Зло под солнцем
Добродушные скандинавские мужчины и весёлые северные девушки в белых одеждах, рыжие и белокурые бестии, совершающие таинственные обряды, и любопытные «пришельцы» из внешнего мира, приоткрывшие завесу, скрывавшую от них мир иной – земной, но живущий по неземным законам. Чем может обернуться взаимопроникновение этих двух миров? Ничем хорошим, утверждает новый фильм Ари Астера «Солнцестояние».
Хладнокровная жестокость, с которой улыбчивые скандинавы совершают бесчеловечные акты, не вступает в противоречие с их же добротой и любовью. Потому что и то, и другое – составные части их системы ценностей, представлений о мире и месте в нём человека. Системы, отвергаемой цивилизацией, откуда в мир солнцепоклонников приходят «пришельцы».
Молодая американская пара мучается в отношениях, которые длятся уже 4 года и по существу давно себя исчерпали. Дэни (Флоренс Пью), пережившая трагедию самоубийства впавшей в безумие сестры, отправившей с собой на тот свет ещё и родителей, осталась без семьи. Кристиан (Джек Рейнор), которого, хоть и тяготит постоянная депрессия Дэни, не бросает её и, похоже, всё ещё любит. Он — её единственная опора в жизни.
Испытать, а может, и укрепить готовые вот-вот разрушиться отношения молодая пара в компании ещё троих друзей Кристиана и по инициативе одного из них отправляются в закрытую общину в отдалённом уголке Швеции под названием Хельсингланд. Там они намереваются принять участие в некоем обряде, происходящем раз в 90 лет. Вопреки ожиданиям, дороги молодых людей расходятся навсегда.
Герои живут в мире, где христианская религия давно превратилась лишь в устаревший атрибут цивилизации, а все светские идеологии в мировом масштабе потерпели крах. Рационализм, которым руководствуются люди, облегчает им повседневную жизнь, но опустошает душу. И коль скоро свято место пусто не бывает, на этом чистом поле поднимаются иные ростки, пробуждая «вековую тьму».
До прибытия пятерых героев в общину Харги действие развивается по законам жанра. А после идёт сплошное их разрушение. Монотонно развивающееся действие «Солнцестояния» практически лишено динамики. Здесь нет пугающей игры света и тени или пронзительных воплей и визгов. Но от этого тревожная напряжённость и предчувствие чего-то неотвратимого лишь нарастает. Фильм наносит точечные шокирующие удары по психике зрителя, а после вновь убаюкивает и одурманивает, как всевозможные галлюциногенные средства, в избытке потребляемые героями. Шок от неожиданно пролитой первой крови быстро проходит, и действие опять идёт своим размеренным чередом. И так снова и снова, до самого финала.
«Солнцестояние» изначально построено на контрасте. Даже сама дорога в Хельсингланд в кадре переворачивается с ног на голову, показывая, что дальше всё будет иначе. Цивилизация – во мраке и снегу, деревня Харга – в лучах яркого летнего солнца. В цивилизованном мире люди сходят с ума по непонятным причинам и убивают себя и других в порыве безумия, а здесь они обретают смысл и радость жизни, даже принося себя в жертву. В цивилизованном мире стариков отправляют в дом престарелых, а здесь они принимают смерть добровольно, самостоятельно и счастливо (противопоставление одного из героев-членов общины), достигнув возрастного предела в 72 года.
Самое удивительное – герои, даже поняв, куда они попали, и потрясённые жестокостью чуждого им мира, продолжают испытывать к нему и ко всему происходящему неподдельный интерес. Поэтому действие не превращается в беготню напуганных «пришельцев» по тёмному и густому лесу, преследуемых изуверами, жаждущими крови. Более того, герои-«пришельцы» стремительно втягиваются в неведомый им доселе мир. И дело тут не столько в воздействии наркотиков, сколько в притягательной силе этого мира, где жизнь и смерть, кровь и любовь накрепко связаны узами целесообразности и природной обусловленности.
