Станция Самоварово — Барков А. — Станция Самоварово
Станция Самоварово (рассказы)
Станция Самоварово
Ясные осенние дни — снова солнце и васильковое небо. В лесу свежо. На смену зелёному буйству листвы неслышно подкрался тихий, пронзительный свет. Воздух напоён запахами прелой коры, боровиков, никнущих, увядающих трав. Осины, берёзы, клёны окрашены холодными утренниками в золотые, бурые, фиолетовые, розовые цвета.
За пригорком, в глухом овраге, чуть слышно журчит по камешкам торопливый ручей. В редком подлеске тенькают синицы. И сюда, в это ярмарочное царство красок и запахов, собираются из города дед и внук. Загодя они начинают готовиться в путь. Дед достаёт из кладовой рюкзак. Кладёт туда свитер, резиновые сапоги, одеяло. Да и внук не отстаёт: он без конца точит перочинный нож, берёт коробку для шишек, примеряет видавшую виды охотничью куртку. И время от времени между ними идёт такой разговор:
— Помнишь, в прошлом году, не успел я оглянуться, как вы с Мишкой Вдовиным решето малины уплели?
— Попробовали, — оправдывается внук.
— Ничего себе, попробовали! — смеётся дед.
— А помнишь, — басит внук, — как у Свирькиного колодца ты чуть не увяз в болоте? Всё хотел незаметно подкрасться и заснять лося.
— Да и ты тоже хорош, — покачивает головой дед, — испугался сохатого и тикать.
— Рога-то у него вон какие…
— Так уж и забодает. Только ему и дела до тебя…
Незаметно пролетают дни, и наступает долгожданная суббота.
Бабушка печёт им на дорожку пироги с капустой, завёртывает котлеты, сало. Помахав ей на прощанье рукой и прихватив старый походный котелок, они отправляются на вокзал. Садятся в пригородную электричку и долго едут до предпоследней станции Самоварово.
Если вы заинтересуетесь, откуда пошло такое название, то старожилы расскажут целую историю.
Прежде, лет семьдесят тому назад, здесь был тупик. Поезда летом ходили раз в сутки, а зимой и того реже. И, дожидаясь в пристанционном буфете поезда, пассажиры баловались от скуки чайком из ведёрного медного самовара. Самовар этот был знаменит и удивительно весел: свистел, шумел и пыхтел, точно паровоз. Да к тому же гостеприимный трактирщик знал особые способы заварки. В чай он клал разные специи и называл его то липовым, то медовым, то малиновым. Вот потому какой-то разудалый русский мужик окрестил эту тихую станцию — Самоварово. Название оказалось метким, прижилось и с годами не стёрлось, не потускнело.
Знаменитый самовар тоже пережил всех. Правда, чай в нём теперь не кипятят, но по-прежнему он стоит на видном месте в старом пристанционном буфете. И редкий пассажир пройдёт мимо и не заглянет, чтобы полюбоваться на местную реликвию.
Вот и дед с внуком, подъезжая к станции, невольно улыбаются. В их городе архитекторы увлекаются стеклом и пластиком. Однако все новые постройки выглядят на один лад. А у этой неприметной станции даже в самом названии есть что-то своё, домашнее, располагающее к мечтам. И, наверное, оттого радостное, приподнятое настроение не покидает путешественников весь день.
Сегодня было так же… Так же приветливо улыбались старушки, предлагая им творог, печёные яйца, топлёное молоко в больших глиняных крынках. А дежурный по станции, узнав путешественников, лихо крутанул запорожский седой ус и полушутя-полусерьёзно откозырял.
Не торопясь, передохнув и закусив с дороги, они спустились с платформы, прошли маленькую, в два десятка домишек, деревеньку Гадалкино и свернули налево, к мелководной и илистой реке Утице.
Миновали шаткий — в два бревна — мосток и, войдя в густой подлесок, остановились. Их поразила бабочка. Она сидела на тонкой лозинке и походила издали на чёрный махровый георгин. Крылья бабочки были словно из бархата, и капелька росы, ненароком упавшая на них, светилась голубизной. А вокруг полыхали гроздья рябин.
