бы тяжело это не было принять. Кенма сообщил об этом в больнице и собрал необходимые вещи.

Никто не предполагал, что этот раз был последним, когда Куроо ступал на порог их квартиры.

Тецуро сразу же поместили в частную палату, и Кенма сам удостоверился, что окно открыто.

Белые стены и запах антисептиков заставляли живот болеть. Палата была слишком безличная и резко-пахнущая, чтобы чувствовать себя там комфортно, тем более зная, что теперь она — дом Куроо.

На удивление, время стало идти быстро. Часы бешено летели. Козуме не хватало времени в сутках, чтобы совмещать и работу, и посещения Куроо так долго, как ему хотелось. А хотелось бы часто: мысль о том, что он там один, в белоснежной комнате, среди всех этих незнакомых врачей, заставляла кровь стынуть в жилах.

Но к счастью, Акааши и Бокуто посещали Куроо всегда, когда только были свободны. Смех Котаро всегда заполнял маленькую комнату. Также, именно он помог Кенме навести в ней порядок и домашний уют: повесить фотографии, дурацкие мемы с котами, которые Тецуро обязательно бы оценил не меньше, чем наклеенные яркие звёзды в форме любимых созвездий на стене. Его глаза радостно зажглись, когда ребята выключили свет, и он увидел эти светящиеся созвездия впервые. Он был так рад, что звёзды могут составить ему компанию.

В дополнение ко всему, больница была всего в трёх кварталах от работы Акааши, поэтому он часто проводил обеденные перерывы с Тецуро, отправляя Кенме селфи, чтобы держать его в курсе. Козуме не вспучили возможности и практически сразу же поставил фотографию смеющегося Куроо на обои телефона.

Дни обернулись неделями, месяцы всё сокращались. Состояние Тецуро ухудшалось в растущей прогрессии, как доктор Ямадзаки и предупреждал. Но Куроо всё ещё был спокоен, и никогда не возражал о добавлении ещё одного провода или трубки, респиратора или аппарата.

В один день, когда в парке, который Кенма проходил каждый раз по пути к больнице, уже цвели вишни, в его голове появилась ужасная мысль: он больше не узнавал Тецуро.

Он так сильно ненавидел себя за эти мысли, но слишком поздно было выкидывать их из своей головы.

Куроо спал с наклонённой головой практически всё время. Вены на шее были особенно видны на бледной коже. Лицо выглядело истощённым, уголки губ были направлены вниз. Его вечно-стоящая причёска теперь без конца была плотно прижата ко лбу, потеряв свою живость о подушки больницы. Трубки, беспрерывно торчащие в коже, заставляли руки Кенмы чесаться, постоянно удерживая возле входной двери в палату.

Этот человек уже не выглядел как Куроо.

Но Кенма всё ещё не любил его от этого меньше.

Он по привычке кусает губу, всё ещё будто парализованный стоя у прохода. В нем ещё никогда не было столько нерешительности, когда он посещал Тецуро, и он не знал, почему сейчас всё именно так. Кенма знал, что думает неправильно: это всё ещё его Куроо. Если бы только он мог убедить в этом своё сердце.

Козуме сморщил нос, волна отвращения к себе захлестнула его. Он не собирался продолжать думать так, как сейчас. Он любил Куроо. Правда любил.

Будто бы услышав эти мысли, Тецуро пошевелился, широко раскрыв глаза.

— Привет, — ответил Кенма и поднял руку, чуть помахав. — Как ты себя чувствуешь сегодня?

— Хорошо. Кейджи приходил. Рассказывал о том, как закончил редактирование манги, — Куроо быстро моргал, пытаясь убрать сонное состояние. — А ты как? — Кенма улыбнулся.

— Хорошо, — ему становилось лучше от разговоров с Тецуро, лучше оттого, что у него есть шанс быть в его присутствии. Теперь он не знал, как вообще в его голове могла пробежать мысль, что это не его Куроо. — Сегодня я сыт работой по горло, — продолжил он тёплым голосом. — Хочешь посмотреть что-нибудь со мной?

— Хотелось бы, — Куроо кивнул.

Козуме, преодолев барьер между ними, ступил в палату и закрыл за собой дверь. Он быстро кинул рюкзак, достав оттуда ноутбук, и скользнул на больничную койку к Куроо. После начал пытаться размещать ноутбук, ставя его на их соприкасающиеся ноги.

— На твой вкус, — пробубнил Тецуро.

Кенма листал меню Нетфликса пару минут, прежде чем остановился на какой-то комедии, нажимая на «Начать», после чего положил голову на плечо Куроо. Прошло совсем немного времени, но веки Козуме уже начали опускаться, сон взял над ним верх.

К тому времени, когда он пришёл в сознание, на экране уже шли титры. Тецуро всё ещё пялился в экран. Если он и заметил, что Кенма бессовестно уснул, то вежливо промолчал.

— Тебе понравилось? — спросил Козуме, вытягивая руку вперёд.

— Ага, — это было единственным ответом Куроо. Кенма нахмурился. Выражения Тецуро в последнее время становились всё более короткими, и всё больше времени они проводили в тишине. Но чтобы настолько.

Что-что, а тишину никогда не было возможным ассоциировать с Куроо. Но невероятно быстрым образом, вскоре она стала неотъемлемым участником отношений.

— Хочешь ещё один посмотреть?

— Чтобы ты ещё раз поспал? — уголки губ Тецуро поползли вверх.

— Не моя вина, что из тебя такая удобная подушка, — чтобы доказать свои слова, Кенма уложил голову обратно. Плечо было костлявее, чем было раньше, теперь даже немного впивавшись в щёку Козуме, однако оно всё ещё было удобным по-своему. — Так что? Другой фильм, или ещё чем-нибудь займёмся?

— Разве у тебя нет работы завтра? — спросил Куроо. Неужели он может быть ответственным?

— Честно говоря, я подумывал остаться с тобой на ночь, а завтра сказать, что я заболел.

— Кенма, — проворчал Тецуро. — Тебе не следует этого делать.

— Почему нет? Я сам себе босс, а это значит, что я могу делать всё, что хочу, и это будет легально. Я — полиция этой компании, — тембр его голоса на этой фразе был очень глубоким, чуть ли не профессиональным. И смех, который он вызвал у Куроо, сделал его ещё более стоящим.

— Боже, ты такой милый, — Кенма усмехнулся.

— Ты тоже довольно милый.

— Пожалуйста, не говорите мне, что вы до сих пор ведёте себя так, — донёсся третий голос из прохода. Куроо и Кенма обернулись, чтобы посмотреть, кто к ним подоспел. Подоспели к ним никто иные, как Бокуто и Акааши. — Вы двое — живое доказательство того, что конфетно-букетный период никогда не заканчивается.

— Говоришь ты, — в унисон ответили Козуме и Тецуро. У них за всё время даже появились локальные шутки про то, как Бокуто упоминает Акааши в каждом интервью прямо или косвенно, называя его «Мой жених» или «Мой мир».

— Мы мешаем? — спросил Акааши, поправляя очки. — Можем придти завтра.

— Нет, входите, — после приглашения Кенмы, они оба зашли в палату. Кейджи выбрал сесть на стул, стоящий перед кроватью, а Бокуто решил залезть на койку прямо с ногами.

Теперь, когда в помещении находились вся эта четверка, палата наполнилась множеством разговором и стала оживлённой, чем была до этого. Исчезла и какая-то обволакивающая темнота, которую Козуме заметил ранее. Куроо оживился не меньше комнаты: у него откуда-то появились силы на такие же по объёмности разговоры, как и у каждого в палате. Заметив улыбку на лице и свет в глазах Тецуро, Кенма мог уверенно сказать: Куроо сейчас счастлив.

А это значило весь мир для Козуме.

Укрывшись пледом, Кенма сплёл пальцы с пальцами Куроо. И не планировал отпускать ещё долго, очень долго.

Кенма взглянул на часы: около 22 вечера. Подходящее время до того, чтобы перестать работать. Он закрыл ноутбук и отложил его на прикроватную тумбочку рядом с койкой Куроо.

В больнице приходилось проводить большую часть времени, иногда выбирая ночёвку там, а не в пустой квартире. Козуме не мог точно определить, когда больничная палата стала ему домом больше, чем настоящий дом, но он и не возражал. Не тогда, когда он рядом с Куроо.

Кенма поднял руку, и с места открыл занавески. На него смотрело читое ночное небо, усланное звёздами. Эта картина побудила появиться блестящую мысль в голове Козуме. Такую же блестящую, как каждая звезда на небе в тот день. Он повернул голову к Куроо, который смотрел что-то в своём собственном ноутбуке, не отрывая взгляда.

— Куроо, помнишь обещание, что мы дали друг другу однажды? — Тецуро машинально повернулся к нему, на лице был вопрос.

