Меню

Встаешь бывает вместе с восходом солнца

Диктант «Отдых в деревне» (По Куприну) 204 слова

В течение нескольких лет я проводил летние месяцы на даче, вдали от пыльного, душного, наполненного грохотом города, в тихой деревушке, затерявшейся среди глухого леса.

Встаешь, бывало, вместе с восходом солнца, когда росистая трава еще белеет, а из леса особенно сильно доносится крепкий смолистый аромат. Не умываясь, накинув только старое пальтишко, бежишь к реке, на ходу быстро раздеваешься и с размаху бухаешься в студеную, розовую от зари, еще подернутую легким паром, гладкую, как зеркало, водяную поверхности распугивая утиное семейство, которое с тревожным кряканьем расплывается из прибрежного тростника Выкупаешься и, дрожа от холода, с чувством здоровья и свежести спешишь к чаю, накрытому в густо разросшемся палисаднике в тени сиреневых кустов, образующих душистую зеленую беседку.

Затем целый день бродишь с ружьем и собакой по окрестным лесам и болотцам, ловишь с белоголовыми ребятишками раков, тянешь с рыбаками невод и варишь поздней ночью уху, а то сидишь с удочкой, надев соломенную шляпу, и пристально следишь за поплавком, едва виднеющимся в расплавленном серебре реки. Домой возвращаешься усталый, перепачканный с ног до головы, но бодрый и веселый, с чудовищным аппетитом.

А поздним вечером, когда, пыля и толпясь, наполняя воздух запахом парного молока и травы, в деревню возвратится стадо, какое наслаждение сидеть у ворот, слушать и смотреть, как постепенно затихает сельская жизнь!

Источник

Диктант Утро на даче по Куприну А. И. (234 слова)

Утро на даче

Несколько лет тому назад я проводил летние месяцы на даче, вдали от пыльного, душного, наполненного суетой и грохотом города, в тихой деревушке, затерявшейся среди густого соснового леса, верстах в восьми от станции железной дороги. Туда только что начинали в то время показываться первые пионеры будущей дачной колонии, которая теперь совершенно заполнила это милое, уютное местечко франтовскими дачными костюмами, сплетнями, любительскими спектаклями.

Бывало, встанешь рано утром вместе с восходом солнца, когда росистая трава еще белеет, а из леса с его высокими, голыми,красными стволами особенно сильно доносится крепкий смолистый аромат. Не умываясь, накинув только поверх белья старое пальтишко, бежишь к реке, на ходу быстро раздеваешься и с размаху бухаешься в студеную, розовую от зари, еще подернутую легким паром, гладкую, как зеркало, водяную поверхность к великому ужасу целого утиного семейства, которое с тревожным кряканьем и плеском поспешно расплывается в разные стороны из прибрежного тростника. Выкупаешься и, дрожа от холода, с чувством здоровья и свежести во всем теле спешишь к чаю, накрытому в густо заросшем палисаднике в тени сиреневых кустов, образующих над столом душистую зеленую беседку. На столе вокруг блестящего самовара — молочник с густыми желтыми сливками, большой ломоть свежего деревенского хлеба, кусок теплого, только что вырезанного сотового меда на листе лопуха, тарелка крупной, покрытой сизоватым налетом малины. Около самовара хлопочет хозяйская дочь Ганнуся, черноглазая крепкая деревенская девочка, задорная и лукавая. И как радостно, как молодо звучит в утреннем чистом воздухе ее веселое приветствие!

Источник

Диктант «Отдых в деревне»

Диктант «Отдых в деревне»

В тече́ние не́скольких лет я проводи́л ле́тние ме́сяцы на да́че, вдали́ от пы́льного, ду́шного, напо́лненного гро́хотом го́рода|города́, в ти́хой дереву́шке, затеря́вшейся среди́ глухо́го ле́са|леса́.