Несколько мгновений дед и внук стояли молча, затаив дыхание. Первым не выдержал внук. Он снял с головы кепку, пригнулся к земле и неслышно стал подкрадываться. Но когда до бабочки оставался всего лишь шажок, мальчик споткнулся о корень и полетел в яму, заросшую лопухами и жгучей крапивой.
Дед бросился на выручку, поднял внука, хотел пошутить… но вдруг остановился. На дне ямы под ногой лежал… ржавый патрон. Невольно огляделся по сторонам. Да, это был окоп. Он давно обветшал, потерял форму, зарос травой, но бывалый солдат узнал его. В сорок втором, летом, он проходил здесь со своим взводом. А вон их привал — две берёзы и старый дуб у дороги. На белых стволах чёрные корявые обручи — ожоги войны. Да и столетний дуб без макушки, шальным снарядом срезало. Дед нагнулся… В ложбинке, прикрытая палым листом, словно вросла в землю солдатская каска. Поднял её, стряхнул землю. На дне каски было гнездо, похожее на серую варежку. Видно, какая-то птаха затеяла в ней по весне новую жизнь. Незаметно дед положил каску на прежнее место, опустил голову и задумался.
Ну как обо всём этом рассказать малышу, которому недавно минуло всего шесть лет? Как поведать ему о тех суровых днях, днях горьких утрат и потерь? Как объяснить, почему не осталось в живых друзей детства?
Конечно, дома он расскажет внуку об этом. Но только не сейчас… нет, сегодня он не скажет ему ни слова. Слишком светел и безмятежен осенний день, и, подобно этому ясному дню, светло и безмятежно лицо мальчика.
Источник
Ясные осенние дни снова солнце
Отец рассердился и отнёс его в соседний пионерлагерь: пусть там ребят забавляет.
Прошла неделя, другая… и вот однажды утром кто-то заскрёбся в форточку.
Взглянули, а это Скок! Рыжий! Большой! Пушистый!
Я обрадовался, выбежал из-за стола и протянул ему сушку. Бельчонок схватил угощение в зубы и рыжим огоньком взвился вверх по берёзе. Но теперь шалун смекнул: раз в дом его не пустили, он в пустом скворечнике поселился. А к нам в гости наведывается. За орехами!
Станция Самоварово
Ясные осенние дни — снова солнце и васильковое небо. В лесу свежо. На смену зелёному буйству листвы неслышно подкрался тихий, пронзительный свет. Воздух напоён запахами прелой коры, боровиков, никнущих, увядающих трав. Осины, берёзы, клёны окрашены холодными утренниками в золотые, бурые, фиолетовые, розовые цвета.
За пригорком, в глухом овраге, чуть слышно журчит по камешкам торопливый ручей. В редком подлеске тенькают синицы. И сюда, в это ярмарочное царство красок и запахов, собираются из города дед и внук. Загодя они начинают готовиться в путь. Дед достаёт из кладовой рюкзак. Кладёт туда свитер, резиновые сапоги, одеяло. Да и внук не отстаёт: он без конца точит перочинный нож, берёт коробку для шишек, примеряет видавшую виды охотничью куртку. И время от времени между ними идёт такой разговор:
— Помнишь, в прошлом году, не успел я оглянуться, как вы с Мишкой Вдовиным решето малины уплели?
— Попробовали, — оправдывается внук.
— Ничего себе, попробовали! — смеётся дед.
— А помнишь, — басит внук, — как у Свирькиного колодца ты чуть не увяз в болоте? Всё хотел незаметно подкрасться и заснять лося.
— Да и ты тоже хорош, — покачивает головой дед, — испугался сохатого и тикать.
— Рога-то у него вон какие…
— Так уж и забодает. Только ему и дела до тебя…
Незаметно пролетают дни, и наступает долгожданная суббота.
Бабушка печёт им на дорожку пироги с капустой, завёртывает котлеты, сало. Помахав ей на прощанье рукой и прихватив старый походный котелок, они отправляются на вокзал. Садятся в пригородную электричку и долго едут до предпоследней станции Самоварово.
