Тестовые задания по теме «Обособленные члены предложения»
материал для подготовки к егэ (гиа) по русскому языку (11 класс) на тему
Данный материал поможет в подгоотовке ЕГЭ по русскому языку
Скачать:
Вложение | Размер |
---|---|
testovye_zadaniya_obosoblennye_chleny_predlozheniya.docx | 20.24 КБ |
Предварительный просмотр:
Тарасова Оксана Анатольевна,
учитель русского языка и литературы
ТЕСТОВЫЕ ЗАДАНИЯ ПО ТЕМЕ
«ОБОСОБЛЕННЫЕ ЧЛЕНЫ ПРЕДЛОЖЕНИЯ»
1. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
Его лицо (1) обветрившееся (2) утомленное и сосредоточенное (3) кажется (4) старее от бессонной ночи.
1) 1, 4 2) 2, 3 3) 3, 4 4) 1, 2, 3
2. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
Техника глубокой живописи (1) позволяющая свободно рисовать (2) оказалась особенно близка Шишкину (4) сохранявшему свободную и живую манеру рисунка.
1) 1, 4 2) 2, 3 3) 2, 4 4) 1, 2, 4
3. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложениях должны стоять запятые?
Он сидел против меня (1) облокотившись на перила (2) и (3) притянув к себе веточку сирени (4) обрывал с неё листья. (Л.Н. Толстой)
1) 1, 2, 3, 4 2) 3, 4 3) 1, 4 4) 1, 3, 4
4. В каком варианте ответа указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
Можно лишь преклоняться перед гением Цветаевой (1) создавшей совершенно неповторимый поэтический мир (2) и (3) свято верившей (4) в свою музу.
1) 1 2) 2 3) 3, 4 4) 1, 2, 3, 4
5. В каком варианте ответа указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
Первая выставка передвижников (1) открывшаяся в 1871 году (2) убедительно продемонстрировала существование в живописи (3) складывавшегося на протяжении 60-х годов (4) направления, нового по мировоззрению и средствам изобразительности.
1) 1, 2, 4 2) 1, 2 3) 3, 4 4) 1, 2, 3, 4
6. В каком варианте ответа указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
Под солнцем (1) соперничая с ним (2) ярко светились необыкновенно высокие, сочные и крупноцветные купальницы (3) похожие на желтые розы.
1) 1, 3 2) 2 3) 3 4) 1, 2, 3
7. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
Благородные пропорции белого храма (1) отражающегося больше восьми веков в водах реки (2) естественно вписываются (3) в окружающий его (4) пейзаж.
1) 1, 2, 3, 4 2) 1, 4 3) 1, 2 4) 1, 4
8. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
Машенька (1) держа в одной руке оба конца мокрой рулевой веревки (2) другую руку опускала в воду (3) стараясь сорвать (4) покачивающуюся на воде (5) кувшинку.
1) 1, 2, 3, 4, 5 2) 3, 4, 5 3) 1, 2, 3, 4 4) 1, 2, 3
9. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
Ярко горело солнце (1) разливаясь блеском по чистому снегу (2) а лес (3) обласканный ясным днём (4) зачарованно молчал (5)сверкая белым нарядом инея.
- 1, 2, 3, 4 2) 1, 2, 3, 4, 5 3) 2, 3, 4 4) 2, 4, 5
10. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
Князь Андрей стоял (1) облокотившись о перила (2) и (3) не спуская глаз (4) смотрел на красный отблеск солнца (5) по синеющему разливу.
- 1, 2, 4 2) 2, 4, 5 3) 1, 2, 3, 4 4) 1, 4
11.В каком варианте ответа правильно указаны и объяснены все запятые?
Уйдя далеко вперед (1) ротный не заметил (2) вышедшего на тропу (3) волка.
1) 1- выделяется деепричастный оборот
2) 2– выделяется причастный оборот
3)1, 2, 3 – выделяются деепричастный и причастный обороты
4) 1, 2, 3 – выделяются два причастных оборота
12. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры,
на месте которых в предложении должны стоять запятые?
Пушкин (1) воспитанный на «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина (2) сказал по поводу русской истории (3) своё собственное слово (4) во многом превзошедшее карамзинское.