Встаёшь, быва́ло, вме́сте с восхо́дом со́лнца, когда́ роси́стая трава́ ещё беле́ет, а из ле́са|леса́ осо́бенно си́льно доно́сится кре́пкий смоли́стый арома́т. Не умыва́ясь, наки́нув то́лько ста́рое пальти́шко, бежишь к реке́, на ходу́ бы́стро раздева́ешься и с разма́ху бу́хаешься в студёную, ро́зовую от зари́, ещё подернутую лёгким па́ром|паро́м, гла́дкую, как зе́ркало, водяну́ю пове́рхности распу́гивая ути́ное семе́йство, кото́рое с трево́жным кря́каньем расплыва́ется из прибре́жного тростника́ Вы́купаешься|Выкупа́ешься и, дрожа́ от хо́лода|холода́, с чу́вством здоро́вья и све́жести спеши́шь к ча́ю, накры́тому в гу́сто разро́сшемся палиса́днике в тени́ сире́невых кусто́в, образу́ющих души́стую зелёную бесе́дку.

Зате́м це́лый день бро́дишь с ружьём и соба́кой по окре́стным ле́сам|леса́м и боло́тцам, ло́вишь с белоголо́выми ребяти́шками ра́ков, тянешь с рыбака́ми не́вод и ва́ришь по́здней но́чью у́ху|уху́, а то сиди́шь с у́дочкой, наде́в соло́менную шля́пу, и при́стально следи́шь за поплавко́м, едва́ видне́ющимся в распла́вленном серебре́ ре́ки|реки́. Домо́й возвраща́ешься уста́лый, перепа́чканный с ног до го́ловы|головы́, но бо́дрый и весёлый, с чудо́вищным аппети́том.

А по́здним ве́чером, когда́, пыля́ и толпя́сь, наполня́я во́здух за́пахом па́рного|парно́го моло́ка|молока́ и тра́вы|травы́, в дере́вню возврати́тся ста́до, како́е наслажде́ние сиде́ть у воро́т, слу́шать и смотре́ть, как постепе́нно затиха́ет се́льская жизнь!

Читайте также:  Колыбельная луч солнца золотого

Источник

Тексты диктантов с пропущенными буквами и знаками препинания

Тексты диктантов с пропущенными буквами и знаками препинания

Береза у дороги

За крайней избой степной д…р…вушки дал…ко прост…рались поля среди которых в…лась прежняя дорога к городу. Глубокие к…леи дороги зар…сли травой с ж…лтыми и белыми цветами. У дороги стояла (бело)ствольная пл…кучая береза. Осень уб…рала и березу в золотой убор. Можно было разл…чить самый отд…ле…ый курган на р…внине ж…лтого жнв…я. Оч…ровательная осенью береза была сча…лива и сияла оз…ре…ая (с)низу отсветом сухих листьев. Наступила зима. В долгую зиму ветер бе…пощадно тр…пал обн…ж…ые ветви березы. Но вот от туманов и дождей начинали ч…рнеть и дыми…ся крыши изб. Все снежное поле раст…плялось и бл…стело на весе…ем со. нце дрожа бе…числе…ыми руч…ями. Уже пели жаворонки уже мальчишки п…стухи заг…ревали от ветров и со…нца. Зам…рали по вечерней з…ре песни девушек прощавшихся со своими подругами. Зеленели ветлы перед избами зеленела береза у дороги. Прот…кали жаркие июн…ские дни. Помню как мягко и без…аботно шумел летний ветер в ш…лковой листве березы пугая эту листву и скл…няя до самых к…лосьев тонкие гибкие ветви. Жизнь (не)стоит на месте. (Не)тем (ли) ихороша жизнь что она пр…бывает в(не)уста…ом обн…влении?