Если вы заинтересуетесь, откуда пошло такое название, то старожилы расскажут целую историю. Прежде, лет семьдесят тому назад, здесь был тупик. Поезда летом ходили раз в сутки, а зимой и того реже. И, дожидаясь в пристанционном буфете поезда, пассажиры баловались от скуки чайком из ведёрного медного самовара. Самовар этот был знаменит и удивительно весел: свистел, шумел и пыхтел, точно паровоз. Да к тому же гостеприимный трактирщик знал особые способы заварки. В чай он клал разные специи и называл его то липовым, то медовым, то малиновым. Вот потому какой-то разудалый русский мужик окрестил эту тихую станцию — Самоварово. Название оказалось метким, прижилось и с годами не стёрлось, не потускнело.
Знаменитый самовар тоже пережил всех. Правда, чай в нём теперь не кипятят, но по-прежнему он стоит на видном месте в старом пристанционном буфете. И редкий пассажир пройдёт мимо и не заглянет, чтобы полюбоваться на местную реликвию.
Вот и дед с внуком, подъезжая к станции, невольно улыбаются. В их городе архитекторы увлекаются стеклом и пластиком. Однако все новые постройки выглядят на один лад. А у этой неприметной станции даже в самом названии есть что-то своё, домашнее, располагающее к мечтам. И, наверное, оттого радостное, приподнятое настроение не покидает путешественников весь день.
Сегодня было так же… Так же приветливо улыбались старушки, предлагая им творог, печёные яйца, топлёное молоко в больших глиняных крынках. А дежурный по станции, узнав путешественников, лихо крутанул запорожский седой ус и полушутя-полусерьёзно откозырял.
Не торопясь, передохнув и закусив с дороги, они спустились с платформы, прошли маленькую, в два десятка домишек, деревеньку Гадалкино и свернули налево, к мелководной и илистой реке Утице. Миновали шаткий — в два бревна — мосток и, войдя в густой подлесок, остановились. Их поразила бабочка. Она сидела на тонкой лозинке и походила издали на чёрный махровый георгин. Крылья бабочки были словно из бархата, и капелька росы, ненароком упавшая на них, светилась голубизной. А вокруг полыхали гроздья рябин.
Несколько мгновений дед и внук стояли молча, затаив дыхание. Первым не выдержал внук. Он снял с головы кепку, пригнулся к земле и неслышно стал подкрадываться. Но когда до бабочки оставался всего лишь шажок, мальчик споткнулся о корень и полетел в яму, заросшую лопухами и жгучей крапивой.
Дед бросился на выручку, поднял внука, хотел пошутить… но вдруг остановился. На дне ямы под ногой лежал… ржавый патрон. Невольно огляделся по сторонам. Да, это был окоп. Он давно обветшал, потерял форму, зарос травой, но бывалый солдат узнал его. В сорок втором, летом, он проходил здесь со своим взводом. А вон их привал — две берёзы и старый дуб у дороги. На белых стволах чёрные корявые обручи — ожоги войны. Да и столетний дуб без макушки, шальным снарядом срезало. Дед нагнулся… В ложбинке, прикрытая палым листом, словно вросла в землю солдатская каска. Поднял её, стряхнул землю. На дне каски было гнездо, похожее на серую варежку. Видно, какая-то птаха затеяла в ней по весне новую жизнь. Незаметно дед положил каску на прежнее место, опустил голову и задумался.
Ну как обо всём этом рассказать малышу, которому недавно минуло всего шесть лет? Как поведать ему о тех суровых днях, днях горьких утрат и потерь? Как объяснить, почему не осталось в живых друзей детства?
Конечно, дома он расскажет внуку об этом. Но только не сейчас… нет, сегодня он не скажет ему ни слова. Слишком светел и безмятежен осенний день, и, подобно этому ясному дню, светло и безмятежно лицо мальчика.
Источник
помогите написать сочинение по данному тексту. пожалуйста.