— Ты сказал, что хотел бы посмотреть на звёзды вживую однажды, — ответил Козуме как ни в чём не бывало. — Тогда, когда. — ему пришлось остановить себя, прежде чем сказать «тогда, когда всё было нормально». — Тогда, когда мы смотрели на них из спальни первый раз.

Создавалось ощущение, что это было так давно. Куроо, будучи всё ещё в замешательстве, кивнул:

— Хочешь сделать это сейчас? — Тецуро удивлённо смотрел на Кенму пару секунд перед тем, как улыбка появилась на его лице.

— Очень хотел был.

Его желание было всем, чем нужно. Козуме встал со стула, потянувшись и зевнув. Теперь у него был план, и он обязан был осуществить его.

— Жди здесь, я скоро вернусь.

Кенма быстро вышел из помещения и начал попытки сориентироваться в лабиринте из больничных палат, желая дойти до нужного места. Он всегда ненавидел такие коридоры, так как они были очень похожи между собой. За время первых двух недель здесь, проведённых с Куроо, Козуме пять раз раз заходил в неверные палаты, попадая в несуразные ситуации.

Однако, с того момента он выучил всё. С таким же успехом, он мог стать управляющим здесь, ведь знал, где находится практически всё. Именно благодаря своим знаниям, он смог добраться до регистрационного стола с минимальным количеством ошибок и без неправильных поворотов.

Когда Кенма приблизился, одна из дежурных медсестёр подняла голову и улыбнулась ему. Он познакомился с ней пару месяцев назад. Её зовут Ито Акари, и она одна из тех людей, которые привыкли к Куроо за пять минут знакомства (такое бывало много раз). Козуме чувствовал облегчение от того, что знал, что Тецуро в надёжных руках.

— Доброго вечера, Ито-сан, — поздоровался Кенма, подходя к столу.

— Доброго вечера, Кенма. Не припомню, что бы ты оставался сегодня так поздно. Идёшь домой? — её голос был искренним. Она мягко отодвинула бумаги, которыми занималась до этого, показывая, что заинтересована в разговоре.

Козуме помотал головой.

— Я сегодня остаюсь здесь, — Ито широко улыбнулась.

— Этот твой парень любит, когда ты остаёшься здесь. Всегда на следующий день говорит о тебе так, будто ты ему звёзды подарил, — это её примечание напомнило Кенме о том, за чем он вообще сюда пришёл.

— У вас есть инвалидная коляска, которой мы можем воспользоваться на время? — Ито поджала губы.

— Куда планируете идти?

— Здесь есть парк, прямо по дороге вниз отсюда. Хочу взять его посмотреть на звёзды, — Козуме почувствовал себя не в своей тарелке из-за того, что ему пришлось что-то объяснять, но это значило достижение своей цели, а потому выбора не было.

Ито, однако, вздохнула и пожала плечами.

— Кенма, милый, он слишком слаб, чтобы брать его куда-то в такой поздний час. Он замёрзнет, — она легко ударила себя ладонью по лбу прежде, чем снова заговорила. — Прости.

— Лето же, Ито-сан. Сейчас хорошая погода, снаружи тепло. Мы можем взять пледы, если что, — Кенма никогда не был человеком, любящим споры, однако он был невероятно упрям.

— Тецуро хочет пойти? — Козуме решительно кивнул. Она никогда не откажет Куроо. — Тогда думаю, что всё будет в порядке, только если ты заберёшь его совсем ненадолго. Может, свежий воздух пойдёт ему на пользу. Просто пообещай быть с ним аккуратным. Мне отключить его от аппаратов? — Кенма одарил её улыбкой.

— Думаю, мы сами справимся. Спасибо, в любом случае

Ито показала, где можно взять инвалидную коляску. Козуме взял ближайшую и направился обратно в палату Куроо, благодаря медсестру ещё раз во время того, как отдалялся.

Отцеплять все трубки оказалось сложнее, чем Кенма предполагал, и он уже было даже пожалел о том, что отказался от помощи. Но с помощью Тецуро, они справились, и сразу же покинули больницу, по пути заскочив в кладовку, чтобы взять пледы. Один Козуме положил Куроо на колени, а второй на плечи, на что последовала шутка, что Тецуро прихорашивается для свидания от него же самого.

— Я, скорее всего, смог бы дойти, знаешь ведь. Парк не так далеко, — размышлял Куроо, пока Кенма вёз его по тропинке. Единственным источником света были фонари, подсвечивающие кожу Тецуро, и придавая ей ещё более бледный цвет, чем он был на самом деле. Козуме усмехнулся.

— Я уверен, — технически, он не был
уверен, но поводов не согласиться не было.

После 10 минут ходьбы, они достигли парка. Там была почти кромешная тьма. Свет исходил только от редких уличных фонарей, расположенных на окраинах, и от Луны, сияющей над головой. Кенма довёз Куроо практически до центра парка, остановившись тогда, когда посчитал, что в таком месте у них открывается наилучший вид на небо.

Парни, наконец, сделали это. Звёзды были бесконечны на горизонте, простирающимся на бесчисленные мили. Каждая звёзды была равна алмазу, врезанному в небо. Кенма распахнул глаза от удивления, когда поднял голову. Он не ожидал, что созерцание звёзд вживую сможет согреть его сердце, наполнит его ощущением, что он имеет какое-то отношение ко всему этому.

Никто ничего не говорил, но Козуме взглянул на Куроо. Он тоже смотрел вверх. В его глазах находили своё отражение звёзды, подчёркивающие коричневые и золотистые тона.

Это снова заставило Кенму вспомнить те времена, когда они были детьми, и Тецуро рассказывал ему про звёзды. Тогда у него точно так же горели глаза, будто вся вселенная решила поселиться в них.

Козуме пожалел, что у него нет возможности вернуть звёзды и вернуть их обратно, туда, где они должны быть — в венах Тецуро.

— Хэй, Кенма? — спросил Куроо дрожащим голосом. Он всё ещё был таким же эмоциональным. Кенма кивнул прежде, чем понял, что всё ещё находится за пределами видимости Тецуро.

— Спасибо за то, что согласился придти, — ответил Козуме. Для него это было так же важно, как и для Куроо. И это было самой сближающей вещью, которая только была между ними за все ночи свиданий, будто бы возвращающая их в нормальные жизни, хоть и немного искаженные.

— Иди сюда, — Тецуро похлопал себя по коленям. В мыслях Козуме сразу проснеслось, что если он выполнит его просьбу, то наверняка сделает что-то не так. Тело Куроо было слишком хрупким для этого. Поэтому заботливо ответил:

— Это может поранить тебя.

Иногда Кенма удивлялся, как они вообще сошлись вместе. В конце концов, Тецуро такой же упрямец, как и сам Козуме.

Кенма обошёл инвалидную коляску и сел Куроо на колени, стараясь перенести весь вес на ногу, которая опиралась о землю. Это было неудобно, но выхода не было. В любом случае, это также давало Тецуро дополнительную порцию тепла.

Козуме обхватил ладонями лицо Куроо. Даже в таком состоянии, он казался неземным при лунном свете. Его чёрные ресницы выделялись на фоне ярких глаз, скулы подсвечивали отблески звёзд.

Это было так прекрасно, что Кенма не удержался от поцелуя. И лишь миллионы звёзд на небе были единственными свидетелями.

— Хэй, Куроо. Не спишь?

Ответа не последовало. Кенма лишь мог предположить, что он спит. Куроо был таким неподвижным, таким бледным. Создавалось ощущение, будто он — статуя. Если бы у статуй было неисчислимое количество трубок, исходящих из носа и рук.

Кенма пододвинул свой стул ближе к койке, чтобы взять руку Тецуро в свою. Она была ещё холоднее, чем ожидалось.

— Ам. — Козуме замялся на секунду, не зная, как и с чего начать. — У меня есть много вещей, о которых я хотел бы с кем-то поговорить, но я не слишком красноречив. Но ты всегда понимаешь меня, поэтому, ты не против, если я немного поговорю с тобой? — ответа до сих пор не было. Ни звука, ни подергивания век. Ничего.

Только лишь кардиограмма и пикающий звук показывали, что Куроо ещё здесь.

— Куроо, мне очень страшно, — начал Кенма. Не хотелось признавать, но однажды он должен был об этом сказать. Слова понеслись одно за другим, не в силах больше копиться где-то внутри. — Я старался быть сильным ради тебя. Для нас обоих. Я не могу представить мир, где не будет тебя. И не хочу.

Я чувствую себя таким эгоистом, говоря тебе держаться и бороться. Я даже не знаю, точно ли это то, что ты вообще хочешь слышать. Но я не хочу отпускать тебя. Делает ли это меня плохим человеком? Ты страдаешь, и я ненавижу знать, что тебе больно. И меня, чёрт возьми, убивает то, что я никак не могу помочь, — Кенма бормотал, позволяя говорить сердцу, а не разуму.