1)1,2,4 2)1,2 3)1,3,4 4)3,4
13. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры,
на месте которых в предложении должны стоять запятые?
Техника глубокой живописи (1) позволяющая свободно рисовать (2) без каких-либо физических усилий (3) оказалась особенно близка Шишкину (4) сохранявшему свободную и живую манеру рисунка.
1)1,4 2)2,3 3)1,2,4 4)1,3,4
14. На месте каких цифр должны быть запятые?
Обезьяны (1) весной (2) поднявшиеся высоко в горы (3)осенью спускаются в долины.
15. На месте каких цифр должны быть запятые?
На грядах торчали бурые прутья (1) перепутанные (2) засохшим горохом (3) и желтели из-под запылённых листьев (4) крупные огурцы
1)1,4 2)2,3 3)1,3 4)1,3,4
16. В каком предложении не нужны запятые? (Знаки препинания не расставлены.)
- В одной из сказок Андерсена засохший розовый куст покрывается среди жестокой зимы душистыми цветами.
- Писатель увидел привычный мир глазами путешественника попавшего в неведомые страны.
- Вот одно из самых ярких созвездий украшающих небо Северного полушария.
- Отдыхая в Псковской области я узнал много новых слов.
1-4, 2-4, 3-1. 4-1, 5-2, 6-4, 17-3, 8-4, 9-2, 10-3, 11-1, 12-1, 13 4, 14 –1, 15 –3, 16-1
Голуб, И.Б. Упражнения по стилистике русского языка [Текст]: Учебное пособие / И.Б. Голуб.-М.: Айрис-пресс,2012.-240с.
По теме: методические разработки, презентации и конспекты
В презентации представлены задания А 21 «Знаки препинания в предложениях с обособленными членами»; А 22 «Знаки препинания в предложениях с вводными словами»; А 23 «Знаки препинания в предл.
Презентация подготовлена на основе материала сайтаwww.videotutor-rusyaz.ru/ekzameny/testyege/344-otvetyktekstamege.htmlСостоит из 2-х частей: тесты тренировочне 2) проверочный текст с ответами Ис.
Данный тест является отличной проверкой качеста знаний по материалу и пройденной теме : Односоставные предложения.
Тест по русскому языку. 9 класс.Готовимся к ОГЭ.Обособленные члены предложения.
Источник
Текст книги «Сборник диктантов по русскому языку для 5-11 классов»
Автор книги: Михаил Филипченко
Жанр: Педагогика, Наука и Образование
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Я не моряк, но так получилось, что за двенадцать лет прошел добрый десяток тысяч миль на самых разных судах – от карбасов и мотоботов до тральщиков и зверобойных шхун. И случались прекрасные плавания, когда неделю и больше море не шелохнется, а белые, тугие облака с утра до вечера стоят, кажется, на одном месте.
И все-таки в самом легком плавании устаешь. Устаешь от беспрерывного, круглосуточного, кругломесячного гула двигателя, от вибрации корпуса, палубы, койки, супа в тарелке и чая в стакане, от вибрации собственного тела.
Другое дело паруса! Да еще попутный ветер! Тогда в движении судна есть что-то от полета. Мчишься почти вровень с ветром, паруса туго натянуты, напряженные мачты поскрипывают и выгибаются слегка вперед, волна с бесконечно закручивающимся гребнем долго шелестит сзади, медленно приближается, подходит под корму, шлюпка приподымается, потом оседает, следует удовлетворенное «у-ух!» где-то у нее под пузом, шлюпка слегка сваливается налево, ты налегаешь на руль, выправляя по курсу, и тут же под кормой начинает петь, журчать как бы ручеек по камушкам. Шлюпка делает носом медленный, плавный мах направо, а ты опять бросаешь руль, чтобы ее ветром и волной повело опять налево… Это как вдох и выдох.
68
На медведя
Тихо. Только над валежником стрекочет синекрылая сойка. Синими и зеленоватыми искрами блестит снег, словно усыпанный алмазной пылью; от белизны и света, разлитого вокруг, больно глазам.