(1)Ясные осенние дни – снова солнце и васильковое небо. (2)В лесу свежо. (3)На смену зелёному буйству листвы подкрался тихий, пронзительный свет. (4)Воздух напоён запахами прелой коры, грибов, никнущих, увядающих трав. (5)Осины, берёзы, клёны окрашены в золотые, бурые, розово-фиолетовые цвета. (6)И в это ярмарочное царство красок и запахов собираются из города дед и внук. (7)Заранее они начинают готовиться в путь. (8)Дед достаёт из кладовόй рюкзак, кладёт туда свитер, резиновые сапоги, одеяло. (9)Да и внук не отстаёт: он без конца точит перочинный нож, выпрашивает у бабушки коробку для шишек, примеряет видавшую виды охотничью куртку.
(10)И вот наконец-то долгожданная суббота. (11)Бабушка печёт им на дорожку пироги с капустой, завёртывает котлеты, сало. (12)Помахав ей на прощанье рукой, они отправляются на вокзал. (13)Садятся в пригородную электричку и долго едут до предпоследней станции. (14)Не торопясь, передохнув и закусив с дороги, дед с внуком спустились с платформы, прошли маленькую, в два десятка домишек, деревеньку Гадалкино и свернули налево, к мелководной и илистой реке У́тице. (15)Войдя в густой подлесок, остановились. (16)На тонкой лозинке сидела необыкновенно красивая бабочка. (17)Издали она походила на чёрный махровый георгин. (18)Крылья бабочки, словно бархат, и капелька росы, ненароком упавшая на них, светилась голубизной. (19)Несколько мгновений дед и внук стояли затаив дыхание. (20)Первым не выдержал внук. (21)Он сорвал с головы кепку, пригнулся к земле и неслышно стал подкрадываться. (22)Но когда до бабочки оставался лишь шажок, мальчик споткнулся о корень и полетел в яму, заросшую лопухами и жгучей крапивой.
(23)Дед бросился на выручку, поднял внука, хотел пошутить, но вдруг остановился. (24)На дне ямы под ногой лежал ржавый патрон. (25)Невольно огляделся по сторонам. (26)Да, это был окоп. (27)Он давно обветшал, потерял форму, зарос травой, но старый солдат узнал его. (28)В сорок втором, летом, он проходил здесь со своим взводом. (29)А вон их привал – две берёзы и корявый дуб у дороги. (30)На белых потрескавшихся стволах чёрные корявые обручи – ожоги войны. (31)Да и столетний дуб без макушки: снарядом срезало. (32)Дед нагнулся… (33)В ложбинке, прикрытая палым листом, словно вросла в землю солдатская каска. (34)Поднял её, стряхнул землю. (35)На дне каски было гнездо, похожее на серую варежку. (36)Видно, какая-то птаха затеяла в ней по весне новую жизнь. (37)Незаметно дед положил каску на прежнее место, опустил голову и задумался: ну как обо всём рассказать малышу, которому недавно минуло всего шесть лет? (38)Как поведать ему о тех горьких, суровых днях, пропахших дымом и порохом? (39)Как объяснить, почему не осталось в живых друзей детства? (40)На обратном пути он расскажет внуку об этом. (41)Но только не сейчас, нет, сегодня он не скажет ему ни слова. (42)Слишком светел и безмятежен осенний день и, подобно этому ясному дню, светло и безмятежно лицо мальчика.
помогите написать сочинение по данному тексту. пожалуйста.
Источник
Из цикла «Осенняя лирика». Избранное
Из цикла Осенняя лирика
Фото автора. г. Пушкин. Октябрь 2005г.
Вот и осень. Дожди и туманы,
По утрам на травинках роса,
И берёзы как будто бы спьяну
Опустили стыдливо глаза.
А к обеду расчистилось небо,
Одаряя последним теплом.
Только что нас покинуло лето,
Мы не раз его вспомним потом.
Будит осень нас ветром унылым,
Над росой дымку стелет туман,
Первый дождь паутинкою стылой
Жухлых листьев сорвал караван.
Первый дождь по-девчоночьи робкий
Из раскосых струится очей,
Размывает любимые тропки
И нахмуренных мочит грачей.
Льются ситечком слёзы печали,
Льются ангелов слёзы на нас –
Окрестили нас, искупали
Слёзы осени в тысячный раз.