Наркотики и порождающие их видения являются не столько обязательным скандинавским атрибутом вроде русской водки, льющейся из самовара, сколько средством показать иллюзорность мира Харги, его обособленность и недоступность чужакам.
Лишь присоединившаяся к основному составу пара, прибывшая иным маршрутом, предпринимает непродуманную попытку уйти из этого мира. Остальные находят мотивы для того, чтобы остаться – практические или эмоциональные. Двое из прибывших — Кристиан и Джош – начинают соперничество за право написать диссертацию на уникальном материале, ниспосланном судьбой. Отвязный парень Марк воспринимает происходящее просто как развлечение, местами напоминающее какой-то треш. А Дэни постепенно начинает преодолевать внутреннее одиночество и обретать то, что потеряла, – новую большую семью. И невдомёк каждому из них, что сценарий праздника написан не ими, и роли в нём распределять будут тоже не они.
Фильм прямо не осуждает и не прославляет неоязычество. Он показывает его лицевую и оборотную стороны. Указывает не столько на его зло, вырывающееся из прошлого, сколько на его противоестественность в настоящем. А она заключается в том, что человека, сформировавшегося как личность в рамках современной цивилизации, пережившей христианство, гуманизм, Просвещение, материализм и т.д., погружают в ту реальность (зачастую выдуманную), когда ничего этого ни в истории, ни в сознании человека не было. И адаптироваться в этой реальности сможет либо человек, прошедший через слом культурного кода, либо уже рождённый в этих условиях.
Проблема выхода из духовного тупика, в который вогнало себя человечество, создав культ индивидуализма, обрекающего людей на муки одиночества, может быть разрешён самым неожиданным образом – откатом в архаику под разговоры о возвращении к истокам. Вместо индивидуализма – тотальный коллективизм, стирающий все грани индивидуальности личности. Вместо рационального мира себялюбивых одиночек — мир, в котором человек становится органической частью единого социального организма, живущего по жестоким законам целесообразности, имеющего право принести в жертву каждого во имя дальнейшего существования целого.
Такие попытки уже предпринимались. Мир, где идеологический вопрос «чистоты расы» и вполне рациональная проблема «лишних ртов» тесно были связаны средствами их решения, уже существовал. До сих пор вспоминать страшно.
Нажмите «Подписаться на канал», чтобы читать «Завтра» в ленте «Яндекса»
Источник
Зло под солнцем
Агата Кристи ЗЛО ПОД СОЛНЦЕМ
В 1782 году решение капитана Роджера Энгмеринга построить себе дом на острове в заливе Лезеркомб было сочтено верхом чудачества. Человеку его уровня полагалось иметь красивую усадьбу, окруженную просторными лугами и, по возможности, с протекающей по ним милой речушкой.
Но в сердце капитана жила лишь одна любовь: море. В угоду ей он и выстроил себе дом — как и полагалось, прочный — на продуваемом ветрами мысе, где круглый год вились чайки, а во время прилива превращающемся в островок.
Капитан умер холостяком, и дом — а с ним и остров — перешел в руки одного из его дальних кузенов, которого это наследство оставило совершенно равнодушным. Так как ни наследник, ни его потомки в свою очередь не уделяли поместью большого внимания, оно пришло в упадок.
В 1922 году, когда в обществе окончательно утвердился культ отпусков на берегу моря и когда все сошлись во мнении, что летняя жара на берегах Девона и Корнуолла вполне переносима, Артур Энгмеринг пришел к выводу, что если ему не удастся продать свой слишком большой и неблагоустроенный дом, то уж за все поместье, приобретенное его предком-мореходом, он сможет получить хорошие деньги.
Сделка состоялась. Старый дом расширили, перестроили для полного комфорта, красиво отделали. На острове, к которому теперь вела бетонная дамба, появились «живописные уголки» и два теннисных корта. Над маленьким заливом, где отныне было много трамплинов и плотов, поднялись ступеньками террасы, предназначенные для любителей позагорать. Все эти новшества явились своего рода прелюдией к открытию на острове Контрабандистов в заливе Лезеркомб отеля «Веселый Роджер».