Вдруг слышу хриплое рычание, хруст сучков. В валежнике на мгновение мелькнуло что-то мохнатое, раздался выстрел. Содрогнувшись, далеким эхом откликнулся лес.
Я выпалил вдогонку медведю, и снова страшный рев, смешанный с яростным лаем, всколыхнул утреннюю тишину. Вижу: убегает от нас зверь, подкидывая кургузый зад, словно кувыркаясь. Он глубоко проваливается в снег, а Пыж, длинноухий пес, преследуя, мечется около него по насту, точно по гладкой дороге.
Медведь не останавливается, уходит. Вот он повернул в сторону. Савелий помчался наперерез. Забыв об опасности, он с близкого расстояния метнул в него рогатину…
Рявкнув, медведь повернулся, на мгновение замер, ощетинив темно-бурую шерсть, дико озираясь, словно ослепленный ярким солнцем. И вдруг, точно поняв, кто главный враг его, стремительно понесся на Савелия. Старый охотник спрыгнул с лыж и, утвердившись в снегу, ждал, крепко держа рогатину. Медведь быстро приближался, мотая головою, исступленно рычал, потрясая лес. Остался еще один прыжок, но он поднялся на дыбы, огромный, страшный в гневе. Тяжелые передние лапы, выпустив когти, судорожно тянулись к охотнику, готовые схватить его. И еще сильнее, еще оглушительнее, вызывая грохочущее эхо, покатился по дремучему лесу рев, полный яростной злобы и предсмертной тоски. Медведь наступал, шагая на задних лапах, охотник, немного согнувшись, твердо стоял на месте, выжидая удобного момента для удара – оба черные, лохматые, похожие друг на друга. А когда в грудь медведя вонзилась острая рогатина, он сильным ударом лапы сломал ручку ее и, обрушившись своим грузным телом на упавшего охотника, начал беспощадно рвать его зубами и когтями, переворачивая человеческое тело, точно игрушку. Пыж, заступаясь за хозяина, с яростью набрасывался на зверя. Казалось, все трое, барахтаясь в снегу, обезумели, издавая крик, лай, рычанье, наводняя лес диким гулом.
Быстро зарядив ружье, я прицелился в голову медведя. Грянул выстрел. Когда дым рассеялся, медведь был уже мертв. Савелий лежал на снегу, привалившись головой к еще теплой спине медведя, бормотал, точно пьяный, блуждая глазами: «Вот оно что… Небо-то какое красное… в кругах». Пыж, задыхаясь от усталости, лизал ему лицо и руки.
По-прежнему было тихо. Сияло бледно-голубое небо, ярко горело солнце, разливаясь блеском по чистому снегу, а лес, обласканный ясным днем, зачарованно молчал, сверкая белым нарядом инея, точно распустившимися цветами. Вокруг было радостно, светло, словно ничего не случилось. И только Пыж, оставшись около хозяина, протяжно выл, оплакивая старого охотника.
(По А. Новикову-Прибою)
Я живу в доме на высоком холме. Леса кругом горят осенними пожарами. По утрам пойма Оки наливается голубым туманом, и ничего тогда не видно сверху, только верхушки холмов стоят над туманной рекой красными и рыжими островами.
Листопады особенно сильны по утрам, после ночных заморозков, и, когда я спускаюсь вниз к роднику, а потом медленно иду лесом домой, в ведрах моих плавают листья, которые попадают туда на косом полете, стукаясь сперва о мои руки.
Иногда дали мутнеют и пропадают – начинает идти мельчайший дождь, и каждый лист одевается водяной пленкой. Тогда лес становится еще багряней и сочней, еще гуще по тонам, как на старой картине, покрытой лаком.