Всё просто, как же это просто –
Опять сентябрь, опять идут дожди…
И ничего, поверь, ещё не поздно,
Ещё, мой друг, всё только впереди.
Кто говорит: «Опять настала слякоть,
Туман, дожди и холода»?
А у меня такая, видно, память
Забыть плохое хочет без следа.
И пусть листва местами поседела,
В полях не манит зеленью стерня,
И осень говорит ещё несмело,
Так ей и отроду всего-то лишь два дня!
Всё просто, ах, как это просто –
Для сентября нормальные дожди,
И ничего ещё, мой друг, не поздно,
У осени еще всё впереди.
Задумчива осенняя природа —
в ней сон грядущий,
мудрость и покой,
в душе сомненье,
на сердце свобода,
всё в ней чуть-чуть —
и холод есть и зной.
Осенний день
Осенний день наполнен солнцем,
Пестрит накидка из листвы.
На чудный мир смотрю в оконце,
Как будто бы в глаза твои.
Я притяну тебя за руки,
Ржаных волос вдохну нектар
И обниму твой стан упругий
Через прозрачный пеньюар.
Листвой в ответ осыплешь тихо
С уже седеющих берёз,
Ты не сочти любовь за прихоть
И не скрывай прощальных слёз.
Мне бы смотреть всю жизнь на небо,
На листья в сполохах огня,
Чтоб этот день как сон иль небыль
Блаженством чувств накрыл в меня.
Пахнёт ли свежестью прохлада
Иль солнце скроют облака,
Не уходи, души услада,
С последним вздохом ветерка.
Не уходи, дай надышаться
Листвой багряной и златой.
Когда-нибудь, быть может статься,
И я уйду так в мир иной.
2 октября 2012 г.
Какой восторг, какая пылкость,
Природы искренняя суть,
И слёз дождливая унылость,
И к вечной тайне ближний путь.
Миг сладострастия и грусти,
Любви на склоне бурных лет.
И кто поймёт, того и впустит,
Открыв для истины свой свет.
О, эта чудная пора
У осени первоначальной:
Тихи, печальны вечера
И шорох листьев – вздох прощальный.
Я красотою упоён,
Я растворяюсь в её неге,
Я восхищён. Нет, я влюблён
И грусть её мне не помеха!
Последний миг (как близок он) –
Миг расставания с тобою.
Твой дивный мир уйдёт, как сон,
Вслед за опавшею листвою.
Ах, осень, осень! Звёздный листопад
И первые несмелые морозы.
Твоей поре не каждый, знаю, рад,
Твоей печали, мудрости и слёзам.
Не всем свою откроешь красоту
И, ускользая, медью лишь осыплешь –
Я в кружева их снова заплету,
Вот только жаль, что это не увидишь.
Приходит миг разлуки двух сердец,
Из памяти сотрутся звуки, лица…
Поверь, у каждого начала есть конец,
Но через год всё снова повторится.
Скажите мне, какой волшебник сделал,
Какой художник это написал?
Я красоты такой еще не ведал
И что-то главное сегодня я познал.
Творцу скажу: — Мне рая и не надо,
Он здесь со мной, и я его певец.
Осенний лес – души моей отрада,
Погожий день – подарок и венец!
Продли на день, а лучше на неделю,
Ещё на месяц эту красоту!
И не страшны мне зимние метели,
Когда душа в осеннем том лесу.
Говорят,
что будто стал я грустным,
Говорят –
немного нелюдим,
И стихи,
слетая тенью тусклой,
Душу
отравляющие дым.
Так и осень.
В ту пору затишья
И цветного
пёстрого платка
Ты чаруешь и пьянишь,
как вишня,
Королева
русского лубка!
Но пройдут
всего лишь две недели
Зачастят
холодные дожди,
И платочек
пёстренький в купели
Станет
черноглазее беды.
У сентября всегда в душе светло.
Я для него свои отставлю планы.
Иные сетуют, что лето, мол, ушло
И ищут в сентябре моём изъяны.