Текст для самоконтроля

Береза у дороги

За крайней избой степной деревушки далеко простирались поля, среди которых вилась прежняя дорога к городу. Глубокие колеи дороги заросли травой с жёлтыми и белыми цветами. У дороги стояла белоствольная плакучая береза. Осень убирала и березу в золотой убор. Можно было различить самый отдаленный курган на равнине жёлтого жнивья. Очаровательная осенью, береза была счастлива и сияла, озаренная снизу отсветом сухих листьев. Наступила зима. В долгую зиму ветер беспощадно трепал обнажённые ветви березы. Но вот от туманов и дождей начинали чернеть и дымиться крыши изб. Все снежное поле растоплялось и блестело на весеннем солнце, дрожа бесчисленными ручьями. Уже пели жаворонки, уже мальчишки — пастухи загоревали от ветров и солнца. Замирали по вечерней заре песни девушек, прощавшихся со своими подругами. Зеленели ветлы перед избами, зеленела береза у дороги. Протекали жаркие июньские дни. Помню, как мягко и беззаботно шумел летний ветер в шёлковой листве березы, пугая эту листву и склоняя до самых колосьев тонкие, гибкие ветви. Жизнь не стоит на месте. Не тем ли и хороша жизнь, что она пребывает в в неустанном обновлении?

(В) течени… (не)скольких лет я пр…водил летние месяцы на даче (в)дали от пыльного душного наполне…ого грохотом города в тихой д…р…вушке зат…рявшейся среди густого соснового леса.

Встаешь бывало вместе с восходом солнца когда р…систая трава еще белеет а (из)леса особе…о сильно доносится крепкий см…листый ар…мат. (Не)умываясь накинув только старое п…тишко бежишь к реке (на)ходу быстро разд…ваешься и бухаешься в студе…ую розовую от з…ри еще подернутую легким паром гладкую как зеркало водя…ую поверхность р…спугивая ути. ое семейство которое с тревожным кряканьем р…спл…вается из пр…брежного тр…ника. Выкупаешься и дрожа от холода с чувством здоровья свежести сп…шишь к чаю накрытому в густо р…зросшемся п…л…саднике в тени с…реневых кустов образующих душ…стую зеленую б…седку.

Затем целый день бродишь с ружьем и собакой по окре…ным лесам и болотцам ловишь с (бело)головыми ребятишками раков тянешь с рыбаками невод и варишь поз..ней ночью уху. (А)то сидишь с удочкой надев соломе…ую шляпу и пристально сл…дишь за попл…вком едва виднеющ…мся в р…сплавленном с…р…бре реки. Домой в…звращаешься усталый перепачка…ый (с)ног (до)головы но бодрый и веселый с чудовищным а…етитом.

Текст для самоконтроля

В течение нескольких лет я проводил летние месяцы на даче, вдали от пыльного, душного, наполненного грохотом города, в тихой деревушке, затерявшейся среди густого соснового леса.

Встаешь, бывало, вместе с восходом солнца, когда росистая трава еще белеет, а из леса особенно сильно доносится крепкий смолистый аромат. Не умываясь, накинув только старое пальтишко, бежишь к реке, на ходу быстро раздеваешься и бухаешься в студеную, розовую от зари, еще подернутую легким паром, гладкую, как зеркало, водяную поверхность, распугивая утиное семейство, которое с тревожным кряканьем расплывается из прибрежного тростника. Выкупаешься и, дрожа от холода, с чувством здоровья и свежести, спешишь к чаю, накрытому в густо разросшемся палисаднике в тени сиреневых кустов, образующих душистую зеленую беседку.

Читайте также:  Солнце после ночи ляйлятуль кадр

Затем целый день бродишь с ружьем и собакой по окрестным лесам и болотцам, ловишь с белоголовыми ребятишками раков, тянешь с рыбаками невод и варишь поздней ночью уху. А то сидишь с удочкой, надев соломенную шляпу и пристально следишь за поплавком, едва виднеющимся в расплавленном серебре реки. Домой возвращаешься усталый, перепачканный с ног до головы, но бодрый и веселый, с чудовищным аппетитом.

Источник

Встаешь бывает вместе с восходом солнца

Александр Иванович Куприн

Несколько лет тому назад я проводил летние месяцы на даче, вдали от пыльного, душного, наполненного суетой и грохотом города, в тихой деревушке, затерявшейся среди густого соснового леса, верстах в восьми от станции железной дороги. Туда только что начинали в то время показываться первые пионеры будущей дачной колонии, которая теперь совершенно заполнила это милое, уютное местечко франтовскими дачными костюмами, сплетнями, любительскими спектаклями, подсолнечной шелухой, фортепианными экзерсисами и флиртом. Теперь уже там нет ни прежней дешевизны, ни прежней тишины, ни пленительной простоты нравов.