Я потерян. Акааши продолжает советовать мне обратиться к психологу сейчас же, но это так тупо. Я не один человек, который страдает здесь. Да и как я могу объяснить кому-то, на что похожи ощущения после потери кого-то, вроде тебя? — Козуме не обращал внимания на горячие слёзы, стекающие по лицу. Он просто хотел высказать всё, что создавало в груди такую тяжесть, выложить все карты на стол. Неважно, как свои же слова ранят, это лучше, чем копить всё в себе.

Я хочу сказать, что не жалею. Потому что я был с тобой. Я провёл 18 лет своей жизни с тобой. Но, о Боже, как бы я хотел провести с тобой каждую секунду. Как бы я хотел не ворчать перед ночами свиданий, как бы я хотел не отталкивать тебя, когда ты обнимал меня слишком крепко. Как бы я хотел целовать тебя перед работой каждый день, и хотел бы работать не так усердно, только бы лишь видеть тебя чаще. 18 лет это слишком мало, — вздох вырвался из кружки Кенмы. Становилось сложнее дышать.

У меня лучший соулмейт на планете, знал это? Ты лучший друг, лучший парень, лучший соулмейт, лучшая семья, о которой только можно было просить, — Кенма заикался. Грудная клетка болела так сильно, как никогда ранее. Его собственные эмоции стали ударной волной: он тонул.

Я бы не променял ни одной секунды, которую мы провели вместе, даже на целый мир, — Но я бы променял целый мир лишь на одну дополнительную секунду, проведённую с тобой.

Нижняя губа Кенмы продолжала трястись, пока он говорил.

— Надеюсь, ты знаешь, как сильно я беспокоюсь о тебе. Не думаю, что я был таким же хорошим соулмейтом, как ты был для меня. Я не был мастером в каких-либо романтических делах, как ты был. Меня убивает и тот факт, что я, вероятно, не смогу отдать тебе и половины всего того, что ты сделал для меня. Я никогда не смогу отблагодарить судьбу за то, что у меня такой соулмейт, как ты, — Кенма провёл рукой по его метке на ключице прежде, чем продолжил.

Я никогда не говорил, что люблю тебя. Но знаешь, ты заслуживал того, чтобы я говорил тебе это каждый день, — слова «Я люблю тебя» никогда не срывались с губ Кенмы. «Это справедливо» — думал он тогда. Куроо не мог этого сказать, значит, и Козуме не будет. Это было невероятно глупо. Как глупо сейчас оглядываться назад. Он должен был говорить это каждый день.

Могу ли я начать сейчас? — Козуме глубоко вдохнул в попытке стабилизировать своё состояние.

Я люблю тебя, — единожды.

Я люблю тебя, — дважды.

Я люблю тебя, — трижды.

И миллион раз больше. За каждую звезду на небе.

Кенма мог поклясться, что Куроо спал, что не слышал ничего, что было сказано ему. Но когда Козуме почувствовал, как рука Тецуро несильно сжала его, он понял, что Куроо слышал каждое слово.

Кенма сдался, и с пластикового стула пересел на койку к Куроо, укладываясь рядом. Он старался ничего не повредить и не задеть трубки, и это того стоило. Таким образом, он был ближе к Тецуро, согревая его. Так что это было победой для обоих.

Козуме хмыкал, отвечая на электронные сообщения по работе. Они казались бесконечными, но хотя бы немного уводили его от неутешительных мыслей, и создавалось ощущение, что не так уж всё и плохо.

— Ты можешь поверить, что на днях нам сказали создать линию спортивной одежды? — спросил Кенма. Пару месяцев назад Куроо сказал, что ему спокойнее, когда тот разговаривает с ним. Поэтому сейчас Козуме прикладывает все усилия, чтобы сделать Тецуро легче. Чаще всего, у последнего не хватало сил но ответ, но это никогда не мешало Кенме продолжать разговаривать.

Сложно был сказать точно, когда их роли поменялись местами. Обычно именно Куроо заполнял тишину периодическим смехом. Теперь же эта тишина воспринималась Кенмой не так, как раньше.

— Да, так вот, спортивная одежда. Для компании видеоигр. Просто потому, что мы спонсируем Шоё. Странно, правда? — Козуме бездумно кликнул на следующее письмо. — Я сказал, что пока это не приоритет, но мы можем подумать об этом в будущем.

Сотрудники Кенмы тоже делали всё, что в их силах, чтобы приспособиться к сложившейся ситуации, что было неожиданно. Они даже взяли за тенденцию придумывать разные идеи и концепции, заранее редактируя их, чтобы не загружать Козуме лишний раз. И даже не возражали, что Кенма почти не находился в офисе. (А если и находился, то спал за рабочим местом)

Всё время Кенма находился или в офисе, или в больнице. Запах антибактериальных средств и белый свет ламп уже породнились. Козуме не думал, что сможет зайти в квартиру, где не будет Куроо, поэтому и не пытался.

В любом случае, там, где был Тецуро — там был и дом.

Козуме повернул голову к Куроо. Его глаза были открыты. Значит, сегодня хороший день.

Но хорошие дни уже не были такими частыми. Кожа Тецуро стала серой, будто дополняя его впалые щёки и темные синяки под глазами. Кенма часто наблюдал, как поднимается и опускается его грудь, когда он дышит. Это было знаком, что он всё ещё рядом, всё ещё дышит. И ничего, кроме этого, не приносило такого душевного спокойствия.

Козуме поднял руку и легко ущипнул Куроо за щёку.

Тецуро моргнул в ответ, призрачная улыбка пробежала по его губам. Такое зрелище побудило Кенму улыбнуться. За последние несколько месяцев он готов был вести себя как угодно, только бы снова увидеть знакомую улыбку.

Козуме чуть наклонился и поцеловал Куроо в лоб. Несмотря на обстоятельства, он был влюблён так же, как и до этого, и заставлял Тецуро убеждаться в этом.

— Хэй, — прозвучал тихий голос в ответ. Настолько тихий, что Кенма подумал, не показалось ли ему. Слёзы выступили на глаза Козуме. Он так сильно скучал по этому голосу. — Можно мне. — Куроо заикался и пытался снова поймать нужный ритм дыхания.

Кенма взял его руку в свою.

— Всё в порядке, я подожду, — прошло некоторое время, и Тецуро набрался сил, чтобы продолжить.

— Можно мне сказать тебе кое-что? — Козуме фирменно пожал руку Куроо.

— Я оставил кое-что для тебя, — голос звучал так медленно, тихо, с неравномерным звуком, что создавалось ощущение, будто Тецуро говорит под водой. — В квартире, — Кенма свёл брови. Он не был в квартире достаточное время, но не думал, что упустил бы что-то оставленное ему.

— Что это? — Куроо хмыкнул.

— Когда будешь готов — сам увидишь, — Кенма не был рад тому, что это снова подразумевало. Но он верил Тецуро достаточно, чтобы не спрашивать.

Когда будет готов. Будто существует вселенная, в которой он готов к тому, что неизбежно произойдёт. Он даже не был уверен, готов ли принять это.

До тех пор, пока Куроо не сказал эти слова, у них всё ещё есть шанс, так?

— Где ты это оставил? — голос Кенмы перешёл на шёпот, соответствуя громкости Тецуро. Куроо засмеялся, но его лицо тут же сменилось гримасой боли. Козуме запустил руки в его волосы, пытаясь помочь ему справиться с болью. Он знал, что мало что может сделать, чтобы облегчить физическое состояние парня, но он также знал, что Тецуро находит прикосновения Кенмы комфортными.

— Тш-ш-ш, всё нормально, — ворковал Козуме, продолжая гладить волосы Куроо.

Если бы Кенме два года назад сказали, насколько привязанным он будет, он бы ни за что не поверил.

Странно наблюдать за тем, как такие ситуации меняют людей.

Несколько минут прошло, и Куроо снова взял контроль над дыханием. Его лицо вернулся к прежнему, похожему на статую.

— Здесь не за что извиняться, — недовольно сказал Козуме, не давая шанса договорить. Это был первый раз за долгое время, когда они снова разговаривали, но эта фраза должна была быть произнесена именно с этим тоном, именно с этой формулировкой. Кенма ни за что не позволит Тецуро подумать, что нести всю эту ношу на себе одному — в порядке вещей. — Ты идеален.

Он имел это в виду.

— О чём я говорил?

Козуме убирал волосы с лица Тецуро, потерявшись в своих мыслях. Ито говорила ему, что за все месяцы память Куроо значительно ухудшилась: это было одним из симптомов БАС. Тецуро и раньше терял нить повествования, но Кенма не обращал на это внимания. Не хотел зацикливаться на том, что это значило.