Зацепит май – душою воспарю
И у зимы мне нравятся морозы,
Но доверяю больше сентябрю,
Моим родным желтеющим берёзам.
Ещё несмело, будто невсерьёз,
Меня влекут туманные рассветы.
Душа поёт и плачет у берёз,
Совсем не так, как в середине лета.
У сентября раскосые глаза
И по утрам туманной поволокой
В них бриллиантом светится слеза,
С тех самых пор до осени глубокой.
Зовёт сентябрь, смертям всем вопреки,
Любить, как будто этот день последний.
А позже пусть смеются остряки –
Мол, он по-бабьи наполовину летний!
20 ноября 2010 г.
Осень, осень – время грусти…
А ты ж такая, как и я!
И не зову, а сердце впустит
Слезинкой грусти бытия.
Давай взгрустнём с тобой на пару,
Ты плачешь? Значит, плачу я,
Подтянет ветер под гитару –
Ведь я – один и ты – ничья.
В твоей томительной пучине
И в красках, блеклых от дождей,
Я затеряюсь, как в пустыне,
И станешь ты теперь моей.
А скоро птиц потянет к югу
И бездорожье тронет лёд,
Я вспомню песенную вьюгу
И в сердце осень оживёт.
Пусть так будет
Шуршит в ногах опавшая листва.
Колючим ветром тянет к непогоде.
В гранитном желобе терзается Нева,
Печалясь о потерянной свободе.
Я опоздал намного лет вперёд
И, как листок, оторванный от древа,
Лечу к земле в последний мой полёт,
Верша обряд печального посева.
И пусть так будет: утренний туман,
А на деревьях белоснежный иней.
Кленовый лист – звездчатый талисман
И на морозе пальцы быстро стынут…
Какую тайну хочешь мне открыть?
Скажи-ка, Осень, только между нами.
Твоих полей печаль уже не скрыть,
А вот от клёнов веет чудесами.
Я улыбнусь с тобой наедине,
От непогоды мы уже грустили –
И дело ведь не в нашей седине –
Не за неё нас любят и любили.
Ты, Осень, меня строго не суди,
Я и на медь монет твоих согласен.
Пусть запоздалые печалятся цветы,
Но на излёте этот мир прекрасен.
Как мимолётно время той красы,
Как мимолётно время нашей жизни!
Не замечают это лишь слепцы —
Мы все живём от рождества до тризны.
Льются с неба осенние слёзы
И роняют мне в душу печаль.
От печали той плачут берёзы, —
Опустив плети рук, как вуаль.
Снова осень, а значит разлука,
Снова в сон до весенней поры.
И ни песен, ни стона, ни звука
И не видно уже детворы.
Вместе с небом, с берёзой заплачу
И взгрустну об ушедшем вчера.
Не вернуть ничего, это значит –
У Природы такая игра.
Не вернуть рук сухое пожатье,
Слёзы счастья у мамы в глазах.
Годы, годы ушедшие, сжальтесь –
Вы – осеннее небо в слезах.
Отгремели последние грозы,
Облетела с деревьев листва,
Скоро лужи прихватит морозом,
Жизнь и в этом, увы, не нова.
29 октября 2006 г.
Ну, разве можно осень
Разделить по строчкам,
Рассыпать рифм слепой узор,
О красках рассказать? А, впрочем,
Об этом позже будет разговор.
Дышать, любить, смотреть и плакать,
Смеяться, весело кружась,
И на костёр шуршащий падать,
Чтоб насладиться счастьем всласть.
Найдутся ль в языке богатом
Слова любви, в душе – тепло,
Чтоб рассказать о чувствах взглядом
И как с погодой повезло,
О небе чистом, непорочном,
О свете, льющемся с берёз,
Что у озёр бывают очи
И часто мокрые от слёз?
Что рассказать? Как безогляден
И призрачен осенний день,
А вечер, томный и печальный,
Последний дарит голубень?
Как слёзы льются прямо в душу
И от того она светла,
И кто костёр в душе потушит,
Уж если осень не смогла?
Такое время года
К асфальту дождь приклеил листья –
Печать осенняя жива,
И в голове опять бушуют мысли,
А хочется, чтоб плыли неспеша.