Прежде, бывало, встанешь рано утром вместе с восходом солнца, когда росистая трава еще белеет, а из леса с его высокими, голыми, красными стволами особенно сильно доносится крепкий смолистый аромат. Не умываясь, накинув только поверх белья старое пальтишко, бежишь к реке, на ходу быстро раздеваешься и с размаху бухаешься в студеную, розовую от зари, еще подернутую легким паром, гладкую, как зеркало, водяную поверхность, к великому ужасу целого утиного семейства, ко­торое с тревожным кряканьем и плеском поспешно расплывается в разные стороны из прибрежного тростника. Выкупаешься и, дрожа от холода, с чувством здоровья и свежести во всем теле, спешишь к чаю, накрытому в густо заросшем палисаднике в тени сиреневых кустов, образующих над столом душистую зеленую беседку. На столе вокруг блестящего самовара расставлены: молочник с густыми желтыми сливками, большой ломоть свежего деревенского хлеба, кусок теплого, только что вырезанного сотового меда на листе лопуха, тарелка крупной, покрытой сизоватым налетом малины. Около самовара хлопочет хозяйская дочка Ганнуся – черноглазая крепкая деревенская девочка, задорная и лукавая. И как радостно, как молодо звучит в утреннем чистом воздухе ее веселое приветствие: «Здоровеньки булы с середою, панычу!»

Целый день бродишь с ружьем и собакой по окрестным лесам и болотцам, ловишь с белоголовыми ребятишками у берега раков, тянешь с рыбаками невод и варишь с ними поздней ночью уху или сидишь с удочкой, закрывши от солнца голову соломенным брылем с полями в пол-аршина шириною, и следишь пристально за поплавком, едва видным в расплавленном и дрожащем серебре реки. Домой возвращаешься усталый, перепачканный с ног до головы, но бодрый и веселый, с чудовищным аппетитом.

А поздним вечером, после того, когда возвратится в деревню стадо, пыля, и толпясь, и наполняя воздух запахом парного молока и травы, какое наслаждение сидеть у ворот и слушать и смотреть, как постепенно стихает мирная сельская жизнь. Все реже, тише и отдаленнее раздаются: то скрип колес, то нежная малорусская песня, то звонкое лошадиное ржанье, то возня и последнее щебетанье засыпающих птиц, то, наконец, те неведомые, загадочные, прекрасные аккорды ночной гармонии, которую каждый слышал и которую никто не мог ни понять, ни описать… Огни гаснут, в темно-синем небе загораются и дрожат ясные серебряные звезды… Сладкие, но неясные мечты, дорогие воспоминания теснятся в голове. Чувствуешь себя молодым, добрым и хорошим, чувствуешь, как стряхивается с тебя накипевшая за зиму городская скука, городское озлобление, все городские недомогания…

Теперь нет уже в моем мирном приюте ни неподдельного молока, ни масла без маргарина, ни чарующих буколических картин. В лесу прибиты роковые дощечки, запрещающие охоту и собирание грибов и ягод, по дорогам мчатся, согнувшись в три погибели, длинноногие велосипедисты, на реке толкутся декольтированные спортсмены в полосатых фуфайках, а хозяйские дочери носят нитяные перчатки и давно уже переняли от интендантских писарей известный жестокий романс про «собачку верную – Фингала».

Когда я приехал в деревню на второе лето и с помощью Ганнуси устраивал свою комнату, Ганнуся, в числе прочих многочисленных новостей, объявила мне, что напротив их хаты, у Комарихи, наняли комнату «каких-то двое постояльцев», муж и жена.

Читайте также:  Солнцем палимы какое средство выразительности

– Осипивна каже, що воны вже десять рокив, як поженылысь. Вин не дуже красивый, а вона така гарна, така гарна, як зиронька ясна… От самы побачите. Каже Осипивна, той пан десь там у городи за учителя. Каждынь день по зализной дорози издыть у город.