С июня до сентября и на короткий пасхальный сезон отель был забит постояльцами до мансард. В 1934 году его вновь расширили и модернизировали, пристроили бар, обширную столовую и несколько дополнительных ванных комнат. Цены на номера подскочили…
«Вы бывали в Лезеркомбском заливе? — спрашивали друг друга лондонцы. — Там есть нечто вроде острова, а на нем — потрясающий отель. Дивное место! Поезда туда не ходят, туристов нет, кормят отлично, да и вообще замечательный уголок! Поезжайте, не пожалеете.»
И часто этому совету следовали.
В число постояльцев «Веселого Роджера» входила очень важная — во всяком случае, в своих глазах — персона: Эркюль Пуаро.
Полулежа в удобном шезлонге на одной из террас, расположенных между отелем и морем, Эркюль Пуаро, — с чудесно торчащими кончиками усов, облаченный в ослепительно белый фланелевый костюм, в панаме с опущенными на лицо полями, — следил за происходящим на пляже. Ему были видны три плота, вышка для ныряния, байдарки и лодки; несколько человек купались, другие нежились на солнце, третьи с крайне озабоченным видом, втирали в кожу масло для загара.
Возле Пуаро, на террасе сидели и беседовали те, кто не купался, обмениваясь замечаниями о погоде, новостях, опубликованных в утренних газетах, и доброй дюжине других аналогичных тем.
С уст сидящей слева от Пуаро миссис Гарднер беспрестанно лилась ровным потоком речь, что, впрочем, не мешало ей бодро постукивать вязальными спицами. Ее муж, Оделл С. Гарднер, скорее лежащий, чем сидящий в пляжном шезлонге с надвинутой на глаза шляпой, время от времени принимал участие в разговоре, но только когда к нему обращались, да и то ограничивался лаконичным ответом.
Справа от Пуаро сидела мисс Брустер, еще молодая женщина со спортивной осанкой, симпатичная, с начинающими седеть волосами и загоревшим на ветру лицом. Ее участие в беседе ограничивалось обычно несколькими репликами, произносимыми неизменно ворчливым тоном.
— Тогда я сказала мужу, — рассказывала миссис Гарднер, — пейзажи — это прекрасно, я всегда стремлюсь увидеть в каждой стране все, что в ней есть примечательного. Но ведь мы уже изъездили всю Англию или почти всю. Теперь мне хотелось найти маленький тихий уголок на берегу моря, где я могла бы спокойно отдохнуть. Я ведь именно так и сказала, не правда ли, Оделл? Местечко, где я могла бы спокойно отдохнуть. Так, Оделл?
Из-под шляпы мистера Гарднера донеслось «да, моя дорогая», явившееся для миссис Гарднер ожидаемым поощрением.
— Тогда, — продолжала она, — я отправилась к мистеру Келсо из агентства Кука. Он составил наш маршрут и оказал массу прочих услуг. Честно говоря, не знаю, что бы мы без него делали. В общем, я с ним встретилась, все ему объяснила, и он сказал, что нам следует приехать сюда. Он заверил меня, что это очень живописное местечко, спокойный уголок, далекий от мирской суеты, непохожий на те, где мы уже были, и обеспечивающий прекрасный отдых.
— Вот вы мне не поверите, месье Пуаро, но дело в том, что одна из сестер мистера Гарднера отправилась однажды на отдых в некий семейный пансион в спокойном уголке, далеком от мирской суеты и непохожем на то, что она уже видела. Там все оказалось замечательно, кроме… туалета. Кошмар! С тех пор мой муж остерегается таких удаленных уголков. Не правда ли, Оделл?
— Совершенно верно, моя дорогая, — раздалось из-под шляпы.