Осенний дождь – кому-то непогода,
А у меня поёт душа,
Сейчас – такое время года,
Что пусть оно проходит неспеша.
Пусть чудеса творит природа,
Переплавляя в золото листву,
Сейчас – такое время года,
Восьмое чудо света наяву.
На волю отпускаю чувства, страсти
Осенний воздух пью, как воду, чуть дыша,
И даже тучи разбежались от ненастья,
А хочется, чтоб плыли неспеша.
Засентябрило. Льют дожди
неугомонно.
Обычный зелени наряд
теперь не модный.
Чертовка осень, что ты
делаешь со мною?
А с листьев падает капель
водой святою…
Под утро стелится туман
седою мглою.
Ах, осень, осень, я люблю
тебя такою.
Утро мрачное, утро холодное
И туманом покрыта земля.
От реки пахнет тиной болотною
И роняют листву тополя.
Вот и осень – пора увяданья,
Краткий миг красоты неземной,
Перед снегом – пора расставанья
С тёплым летом, а лету – со мной.
Улетят перелётные птицы
И оставят наш край до весны.
Пусть им что-то родное приснится,
Как приснилась сегодня мне ты.
Осень, осень, холодная осень,
Не спеши леденить мою кровь,
Каждый год добавляешь мне проседь,
Обостряешь тоску и любовь.
22 сентября 2006 г.
Кто поймёт наших чувств сплетенье,
Наших мыслей седую тень,
Отравляющее нас смятенье,
Накопившееся за день?
Я красою твоей зачарован,
Я в твоём нескончаемом сне,
Даже грустью твоей околдован.
Осень, вспомни и ты обо мне.
Слов не нужно – их ветер носит
И дождинками бьёт в лицо.
Это осень о чём-то просит,
Жизни вертится колесо.
Дождь устало травинки косит,
Вечной музыкой шелестя.
Это осень, подруга осень,
Музыканты – она и я.
15 ноября 2009 г.
Миновала пора
золотого цветения осени,
Вместо рдеющих зорь
над рекой зависает туман.
Как столбы дерева
с крючковатыми пальцами в голени,
Черно-белый узор
из ветвей заплетен в талисман.
Ты прости меня, Русь,
что седою ты меньше мне нравишься,
Что тоскливый твой взгляд
нагоняет порою печаль.
Я весною вернусь,
чтоб в грехах пред тобою покаяться,
Чтобы черствости яд
у меня на душе не крепчал.
Последний день осени
Осенний день печален, сух и прост,
Уже и слёзы выплаканы ране
И не слетает золото с берёз,
И облака давно в полёт не манят.
Пустынны парки, улицы, сады –
В той тишине лишь ветер только стонет,
А на земле – набухшие следы
Вот-вот морозец по утру их тронет.
Последний день у осени в гостях.
Луна по-детски жмётся недотрогой.
Последний лист срывается, как стяг.
Всё. Для зимы расчищена дорога.
Осенний день. Дождит. Ненастно.
Окончен листьев звездопад.
И только в сердце моём ясно,
В нём ты всегда, тебе я рад.
Во сне целую твои губы
И руки, ждущие тепла.
Моя любовь меня же губит,
Она доверчиво светла.
Мне не забыть тех дней счастливых
И глаз манящих и родных,
Порой кокетливо смешливых,
Порочных, то почти святых.
Среди безумия людского,
Среди неверия и лжи
Мы счастья жаждем все простого,
Но манят, манят миражи.
Дождливой осенью в ненастье
Мне снится листьев звездопад,
И только в сердце моём ясно,
В нём ты всегда, тебе я рад.
Льются с неба осенние слёзы
И роняют мне в душу печаль.
От печали той плачут берёзы,
Опустив плети рук, как вуаль.
Отцветёшь, отгрустишь, отстрадаешь,
Не жалея, что было вчера,
Ты поймёшь меня, осень, ты знаешь,
Как твоя скоротечна пора.
Всё бывает, не всё остаётся,
Всё приходит, да только не к нам,
Кто-то плачет, а кто-то смеётся,
Только верю я больше слезам.