Днем на полянах, нагретых солнцем, летают по-летнему оживленные мухи и бабочки. Трава, елки и кусты затканы паутиной, и жестяно гремят под сапогами шоколадные дубовые листья. Покрикивают буксиры на Оке, зажигаются вечерами бакены, гудят по склонам холмов тракторы, и кругом такие милые художнические места – Алексин, Таруса, Поленово, кругом дома отдыха и такая мягкая, нежная осень, хоть время идет уже к середине октября…
Осень теперь и на Белом море. Но там она иная – ледяная и жестокая. Там мигают теперь во тьме огни маяков и с устрашающей силой дуют ветры. Там в редкие дни идет снег, и на море появляется первый лед. Мистически вспыхивают там по ночам безмолвные северные сияния. Суда в море кренятся так, что катятся моряки по палубам. И, многих смывает за борт, и тогда летят в черное небо тревожные ракеты, пляшет по волнам дымный свет прожектора и долго вздымается и опадает на проклятом месте осиротелое судно. Там рыбаки на берегу вваливаются в избу насквозь мокрые, с закоченевшими сизыми руками и никак не могут отогреться, слушая, как под окном ревет море.
Солнце садится. Садится оно медленно и все краснеет, краснеет… Оно окружено облаками, которые багровы, прозрачны, с огненными краями и напоминают вздыбившиеся волосы рыжей женщины. По мере того как садится солнце, море темнеет, становится ультрамариновым, почти черным. Мрачный голый берег тянется справа от нас, вытягивая сзади черные мысы все дальше в море, все ближе подбираясь к низкому шару солнца, – мы входим в залив.
Время десять, потом четверть одиннадцатого, потом половина, потом без двадцати… Солнце, кажется, остановилось, а берег за нами крадется все дальше в море, вот-вот закроет солнце, и нам хочется, чтобы оно скорее село. Но оно все не садится, и берег наконец закрывает его, и мы видим теперь только черную плоскую полосу берега под зеленовато-алым небом и облака – внизу огневые, ярко-красные, выше – желтей и совсем высокие серебристые облачка, которые будут так стоять всю ночь, не теряя своего белого цвета.
Смотрю вперед и вижу, что противоположный правый берег бухты приблизился, красно освещен и так же ровен, плосок, как и задний, вода мутнеет, мы входим в реку.
Еще полчаса ходу, и вот показывается то, что мигом выводит нас из оцепенения. Показываются первые сизые постройки, высокие амбары на берегу, очень редкие, одинокие, со съездами, по которым можно вкатывать бочки и даже въезжать на телеге на второй этаж. Возле амбаров стоят свежеотесанные желтоватые колья от ставных неводов. Колья высокие, метра три с половиной, составлены в пирамиды и напоминают издали индейские вигвамы.
Дома, избы, серые и черные от времени, с белыми наличниками окон, в два этажа, все чаще. На берегу видны уже следы людей и коров, уже чернеют первые вытащенные на берег карбасы, а впереди видна церковь без креста, частота построек, деревянные тротуары, изгороди, перечеркивающие все это зеленое и серое, глухие длинные бревенчатые стены складов и домов, виден причал, бот возле причала, моторки на якорях – все повернутые носом против течения, на берегу дикий, громадный, неожиданный здесь крест – покосившийся, поддерживаемый только проволокой, натянутой от земли к телефонному столбу.
Принесся издалека не крик, а гудящий, грубый, ровный голос, медный, тяжелый голос. Он принесся с той стороны, где все еще упрямо не хотела потухнуть кровавая полоска, где еще маячили очертания и долго стоял не похожий ни на один степной звук, чуждый тишине, задумчивому ночному безмолвию, потонувшему степному простору, чуждый степной жизни, наивный, бедный, но самобытный, не похожий ни на что.
Он долго держался, этот тяжелый колеблющийся звук, оборвался, снова два раза коротко откликнулся – и смолк. И испуганно, и недоуменно глядела туда смутно мерцающая, неуловимо-призрачная мгла.
Огоньки, как булавочные уколы, прокололи темноту, кучкой рассыпавшись в той стороне, точно гнездо звезд, на темной молчаливой земле.
Черно и пусто стоял курган. Потух последний след зари.
Молчаливая степь темно объемлет не то дома, не то пригорки, не то черные сгустки ночи. Может быть, и улиц нет.
Но, говоря о человеческом, жалко тянутся из крохотных оконец полоски света, и в них проступает бурьян, колючки, старые, иссохшие колеи неуезженной дороги. Над самой землей светятся тусклые оконца, как светляки в темной траве, беспорядочно-рассыпанно или кучками, точно таинственно для чего-то сползлись вместе, ищуще протянув по траве, по бурьяну перекрещивающиеся светлые лучи.