— Ты говорил мне, где та вещь, которую ты оставил в квартире, — сказал он, не переставая играть с волосами, пуская их между пальцев.

— Ах, да. Ты ведь знаешь ту полку в шкафу, которая слишком высоко, чтобы ты до неё дотянулся? — в голосе Куроо была насмешка, которую Козуме никогда не ожидал услышать однажды снова. Настолько, что даже не заметил подкола о своём росте, который Тецуро находил таким забавным.

Это всё ещё был тот самый старый-добрый Куроо, несмотря на его болезнь.

— Знаю одну. Оно там? — Тецуро медленно кивнул, и Козуме снова чуть наклонился, поцеловал его в щёку.

Возможно, однажды настанет день, когда Кенма действительно будет готов узнать, что это.

Кенма прекрасно понимал, что у Куроо осталось немного времени.

Это было написано во всех его чертах, слышно из монитора, где показан ритм его сердца, который становился всё слабее с каждым днём. Теперь здесь была лишь тень от человека, которого Козуме знал все эти годы. Тень, погасившая свет. Его лёгкая улыбка превратилась в ничто, и это беспрестанно ломало сердце Кенмы день ото дня.

Но Куроо всё ещё не говорил этих трёх слов, тех, о которых напоминал себе каждый раз, когда просыпался. Как долго он не скажет их, так долго у них будет шанс. Что-то внутри Кенмы подсказывало ему, что скоро он не сможет так думать. Но он старался игнорировать это.

Козуме сидел на краю койки Тецуро и просто смотрел на него. Как он вдыхает и выдыхает, и как каждое движение приносит ему намного больше боли, чем раньше. Это было понятно по тому, как Куроо сводит брови, когда резко просыпается. Именно по эти признакам Кенма научился читать его — больше никаких эмоций на лице не было.

На глаза всегда наворачивались слёзы от мысли, через что проходит соулмейт Кенмы, что он чувствует. Куроо один был окружён болью, а Козуме не мог ничего сделать. Это было неправильно. Никто не знал, что делать. Снова чувство беспомощности. Становится невыносимо трудно нести это бремя. Неважно, что Кенма сказал, неважно, что сделал, он не мог сделать ничего лучше. Он бесполезен. Однако, всё ещё нельзя было сказать, что он лишён надежды.

— Куроо, — позвал его Козуме. Одна частичка его не знала, зачем он это делает, а другая считала, что должна его позвать. Куроо хмыкнул, не поднимая век. Это было первым знаком, что всё ещё хуже, чем могло бы быть, чем хотелось бы признавать.

— Куроо? — звучит снова.

Звуки монитора с кардиограммой — всё, на чём Кенма пытался сфокусироваться. Напоминание, что Куроо ещё не ушёл, всё ещё в досягаемости. Он до сих пор здесь. Значит, Козуме ещё не один.

Казалось прошла вечность, но Тецуро заговорил. Голос был хрупким и дрожащим, как затерявшаяся в буре птица.

— Кенма, — Козуме вскакивает на ноги и садится сбоку койки на колени. Берёт руку Куроо, показывая своё присутствие.

— Я здесь, милый. Что такое?

— Кенма, больно, — и ох, как разбилось сердце Кенмы.

Куроо никогда не говорил так, никогда не жаловался. Не жаловался, когда ему поставили диагноз, не жаловался, когда состояние бесконечно ухудшалось, не жаловался даже тогда, когда осознал, какой конец его ждёт. Несмотря на всё то, что вселенная подкидывала ему, он справлялся со всем с усмешкой на лице, чего Кенме никак не удавалось понять. Тецуро вёл себя так больше ради Козуме, чем ради себя самого.

Но Кенма не был обманут. Он знал, что Куроо потратил очень много времени, оберегая сердце Кенмы, и выражая этим собственную борьбу. Неважно, сколько раз Козуме говорил, что всё в порядке, Тецуро был так упрям, что никогда не собирался сдаваться.

В голове не укладывалось, через какую боль нужно было пройти.

— Хочешь, я позову медсестру? — спросил Кенма. У него не было сил на то, чтобы остановить дрожь в голосе или дрожащую нижнюю губу. Куроо проигнорировал этот вопрос, имея в виду, скорее всего, «Нет». Или просто потому, что он был слишком слаб до ответа. Козуме не был уверен.

— Могу я сказать это сейчас? — он спросил так нежно, так мягко, будто боясь, что его слова могут разбить Кенме сердце, разрушить его мир. Снова.

И так бы оно и было.

Козуме закусил губу и покачал голой.

— Нет, Куроо, пожалуйста, не надо, — горячие слёзы текли по его щекам. Лёгкий стон вырвался из горла Тецуро.

— Я не могу больше выносить этого, — каждый слог был чёток и слышен. Как стук сердца Кенмы.

Было ли эгоизмом просить продолжать его бороться?

— Куроо, — Козуме не знал, что ещё сказать. Лишь опять сжал руку Куроо. Он пытался остановить слёзы, не желая, чтобы Тецуро видел их. Только не сейчас. Стоял на коленях и молился, чтобы всё сейчас обошлось.

— Куроо, е-если ты этого не скажешь, значит у нас ещё будет шанс, верно? — мир Кенмы рушился, пока он сжимал руку Куроо так сильно, будто она была его смыслом жизни. — Это не может быть конец.

Кенма провёл неисчислимое множество месяцев, пытаясь подготовиться к очевидному. Неисчислимое множество раз говорил сам с собой, разбирая каждую вероятность и деталь, и то, как он будет со всем справляться, что скажет. Но ничего не могло подготовить его для встречи со своим самым страшным ночным кошмаром.

— Пожалуйста? — и будь Кенма проклят, если бы отказался. Он глубоко вдохнул и опустил глаза на пол. Готов ли он был потерять что-то, что потом никогда не сможет вернуть? Готов ли он был потерять вход во вселенную?

У него не было вариантов. Мучать Куроо ещё дольше было бы жестокостью. Как он мог просить кого-то, кого так сильно любит, продолжать терпеть боль? Козуме посмотрел снова на Тецуро, пытаясь увидеть его сквозь слёзы.

— Хорошо, — плечи Куроо расслабились, будто он разом сбросил с себя всю тяжесть этого мира. Или, по крайней мере, мира Кенмы.

— Я люблю тебя, — Козуме не смог остановиться. Он потратил столько дет, молясь, что никогда не услышит эти слова. Думал, что нет ситуации, в которой они будут так необходимы. Хрип вырвался из горла. За ним ещё один, второй. Вся грудная клетка разразилась невероятной болью, будто сердце раскололось на две половины.

Через слёзы, он увидел золотистый свет своей метки, означающий, что настало время прощаться. Всем, чем были заняты мысли — Куроо, его звезда в темноте, угасал.

— Тецуро, пожалуйста, — вытянул из себя Кенма, пробивая эту фразу через хрипы, вкладывая в неё всю мольбу, и позволяя ей раствориться в новой волне горячих слёз. — Я не смогу без тебя, — Куроо легко пожал руку Козуме. Кенма снова перевёл взгляд на своего соулмейта. Последнее, что он заметил — свет в глазах Тецуро потухает, теряясь где-то в потоке его слёз. Жизнь покидала его с каждым выдохом.

— Пожалуйста, не оставляй меня, — сорвалось с губ Козуме прежде, чем он смог осознать, что эти слова в себе несли. Он сказал это. И вход во вселенную разбился на тысячи осколков.

Хрипы сменились криками, от каждого всхлипа тело очень сильно трясло. Так сильно, что казалось, оно вот-вот сломается. И ему хотелось, чтобы сломалось.

— Тецуро, скажи что-нибудь. Пожалуйста?

Но Куроо не слышал его последние слова.

Кенма не знал, как долго стоял там, на коленях, в слезах, прижимая холодную руку Куроо к своей груди. Не знал, когда точно пришли медсёстры, и почему: потому что поняли то, о чём кричал аппарат с кардиограммой, или услышали плач Козуме. Он был слишком потерян в своих мыслях, чтобы думать о чём-то.

Потерял все связи с реальностью, не обратил внимания на медсестру, мягко выводящую его из палаты с извиняющимся воркованием. Когда Кенма оказался в стерильно-белом коридоре, он упал на колени, пытаясь призвать сюда хоть кого-нибудь, кто смог бы его утешить. Ему было плевать, что думали о нём люди, когда увидели такую картину и услышали его слова. Его мысли были заняты только Куроо. Куроо. Куроо.

Козуме опёрся на пол ладонями, не вставая с колен, моля любого бога, который бы только его слышал, вернуть ему Куроо обратно.

Но никто его не услышал.

— Кенма, — голос Акааши был эмоциональнее, чем Козуме привык слышать. — Боже, Кенма, мне жаль, — он повторял разные варианты этой фразы с тех пор, как только прибыл с Бокуто в больницу, и нашёл Кенму, лежащего на полу. Кейджи твердил, что ему жаль, все три часа. Но ни единое слово не сделало Козуме лучше.