Не вернуть рук сухое пожатье,
Слёзы счастья у мамы в глазах.
Годы, годы ушедшие, сжальтесь –
Не топите надежду в слезах.
Роковые пусть дни нас минуют:
Расставанье. Что в жизни страшней?
И как прежде, берёзы тоскуют,
Будто знают о скорби моей.
Шуршит листвой уставший ветер,
Срывая золото с ветвей.
И тихой грустью пахнет вечер,
Дыханьем осени с полей.
Я слов напрасных не потрачу,
Не омрачу своей бедой.
Покой здесь зыбок, лес прозрачен –
Он скоро станет весь седой.
Весь день, свинцово — ветроносный,
С небесных звонниц бьет набат,
И ветер с дерзостью несносной
С деревьев нищих рвет наряд.
Мрачнеет небо, в клочьях тучи
И жизнь в безвременье пуста.
Мне пережить бы день тягучий
С покорной кротостью Христа.
Вот и пришла вновь осень.
Мокрый асфальт по утрам.
Что-то мне грустно очень.
Может быть грустно и вам?
Листья опали быстро,
Дождь их прибил к земле.
Всё ещё повторится –
Новая жизнь и тлен.
Как короток осенний день
С утра туманный и ненастный,
Несуетливый, безучастный –
Я растворяюсь в нем, как тень.
Днем обветшалая краса
Еще манит цветным узором,
Порой не верится, но скоро
И эти сгинут чудеса.
Обвиснут кисти черных рук,
Слезой стыдливою наполнив –
Так осень завершит свой круг,
Нам что-то главное исполнив.
Листья падают с тихим шелестом,
Оголяя стволы берёз,
И поёт полынь громко с вереском —
Мне не слышен и скрип колёс.
Не напрасно сгущались тучи
И к обеду пришла гроза,
Будто благостный и могучий
Кто-то стрелы метал в глаза.
Не пугает меня беспечность,
Не тревожит и сполохов град —
Я люблю вас, как звёздную млечность,
И раскатам грома я рад.
Заливай косогоры ситцем,
Позолоту срывай с берёз,
Здесь закончилась косовица
И ильин прокатился воз.
Вот и лошадь прядёт ушами,
Без хлыста понесла меня.
И сечёт дождь лицо слезами,
Тихим шепотом вдаль маня.
Последний миг осени
Всё. Отцвела, отшелестела осень,
Обрывки листьев в спешке разбросав.
Кого, о чём холодный ветер просит,
Петь в унисон с природою устав?
Толь от дыханья мрачной непогоды,
Толь от небесных тягостных оков
Я попрошу у матушки — природы
Ещё хоть день без туч и облаков.
Пусть пролетит прощальным листопадом
В последний путь, в свой первый раз
Кленовый лист в окладе златом
И миг тот вечно длится в нас.
Приход твой будит чувства, мысли,
То безнадежность, то мечту.
Что надо мне ещё от жизни,
Кого тебе я предпочту?
Сомненья ты мои развеешь
И позолоту над челом,
Ты мне подскажешь и поверишь,
Твой голос мне давно знаком.
Твои мгновения – минуты,
Мои года – как чей-то день.
Уж мы-то знаем вечность – муки,
У смерти выкупленный плен.
Пусть ты уйдёшь, как я когда-то,
Но возвратимся, знаю, вновь,
Чтоб новой песней стать крылатой,
Такой же яркой, как любовь.
Всё просто, как же это просто –
Опять сентябрь, опять идут дожди…
И ничего, поверь, ещё не поздно,
Ещё, мой друг, всё только впереди.
Кто говорит: «Опять настала слякоть,
Туман, дожди и холода»?
А у меня такая, видно, память
Забыть плохое хочет без следа.
И пусть листва местами поседела,
В полях не манит зеленью стерня,
И осень говорит ещё несмело,
Так ей и отроду всего-то лишь два дня!
Всё просто, ах, как это просто –
Для сентября нормальные дожди,
И ничего ещё, мой друг, не поздно,
У осени еще всё впереди.
Источник