Собаки не лаяли, как в деревне, перекликаясь, добродушно, упрямо, подолгу, а вдруг одиноко накинется где-нибудь в темноте с остервенением, захлебываясь, хрипя, и замолчит, и опять только темь да приземисто разбросанный свет крохотных, перерезанных переплетами окошечек.
Не воровской ли притон? Или не остановились ли в ночной степи табором проходящие люди?
Не шевелясь, заслонили все небо сухие, бездождевые тучи, неподвижно прислушиваясь.
Свет разбросанных оконец подержался и стал гаснуть один за другим, как потухающие в темноте искорки. Потухли и протянувшиеся полосы света. Пропал бурьян, колючки, колеи. Одна безграничная, молчаливая тьма.
Но среди сна и покоя, среди темноты и неподвижности в двух местах, далеко друг от друга, затерянный ночной свет, – не спят.
(По А. Серафимовичу)
Степь, по которой от края до края протянулись сухие сизые тени, еще пышущая неостывшим жаром, молча глядела в белесо-мутную сухую мглу.
За дальним курганом – красное, усталое, осоловелое солнце, скорбное и измученное после буйно палящего, не знавшего отдыха дня.
Полегли спать насвистевшиеся, набегавшиеся за день суслики. Не плавали кругами распластанные коршуны; не висели в воздухе внимательно трепещущие копчики; не стрекотали на все лады кузнечики, степные музыканты, которых понимает и любит только степь.
Последние тени сливались, да мгла глядела, слепая, необъятная, да за курганом тускнело мертвое зарево. А на кургане стояла конная фигура, черно вырезываясь на мертвеющем закате. Нельзя было разобрать, женщина или мужчина сидел на лошади. Только голова в мохнатой калмыцкой шапке была внимательно повернута в ту сторону, где за краем тухла кровавая полоса.
Неподвижно чернела лошадь. Неподвижно чернела фигура степного жителя. Неподвижна была беззвучно прислушивающаяся степь.
В давно забытые времена, о которых и память стерлась, быть может, на кургане чернела конная фигура, и носился орлиный клекот, и рыскал степной зверь, и смутно волновался седой ковыль, и вольно над степным простором неслись победные гортанные крики.
Молчала степь, и неподвижно чернела повернутая голова, тух закат, мертвенно и смутно стояла ничего не таящая белесая сухая мгла.
И когда над темным краем земли осталась узко кровавившаяся полоска, готовая затянуться, лошадь, вздернутая поводьями, шевельнулась, спустилась с кургана и, не спеша, покачивая молчаливой фигурой, стала тонуть в той стороне, где уже давно стояла ночь.
И потонула. Сухая, шершавая, потрескавшаяся земля жадно поглотила звук копыт.
(По А. Серафимовичу)
Совсем уже почти рассвело, когда мы подъехали к заказу. Слезаем. Далеко видно со взгорья. День теплый, сыровато-туманный. В далеком свинцовистом воздухе, над вылезшими из мутно-белого снега пятнами лесочков перетягиваются и лениво ворочаются хмурые небеса, и на всем лежит этот таинственный, мглисто-сизоватый налет уходящей ночи. Кажется, будто и лесочки как огромные лесные звери. Только что проснувшиеся, они потягиваются и зевают. Что-то темное, мрачно-сладострастное подкатывается к сердцу. И собаки беспокойны, все тянутся в одну сторону; трудно держать их на смычке, а у мудрого Добыча от частого разгоряченного дыхания падают капельки с языка. Вот он подымает на меня свою седеющую морду с прокушенным ухом. Как мы понимаем друг друга!
Лошадь привязана в кустах. Гришка ведет гончих на смычках в обход, я лезу по колено в снегу.
Вот «лаз»: извилистая лощинка в снегу, сходящемся мысочком – нельзя будет «ему» миновать меня. Так и напорется.