Парни втроём сидели на полу в коридоре больницы, прислонившись спинами к стене. Кенма был окружён Акааши с одной стороны, и Бокуто с другой, словно они могли защитить его от того, что произошло.

Котаро сидел слева и рыдал, уткнувшись лицом в колени и обхватив себя руками. Кейджи был справа. Его глаза покраснели от слёз. Он пытался успокоить обоих.

Спустя какое-то время, все уже сидели в тишине, не находя слов. Потому что ничто не могло облегчить эту боль.

Каждый раз, когда Козуме чуть успокаивался, он сразу снова думал о Куроо, отчего другая волна отчаяния рушилась на него, возобновляя рыдания с новой силой.

— Я любил его. Я не хотел прощаться, — прошептал он, закрывая лицо руками. Эти слова заставили Бокуто начать плакать ещё больше, а Акааши шмыгать носом чуть чаще.

Всё плотнее обволакивающее горе становилось непреодолимым. Кенма не знал, как вынести это всё, не сломавшись. Мысли крутились в голове, мешались между собой, создавали беспорядок. Он не понимал: чувствовал ли злость, досаду, боль, или что-то ещё.

— Ему больше не больно, — так же шёпотом сказал Акааши, осуществляя слабую попытку найти нужные слова для всех троих. Козуме всхлипнул снова:

— Ему не должно было быть больно с самого начала.

Вселенная могла забрать кого угодно, почему это должно был быть именно Куроо? Почему она забрала человека с огромнейшим, добрым сердцем и самой яркой улыбкой, которая могла стать светом в кромешной тьме?

Ярость вновь заполнила грудь Козуме. Он с трудом поднялся на ноги. В больнице больше не хотелось находиться, это приносило слишком много боли, заставляло задыхаться. Вся обстановка напоминала обо всём, что произошло, а Кенма хотел оставить о Тецуро воспоминания как о человеке, находящимся за пределами этого ужасного места. Запомнить таким Куроо, каким Куроо хотел бы быть запомненным.

— Кенма? Ты куда? — Акааши поднял взгляд с удивлёнными глазами, наполненными переживаниями о том, что Кенма мог сделать что-то необдуманное. Тот прокашлялся перед тем, как ответил, пытаясь прочистить горло.

— Мне нужно выбраться отсюда, — голос был хрупким и осевшим от криков и плача, чередовавшихся между собой последние четыре часа, казавшиеся жестокой, жестокой вечностью. Акааши кивнул, занимая место Кенмы.

— Не уходи далеко без нас. Мы разберёмся с бумажной работой.

У Козуме не было времени на то, чтобы по достоинству оценить старания Кейджи, который был на многое готов пойти ради него.

— Спасибо, — кратко сказал Кенма, поворачиваясь спиной. Вытер глаза от слёз и пошёл к выходу. Шаг чуть ли не сразу сменился на бег, и Козуме, наконец, покинул отвратительное место, забравшее у него Куроо.

Холод ночи обжигал лёгкие, но это совсем не останавливало. Ветер сдувал слёзы, пока Козуме бежал так быстро, как только мог, остановившись только тогда, когда добрался до парка, находившегося вниз по дороге от больницы. Того самого, в котором он был с Тецуро, и где они смотрели на звёзды несколько недель назад.

Кенма остановился посредине, положив руки на живот, пытаясь отдышаться. Поднял глаза к чистому ночному небу. Тысячи сверкающих звёзд взглянули на него в ответ, переливаясь блеском бриллиантов. Они были точно такими же, какими Козуме помнил их в глазах Куроо.

Нижняя губа предательски затряслась, как только тело снова было охвачено шоком от потери. Кенма рухнул на траву, не переставая смотреть на звёзды, которые раньше он делил с Тецуро. На звёзды, которые Куроо научил любить.

Он лежал на траве, рыдая, смотря на бесконечное пространство, заполненное звёздами, которое давало хоть какое-то утешение. Хотелось кричать на небесные тела, спрашивая, почему они забрали Куроо, прося их забрать себя вместо него.

Лёгкая надежда появилась в сознании Кенмы: может быть, совсем немного может быть, Куроо был сейчас на небе, среди всех-всех этих прекрасных звёзд.

Похороны прошли без происшествий.

На них было много людей, большинство которых Кенма даже не знал. Видимо, друзья Куроо с работы. Козуме старался не таить на них обиды за то, что те ни разу не посетили Тецуро, при этом зная, что скорее всего они больше не увидятся. Но некоторые даже принесли свои соболезнования, на что получили в ответ сдержанное «Спасибо». А один и вовсе сказал, что цветочное оформление церемонии — неплохое. Но Кенма подумал, что это очень глупый комментарий.

В любом случае, Козуме не смог взять на себя и половины части организации похорон. Именно Акааши занимался всем этим, делая всё чётко и быстро, в то время, как Кенма чаще всего стоял в оцепенении, когда требовался его ответ. Хотя, казалось бы, нужно сделать не так уж много, чтобы почтить память о Куроо.

— Ты уверен, что всё будет в порядке, когда наступит время прочтения твоей прощальной речи? — донёсся голос Акааши откуда-то сзади. Не было ничего удивительного в том, что Кейджи беспокоился о состоянии Кенмы. Бывало, что он даже заставлял его оставаться в их общей спальне с Бокуто, пока тот не переставал рыдать, уставая от своих же эмоций.

Но в конце концов, кто не плачет на похоронах своего соулмейта?

Люди, которые едва были Козуме знакомы, смотрели на него с удивлением. На лицах читался вопрос: «Как он ещё не проронил ни слезинки? Ох, он же генеральный директор с каменным лицом, ему, должно быть, всё равно на своего соулмейта, раз он совсем не скорбит. Как же ужасно, Куроо умер таким молодым и таким нелюбимым».

Но они не знали, что Кенма без конца скорбел. Скорбел каждый божий день с момента, когда только услышал от Тецуро диагноз. Не было ни секунды, чтобы он не чувствовал, как неустанно тонет в бездонном яме тоски.

Ему не требовалось лить слёзы перед целым залом людей, которым плевать. Они бы не поняли.

Тоска — странная штука. Кенме хотелось бы, чтобы она была такая же, как в фильмах. Хотел бы просто выплакать всё горе, покричать до потери голос, и, может, даже съесть банку мороженого для утешения. А после всего найти в себе силы на почтение памяти и спокойно продолжить жить своей жизнью.

Тоска не так поэтична, как её везде показывают.

Для Козуме тоска — нахождение в какой-то пустоте, в которой, наверное, ему и следует быть. Тоска — полное опустошение и оцепенение.

Кенма кивнул Акааши, сжимая в руках бумажку с текстом, на которой он ранее пытался написать речь для прощания. Когда он сел этим заниматься — тут же пришло осознание, что в мире не существуют слов, способных отдать Куроо должное или, хотя бы, описать его как человека.

— Хорошо. Если что — мы здесь, — добавил Бокуто, стоя рядом с Кейджи.

Все трое сидели в первом ряды. Рука Котаро лежала на плече Акааши, и у Бокуто даже был шанс дотянуться до руки Кенмы. Глаза Козуме были всё ещё красными, такими же, как и неделю назад.

Церемония началась. Кенма пытался слушать то, что говорит директор похоронного бюро, но делать этого совсем не хотелось: слова звучали отточенно, без эмоций и какой-либо мысли, над которой можно было подумать.

Такая же проблема была и в речи друга Куроо. Речь Бокуто же наоборот была слишком эмоциональна. Настолько, что в зале все плакали.

Вскоре настала очередь Козуме. Как только он встал, Акааши ненадолго положил свою ладонь на его спину, пытаясь добавить уверенности. Кенма пошёл. Шаг за шагом.

Пришлось глубоко вдохнул прежде, чем начать что-то говорить. Козуме разгладил лист бумаги и уже было хотел прочитать, но как только взгляд скользнул по тексту, стало понятно, что слова всё ещё недостаточно хороши. Они ни на миллиметр не затронули правдивые объяснения личности человека, которым являлся Куроо Тецуро. И по этой причине Кенма не собирался произносить эту речь.

Он выбрал произнести речь своего сердца. Сказать те слова, которые он бы сказал Куроо, если бы он был здесь. Возможно, он слушал.

— Привет, — начал Кенма. — Ам. Если вы меня не знаете, я Кенма. Я соулмейт Куроо. То есть, Тецуро, — это утверждение не могло быть в прошедшем времени. Он был, есть и всегда будет соулмейтом Куроо. Это звание он будет нести с честью.