Часа два спустя, выглянув в окно, я увидел мою соседку. Маленький в четыре окна домик, весело выглядывавший белыми стенами из густой зелени вишен, слив, яблок и груш, был напротив нашего. Она сидела у открытого, полузавешенного легкими кисейными занавесками окна, в белой кофточке с ажурными прошивками на рукавах и груди, и, облокотясь на подоконник, читала книгу. У нее было одно из тех нежных, простых лиц, мимо которых сначала проходишь равнодушно, но, вглядевшись пристальнее и поняв их, невольно очаровываешься свойственным им смешанным выражением ласки, мечтательности и, может быть, затаенной страстности. Всех мелочей ее лица издали и с первого раза я, конечно, не мог разглядеть, но успел заметить ее пышные белокурые волосы, не завитые, а заброшенные назад, так что ее небольшой, заросший с боков блестящим рыжеватым пушком лоб оставался открытым; очень тонкие брови, гораздо темнее волос, с насмешливым и наивным в то же время надломом посредине, и маленькие розовые уши. Впоследствии я разглядел ее поближе: самой красивой чертой у нее были глаза – продолговатые, темно-серые и очень блестящие.

В начале шестого часа приехал муж блондинки, господин лет сорока, с типичной наружностью учителя: с растрепанной бородой, брюнет, в золотых очках, с усталым приятным лицом и тощей фигурой. Он приехал на простой мужицкой телеге, закутавшись от пыли в белый парусиновый балахон с капюшоном, прикрывавшим голову. Не успел он еще вылезть из своего неудобного экипажа, как жена выбежала ему навстречу, накинув по дороге на голову белый фуляр. Тут я разглядел ее фигуру: она была высока, стройна и гибка, точно сильно выросший подросток, несмотря на то, что ей по лицу можно было дать не менее двадцати семи – двадцати восьми лет. В то время как ее муж неловко перекидывал затекшие ноги через высокий бок телеги и осторожно сползал на землю, жена что-то оживленно говорила, смеялась и вынимала из телеги какие-то пакеты и свертки.

Вслед за блондинкой из калитки стремглав выскочил мальчик лет семи, очень на нее похожий, тоненький, бледный, вероятно, болезненный. Он с визгом бросился к отцу на шею и повис на ней, болтая в воздухе ножками, голыми по колени. Все трое пошли в хату.

Вечером я опять их видел. Муж в длинной синей блузе без пояса, вроде той, какую носят во время работы художники, сидел на корточках, нагнувшись над одной из крошечных клумб, разбитых в их палисадничке перед домом, и с сосредоточенным терпением что-то над нею делал. Я догадался, что он сажает цветочные семена. Сынишка его стоял около, заложив за спину руки, и внимательно следил за работой отца. Стройная фигура блондинки в белом платье показывалась то в доме, то в саду, и я невольно залюбовался ее грациозными, ловкими движениями. Один раз она подошла к мужу, и он, не вставая с корточек, поднял к ней вспотевшее и улыбаю­щееся лицо и сказал ей несколько слов, указывая на свою работу. Она нагнулась к нему, сняла с него шляпу и вытерла его мокрый лоб носовым платком. Он на лету поймал ее руку и поцеловал.

«Нет,– подумал я, глядя на эту нежную и наивную сцену,– хотя дачное соседство и дает некоторые права на бесцеремонное знакомство, но я не буду искать его. Разве я посмею непрошеным вторжением в семью отнять у этого, такого славного, доброго на вид человека хоть самую малую часть его домашних радостей? Вместо того чтобы мирно копаться в своих грядах, он принужден будет занимать меня разговором о винте, о погоде, о газетах, о здоровье, обо всем том, что ему, наверно, так давно уже надоело в городе. И, кроме того,– кто знает? – может быть, при ближайшем знакомстве этот славный и добрый человек превратится в педанта, в озлобленного неудачника, а мечтательная блондинка окажется сплетницей или генеральскою дочерью с аристократической родней и жеманными манерами… Такие превращения не редкость».

Источник

Adblock
detector