Почему-то вспоминается мне опять Добыч; иногда он тоже охотится. Молодежь гоняет, а он, не торопясь, трусцой забежит наперерез, станет на лазу и ждет зайчишку. Так же этот волк цапнул вчера мою Затейку, и теперь, слегка подраненный, залег где-то в чаще заказа. И равно меня, собак и волка охватил этот далекий, неясно маячащий горизонт. Слышно, как сороки стрекочут вдали; вот даже видно, как они ныряют в воздухе, длинными, бело-черными стрелками. Хитрые, неприятные птицы – несмотря на кажущуюся веселость: в самых далеких глухих чащах, где гниет и разлагается что-нибудь, они беззаботно трещат и перепархивают с ветки на ветку.
Но вот собаки гонят. Низкий, мерный бас Добыча похож на набат, а вокруг толпятся и прыгают наперебой веселые, как перезванивающие колокола, голоса молодых.
74
В лесу зимой
В начале марта, после нескольких дней оттепели, снова ударил мороз, образовав наст, крепкий и гладкий, как стекло. В обед мы отправились на охоту, а к вечеру уже далеко забрались в глушь дремучего леса, легко прокатившись на лыжах верст пятнадцать. Нас было трое: Савелий, старый охотник, толстый и круглый, как улей, с походкой, точно он к кому-то крадется; Пыж, длинноухий его пес, понимающий по части охоты не хуже своего хозяина, и я, в то время еще подросток. Все наше оружие состояло из двух простых одностволок, двух топоров и отточенной рогатины. Выбрали место для ночевки под большими лохматыми елями, точно под шатром, и стали снимать с себя все лишнее.
– Не замерзнем? – спросил я.
Воткнув топор в дерево, Савелий повернул ко мне свое обветренное лицо с вывороченными ноздрями, заросшее черной лохматой бородой, хмуро посмотрел на меня из-под шершавых бровей и прохрипел точно про себя:
– Будем спать как на печке.
Кругом ни одного живого звука. Только дует ветер, шумит лес, загадочно качая высокими вершинами, и скрипит, словно стонет от боли, подгнившая сосна. В сгущающихся сумерках, кружась, точно гоняясь друг за другом, реют снежинки.
Пыж, набегавшись, исследовав все вокруг, обнюхав все деревья, уселся на задние лапы и, помахивая хвостом, смотрит, как я развожу огонь.
Вспыхнув, быстро разгорается береста, свертываясь в трубку, давая копоть, пахнущую дегтем. Затрещали сухие сучки: огонь, перебегая от одного к другому, ласково лижет их острыми длинными языками. Над костром вьется, кудрявясь, сизый дым, он становится все гуще, ширится, вырастая в волнующиеся клубы. Через минуту, пробившись сквозь толщу наложенных дров, высоко поднялось пламя и весело пылает, раздвигая навалившуюся тьму, щедро разбрасывая вверх золото искр. Словно испуганные, заметались вокруг тени, населяя лес привидениями.
Ветер налетает все реже и реже, а снеговые тучи, сплошь закрывшие было небо, разрываются на части, и между ними, из глубоких темно-синих озер, кротко мерцают хороводы звезд. Лес замолк, и в зареве пылающего костра он кажется волшебно-призрачным, будящим уснувшие мечты о чем-то далеком. Из котелка, установленного на раскаленных углях, словно на червонцах, бьет пар, разнося приятный запах супа. Тепло около огня, приятно.
(По А. Новикову-Прибою)
Был вечер. Задувал неприятный ветер, и было холодно. Снег был одет в жесткую сухую пленочку, чуть-чуть хрустевшую всякий раз, как на нее наступала волчья лапа, и легкий холодный снежок змейками курился по этому насту и насмешливо сыпал в морды и лопатки волкам. Но сверху снега не шло, и было не очень темно: за облаками вставала луна.
Как всегда, волки плелись гуськом: впереди седой мрачный старик, хромавший от картечины в ноге, остальные – угрюмые и ободранные – старались поаккуратнее попадать в следы передних, чтобы не натруживать лап о неприятный, режущий наст.
Темными пятнами ползли мимо кустарники, большие бледные поля, по которым ветер гулял вольно и беззастенчиво – и каждый одинокий кустик казался огромным и страшным; неизвестно было, не вскочит ли он вдруг, не побежит ли, и волки злобно пятились, у каждого была одна мысль: скорее прочь, пусть все они там пропадают, только бы мне уйти.