— Думаю, все мы знаем, как удачливы, что в наших жизнях был Куроо. Здесь нет никого, кто был бы похож на него. Если бы кто-то сказал мне, что он — ангел, пришедший в мире, чтобы стать человеком, я бы, наверное, согласился. Он всегда поднимал всем настроение, поддерживал всех, кому это было нужно. Любил всех, несмотря ни на что.

Я всегда хотел видеть жизнь так, как видел её он. Он научил меня многому о мире. Не только каким-то дурацким научным вещам, от которых он так фанател, другому тоже. Миллионы жизненных уроков были преподаны мне. Что значит быть добрым, что значит быть по-настоящему сильным, научил радоваться жизни. Научил любить и научил чувствовать себя любимым, — Кенма говорил на автопилоте. Слова, которые он никогда не говорил ранее, были произнесены сейчас, грозясь разорвать его сердце на клочки.

Козуме слышал всхлипы Бокуто, и думал о том, что, наверное, ему тоже стоило бы сейчас плакать.

— С тех пор, как мне исполнилось семь, я всегда знал, что Куроо Тецуро — человек, предназначенный мне. Я был очень везучим, раз получил возможность быть его соулмейтом. Мне даже не нужна была метка, чтобы понять это. Мы прошли через всё вместе. Разделили каждый опыт. Не было и шанса, что мы были бы друг другу кем-то другим. Для меня соулмейтом всегда был Куроо, — слова, которы Кенма произнёс были эхом тех, что однажды он услышал от Тецуро. Кажется, когда Козуме исполнилось 16 лет. Но эта речь не была такой же благодарной, какой она была сказана Куроо.

Кенме было больше нечего сказать. Конечно, он мог пересказать пару самых дорогих воспоминаний, некоторые подробности из разговоров, перечислить слова, которыми Куроо обращал мечты в реальность. Но что-то удержало его. Все эти моменты были сокровенными. Только между ним и Тецуро. И не ему суждено это менять. Вместо этого, Козуме прикусил губу.

Это было всем, что требовалось сказать.

Кенма стоял, перенося вес с одной ноги на другую. Он знал, что ему нужно было это сделать. Просто изначально эта задача не казалась такой сложной.

Козуме не был в квартире с тех пор, как Куроо покинул этот мир, понимая, что в ней было море воспоминаний, с которыми Кенма не был готов столкнуться снова. Однако это было необходимо.

Он вставил ключ в замок. Нужно было встретиться со всем лицом к лицу. В конце концов, это было единственным, что осталось от Куроо.

Провернул ключ. Ему перехотелось встречаться с ними лицом к лицу. Было слишком больно. Две недели — слишком мало, чтобы оправиться.

Кенма открыл дверь. Сейчасили никогда.

Нахождение в квартире оказалось ещё более неприятным, чем
должно было быть. Козуме даже непроизвольно начал ждать, что Тецуро встретит его в дверях, как делал это миллионы раз до этого. Проходя мимо комнат, он заглядывал в каждую. Не стоит ли Куроо на кухне, напевая что-то заедающее, готовя еду, как обычно. Не сидит ли на диване, окружённый научными работами, которые будет старательно объяснять Козуме ночью с глазами, сверкающими от радости и любви к своему предмету — химии.

Но, конечно же, его там не было.

Квартира был пустой и тёмной, как и предполагалось.

С дрожащими ногами, Кенма уселся на диван, обхватив голову руками. Он не знал, что делать. Жизнь не шла вместе с руководством «Как осознать потерю всей вашей вселенной».

Всего лишь хотелось, чтобы Тецуро был здесь, держал за руку. И Козуме бы знал, что сказать. Всегда знал.

Кенма встал на ноги. Один из последних разговоров с Куроо был о том, что тот оставил кое-что. Козуме подумал, что наверное, очень маловероятное наверное, Тецуро знал его достаточно хорошо, чтобы направить в нужное русло.

Он скользнул в спальню, открыл шкаф и поднял взгляд на самую верхнюю полку. Куроо всегда шутил над тем, что его парень не могу дотуда дотянуться. Казалось, будто оставление чего-то именно на этой полке — способ Тецуро посмеяться последним. Но это меньшее, что волновало в тот момент.

Кенма фыркнул, взял табуретку и встал на неё. На полке была коробка с наклеенными звёздами, которые помогали отличить её от всех остальных. Козуме взял её, прижал к груд, спрыгнул с табуретки и сел на кровать.

К коробке был приклеен конверт с надписью «Для Кенмы». Козуме долго смотрел на него, крепко сжимая коробку, будто боясь, что она исчезнет, как только хватка ослабится. Он осторожно снял конверт, аккуратно открывая его, чтобы ни в коем случае ничего не испортить.

В конверте было несколько страниц, которые Кенма вытащил. Эти страницы были написаны таким знакомым почерком, но в то же время невероятно чужим. Определённо, почерк Куроо. Написанные буквы были чёткими и понятными, однако всё равно чувствовалась дрожь руки при написании, будто ручка постоянно высказывала из рук.

На глаза выступили слёзы. Впервые за 2 недели. Наверное, Тецуро писал всё это прямо перед тем, как его забрали в больницу в последний раз. Трудно было представить, как тяжело вести ручку в состоянии, которое было у него в те дни. Насколько сильно Куроо любил Кенму, раз всё равно продолжал писать?

Козуме вытер глаза свободной рукой, сжимая письмо в другой. Ему нельзя было плакать сейчас. Нужно было продержаться ещё немного, увидеть, что Тецуро хотел до него донести.

Мой красивый, сильный, умный Кенма,

Если ты читаешь это, значит, скорее всего, я уже не рядом. И прости меня за это, мне так жаль, милый. Я никогда не хотел оставлять тебя. Мысль о том, что я должен это сделать, разбивает мне сердце.

Но в мире есть вещи, над которыми мы не властны, и думаю, эта — одна из них. Пожалуйста, не держи на меня зла.

Мне много есть, что тебе сказать, но не думаю, что когда-нибудь настанет момент, когда ты будешь готов всё услышать вживую, пока я рядом. Поэтому я записал это. Думаю, раз ты открыл эту коробку, то, вероятно, ты готов попрощаться. Даже если ещё не уверен до конца.

Я знаю тебя. Знаю, что, наверное, целый миллион вещей проходит через твоё осознание сейчас, хотя ты не понимаешь, как всё это отфильтровать. Ты всегда думал слишком много, чтобы сделать лучше для себя. Но, думаю, это одно из первых твоих качеств, в которое я влюбился. Ты — самый умный человек, которого я когда-либо встречал.

Я так горжусь тем человеком, которым ты стал. Как сильно ты вырос за всё время, что мы живём. Наблюдение за тем, как из замкнутого ребёнка ты превратился в сильного лидера, наполняет меня невероятной гордостью за тебя. Наверное, я не найду слов, чтобы описать свои чувства. Так что просто дай мне сказать ещё раз: я горжусь тобой. Всегда гордился, и всегда буду.

Боже, если бы ты только знал, как сильно я влюблён в тебя. Я до сих пор не уверен в том, что ты реален. Кенма, благодаря тебе, я чувствовал себя любимым, что бы ни случилось. Надеюсь, что ты никогда не будешь винить себя за это. То, что ты всегда был на моей стороне значит всё для меня. Но даже без этого, ты был лучшим соулмейтом во всём мире, о котором и мечтать нельзя. Во время, когда я был рядом с тобой, ты всегда делал меня счастливее, чем что-либо другое делало. Твой ум, твоё сердце, и все твои другие части я люблю всей душой. Каждый день я благодарю высшие силы за то, что они принесли тебя в мою жизни и сделали нас соулмейтами.

Тем не менее, могу ли я обратиться к тебе с последней просьбой? Я знаю, что тебе несильно это понравится. Ты всегда был человеком привычки, и это должно быть страшно, делать какие-то изменения. Но, пожалуйста, если всё-таки готов сделать одну вещь для меня, то, пожалуйста, не позволяй тому, что случилось, сломать тебя. Я знаю, что тебе грустно, или ты зол, или что-то ещё. Но ты сильнее, чем ты думаешь. И я знаю, что ты сможешь двигаться дальше. Поэтому двигайся, ради меня. Пробуй и будь счастлив, веди свою компанию, может, даже влюбись снова. Не позволяй мне тянуть тебя обратно. Знай, что я готов на всё, только бы вернуть улыбку на твоё лицо.

А также, ты не один. Я всегда буду в твоём сердце, присматривая за тобой.

И последнее. Я бы хотел напомнить тебе: ты всегда был любим мной, если слова на твоей коже — недостаточно убедительное доказательство. Знаю, что ты постоянно твердил о том, что мне нельзя этого говорить, но я ничего не мог с собой поделать. Поэтому каждый раз, когда я хотел это сказать, я писал на бумаге и клал в коробку, к которой прикреплено это письмо. Не думаю, что мои записи смогут передать хотя бы часть всей любви, которую я испытываю к тебе, но это стоило того, чтобы попробовать. Открой коробку, когда будешь готов. Эти слова всегда будут ждать тебя там.