— К счастью, мистер Келсо нас сразу же успокоил. Он сказал, что санитарное оборудование «Веселого Роджера» сверхсовременное и что кормят там превосходно. Я должна признаться, что это чистая правда. И еще мне по душе то, что мы здесь в своем кругу. Вы понимаете, что я имею в виду? Местечко здесь маленькое, так что все друг друга знают и все друг с другом разговаривают. Я всегда говорю, что если в чем и можно упрекнуть англичан, так это в том, что им нужно два года для того, чтобы «оттаять». После этого они становятся очаровательными людьми. Мистер Келсо сказал нам также, что сюда съезжаются на редкость знаменитые персоны, и в том он тоже не ошибся. Например, вы, месье Пуаро, мисс Дарнли… Вы не можете себе вообразить, месье Пуаро, что со мною было, когда я узнала, что вы будете здесь. Я была просто вне себя от радости и от съедавшего меня любопытства. Не правда ли, Оделл?
— Да, моя дорогая. Лучше и не скажешь.
Мисс Брустер вступила в разговор, заметив со слегка грубоватой прямотой, что Пуаро является «подлинным аттракционом пляжа». Подняв обе руки в знак протеста, маленький детектив стал отнекиваться, но больше из вежливости, тогда как миссис Гарднер продолжала тем же размеренным голосом:
— Видите ли, месье Пуаро, я много слышала о вас. Особенно от Корнелии Робсон. Мы с мистером Гарднером отдыхали вместе с ней в Баде. Она, естественно, рассказала нам все об этой истории, случившейся в Египте, и об убийстве Линет Риджуэй. По словам Корнелии, вы просто кудесник, и я умирала от желания познакомиться с вами. Не правда ли, Оделл?
— Совершенно верно, дорогая.
— Мисс Дарнли, это совсем другое дело. Представьте себе, что я верная клиентка «Роз Монд». И я не имела понятия, что «Роз Монд» принадлежит ей. Вся ее одежда сшита с таким шиком! У нее есть чувство линии. Мое вчерашнее платье куплено у нее. И впридачу она прелестная женщина…
Майор Барри, сидевший рядом с мисс Брустер, наблюдая своими большими, на выкате глазами за купающими и уловив возможность наконец высказаться, начал было говорить о том, что у мисс Дарнли очень привлекательная внешность, но миссис Гарднер уже подхватила оброненную нить своего монолога:
— Должна признаться, месье Пуаро, когда я узнала о том, что вы тоже будете здесь, это явилось для меня своего рода шоком. Разумеется, я была в восторге от мысли встретиться с вами, мистер Гарднер сможет вам это подтвердить. Но с другой стороны, я подумала, не приехали ли вы сюда по… профессиональным соображениям? Вы понимаете, что я имею в виду? Какое-нибудь тело? И так как я крайне впечатлительна — мой муж вам это подтвердит, — мысль о том, что я могу оказаться замешанной в какую-нибудь уголовную историю… Вы понимаете меня, месье Пуаро?
Мистер Гарднер прочистил горло и сказал:
— Месье Пуаро, миссис Гарднер крайне впечатлительна.
— Позвольте мне ответить вам, дорогая миссис Гарднер, — ответил Пуаро, — что я приехал сюда по тем же соображениям, что и вы: приятно провести отпуск и отдохнуть. Об убийцах я сейчас и не думаю.
— На острове Контрабандистов тел не найдешь, — заявила мисс Брустер своим хрипловатым голосом.
— Это не совсем точно, — заметил Пуаро, сделав жест в сторону пляжа. — Кто лежит на пляже? Мужчины и женщины? Может быть… Но они настолько безлики, что на самом деле это всего лишь тела. Не более!
Мистер Барри вступил в разговор с видом знатока:
— Возможно. Но даже если на мой вкус в своем большинстве они слишком худые, там все же есть несколько экземпляров, на которые приятно посмотреть!
Пуаро энергично запротестовал:
— Я придерживаюсь другого мнения! Им не хватает таинственности! Может быть, в силу моего возраста я и принадлежу к людям старого мышления, но во времена моей молодости все было иначе! Щиколотка, мелькнувшая под вьющимся подолом платья, приятная округлость бедра, угаданная сквозь ткань, колено, случайно подмеченное в шуршащей пене украшенных бантиками нижних юбок…
Источник