Когда взобрались на длинный, бесконечный пригорок, ветер еще пронзительней засвистел в ушах: волки поежились и остановились.
За облаками взошла на небо луна, и в одном месте на нем мутнело желтое неживое пятно, ползшее навстречу облакам; отсвет его падал на снега и поля, и что-то призрачное и болезненное было в этом жидком молочном полусвете.
Внизу, под склоном, пятном виднелась деревня; кое-где там блестели огоньки, и волки злобно вдыхали запахи лошадей, свиней, коров.
Я плохо играл в футбол. Совсем плохо, что признаю теперь, нимало не щадя самолюбия. Только в мечтах ощущал я себя бегущим легко и упруго по двору, неудержимым своим видом вызывая на себя решающий пас, которым я, разумеется, великолепно воспользуюсь, с ходу, без секунды промедления пробив в «дальний угол ворот».
Конечно, и вратарем воображал я себя, в кепке, натянутой на лоб, в зимних перчатках со взрослой руки, выскакивающим бесстрашно и как-то особенно авторитетно навстречу грозным дворовым форвардам – наяву о такой божественной привилегии, о несбыточном этом счастье неразумно было и мечтать!
Вообще жизнь с жестоким пренебрежением лишала меня малейших футбольных надежд. А я все не отчаивался. Я был похож на совершенного, заклятого неудачника-картежника, которого музы азарта сглазили давно и навсегда, но он, едва заведутся в кармане призрачные деньги, уже спешит с обморочным замиранием сердца к карточному столу. И на отвергнутого влюбленного походил, с упорством маньяка посылающего букеты, изводящего свой предмет ненужными телефонными звонками.
Отсутствие таланта, недостаток удачи, нехватку взаимности я возмещал, как и положено, энтузиазмом. За это меня и принимали в игру, допуская великодушно, что уж если и пользы от меня данной команде не будет, то уж и вреда, во всяком случае. Я изо всех сил старался оправдать такую снисходительную репутацию: бросался наперерез наиболее опасному противнику, он бывал не только сильнее меня и искуснее, но еще и старше лет на восемь, вертелся у него под ногами, перед глазами у него мельтешил, уж не отнять мяч надеясь. Это было бы непростительной дерзостью, но просто, подставив вовремя ногу, отбить мяч в аут, то есть в нашем конкретном случае в какой-нибудь дальний угол двора, заваленный хламом.
В небе зарделось и встало солнце. И, в ответ небу зарумянилась степь, зарумянились поля, покраснела опушка леса, закурилась речка легким золотистым туманом. Синяя даль, видная в одну сторону от леса, дрогнула, как живая, в молодых и стремительных солнечных лучах. Из ее загадочной глубины сверкнули кресты каменной церкви, засияла круглая и ясная поверхность озера.
Над степью, что прилегала к самому лесу, стлалась полупрозрачная дымка поднявшейся росы, и сквозь эту дымку странно обозначались цветы и высокие травы: все как будто в глазах росло и тянулось к солнцу, туман казался дыханием просыпающейся земли, в неподвижных очертаниях растений чудилось что-то живое, что-то свободное от неподвижности, воздух был трепетен и напоен жизнью. И роса, совлекаясь с травы, с полей, с леса и воды, уходила в светлое и свежее пространство и растворялась в лучах медлительно поднимавшегося солнца. И точно зная, что пришел час еще более оживить трепет пробуждения, из травы быстро выскочил жаворонок, шевельнул отсыревшими перьями и взвился к небу. За ним взлетел другой, третий… Серебристые голоса зазвенели в небе, и все стало радостно и переполнилось несказанным трепетом жизни.
И на душе у Федора все шире и шире росло чувство спокойной радости. Ему не хотелось подыматься с мокрой травы; он не спеша покуривал свою цигарку, поплевывал и смотрел по сторонам. В деревне задымились трубы, заскрипели ворота, мычание коров слышалось протяжное и гулкое. Но кроме деревни, из которой вышел Федор, да большого села вдали не было видно других поселений; все кругом было просторно, пустынно и широко, и на этом просторе вольно расстилалась холмистая степь, отливала синеватым цветом густая и ровная пшеница, серела выколосившаяся рожь.
Источник