Итак, настало время прощаться, полагаю. Спасибо за то, что был невероятным соулмейтом, Кенма. Ты сделал каждую секунду моей жизни стоящей.
Я люблю тебя.

Кенма задрожал, когда дочитал до конца. А затем стал перечитывать снова и снова, желая запечатлеть эту последнюю вещь, сделанную Куроо, в своей памяти. Каким-то невероятным образом, Тецуро удавалось описать все чувства Козуме даже тогда, когда его собственный мир переворачивался с ног на голову, доказывая тем самым, что Кенма никогда не был одинок в своих мыслях.

Козуме прижал пальцы к крышке коробки. Он знал, что должно быть внутри, но лишь мысль об этом приводила в ужас. В ужас от того, что эти записи могут сделать с сердцем. Кенма вдохнул пару раз, пытаясь набраться смелости, сосчитал до трёх и открыл коробку.

Внутри были сотни бумажек разных цветов и форм. Какие-то были настоящими открытками, а какие-то — просто оторванными уголками салфеток, или вырванными листами из тетрадей. Но самое главное — их было бесчисленное множество, возможно, даже столько, сколько звёзд на небе. Казалось, будто на каждый день их знакомства приходилось по одной, а то и по двум запискам.

Дрожащими руками, Козуме высыпал содержимое, начав перебирать одну за другой.

«Я люблю тебя — когда мы сидели и смотрели на звёзды прямо с нашей кровати, и я думал, что отражение вселенной смотрится ещё лучше в твоих глазах».

«Я люблю тебя — когда я только-только узнал о диагнозе и не смогу сказать тебе. Но ты всё равно меня утешил».

«Я люблю тебя — когда ты получил новость, что твоя компания начала свои первые партнёрские отношения, а твои глаза зажглись счастьем. Тогда я влюбился в тебя снова».

«Я люблю тебя — когда я сходил с ума со своей докторской, и ты начал имитировать, будто мы в караоке, чтобы отвлечь меня от этого».

«Я люблю тебя — тот раз, когда я обыграл тебя в Марио Карт, и ты дулся на меня до тех пор, пока я не признал, что жульничал».

«Я люблю тебя — когда я смотрел на тебя полу-сонного утром, и понял, что ты выглядел как ангел, пришедший на землю».

«Я люблю тебя — когда мы съехались, и ты сказал, что теперь у нас есть дом, после чего улыбнулся так ярко, что мог бы стать соперником солнцу».

«Я люблю тебя — когда ты поблагодарил меня за то, что я привёл тебя в волейбол».

«Я люблю тебя — когда мы поссорились в первый раз, и я заставил тебя плакать. Даже после того, как я извинился, ты не прекратил. И я клянусь, тогда я почувствовал, как моё сердце разбилось».

«Я люблю тебя — когда ты заказал имбирное пиво в ресторане, потому что хотел попробовать. Ты смешно сморщил нос из-за того, что тебе не понравилось (но ты продолжил это пить, просто чтобы доказать, что ты был прав, когда заказал его)».

«Я люблю тебя — когда я заметил то, как ты краснеешь и улыбаешься, и я понял, что сделаю всё, что угодно для того, чтобы заставить тебя чувствовать эти эмоции».

«Я люблю тебя — день, когда ты вышел забирать диплом».

«Я люблю тебя — день, когда ты утвердил, что мне нельзя говорить тебе о том, что я люблю тебя. Это доказало то, как ты заботишься обо мне».

«Я люблю тебя — просто потому что».

И этих записок было во много раз больше, каждая была уникальна. О некоторых случаях Кенма даже забыл. Но для Куроо, по всей видимости, они значили намного больше.

Козуме не мог поверить этому. Не мог поверить, как много Тецуро сделал для него. Даже когда жизнь Куроо разваливалась на части, даже перед тем, как нашёл способ сказать о том, как сильно любит. Только он был настолько продуманным, что вкладывал так много заботы в каждый момент. Просто невероятно.

И даже если Тецуро не было рядом, чтобы сказать это вслух, Кенма чувствовал обратное.

Прижав кучу бумажек к груди, Козуме позволил тоске снова захлестнуть себ, словно приливной волне. Слёзы катились по его щекам, солёные, как капли, попадающие на корабль при буре в море. Буре, в которой он заблудился.

Очень долгий, утомительный год.

Кенма бросил ключи на тумбочку у входной двери квартиры. Снял пиджак, повесил на вешалку. Никогда возвращение домой по пятницам не казалось таким неважным. Было ощущение, что у него вот-вот начнётся мигрень, что не было бы неожиданность: управление компанией — не лёгкая прогулка по парку. В этой работе есть и взлёты, и падения.

Сегодня было именно падение. Козуме намеревался подписать пятилетний контракт с MSBY, который делал бы их официальными партнёрами. Однако, под конец встречи Кенма оказался слишком рассеянным, из-за чего попросил её перенести. Ведь если бы он сделал партнёрство официальным. Ему бы точно пришлось присутствовать на каждом матче, что означало ещё больше головной боли.

Также, он просто был не готов сделать это. Конечно, рассуждая логически, он понимал, что нет смысла так избегать волейбола, особенно учитывая то, что он — всё ещё способ Шоё. Но мысли о волейболе заставляли сердце болеть.

Дела Кенмы шли в гору, и это было понятно даже ему самому. Он вышел в большой мир. Руководил компанией, двигаясь вперёд, как и просил Куроо. Но пустота в груди так и не была заполнена, и Козуме не думал, что это когда-нибудь поменяется. По крайней мере, полностью она не заполнится точно.

Думать о Тецуро — до сих пор больно. Пространство между пальцами Кенмы, которое Куроо всегда заполнял своими, сейчас пустовало и оставалось холодным. Козуме всё ещё невероятно скучал, и будет скучать вечно, как звёзды скучают по луне. Он старался не думать об этом так часто, но ничего не выходило.

Кенма не знал, будет ли когда-нибудь готов смотреть волейбольный матч за матчем, не ассоциируя его с Куроо. Он не мог забыть об этом, пока наблюдал за розыгрышем 5-ти сетов, неделю за неделей. Колонны, которые сдерживали Козуме от ужасного состояния, казалось бы вот-вот треснут. Но он держался.

Ошибаться в выводах не хотелось. Мысли о Тецуро приносили не только отрицательные эмоции, но и положительные.

Вскоре начало казаться, будто мир Кенмы перестал вращаться: он привык получать комментарии на каждое своё действие, а сейчас это всё разом пропало. Когда не получаешь реакции на то, что делаешь, кажется, будто всё стоит. Но со временем, Козуме научился справляться и с этим, начав думать о том, что Куроо бы им гордился, или был бы удивлён. Представлял, какая улыбка была бы на его лице, если бы он про что-то узнал. Иногда, когда проходил мимо магазинных витрин, Кенма думал о том, что какая-то вещь могла бы понравиться Тецуро. Хоть все эти мысли и вызывали боль и осознание, что Куроо всё ещё не рядом, они также вызывали и радость, что спустя столько времени Козуме всё ещё знал своего соулмейта достаточно хорошо *14.

Кенма машинально включил плиту, налил в кастрюлю воды, решив сварить что-то вроде лапши. На остальные блюда не было сил и желания.

От занятия его отвлёк звонок телефона. Не хотелось проверять, кто звонил. Честно говоря, Козуме было абсолютно плевать, кто был на другом конце провода, если это был не тот человек, с кем ему правда хотелось поговорить (конечно же, это был не он), а значит, зачем ему отвечать? Это определённо сможет подождать до завтрашнего рабочего дня.

Но звуки уведомлений и звонков не прекращались, ставя перед Кенмой два варианта. Первый: ответить, как разумный взрослый. Второй: швырнуть телефон в стену, в надежде, что он разобьётся. Второй вариант был намного более заманчив, но Козуме подумал, что он бы принёс намного больше проблем в дальнейшем, и потому решил выбрать первый.

Акааши: Котаро рассказал мне, что сегодня случилось. (19:33)
Акааши: Тебе следовало бы рассказать об этом раньше. Мы здесь, чтобы помочь тебе, Кенма. (19:33)
Акааши: Это прозвучало слишком принудительно. Прости. (19:34)
Акааши: Пожалуйста, поговори с нами. Хочешь, я позвоню? (19:35)

Бокуто: КЕНМА. не переутомляйся сегодня пожалуйста! это нормально что иногда мы устаём, отдыхай столько сколько нужно! (19:37)

Посколько Бокуто и Акааши явно были в сговоре, (будто бы он не понял это по их сообщениям, разница которых всего в две минуты) Кенма решил потратить последние силы на ответ Акааши.

Кенма: это не такое большое дело (19:37)
Кенма: спасибо, что поинтересовались (19:37)
Кенма: и, пожалуйста, не звони, я не в настроении для разговоров (19:37)

Козуме не знал, что сказать. Даже если бы собирался. Тем более, он уже наблюдался у психолога, как и советовал ему Акааши. Хоть она и была милой женщиной, прекрасно понимавшей ситуацию, Кенма часто ловил себя на мысли, что не может объяснить свои чувства словами.

Никто не понимал его так, как Куроо. Факт.

Акааши: Я понял. (19:39)
Акааши: Могу ли я сказать то, что покажется тебе чрезмерным? (19:39)
Акааши: Куроо бы хотел, чтобы ты пользовался каждой возможностью. (19:42)
Акааши: Но он в любом случае гордится тобой. Котаро подтверждает. (19:42)

Кенма фыркнул, откладывая телефон. Он ценил то, что Акааши пытался сделать для него, как ценил и все вещи, которые Акааши делал ради него в прошлом. Козуме любил его за это, правда любил. Но иногда он переступал границы.

Кейджи стал неотъемлемой частью жизни Кенмы за это время, и последнему не следовало бы обижаться на очевидные слова. Но вся поддержка, которую он получал, его не устраивала. Вероятно потому, что Козуме начал осознавать, что советы Куроо не были похожи ни на чьи другие.

Кенма запустил руку себе волосы, расплетая пучок. Грудная клетка ощущалась ещё опустошённее, чем за все последние месяцы. Ему хотелось дотронуться до Тецуро, подержать его за руку хотя бы долю секунды. Получить мгновенную передышку, чтобы почувствовать себя лучше. Почувствовать, как его сердце бьётся снова.

В этом мире была лишь одна вещь, которая помогла бы почувствовать себя хоть чуточку ближе к Куроо.

Козуме не прикасался к ней уже два года, но был уверен, что она ещё здесь. Он ещё никуда не сдал вещи Куроо (побочный эффект неумения прощаться и неготовности быть одному). Потому шанс, что эта вещь была неподалёку, был очень велик.

Кенма выключил плиту. Голода всё равно не было, да и тем более теперь у него были дела поважнее. Он прошёл в спальню и зашёл в гардероб. Коробки, которые он искал, стояли на полке. Сверху был тонкий слой пыли. В оправдание можно было сказать то, что на той полке хранились только вещи Тецуро, и поэтому необходимости разбираться не было.

Куполообразный проектор, который однажды ему купил Куроо, одиноко стоял на самом-самом верху. Не пришлось его долго искать.

Кенма достал его, сдувая пыль и прижимая его к груди, пока он заменял батарейки. Вокруг была непривычная тишина, которая заставляла его делать всё медленнее.

Он сел на край кровати, смеясь над собой же: на душе было холодно и пусто. Справляться с этими чувствами помогало представление, что они всё ещё вдвоём. Единственный способ чувствовать себя лучше в это время.

Без каких-либо дальнейших церемоний, Кенма включил проектор. Фиолетовый цвет сражу же заполнил комнату, превращая её в галактику, которая когда-то была такой успокаивающей.

— Это тупо, — пробубнил Козуме, ругая сам себя. Однако, он не выключил проектор, а вместо этого обнял сам себя и устроился поудобнее.

В какой-то степени, это сработало. Конечно, все эти действия не вернули Куроо, (он правда на это наделся?) но зато они вернули немного нежных воспоминаний, которые, казалось бы, были созданы целую жизнь назад. Воспоминания, ранившие Кенму, теперь делали ему на душе лучше. Боль в груди сходила на нет.

— Я скучаю по тебе. Очень сильно, — прошептал Козуме вселенной, окружавшей его. — Я стараюсь идти дальше. Ради тебя. Но это сложно, — он пару раз моргнул, фокусируя взгляд.

Кенма был без понятия, почему разговаривал вслух. Мысль о том, чтобы просто сидеть и смотреть на звёзды в тишине казалась удручающей. Он привык делить такие мгновения с Куроо, которой постоянно заполнял тишину своим светом. Теперь же тишина была чужой.

Она напоминала, что Козуме один, без друзей. Да и он бы не позволил приблизиться к себе, даже если бы кто-то пытался. За последний год Кенма стал холоднее, ещё отстранённее, чем прежде.

— Ты бы хотел, чтобы я разговаривал с людьми, не так ли? — задумчиво спросил Козуме, убирая волосы с лица. Может, завтра он заставит себя ответить Акааши как полагается, ведь Кейджи мог стать неплохой точкой опоры.

Если бы Тецуро был здесь, то он, наверное, взъерошил бы волосы Кенмы и сказал ему, что гордится им. Но так как он всё ещё не был здесь? Козуме создал это фантомное ощущение, прикоснувшись к своим волосам, расчёсывая их. Ещё один укол в сердце.

Он вдохнул и откинулся на спину, начав наблюдение за звёздами на потолке.

— Где бы ты ни был, надеюсь, у тебя всё хорошо, — Кенма начал тереть рука об руку, будто пытаясь согреться. — И я попытаюсь сделать так, чтобы у меня тоже всё было хорошо.

Когда-то давно, Куроо спросил Кенму, куда, по его мнению, люди попадают после смерти. На что последовал ответ о том, что они никуда не попадают. Тогда Тецуро нахмурился и сказал, что не удовлетворён таким ответом. Он сказал, что люди на 93% состоят из звёздной пыли (не забыв пошутить о том, что Кенма, наверное, на все 100%). Сейчас Козуме жалел о том, что в тот день вместо того, чтобы поцеловать парня, он сказал ему, что тот тупой.

Потом Куроо добавил, что по его мнению, когда человек умирает, то становится звездой, и присоединяется к остальным звёздам на небе. Именно поэтому вселенная — бесконечна.

Кенма, глядя на звёзды, сияющие на его потолке, понял, что Куроо был прав. Уголки губ Козуме поползли вверх. Впервые за последний год он был так близок к улыбке.

Под светом вселенной, которая когда-то принадлежала только ему и Куроо, Кенма всё ещё чувствовал присутствие Тецуро в его жизни. Пусть даже совсем немного.

________________________________
*1 — Также можно перевести, как «чему бывать, того не миновать». Считаю, что значения немного отличаются. Так что, на Ваше усмотрение.
*2 — Иногда таким выражением обозначаются несерьёзные поцелуи, ушедшие не в то русло.
*3 — Помечаю: в значении boyfriend. А то мало ли..
*4 — Выводить из себя, заставлять паниковать, выбешивать, выбивать из колеи. На Ваш вкус.
*5 — Имеется в виду, что именно из темного цвета перешли в светлый. Дословно «выбелено-волосые».
*6 — Простите, пожалуйста, я правда не смогла обыграть это на русском языке.. В оригинале назывное местоимение «i love YOU» Куроо исправил на притяжательное «youR big brain», успев поправить себя добавлением всего одной буквы в целую фразу. (I love you. r big brain) На русском же нет эквивалента, поэтому простите ещё раз, что получилось коряво и нелогично, так как фразу здесь он по факту произнёс.
*7 — Гремлин в смысле, что отчуждённый от общества человек. Но шуточка-сравнение у Куроо крутое.
*8 — Так в Америке называют макароны «Капеллини».
*9 — На английском реально круто! “u r paw-some”, где paw — лапка и some — немного, образуют слышимое слово «awesome», и получается «ты милый», только с отсылкой на кошачий язык. То же самое со второй фразой “u put meowsic in me” meow — мяу и sic = music. Извините, я просто хотела об этом сказать.
*10 — Игра на приставку, гонки.
*11 — Cheat on — либо изменить партнёру, либо обмануть. Без понятия, что имелось в виду конкретно, но исход не особо меняется.
*12 — Автор буквально называет Куроо звездой Но на русском это немного странно, поэтому написала синонимично.
*12.1 — Этой цифры нет здесь, но я решила пояснить про шкаф. Речь ведётся не о том обычном шкафу, в котором просто много коробок. Там именно про отдельную шкаф-комнату, которую мы видим в сериалах/фильмах.
*13 — В оригинале игра слов. Переводится как «вторая половинка», но с помощью слов автор говорит о Куроо, как о половине души Кенмы. Т.е. с уходом Тецуро уйдёт и эта половины Козуме. Такие дела.
*14 — Если бы кто знал, сколько раз я переписывала этот абзац, потому что правда не въехала, о чём говорится в оригинале. Поэтому я добавила разъяснения прямо в свой текст, иначе я не могу передать содержимое вам.

Notes:

Заметка 1: здесь нет точного медицинского описания, так как информация я получила из интернета. а также у меня не хватило сил написать больше деталей.

Таким образом, мы подошли к концу. Большое спасибо за прочтение, надеюсь, вам понравилось <3.

Автор приглашает вас в твиттер, чтобы выразить впечатления.

Источник